Я - истребитель. Я — истребляю

Снова попив воды из чайника, я поблагодарил с Машу и спросил:

— Так, когда я на ноги встану?

— У вас тяжелые ранения. Полгода в госпитале это минимум, что я могу вам обещать, и это если осложнений не будет. А пока отдыхайте. Помните что сон лучшее лекарство.

— Понятно. Да, кстати, а какое сегодня число и время?

— Второе сентября. Десять часов дня. Отдыхайте, — сказала Елена Степановна и, подхватив папку, в которую что-то записывала при обследовании, направилась к выходу, а вот сержант задержался. Выпроводив всех из палаты, он подошел к койке и присев на стул, сказал:

— Ну что Суворов, давай знакомиться?

— Давайте, — ответил я осторожно.

— Я в курсе, так что со мной можешь разговаривать спокойно.

— Вы это о чем? — разыграл я удивление.

— Дивизионного комиссара помнишь? Макарова?

— Помню, — кивнул я.

— Ну вот и хорошо. А теперь давай рассказывай все что произошло, начиная с вылета на сопровождение бомбардировщиков…

— Шредера? — изумленно воскликнул я.

— Именно.

— Да вы шутите!!! Его группа была специально подготовлена для борьбы с асами противника, — не унимался я.

— Да точно, это он. Я тебе позже газету принесу он там с одним из своих подчиненных, капитаном Кляузе.

— Вот это новость так новость. Сколько говорите я сбил?

— Семь, восьмой разбился при посадке. Геринг рвет и мечет.

— Весело. Вы не знаете, что было после моей посадки?

— Ну почему не знаю, разговаривал я с вашим полковым особистом. Никифоров кажется. Он довольно подробно все рассказал, специально вам передать просил…

«….Что-то прохрипев, Вячеслав замер.

— Остановка сердца! — выкрикнула Лютикова, и с не девичьей силой оттолкнула Никифорова в сторону стала делать реанимационные действия. Особист ни сказал ни сказал не слова, наблюдая как деловито работает Марина.

Стоявшие вокруг бойцы и командиры молча наблюдали как она делает непрямой массаж сердца, и искусственное дыхание. Врач из полка Запашного, военфельдшер Микоян, контролировал ее, проверяя у лейтенанта пульс.

— Отошли все! Нам нужен воздух и освещение! — рявкнул он.

— Есть пульс, — через секунду выкрикнул Микоян. Через полчаса Суворов уже лежал на операционном столе, под капельницей и плазмой.

— Кровь больше не требуется, — отгоняла сестра Галя, добровольных доноров, от санчасти.

Как только шумиха вокруг раненного улеглась, и все снова занялись своими делами, иногда замирая и глядя на санчасть, к Запашному подошел приехавший с Никифоровым сержант, и лихо кинув руку к пилотке, представился:

— Товарищ подполковник. Старший сержант Суворов, представляюсь по случаю назначения.

— Суворов? — удивленно спросил подполковник, изумленно разглядывая лицо новичка.

— Да. Алексей Николаевич, — подтвердил Алексей, уже устав объяснять попутчикам и незнакомым людям, что он не тот Суворов, который всем известен, хоть и похож.

— Похож, — как будто прочитав мысли Алексея, задумчиво сказал Запашный, — только цвет глаз другой, у Вячеслава они голубые, а у вас сержант, карие.

Вокруг новичка с таким знакомым и родным всем лицом стали собираться все, кто был рядом. Слышались удивленные ахи и охи.

— Так вы родственники? — спросил Никитин.

— Нет, товарищ подполковник. У меня уже интересовались два месяца назад товарищи из органов, но я сразу сказал им, что не знаю Вячеслава Суворова.

— Но ведь похож, — выкрикнул кто-то из толпы.

— А ну все разошлись! — рявкнул Запашный.

Бойцы как-то мгновенно испарились, вслед за ними потянулись летчики обоих полков, бросая на ходу любопытные взгляды на двойника всеми любимого летчика.

— Пойдемте в штаб там и поговорим! — приказал Запашный и командование обоих полков, включая сержанта, потянулись к штабу.

Пока начштаба изучал документы сержанта о переводе, комполка расспрашивал сержанта, одновременно приглядываясь к нему, и чем больше он наблюдал за ним, тем больше понимал, какая между ними разница.

Характеры у двойников были совершенно разными. Вячеславу достаточно просто поговорить с любым незнакомым человеком, рассказать пару анекдотов, как они уже неразлучные друзья, ну приятели в крайнем случае, настолько он был общителен, и интересен как собеседник. Алексей был другим, серьезен, не многословен, редко улыбчив. От Вячеслава, просто от общения с ним набираешься позитива, именно поэтому многие летчики так любили его вечерние посиделки, пока не начались концерты. Алексей же такого настроя не давал.

— Документы в порядке, — сказал начштаба.

— Ну что ж сержант. Назначаю вас во вторую эскадрилью. Какими машинами владеете?

— Перед самым выпуском одним из первых сдал на отлично пилотирование новейшим истребителем «ЛаГГ».

— О, как? Даже здесь похожи… Ладно сержант приступайте к службе…»

— И что сейчас этот двойник летает в моем полку? — спросил я задумчиво. Значит, мне не показалось, я и вправду видел прадеда. Не бред, как я думал.

— Да. Насколько я знаю да. Хотели его выдать за тебя, но после отказались от этой идеи. Приказ сверху пришел, так что он уже не двойник, а просто очень похожий на тебя летчик и однофамилец, уж не знаю как так получилось

— А Лютикова?

— Довезла тебя до операционной, тут в Москве, но после того как тебя приняли местные врачи, отбыла по месту службы.

— А мои вещи?

— Все у завсклада.

— Понятно. А награждение?

— Ну я уж думал ты не спросишь. Думаю скоро. Как только сообщу, что ты очнулся, будут решать.

— Понятно. И что теперь будет?

— Ты как себя чувствуешь?

— Спать хочу.

— Я не о том, разговор с корреспондентами выдержишь?

— Конечно.

— Ну тогда завтра-послезавтра жди. Ставкой решено осветить твой подвиг. Бой нашего аса против десяти немецких — это очень сильно. Так что готовь речь. Я завтра днем приду к тебе, обсудим ее.

— Хорошо, — сладко зевнув, ответил я.

Как только особист вышел я накрылся одеялом, стараясь не шевелиться, и вспомнил о прадеде. Мы действительно были очень похожи.

Он был летчиком. Закончил войну гвардии капитаном, комэском в штурмовом полку. Начинал на истребителях, а закончил на илах. Но не это было странным. Уж я то знал, он мне сам рассказывал, что до конца сорок второго, он был инструктором в летной школе по боевому пилотированию, где получив звание младшего лейтенанта, все-таки добился отправки на фронт. Так что я никак не ожидал его увидеть на фронте в сорок первом. Как же я все-таки изменил историю, раз произошло такое?

Утром, меня осмотрела группа врачей всех возможных специальностей. Там даже был гинеколог, по совместительству стоматолог, который быстро осмотрев мои зубы, сказал, что все в порядке. Я его осмотр воспринял скептически, но не запретил, поизучав некоторое время мою пломбу на одном из коренных зубов, приговаривая:

— Чудесненько-чудесненько. Миленько. Кто делал? — судя по всему, пломба его изрядно заинтересовала.

Пришлось быстро сочинить историю, про незнакомого врача, который поставил ее. Врач отвязался, но в дальнейшем заскакивал ко мне периодически, осматривал зубы. Что-что, а с ними у меня было все в порядке — кроме этой злосчастной пломбы — зубы были ровненькие, белые, результат работы профессионального стоматолога. Родители кучу бабок вбухали в них, что позволило спокойно улыбаться, не стесняясь неровных зубов, как было ранее, в детстве.

Почти час врачи кружились надо мной, осматривая и записывая что-то в историю болезни. Наконец эта утомительная процедура закончилась и что-то обсуждавшие врачи вышли, предоставив работу медсестрам, и все началось по новой. Три медсестры стайкой кружили вокруг меня, ставя уколы и давая таблетки. Взяв несколько анализов, они также вышли.

— Как тяжело день-то начался, — пробормотал я, проводив их взглядом.

— Эй, а завтрак? — крикнул я вслед.

— Через десять минут усе будет, — сказала заглянувшая санитарка.

— Тогда ладно, а то я думал, забыли про меня, — пробурчал я. Все кто болеет становятся такими несносными, за собой я такого не замечал, но все бывает в первый раз в жизни.

День до обеда пролетел молниеносно, меня не трогали, так что я отдыхал, читая «свежую» газету недельной давности. Среди списка награждений моей фамилии не было, но своих я нашел, хорошо, что хоть их не обошел дождь наград. А вот про мой бой, там было все, так как выпуск был дополненный, как гласил заголовок. Видимо прошлой выпуске статья была общая, а в этом уже дополненная, увеличенная.

— Вот и почитаем, что тут пишут, — пробормотал я, разглядывая фотографии.

Статья была интересная, даже для меня. В принципе ничего так написано, кое-что неправильно, как-то, что я очнувшись когда меня вытаскивали из кабины самолета пробормотал: «Товарищ командир задание выполнено…» — и потерял сознание. Это был явный вымысел корреспондента. А вот бой был описан довольно грамотно, видна рука специалиста, похоже, корреспондент с фамилией Андреев нашел грамотного профи. Были вставки от подполковника Шредера, как его привезли в штаб фронта, и где он давал показания. Много что было. Упомянули даже про разбившийся восьмой «мессер» при заходе на посадку.

В общем, профессионально написанная статья про героя-летчика. Можно было бы возгордится, но нечем. Тут можно сказать одним словом, я в том бою дрался насмерть, решив для себя, что не отступлю. В общем, там я умер. Так решил для себя перед началом боя, и это помогло. Ни страха, ни каких других чувств, в том, уже известном на всю страну воздушном бою я не испытывал. Решив для себя: «Или я их, или они меня, другого не будет! Не отступлю!»

Именно поэтому я не боялся атак «мессеров» смело поворачивая им на встречу и встречая огнем, не обращая внимание на то, как на плоскостях и корпусе появляются все новые дырки, главное для меня было уничтожить как можно больше гитлеровцев. То, что я дрался с легендарной в мое время группой полковника Шредера, удивило меня. Если бы я знал до боя, шансов бы у меня не было. Совсем. Но я не знал, похоже, это и спасло, не погиб, выжил. Фото на обратной стороне заинтересовало меня. Там было командование моей дивизии. Около десятка командиров позировало перед камерой. С интересом я посмотрел на заголовок статьи.

— О как! «Успешный налет нашей авиации на крупный железнодорожный узел сорвали планы подготовки немецко-фашистских войск к крупному наступлению!» — вслух прочитал я.

Статья была интересная. Если отбросить мусор, то получалось группа наших бомбардировщиков примерно в тридцать машин, на рассвете налетела на этот узел, и смела бомбами все что только можно. Корреспондент написал, что с задания не вернулся только один самолет сбитый зенитками, это была явная ложь. Число можно смело увеличить раза, как минимум, в три. Думаю, не меньше пяти не вернулось. Уж я-то знаю, навидался, и как действуют немцы в таком случае, осведомлен прекрасно.

На фотографии был командир дивизии, начштаба, комиссар, и еще пятеро незнакомых командиров. Это они участвовали в разработке операции. Несколько секунд я разглядывал капитана стоявшего за левым плечом полковника Миронова. Это был тот самый командир, что я видел в беседке, когда прибыл к генералу. Что-то в его лице было знакомое, но я ни как не мог вспомнить.

Продолжая пристально рассматривать фото, краем сознание зацепил в памяти воспоминание, как вдруг в палату вошла санитарка с подносом. Время обеда. Воспоминание, как появилось, так и исчезло испуганное появлением Марьи Петровны. С легкой досадой бросив газету на табурет, что стоял рядом, я принялся за еду. Проводив взглядом уходящую с грязной посудой санитарку, почувствовал, что упустил что-то важное, но сколько я в дальнейшем не смотрел на фото, воспоминание ко мне больше не вернулось.

Уполномоченный особого отдела сержант госбезопасности Путилин Александр Яковлевич, готовился к приему военной и гражданской прессы. Суворов, очнувшийся вчера, выразил полную готовность для освещения своего беспрецедентного подвига.

Даже сержант, относившийся к подобным сообщениям довольно скептически, видел, что на это раз пресса не лгала, не преувеличила. Парень действительно герой, и гениальный летчик, как писали о нем в газетах. Еще раз просмотрев лист с фамилиями приглашенных корреспондентов Путилин снял трубку, но сказать ничего не успел, в дверь кто-то осторожно поскребся. Так делал только один человек, и Путилин знал кто:

— Войдите!

В кабинет сержанта проскользнула его осведомитель.

— Что Мария?

— Опять он пришел, — округлив глаза, сказала одна из санитарок.

Подхватив фуражку Путилин подхватив Марию под локоть выскочил в коридор и, заперев дверь, поспешил к кабинету главврача. Он знал, где найдет посетителя. Молодой лейтенант авиации, что сидел закинув ногу на ногу в кабинете врача, ничем ни привлекал к себе внимание. Самый обычный командир, которых много в нашей армии.

— …и когда его можно будет навестить? — спросил летчик, продолжая разговор.

— Сейчас он под полным обследованием, но думаю, завтра, если все будет нормально, я разрешу посещения, — ответила главврач.

В это время в кабинет без стука спокойно вошел местный особист. Было видно, что они с лейтенантом хорошо знакомы, так как пожали друг другу руки, как старые приятели.

— Елена Степановна, вы не оставите нас? Нам нужно поговорить наедине.

— Конечно, у меня как раз обход на втором этаже, — ответила главврач.

Как только женщина вышла, особист спросил:

— Ты опять на счет Суворова?

— Сам же прекрасно знаешь, чего спрашиваешь? — пожал плечами лейтенант.

— Зачем он тебе?

— Санька. Учеба у Мастера — это ТО, ЧТО МНЕ НАДО. Понимаешь? Это шанс, и я его не упущу. Хочу пробиться к нему в подразделение.

— Ох, Степа-Степа, что-то ты темнишь. Кстати, а где Василий? Это ведь его была идея?

— Его… Вызвали Васю. Летчиком-инспектором при Главном штабе ВВС назначали. Убыл по месту службы. Сердился очень, что не дождался.