Помоги проекту - поделись книгой:
Менталы почувствовали, когда кеноид взял человека под контроль, сняли крышку и удивленно присвистнули:
- Хрена се. Смотрите, ребята, это же ириний!
И верно, ящик до самого верха был набит серебристыми крупинками. Несведущий человек мог запросто спутать его со строительной мучкой, немного странной и блестящей, которая стоила немало миллионов в самой твердой валюте, в рублях. На одном кубическом сантиметре ириния, заключенном в топливный элемент, работяга «Пегас» или гоночный «Орион» могли работать около пяти лет. Гигант вроде «Руслана» или «Мрии» летал больше года, а советская космическая отрасль уже давно перешла на двигатели академика Шумана. Старый пройдоха хоть и сидел бирюком на Экс-один, но мечту о звездах не предал, давно рассчитал, спроектировал маршевые установки и передал особистам.
Крупинки побежали в стороны, из них показалась человеческая рука, схватилась за стенку и медленно подняла тело. Увидев лесников, урка пытался закричать, но Аргус заблаговременно заклеим ему рот и тому только и оставалось, что выпучив глаза медленно выбираться из ящика. Хмель заинтересованно зачерпнул горсть сребристого бисера:
- Елки, так он же ни хрена не весит. Кипа, а ну как подсоби!
Схватившись с обеих сторон за громоздкий ящик, они неожиданно легко оторвали его от пола и подняли над головой:
- Да тут только сами доски и весят. Знатно уркаганы устроились, да один такой ящик стоит… в общем много.
Аргус ослабил хватку и урка тут же забился между ящиков, что-то залепетав, прикрывая голову руками.
-М-да – задумчиво посмотрел на дрожащего бандюка ментал – знатно же его приложило. Вытянуть из него что-то путное не получиться. Жаль. Придется прибегнуть к прямой трансляции, не ждать же когда у него в голове просветлеет. Хмель, Горицвет – наверх, и смотреть в оба. Грета, Топаз - сканировать каждое шевеление, особенно от Шахт.
Как только лесники скрылись из виду, Ирис, неторопливо стянув автомат, уселся на один из ящиков, кивнув Кипарису:
- Ну что, Аргуша, включай фильму что ли…
На окне билась об стекло здоровая зеленая муха. Наглая, самодовольная, время от времени замолкала, а потом снова принималась громко жужжать. Упырь закинул ноги на стол, развалился на старом скрипучем стуле и отрешенно наблюдая за мухой цедил сквозь зубы горький дым. На душе было паскудно. То ли от вечно серого неба, то ли от перепоя, то ли от самой жизни. Жизнь не сложилось: в школе постоянные приводы в милицию, после выперли с технаря за постоянные пьянки и дебоши, а потом загребли в армию. И с концами. Говорят, многих армия исправляет, делает мужчинами, но и метелит по-черному. Хлебнул он, мало не покажется, попав под Нагорным Карабахом, где принимал участие в урегулировании конфликта, под раздачу. Пока валялся по госпиталям, в стране начался бедлам, позже он и сам не мог вспомнить, как, собственно, попал к браткам, видать сродство души и общность взглядов. А потом пошло поехало, то одно, то другое, в итоге несколько ходок, а потом Зона. А куда было еще деваться? Здесь довольно хреново, но жить можно, если не проявлять мягкотелость и оглядываться по сторонам. Но такой слабости за ним не водилось, сука жизнь давно вытравила всю человечность каленым железом, вбивая простой принцип – или ты, или тебя.
От дальнейших размышлений его отвлекла скрипнувшая дверь и просунувшаяся небритая, одутловатая харя Грызла:
- Тут это, Совок к тебе припер. Говорит, есть базар, пустить?
- Пусти, только пусть ласты вытрет на пороге, а то развели свинарник, пройти негде.
Грызло довольно осклабился, за дверьми раздалась ругань, от которой у нормального человека уши свернулись бы в трубочку, потом пара звонких затрещин и стало слышно как Совок, шумно сопя ноздрями, вытирает ноги. Влетя в комнату, он смачно сплюнул на пол и уселся на ящик:
- Народ нервничает, Упырь. Мы этого песочка нагребли уже до хрена ящиков, а лаве нету.
Упырь приоткрыл глаза:
- Да ты никак буквы знакомые вспомнил, книжек начитался, и решил мне черную метку принести?
- Че? – уставился на него круглыми глазами Совок.
Упырь подумал как-то глупо, в сущности, прошла жизнь, неправильно, растратившись на мелочевку, а потом, морщась от раскалывающей голову боли медленно процедил:
- Предьяву решил кинуть? Так я могу напомнить, кто протоптал тропинку сквозь тоннели и нашел в них этот самый песочек. Он, кстати, ириний зовется и стоит столько, что тебе, крыса позорная, и не снилось. Думал, не знаю, как ты по боковым шнекам его растаскиваешь в надежде пихнуть налево?
Совок сразу сник и начал ерзать под колючим взглядом Упыря:
- А смысл мотаться туда-обратно? Сначала копай этот песок, потом таскай сюда. Там же Колечко недалеко, и такая жуть нападает, никаких кустов не хватает. Чуть какой звук, так очко и дергается.
- А ты не очкуй, а лучше пошевели той извилиной, на которой у тебя уши держаться и вспомни, сколько на этом самом Кольце стоит танков.
На необезображеном интеллектом лице Совка нарисовалась напряженная работа мысли, он долго морщил лоб, чесал пятерней лысину, форсируя роботу упомянутой извилины, а потом сдался, не в силах вспомнить их численность:
- До хрена.
- Гений. Именно до хрена. А теперь скажи мне, откуда они там, на Колечке взялись?
- Ну, ясное дело, откуда – снизал плечами урка – вояки из-за Периметра нагнали.
Упырь мученически вскинул глаза к потолку, выпустил струю дыма и щелчком забросил окурок в пепельницу:
- Танки сами по себе не летают, верно? Напряги мозги еще немного. Ты же видел, что было, когда вояки пробовали высадить десант из самолетов? Никто живым до земли не долетел, а то, что долетело, даже отдаленно нельзя назвать человеком. Горелые ошметки мелкого помола.
- Ну, да – кивнул Совок, не понимая куда клонит пахан – видел, до сих пор снится. А только причем тут танки?
- Да притом, дубина, что они прошли по тоннелям. Тогда было еще можно пройти, и нет никаких гарантий, что сейчас их с той стороны не раскапывают. Как ты думаешь, кто первым ляжет под гусеницами, если раскопают?
Судя по выражению лица до Совка, наконец, дошел весь драматизм момента. Он заерзал еще сильнее:
- А что могут прорыть?
- Прорыли один раз, пророют и во второй. Вопрос когда. На той стороне Дзыня сейчас осторожно щупает нужных людей. Думаешь, выкатишь на тачке песочек из Шахт, и к тебе очередь станет? Это тебе не рыжье толкать, эта шняга пострашнее ядерной бомбы будет! Если заметут, то судить не станут, а пристрелят на месте, предварительно оторвав руки ноги и все остальное, спрашивая, где нарыл столько любопытного песочка.
Вот теперь Совок испугался по-настоящему, и на побледневшем лице отчетливо проступила заскорузлая щетина. Тревожно икнув, он начал бегать глазами по сторонам, будто высматривая, не бегут ли по их души вояки. Упырь осклабился, довольный воспитательным моментом. С ними только так и можно, быдло позорное. Пока им по голове не навернешь, хрен мозгами почешут. И сколько не говори, не суйтесь, придурки к Кольцу – лезут. Обгадятся от испуга и жуткой ломки, но лезут. Жадность потому что, желание быстрее урвать и спетлять из Зоны.
- Ну, это, бугор, прости урода. А я ведь про танки и не думал, тогда песочек нужно надо ныкать подальше.
- Раз ты такой смелый, бригадир, и даже решил на меня наехать, то скажу больше. Ты Гаврика знаешь?
- Тут рыл на хате много, и всех надо помнить и за спину оглядываться, чтобы никто не пырнул. Роет в песок, и кормить почти не надо, мозга почитай не осталось, в Кольце весь сгорел. Мычит только и слюни пускает.
- Так вот, бригадир, запоминай накрепко. На Большой земле не все ангелами сделались, кое-кто еще берет на лапу. Вопрос в количестве ломтей, и хоть бдят экологи, но денежка она душу греет. Умные люди шепнули - вояки поумнели и танки они гнали на Кольцо не просто так, а защиты всякой понавешали, вроде как у путников, и с мозгами сделали что-то, чтобы не боялись ни черта, ни Бога. Пси обработка называется. Но только она им не помогла, все как один сошли с ума, приблизившись к Шахтам. Помнишь такую сказочку - «волки от испуга скушали друг друга»?
- Ага – угодливо закивал бригадир - знатно грохотало, даже эту хату, стоящую дальше всех, снарядами изрешетило.
Упырь, встав со стула, вплотную приблизился к Совку и пристально посмотрел в его бегающие глазки:
- То, что ты крысятничал и наехать решил, прощаю. Отработаешь потом. Но если узнаю, что у Кольца третесь – всех прикопаю. Думаешь, чего из Шахт эта жуть вылезла, а? Вояки были слишком жадные, им мало было того песочка что наружу вылазил, они решили рыть вглубь, вот и вырыли еле ноги унесли. Жадность фраеров сгубила. И мы сдохнем, если будите туда лазить. Назад не вернетесь, это и туше ясно, но разбудите эту хрень. Усек, бригадир?
Совок закивал, стараясь убедить пахана, что землю жрать будет, но к Шахтам больше ни ногой, и тут раздались выстрелы. Выстрелы в Зоне не редкость, а будничная обыденность и норма выживания. Без ствола особо не погуляешь, а если погуляешь, то недолго и недалеко. Бригадир высунулся из окна, высматривая, у кого это руки растут из задницы и на что изводится уйма патронов, намереваясь популярно объяснить политику партии, как Упырь отшвырнул его в сторону и, холодея, посмотрел на темнеющие вдали остовы решетчатых сооружений. Со стороны Шахт, невзирая на стоящее в зените июньское солнце, перемахнув через ярок клубясь яростной приливной волной, катился туман. Выкинув длинные языки и переваливаясь сквозь прорехи бетонных плит, он вполз внутрь двора.
Ужас захлестнул подобно лавине, запустив костистые пальцы в животную природу, лишая возможности думать, превращая в зверя, который сидит в каждом из нас, спит в глубинах сознания, время от времени просыпаясь, ослепляя разум неконтролируемой вспышкой первобытной агрессии разрушающей все вокруг или же вопя от надвигающейся смертельной жути. В такие минуты всякое подобие человека исчезает, тело живет инстинктом самосохранения, спасаясь по трупам не успевших. Пальцы рефлекторно находили спусковой крючок даже без участия разума. Каждая мечущаяся тень была врагом, каждое шевеление – смертельной опасностью. Багровая пелена хлынула на глаза, и Упырь уже не видел, как мечется вооруженное людское стадо, как потемневший в одночасье день прочерчивают визжащие крошевом бетона очереди, озаряясь всполохами рвущихся гранат. Бежать, бежать, бежать! Бежать подальше, зарываться поглубже, еще глубже, вот так, вот так … тьма… тьма… тьма…
Ирис вышел из погружения, тряхнув головой, выбил из вытянутой пачки сигарету, прикурил и протянул Кипарису. Курил он редко, когда шалили нервы, но не каждый раз случается переживать такое. При эмпатическом слиянии исчезает всякая разница между тем, кто созерцает, и тем, кого вмещают. Упырь уже не скулил, только мерно дрожал, подобно мокрой псине. Пардон, Аргуша, не в обиду. Но Аргус перерос щенячьи обиды и сейчас работал на два фронта – сканировал окрестности и сшивал порванную паутину человеческого сознания. Именно так, сшивал, склеивал, приводил в порядок нарушенные нейронный связи, ища в закоулках дрожащего человекоподобного существа ту самую искру разума, которую при сильном потрясении многие теряют, обрывая связи с действительностью. Судя по мелькнувшему в глазах Упыря осознанному выражению и тому, как он затравленно завертел головой, ему удалось ее отыскать.
- Что не говори, Ирис, но выйдя из Зоны, я заделаюсь врачом. А что? Образование по психологии и психосоматике у нас такое, что академикам и не снилось. Ученость у нас боевая, прожитая, а не мудрено-вымученная, со степенями.
Кипарис присел рядом и, не отводя внимательных глаз с урки, курил длинными затяжками:
- Десять лет рядом с Доктором дорогого стоит. Сколько за это время можно диссертаций написать?
- Наверное, много. Только толку от них простому человеку, если о них знает лишь узкая кучка посвященных светил.
- Ну и что? Они свято верят Фрейду и Юнгу – а я Журбину и песьему племени! Собаки честнее. Вот его, к примеру, закачали бы галоперидолом по самые гланды и руки за спиной бантиком связали, но благодаря Аргусу снова человеком станет. Может даже лучше чем был. Человек ведь не сразу гнилой становиться, просто жизнь такая, скотская.
Ирис неопределенно кивнул, поднял забившегося меж ящики урку, и спросил:
- Идти сможешь?
Тот кивнул, тревожно озираясь по сторонам, пытаясь вспомнить, как он сюда попал. Стройный как индеец Кипарис пошел вперед, нарочно громко хрустя крошевом кирпича, показывая, что опасности нет. После сумеречного сознания ум еще слаб, и все решения принимает интуиция. Если впереди идущий уверено ступает и громко говорит - значит опасности нет. Упырь с ужасом смотрел в провал дверей, и Ирис вдруг подумал, что вся жизнь постигнутого бандита такой же провал, одна большая неизвестность без права и надежды на будущее. Убийственная, изнуряющая душу неопределенность, с горьким, тайным признанием, что жизнь прошла, промчалась мимо, словно мелькнувший за окном поезда пейзаж к которому не будет возврата.
Горицвет даже не повернулся на звук их шагов - он безошибочно мог сказать, что впереди идет Кипарис: шаг широк, слишком громок, напоказ, но в то же время пружинист и собран. Следом заплетающиеся шаги незнакомого человека: слышно как подошвы неосмотрительно скользят по острым граням рыже-красного кирпича, в конце Ирис: шаг мягкий, стелющейся, словно у кеноида. Но это понятно – ментал и кеноид со временем становятся целостным сознанием, не сливаясь, но и не разделяясь. Иногда на морде Аргуса блуждала улыбка Ириса, а у Ириса в бою часто оскаливались зубы, и пойми, кто есть кто.
- Все тихо? – Кипарис задумчиво скользнул глазами по синей тени клубящегося тумана, среди которого, показывались непонятные глыбы. Скорее всего, танки, о которых помнил Упырь. После эмпатического прикосновения воспоминания и ощущения одного становятся полным достоянием другого, и можно было пройти по нехоженым ранее местам с полным узнаванием каждого поворота и изгиба неровной, изрезанной балками местности. Внутри мы намного ближе, чем кажемся. Мы только внешне чужие. После прикосновения Степан Хмара, бандит получивший звучное прозвище Упырь стал своим - понятым, принятым. Постигнутым. И то, что он об этом еще не знал, было для них неважным. Хмель сидел на корточках, и, с рассеянным видом вертя в руках мелкие камешки, ронял их по одному в приютившиеся в тени стены развесистые стебли папоротника, не отводя взгляда от урки. Тот еще не до конца пришел в себя, но уже осознавал, что рядом чужие непонятные сталкеры, которые почему то не стреляют.
- Уверен, что нам туда? – кивнул Хмель в сторону клубящегося тумана.
- Доктор предупредил, если с ним что-то произойдет, то ответы мы должны искать здесь, у Шахт.
- Значит, он знал – скрипнул зубами Кипарис - предполагал. А что мы должны там искать? Ответы бывают разные.
- Он сказал, поймем сами. Нельзя всю жизнь давать готовые ответы – надо уметь видеть самим.
Лесники застыли на простреливаемой верхотуре подобно изваяниям. Стало тихо, так тихо, что было слышно, как гудит шмель, севший на мохнатое ухо дремавшего Топаза. Если он дремал - значит хорошо, значит спокойно, значит можно собраться с мыслями и подумать, не опасаясь, что где-то в подлеске сухо щелкнет выстрел снайперской винтовки. Впрочем, Топаз не спал, совсем еще юный, долголапый и угловатый был взят в прайд наравне с взрослыми и старался держаться уверенно, но отчаяние и горечь утраты Журбина нет-нет, да и захлестывала мыслительное пространство, выдавая его с головой.
- Есть предположения что это?
Ментал потер лоб:
- Высокий индекс выплеска. Очень похоже на то, что в Коридоре, только это гораздо активнее.
- Степа нам рассказал, как «это» тут порезвилось. Судя по сигнатуре воздействия, бьет оно глубоко, по предсознанию. Никакая психоблокада не выдержит и не спасет - «спецы» ее вешают гораздо выше.
- Похоже на прорыв, такое же чужое. Будет тяжело, но мы прикроем – глухо обронил Аргус – нас трое, вас четверо.
Ирис повернулся к бандиту, который при виде говорящего Агруса побледнел и судорожно вжался в стену:
- Мы идем к Шахтам. С нами не предлагаю - слишком опасно. Глупо терять второй шанс. Во дворе полно брошенного оружия, при желании выживешь. Но поможет ли оно снова стать человеком?
Он застучал каблуками по лестнице, следом потянулись остальные, растянувшись цепью, неспешно направились в сторону клубящегося тумана. А Степан еще долго стоял на промозглом ветру, смотря вслед уходящим, уронив голову и о чем то размышляя. Может быть, о том самом втором шансе, которого у многих не было.
- 05 -
Всполохи раскалывающие низкое серое небо были видны издали. Они вспыхивали у горизонта, скользили по дуге, угасали и появлялись с другой стороны. Меренков, посматривая на прикорнувших гостей хитро усмехнулся, щелкнул тумблерами и внезапно броня исчезла. Шуня едва не отпрыгнул, увидев с какой невообразимой скоростью несется старый видавший виды БТР над ровной как стол поверхностью. Потом провел рукой, и пальцы уперлись в метал.
- Что это?
- Еще одно свойство ириния. Не знаю, додумались ли до этого на Земле, но обзор чудесный. Хотел показать город до того как пересечем «петлю».
- Петлю? – Доктор трогал незримый метал и задумчиво хмурился.
- Сгущение «волны». Тут она физически ощутима, даже наши приборы ее регистрируют. Сдавливает город, ищет бреши в сознании. Ее сдерживают лишь пульсары. Пока их не было, мы потеряли тех немногих, кто выжил при переходе.
- Сколько выжило? – поднял глаза Звездочет.
Капитан стиснул зубы и бросил через плечо, посматривая на приближающиеся блики:
- Около трех тысяч. Точного числа не знаю, все списки у Стержнева, а люди здесь гибнут каждый день.
- И что, все от бесформов и «волны»?
- Не только. Многие гибнут в городе, вернее в том, что от него осталось. Проблемы с голодом нам удалось избежать, американцы ходят на лов в глубину акватории. Жизнь зародилась в воде и там она все еще держится. Звучит смешно – на рыбалку на авианосце, но это так. Смотреть на пойманный ими улов страшно, но после обеззараживания можно есть. С остальным сложнее: не хватает одежды, здесь она быстро ветшает, расползается прямо под пальцами и прочих, элементарнейших вещей. Мы пытаемся найти все это в руинах. Прошло два года, но там до сих пор все рушится, чуть не так ступишь, и из провала тебя уже не вытянут.
- И как же вы выживаете? – Мистраль оторвал взгляд от бегущей равнины, покрытой жидкими островками травы.
- Вот так и выживаем. Как умеем, как можем, иного не дано. Сам вспомнишь, когда увидишь.
Между тем проснулись остальные, измученные длинной дорогой, с удивлением рассматривая сквозь прозрачную броню тянувшиеся полосы травы, чахлые кусты, мелькнувшую косу бухты с зеленой водой и стало мелких копытных, что при виде БТРов не только не разбежались, а наоборот, столпились на укатанной шипастыми шинами дороге.
- А это кто? – Понырев вплотную приблизил лицо к броне, стараясь во всех подробностях рассмотреть огромные глаза и бурые спины, толпившиеся возле машин, заставив сбавить ход.
Капитан постучал по броне, оттуда спрыгнуло несколько бойцов и, подняв руки над головой, застыли. Теперь гости могли во всех подробностях рассмотреть животных, которые обступили солдат плотным кольцом. Это были косули, или, по крайней мере, были очень на них похожи. Они осторожно терлись о форму влажными носами, пряли ушами и отходили в сторону. Вскоре их немногочисленное стадо завершило удивительное паломничество, и застыло в стороне. Бойцы заскочили обратно, махнули рукой и БТР устремился к близким мачтам исполинских антенн.
- Чего это они? – Шуня недоумевающе смотрел на чему то улыбающихся Доктора и Полину.
- Подпитываются человеческой энергетикой. Мы связаны с окружающим миром намного теснее, чем думаем. Они нуждаются в нас точно так же, как мы в них. Мы питаем их своим полем, а они жертвуют некоторыми особями для выживания всего вида. Так ведь, капитан?
- Именно – уважительно кивнул Меренков – когда мы пришли из руин, тут было голо, один камень. Сначала пользовались природными пещерами, прячась от пепельного дождя, а потом от бесформов. Наше счастье, что Стержнев со своими ассистентами благополучно пережил переход в защищенном бункере НИИ, а потом перебрался сюда. Бункер был маленький, туда отправили детей, их было немного, но они легче всего адаптировались к этому миру…
Внезапно в головах зазвенело, будто кто-то огромный наступил на грудь, вышибая воздух, поплыло, в ушах раздался вкрадчивый сбивающийся шелест скребущийся изнутри головы. БТРы надсадно взревели, и колона рывком проскочила через громадные решетчатые ворота, оплетенные колючей проволокой, по которой гуляли всполохи. Капитан выскочил наружу, протягивая остальным руку:
- Ничего, это только в первый раз плохо, дальше привыкаешь. Гонки со смертью - кто не успел, тот опоздал.
Из собравшейся толпы наперед вышагнул высокий человек с резкими чертами лица, и Звездочет узнал Вишневского, возглавившего зачистку Севастополя от американского десанта. Меренков отдал честь, а Вишневский напряженно скользил по лицам гостей, при виде Звездочета вымучено, едва заметно улыбнулся:
Поделиться книгой: