Потаенное наслаждение

Джена Шоуолтер

Потаенное наслаждение

Глава 1

Рейес стоял на крыше Будапештской крепости — пять этажей в высоту — рискованно балансируя на краю наивысшего карниза. Над ним луна проливала с небес красно-желтый свет, напоминая кровь с проблесками золота, тьму вперемешку со светом, свежие раны на тянущемся в бесконечность черном бархатном пологе. Он взирал на мрачную, поджидающую его пустоту — насмешливая твердь земли раскидывала руки в стороны, стремясь обнять его.

— Тысячи лет, а я по-прежнему опускаюсь до этого.

Порыв ледяного ветра разметал его волосы в разные стороны, щекоча обнаженную грудь, так что проклятая бабочка запульсировала на шее, напоминая о запекшейся там крови. Но это была не его кровь. Нет, не его, но его друга. Каждое прикосновение волос к этому явному доказательству жизни и смерти подбрасывало дров в искрящийся костер его вины.

Он столько раз приходил сюда, желая того, что никогда не случится. Столько раз он молил об отпущении, освобождении от ежедневных терзаний. От причиняющего их демона. Освобождения от полной зависимости от самобичевания.

Его мольбы никогда не удостаивались ответом. И не удостоятся.

Таков он, и это не изменится. Агония его будет только нарастать. В прошлом — бессмертный воин богов, теперь же — Повелитель Преисподней, одержимый одним из духов, что некогда были заточены в ларце Пандоры. От почета — к бесчестью, от любви — к презрению. От счастья — к непрерывному страданию. Такую нить соткала для него мойра Клото.

Мужчина стиснул зубы. Смертным был известен ларец Пандоры, как нечто из легенд; он же знал его как источник своего вечного грехопадения. Много веков назад они с друзьями бросили вызов, открыв его; теперь сами они стали сосудами, вмещающими демонов.

«Прыгай», — взмолился его демон.

Его демон — Боль. Его постоянный спутник. Соблазнительный шепот в глубинах мозга, темное создание, жаждущее зла. Сверхъестественная сила, с которой он борется каждую чертову минуту каждого проклятого дня.

«Прыгай».

— Еще нет.

Еще пару секунд предвкушения, осознания того, что большинство его костей разлетятся на осколки от удара. Он ухмыльнулся этой мысли. Острые как бритвы, они проткнут его поврежденные, набухшие органы, которые лопнут точно шарики с водой; кожа не выдержит внутреннего давления и на этот раз он будет перепачкан собственной кровью. Агония, блаженная агония поглотит его.

Хотя бы на некоторое время.

Его улыбка медленно угасла. Через пару дней — часов, если он не сумеет пораниться достаточно сильно — его тело целиком и полностью исцелится. Он снова очнется в полном здравии, демон Боли снова будет отдавать ему мысленные приказы, слишком громкие, чтобы их не замечать. Но в течение тех благословенных минут, прежде чем его кости начнут срастаться, органы восстанавливаться, а кровь вновь заструится по венам, он погрузиться в нирвану. Попадет в рай. Придет в неописуемый восторг. Будет извиваться в несказанном наслаждении, которое приносит с собой боль — единственный источник его наслаждений. Демон заурчит от крайнего довольства, опьяненный и оглушенный ощущениями, и на Рейеса снизойдет благословенный покой.

На краткий миг. Всегда только на один краткий миг.

— Мне не надо напоминать насколько быстротечно мое спокойствие, — пробормотал он, отмахиваясь от гнетущей мысли. Ему известно, как стремительно течет время. Год кажется днем. А день — минутой.

Все же порой и дни, и годы становились чем-то относительным для него. Просто еще одной условностью жизни для Повелителя Преисподней.

«Прыгай», — приказал демон Боли. Затем более настойчиво: «Прыгай! Прыгай!»

— Сказал же. Через пару секунд.

Рейес опять осмотрелся по сторонам. Зазубренные камни поблескивали в лунном свете, их окружали лужицы прозрачной воды, подернутые рябью от ветра. Туман вздымался точно пальцы призрака, подзывающего его ближе.

«Твой враг умрет, если ты вонзишь кинжал в его глотку, да», — мысленно сказал он демону, — «но покончив с ним, ты уже не сможешь смаковать предвкушение битвы».

«Прыгай!»

Приказ-рев, нетерпеливый и нуждающийся, как каприз младенца.

«Скоро».

«Прыгайпрыгапрыгай!»

Да уж, временами демоны напоминали скулящих человеческих детенышей. Рейес взъерошил свои запутанные волосы, вырывая парочку прядей. Он знал лишь один способ заткнуть рот своей второй половине. Повиновение. Зачем он вообще пытался противиться и наслаждаться моментом, он и сам не знал.

«Прыгай!»

— Может быть, на этот раз тебя отправят обратно в ад, — пробормотал он.

Надеяться никто не запрещал. Наконец-то он раскинул руки в стороны. Закрыл глаза. Нагнулся…

— Спустись оттуда, — услышал он голос позади себя.

Веки Рейеса распахнулись от непрошеного вторжения, и он замер. Восстановил равновесие, но не обернулся. Знал, зачем пришел Люциен, и стыдился взглянуть в лицо другу. Хотя воин понимал, с чем ему приходилось иметь дело из-за своего демона, но понимания для другого своего поступка он вряд ли дождется.

— Как раз намеревался спуститься. Уйди, и я покончу с этим.

— Ты знаешь, что я имел в виду, — в тоне Люциена не было ни намека на смех. — Мне надо поговорить с тобой.

Густой аромат роз внезапно наполнил воздух, пьянящий и свежий и столь не характерный для поздней зимы, что Рейес поклялся бы, что его перенесли на весеннюю лужайку. Смертный счел бы его гипнотическим, убаюкивающим, почти наркотическим, и сделал все, о чем бы ни попросил воин.

Рейеса же он просто раздражал. После тысяч проведенных вместе лет, Люциен должен был знать, что его аромат не имеет власти над ним.

— Поговорим завтра, — напряженно сказал он.

«Прыгай!»

— Говорить будем сейчас. После — делай, что заблагорассудится.

После того, как Рейес сознается в своем последнем преступлении? Ну, уж нет. Чувство вины, стыд и скорбь доставляют эмоциональную боль, но ничто из этого не смягчит его демона. Лишь только физические страдания приносят облегчение, именно потому Рейес всегда столь усердно оберегал свое эмоциональное самочувствие.

«Да уж, ты об этом замечательно позаботился».

Он провел языком по зубам, не будучи уверен в том, кто прошептал это саркастическое замечание. Он сам или демон Боли.

— Не в духе я сейчас, Люциен.

— Как и все остальные. Как и я.

— У тебя, по крайней мере, для утешения имеется женщина.

— У тебя есть друзья. Есть я.

Люциен, хранитель демона Смерти, сопровождал души умерших до места последнего пристанища, будь то небеса или глубины геенны огненной. Он был всегда спокойным стоиком — почти всегда. Он стал их лидером, к которому каждый живущий в Будапеште воин обращался за советом и помощью.

— Поговори со мной.

Рейес не любил отказывать другу, но убеждал себя, что лучше Люциену не ведать о его недостойном проступке.

Думая об этом, Рейес осознал истинную причину подобной лжи: свою постыдную нехватку смелости.

— Люциен, — начал он, умолк. Зарычал.

— Маячок был извлечен и никто не знает, где находится Аэрон, — сказал Люциен. — Чем он занимается, убил ли он всех тех смертных в Штатах. Мэддокс сказал, что звонил тебе сразу после Аэронового побега. Потом Сабин сказал, что ты поспешно покинул Храм Неназываемых в Риме. Не хочешь рассказать, куда ты ездил?

— Нет, — он на самом деле не хотел. — Но ты можешь спать спокойно — Аэрон больше не способен убивать смертных.

Повисла пауза, в течение которой аромат роз усиливался.

— Почему ты так уверен?

Люциен хотел задеть его этим вопросом.

Рейес передернул плечами.

— Сказать, что я думаю по этому поводу? — если ранее тон Люциена был резким, то сейчас он звенел ожиданием. И страхом? — Ты направился за Аэроном в надежде защитить девушку.

Девушку. Аэрон похитил девушку. Аэрон получил приказ от новых богов, Титанов, убить девушку. Рейес бросил лишь один взгляд на девушку и позволил ей вторгнуться в самые свои потаенные мысли, присутствовать в каждом своем движении и превратить себя во влюбленного дурачка.

Одним лишь только взглядом она изменила его жизнь, и не в лучшую сторону. И все же тот факт, что Люциен отказывался называть ее по имени, выводило Рейеса из себя. Рейес желал эту девушку сильней, чем удара топором по черепу. Для одержимого демоном Боли это что-то да значило.

— Ну? — напомнил Люциен.

— Ты прав, — сквозь зубы процедил Рейес.

«Почему бы не признаться?» — внезапно подумалось ему.

Он находился в смятении, и игра в молчанку лишь усиливала его. К тому же друг не смог бы возненавидеть его сильнее, чем он сам ненавидел себя.

— Я отправился на поиски Аэрона.

Соперничающее тяжестью с железными оковами признание повисло в воздухе, и он умолк.

— Ты нашел его.

— Я нашел его, — Рейес приподнял плечи. — И я… уничтожил его.

Камни крошились под ботинками Люциена, когда он ринулся вперед.

— Ты убил его?

— Хуже, — Рейес по-прежнему не обернулся. Он тоскливо взирал вниз, на поджидающую его землю. — Я похоронил его.

Звук шагов внезапно стих.

— Ты похоронил его, но не убил? — замешательство слышалось в тоне Люциена. — Не понимаю.

— Он намеревался убить Данику. Я видел муку в его глазах и знал, что он не хочет делать это. Я сбил его с ног, чтобы помешать этому, и он поблагодарил меня, Люциен. Поблагодарил меня. Он умолял меня остановить его навсегда. Умолял забрать его голову. Но я не смог выполнить просьбу. Занес меч, но не смог этого сделать. Потому попросил Кейна привезти мне Мэддоксовы цепи. Поскольку Мэддоксу они больше не нужны, я использовал их, чтобы запереть Аэрона под землей.

Когда-то Рейесу приходись каждую ночь приковывать Мэддокса к кровати, наносить ему шест ужасных ран в живот, выполняя проклятие и зная, что воин проснется утром и ему придется убивать его снова и снова. Такой вот он друг.

За сотни лет Мэддокс смирился с проклятием. Однако необходимость сковывать его не отпала. Будучи хранителем демона Насилия, Мэддокс имел обыкновение нападать без предупреждения. Даже на друзей. И будучи весьма силен, он за считанные секунды освободился бы от сделанных руками человека оков. Потому им были посланы цепи, выкованные богами, цепи которые никто, даже бессмертный, не смог бы открыть без соответствующего ключа.

Подобно Мэддоксу Аэрон был беспомощен пред ними. С самого начала Рейес отказывался использовать их, не желая отбирать оставшиеся у друга крупицы свободы. К сожалению, как и с Мэддоксом, это оказалось необходимым.

— Рейес, где Аэрон?

Вопрос маскировал приказ, отданный воином, который привык мгновенно добиваться желаемого. Воином, который обещал неприятные последствия при малейшем промедлении.

Рейес не был испуган. Просто ему не хотелось разочаровывать воина, которого он любил как брата.

— Этого я тебе не скажу. Аэрон не желает освобождения. А если б и захотел, не думаю, что я освобожу его.

Таков крест Рейеса.

Новая минута молчания повисла меж ними, наполненная еще большим напряжением и ожиданием.

— Я и сам могу его отыскать. Ты же знаешь.

— Ты уже пытался и потерпел неудачу, иначе тебя бы здесь не было, — Рейес знал, что Люциен умел проникать в спиритуальное измерение и выслеживать человека по его уникальному энергетическому следу. Правда временами след тускнел или становился нечетким.

Рейс подозревал, что Аэронов след не был отчетлив, поскольку воин был не в себе.

— Ты прав. Его след обрывается в Нью-Йорке, — мрачно сознался Люциен. — Я могу продолжить поиски, но это потребует времени. А лишним временем никто из нас сейчас не располагает. Уже две недели потрачены впустую.

Рейес отлично знал об этом, поскольку каждый день ощущал, как тугая петля затягивается на его шее. Ловцы, их главный враг, даже сейчас искали ларец Пандоры, надеясь с его помощью удалить демонов из всех воинов, уничтожая мужчин и заключая в плен монстров.

Если воины желали и далее здравствовать, они должны были отыскать ларец первыми.

Хотя сейчас в его жизни царил хаос, Рейес не был готов распрощаться с ней на веки вечные.

— Скажи мне, где он, — сказал Люциен, — и я верну его в крепость. Помещу его в подземелье.

Рейес фыркнул.

— Однажды он сбежал. Сделает это снова. Полагаю даже из Мэддоксовых оков. Его жажда крови придает ему такую мощь, с какой я прежде не сталкивался. Пусть остается там, где он есть.

— Он твой друг. Он — один из нас.

— Сейчас он — «гнилой фрукт», и тебе это известно. Большую часть времени он не отдает отчета своим действиям. Он убил бы тебя, подвернись такой случай.

— Рейес…

— Он уничтожит ее, Люциен.

Ее. Данику Форд. Девушку.

Рейес видел ее лишь только пару раз, еще меньше говорил с ней, но все же жаждал ее всеми фибрами души. Этого он не понимал. Он — мрак, она — свет. Он был отвратителен, она — воплощение невинности. Он не подходил ей по всем параметрам, но все же когда она смотрела на него, весь его мир обретал смысл и порядок.