Дневник ангела-хранителя

Вот почему той ночью я дождалась отбоя, прежде чем испытать свой заржавевший голос. Я встала и, убедившись, что другие ангелы не смотрят, вдохнула и приготовилась петь. Мой юный любимый сказал: «Моя мать не будет возражать…» Я тихонько запела, и Марго шевельнулась во сне, ерзая на комковатом матрасе. А мой отец за то, что ты простушка, не перестанет тебя уважать… Я старательно выдерживала мотив и чуть повысила голос. И она шагнула прочь от меня, и вот что она сказала: «Это не продлится долго, любовь, только до нашей свадьбы!» Марго открыла глаза.

Я почувствовала, как водопады на моей спине приподнялись — я видела, что так же поднимались крылья Шерен, как штормовые дуги. Я увидела, как аура Марго стала шире, приобрела более глубокий цвет. Она смотрела прямо на меня, но не видела и не слышала меня. Она чувствовала только, как что-то изменилось в глубине ее души. Я запела громче, пока ангелы в комнате не стали на меня оглядываться. Когда она шагнула прочь от меня и пошла через ярмарку… Теперь я видела сердце Марго, более сильное, исцеленное. А потом увидела ее душу, этот круг белого света, похожий на яйцо, сердце, полное одного желания: желания иметь мать.

Пока я пела, я изо всех сил сосредоточилась на той семье, которую видела в деревне. В голове моей сложился план, и я постаралась передать его Марго.

Распусти слухи, что ты проводишь ночь в Могиле. Прячься в котельной до рассвета, потом прокрадись на двор и, когда фургон доставки отъедет, запрыгни в него сзади и спрячься под мешками с углем. Когда он замедлит ход, чтобы пересечь овечью решетку у начала деревни, спрыгни и беги в дом с небесно-голубой дверью. Они впустят тебя.

Когда я перестала петь, Марго сидела в кровати, подтянув костлявые колени к груди, обдумывая этот план. Я видела ее мысли: она представляла себе обрисованный мной побег, взвешивала его. Да, она думала. Фургон доставки приезжал каждую пятницу в пять часов — значит, он приедет послезавтра. Она видела его несколько раз. Старый Хью, водитель, был глух на одно ухо. Она использует это преимущество.

На следующее утро она призналась Тилли, одиннадцатилетней девочке, спящей на верхней койке, что ее отправляют той ночью в Могилу.

— Ой, за что?

Марго об этом не подумала.

— Э-э… я корчила рожи мисс Маркс.

— Ты скорчила рожу мисс Маркс? Ты храбрая девочка! Подожди, пока об этом узнают остальные!

За обедом каждый стол гудел от слухов. История обрастала все новыми подробностями. Марго не просто скорчила рожу. О нет! Она назвала мисс Маркс в лицо навозной кучей. Потом, когда мисс Маркс попыталась отволочь Марго в свой кабинет и избить, Марго залепила ей пощечину, дважды, а потом задрала ей юбку и показала ее голую задницу. Теперь Марго проведет в Могиле целую вечность.

Марго столкнулась с проблемой: она не могла организовать себе эскорт к Могиле. Недавняя традиция требовала, чтобы Хильда и мистер О'Хара отволакивали обнаженного нарушителя порядка в Могилу из спальни ночью: публичный спектакль был теперь важен, поскольку Хильде было необходимо удовлетворить свою жажду наказаний. Поэтому Марго распространила другой слух — она собирается спрятаться от них, чтобы немножко затруднить им задачу. В конце концов, ее наказание и так было очень суровым. Разве они смогут сделать его еще хуже?

Во всем этом была доля правды: Марго действительно спряталась. После ужина, подстрекаемая большинством других детей, она уложила в сумку объедки и нырнула в коридор, ведущий к котельной. В котельной она натянула на колени одеяло и стала ждать.

Я сообщила о случившемся остальным ангелам. Шерен с участием посмотрела на меня.

— Ты знаешь, что случится, не правда ли?

Я покачала головой.

Я не помнила этого события, просто очень надеялась, что нам все удастся. Шерен вздохнула и вернулась в кабинет Хильды, пообещав сделать все, что сможет.

К счастью, была очередь мистера Киннайрда давать отбой. Когда он быстро обходил спальни, делая подсчеты, то обнаружил, что постель Марго пуста.

— Она в Могиле, сэр, — объяснила Тилли.

— О? — Он сверился с записями. — В Могиле никого нет, во всяком случае нынче ночью.

— Вы снова забыли свои очки, да, сэр?

Он их забыл.

— Да. Забыл. Что ж. Тогда я ее отмечаю, верно?

Тилли кивнула. По комнате пробежал шепот. Мистер Киннайрд ничего не заметил.

Марго не могла спать, несмотря на то что тепло в котельной манило ко сну. Скулеж и время от времени постукивание в трубах заставляли внутренности Марго скручиваться от страха — вдруг кто-нибудь догадается о плане, придет и вытащит ее отсюда. Я оставалась с ней всю ночь; когда она начала дрожать от холода и ужаса, закутала в свое платье и пообещала, что мы непременно справимся. Видение семьи в деревне было таким ясным, что Марго могла разглядеть их лица. Она томилась по ним. Она будет барабанить в их дверь и умолять впустить ее. Я буду приносить вам завтрак в постель. Я буду делать всю-всю работу по дому, только спасите меня из Дома Святого Антония, только дайте мне семью.

Звук похрустывающего гравия прорезал тишину в пять часов утра. Было все еще темно, но лучи солнца уже дразнили горизонт. Раздался неровный шум двигателя фургона доставки. Высокое фальшивое гудение.

— Пора, — сказала я Марго.

Она подняла сумку, тихо отворила дверь и на цыпочках вышла на жалящий утренний воздух.

От боковой двери она видела водителя перед домом, его тяжелые сапоги медленно топали туда-сюда от фургона к входу. Он сваливал большие мешки с углем, едой и одеждой, пожертвованными жителями деревни. Марго теперь едва дышала, ее сердце билось так неистово, что, судя по виду, она могла потерять сознание. Я сделала движение к фургону, мне не терпелось проверить, не может ли кто-нибудь ее увидеть, но тут колени Марго подогнулись. Я подхватила ее как раз тогда, когда она начала падать. Я крепко обнимала ее за плечи, и Марго ухитрилась выпрямиться. «Может, я слишком на нее давлю, — подумала я. — Может, она еще не готова».

Хью забрался в фургон и завел двигатель. Быстрей! Марго ринулась по гравию к задней части фургона, распахнула дверцу и запрыгнула на прогорклые овощи, мешки с углем и дрова. Фургон потащился по тропе, направляясь к главной дороге.

Марго сделала все, как намечалось, спрятавшись под мешками с углем. Я прижала руки к груди и подпрыгнула. Мы сделали это! Она спаслась! Я подумала о семье в деревне. Я подумала, как прошепчу на ухо матери, что Марго — дочь, которой у нее никогда не было, дочь, которую она хотела иметь. Вот она, здесь, чтобы дарить ей любовь и заботиться о ней.

Я наблюдала, как фургон, покачиваясь, едет прочь, и плакала. Марго тоже плакала, настолько полная надежды и страха, что ей казалось — она взорвется.

А потом двигатель заглох. Прямо посреди дорожки. Фургон круто остановился. Хью выругался, повернул ключ и попытался завестись снова. Ничего, кроме хриплого, механического покашливания из-под капота. Я заглянула в двигатель: затоплен маслом. Легко починить. Но действуй быстро! Хью, весело насвистывая, открыл капот и принялся исправлять поломку.

И тут передо мной появилась Шерен.

— Прости, Рут, — сказала она.

Я застыла.

Шарканье ног и вопль. Дверцы фургона распахнулись. Не успела я ничего предпринять, как в Марго вцепилось несколько рук. Хильда вытащила ее из фургона за волосы и проволокла до парадной двери Дома Святого Антония, а старый Хью так и не понял, что же произошло.

И тут, немедленно, видение семьи в деревне поблекло. Они были все равно что мертвы. Как и Марго.

На этот раз Хильда избивала не руками и ногами, не хлыстом. Она пустила в ход небольшой, но увесистый мешок угля, за который Марго цеплялась, как за якорь спасения, когда ее вытащили из фургона.

Шерен плакала, когда пела Хильде, делая все, что в ее власти, чтобы помешать той поднять мешок над головой и уронить на маленькое тельце Марго, неподвижно лежащее на земле. Точно так же и я могла лишь не дать ударам проломить череп или повредить почки.

А потом все ангелы провели ночь за ночью, заботясь о Марго в Могиле. Мы окружили ее, исцеляя нанесенные раны и мешая яду наказания Хильды глубоко просочиться в жизнь Марго.

План спасения, который я вложила в голову Марго, крепко засел в ней. Он пустил корни, отрастил листья и ветви. Спаслась же она таким способом, какого я не ожидала.

Когда Марго исполнилось тринадцать, Хильда решила ее убить. Шерен нехотя оповестила об этом, из чистой необходимости. Хильда решила не просто взять и убить Марго, у нее был план, в результате которого Марго погибла бы, если бы мы не вмешались.

После того как Марго несколько лет доставляла тут хлопоты, побег стал последним свидетельством того, что ее крылышки нужно подрезать навсегда. Ее посадили бы в Могилу на месяц: самый долгий срок, который когда-либо проводил ребенок в Доме Святого Антония.

Для нас, ангелов, недостаточно было бы каждую ночь утешать Марго в Могиле. Мы должны были вообще не допустить, чтобы она туда вошла.

Шерен велела мне подчиняться ее распоряжениям. Я мгновение смотрела на нее. Прошло уже много времени с тех пор, как я узнала, кем она раньше была и что это значило для меня. Я забыла свою ненависть к ней. Я простила ее.

Шерен сказала нам, что мы должны позволить вытащить Марго той ночью из постели. Хильда и мистер О'Хара приволокли Марго в туалеты на нижнем этаже, раздели ее, потом ударили так, что она упала без сознания на старую, ржавую батарею. Я была на последнем пределе и едва сдерживалась, чтобы не вмешаться. Я повернулась к Шерен.

— Повтори это Марго, — сказала та быстро.

Я опустилась на колени рядом с Марго, поддерживая ее голову. У нее обильно текла кровь из ссадины над глазом, дыхание было поверхностным. Она все еще была без сознания. Хильда велела мистеру О'Харе снять ремень.

Я повторила то, что сказала Шерен.

Когда Хильда была маленькой девочкой, она любила Марни больше, чем кого-либо в целом свете. А Марни любила ее. Но Марни умерла, и Хильда очень, очень грустила. Марни наблюдает за Хильдой сейчас и тоже очень грустит. А теперь повторяй за мной, Марго. Произнеси эти слова: «Если бы Марни увидела вас сейчас, она снова себя убила бы».

Марго кашлянула и пришла в себя.

— Когда вам будет угодно, мистер О'Хара, — сказала Хильда, и тот занес руку с ремнем.

Краткий момент сострадания позволил ангелу мистера О'Хары вмешаться и удержать его руку. Мистер О'Хара медленно опустил ремень и посмотрел на Хильду. Он не мог ударить Марго, пока та лежала.

Шерен стояла по одну сторону Марго, я — по другую, когда та поднялась на ноги. Голая, истекающая кровью, она повернулась к Хильде. Марго сделала глубокий, сердитый вдох и, не успел мистер О'Хара отмахнуться от приступа жалости, сказала:

— Если бы Марни увидела вас сейчас, она снова себя убила бы.

У Хильды отвисла челюсть. Вокруг ее глаз собрались морщины.

— Что ты сказала?

Шерен прошептала еще что-то, и я быстро передала это Марго.

Марго сжала зубы. Потом заговорила громко и ясно:

— Что сказала вам Марни перед смертью? «Будь хорошей девочкой, чтобы я смогла увидеть тебя на Небесах». И посмотрите на себя сейчас, мисс Маркс. Хильда. Марни грустит. Вы стали в точности такой, как Рэй, и Дэн, и Патрик, и Каллум.

То были имена мучителей Хильды. И тут ее глаза наполнились слезами. Ее аура сделалась красной, лицо стало уродливым от ненависти. Хильда ринулась к Марго и влепила ей пощечину. Я почувствовала жгучую боль этого удара. Марго повернула голову и уставилась на Хильду и мистера О'Хару. Ни один из них не шевельнулся. Марго подобрала одежду, повернулась и пошла вон из здания.

А теперь беги!

Как только Марго увидела, что они за ней не последовали, она метнулась вон.

Натянув лишь юбку и блузку, она вылетела из передних дверей и побежала к подъездной дороге. И там, между двух каменных колонн, мы обе остановились и оглянулись. Марго задыхалась — из-за адреналина во рту у нее скопилось столько слюны, что она едва могла ее удержать, — а я махала. Махала всем ангелам, которые собрались перед зданием, прощаясь с нами.

В тот миг я видела их всех в последний раз. Я поискала взглядом Шерен. Та подняла обе руки, как делала, когда рассказывала мне о Песне Душ, и я кивнула. Я знала, что она имеет в виду.

Как только Марго перевела дыхание, мы обе зашагали к деревне.

Замерзающая, полумертвая, наугад находя путь в рассветном мареве, Марго отыскала небесно-голубую дверь и колотила в нее до тех пор, пока ей не открыл взъерошенный, обеспокоенный мужчина. Марго упала на колени и заплакала у его ног.

10. План Грогора

Мужчина, открывший дверь, был не тем, что явился мне в видении.

Как оказалось, семья из видения все распродала и переехала обратно в Эксетер, а отворивший мне человек жил здесь уже больше года.

Едва взглянув на него, я издала радостный возглас. Я запрыгала, обняла его и поцеловала в щеку. Потом стала расхаживать, заламывая руки, разговаривая сама с собой, как сумасшедшая, пока Марго объясняла, кто она такая, почему приползла к его порогу в три часа ночи и почему выглядит так, словно ее вытащили из морских глубин.

Я чувствовала себя как Эней, вошедший в царство Аида и отыскавший там тех, кого любил и потерял. Это был Грэм Инглис, человек, которого я называла папой десять долгих, счастливых лет. Я так и не смогла свыкнуться с его смертью.

У меня ушли недели, чтобы уяснить, что вот он опять здесь — краснолицый, бородавчатый, как старая свиноматка, подверженный сильному метеоризму и отрыжке, человек, беспрерывно болтавший с полным ртом и способный чуть что заплакать. Ах, папа! Он не прятал свое сердце в рукаве. Он бросал его на твою руку при первой же встрече и позволял ему истекать кровью, сочившейся в твои вены.

Грэм набросил на плечи Марго старое одеяло, ввел ее в дом и предложил горячее питье. Он велел ей подождать минутку, пока он приведет Ирину — она была моей мамой целый год. И пока они медленно вели Марго в гостиную, я стояла в коридоре, почти задыхаясь. Это было уже слишком.

Я застыла на месте, удивленно лепеча что-то самой себе и пристально глядя на маму так, будто та собиралась в любую секунду исчезнуть. Я впитывала в себя облик, по которому так скучала: ее гладкие пухлые руки, всегда что-то предлагавшие; ее беззлобные тычки локтем Грэму в живот, когда тот говорил что-то смешное или неподобающее и одновременно пытался подавить хихиканье; ее привычку, глубоко задумавшись, пропускать завязанные в хвост волосы между указательным и большим пальцами. Ее бархатистые, благоухающие розами объятия.

Если бы они были рядом, когда родился Тео… Давайте просто скажем — жизнь тогда была бы немного легче.

Но я отвлеклась от темы. Потеряла нить повествования.

Я направилась в сад позади дома, где Джин, самый любящий черный лабрадор в целом свете, прыгнула мне навстречу.

Под яблоней стояла Нан. Она быстро пошла ко мне. Я обняла ее и начала всхлипывать.

— Нан! — заплакала я в ее толстое теплое плечо. — Ты знаешь, кого я только что видела?

— Да-да, конечно, — сжав мои плечи, кивнула она. — Я знаю, только… Успокойся…

Я проглотила свое изумление. Что бы ни делала Нан с моими плечами, это вернуло меня на Землю. Она сразу меня успокоила.

— Извини. Я просто…

Нан приложила палец к моим губам.

— Пойдем со мной, — сказала она. — Нам нужно поговорить.

Прежде чем приступить к разговору, я вспомнила.

Это было за неделю до того, как мама умерла. Субботнее утро. Я проснулась со странным ощущением. В воздухе чувствовалась какая-то неподвижность, слишком осязаемая, слишком отягощенная страхом, чтобы быть мирной. Беспокойство, чувство неизвестности. Без всякой на то причины мое сердце бешено заколотилось. Я встала и проверила, как мама. Она все еще лежала в постели, ее лицо было желтым пятном среди белых простыней. Я посмотрела в окно и увидела, как папа направляется на утреннюю прогулку с Джин.

Я побрызгала на лицо холодной водой. Теперь мои чувства вопили, внутренности завязывались в узлы, и я начала думать: «Что-то произойдет».

Мы уже знали, что мама больна. То, что я ощущала, не было ее смертью. Я гадала, не произошло ли ночью убийство в полях, — то было тяжелое, жуткое предчувствие. Или кто-нибудь есть в доме?

Даже спускаясь вниз по поскрипывающей лестнице, я старалась ступать как можно медленнее и легче, чтобы не издать ни звука. У подножия лестницы велела себе взять себя в руки. Подхватив с подоконника пустую кофейную кружку папы, я прошла в гостиную. И, войдя в дверь, завопила, потому что над огнем наклонялся очень высокий человек в полосатом костюме. Но у него не было ног, только клочки густого черного дыма, как будто он горел и растворялся на месте. Когда он повернулся и посмотрел на меня совершенно черными глазами, без белков, я уронила папину кружку, которая разбилась. Взглянув снова на то место, где был человек, я увидела, что он исчез.

Я никогда никому не рассказывала об этом воспоминании. Сами понимаете почему.

Я упомянула о нем теперь, потому что рассказанное Нан вновь вернуло меня к тому времени. Она ссылалась на это воспоминание так, будто сама там была, и упоминала о человеке без ног не как о плоде моего воображения, не как о призраке. Она назвала его Грогором и сказала, что Грогор — это демон. Он уже здесь. И очень скоро я сведу с ним знакомство.

До этого момента я встречалась с демонами только как с тенями или с мрачными атмосферными явлениями, но никогда — как с личностями. Я видела демонов, живших внутри Салли. Иногда, когда демон подбирался близко к поверхности, на ее лицо словно накладывалось другое лицо и ее аура менялась, как небо в грозу, от оранжевой до полуночно-черной.

Я видела черный туман, колыхавшийся у входа в Дом Святого Антония. Бывало, туман становился таким густым — подобно черному кусту, — что всем ангелам приходилось его обходить. А иногда то, что я считала продолжением ауры Хильды, становилось мрачным атмосферным явлением, полным всей ее злобы и презрения. Однако до сего дня мы спокойно сосуществовали с демонами.

Но вот теперь один из них, похоже, жаждал стычки. Какая удача.

— Почему он хочет со мной познакомиться? — спросила я Нан.