Психика в действии

Он как будто говорит себе: «Я должен поступить именно так, потому что так хотел бы мой отец, если бы был сейчас рядом со мной. Если я бы поступил иначе, то мог бы утратить его любовь — я знаю это с младенческого возраста».

Важно заметить, что человеку незачем проговаривать это, но его выбор оказывается в точности таким, как если бы он это сказал. Это позволяет принимать решения, не расходуя много времени и сил.

Естественно, у детей, которые росли без отца или чьи родители плохо выполняли свои роли, в этом аспекте развития происходят нарушения, что может приносить им в дальнейшей жизни немало проблем.

Этот бессознательный механизм, таким образом, включает в себя усвоенные с младенческого возраста уроки, как избежать утраты чьей-то любви. В детстве индивид узнает, как он «должен» себя вести, поскольку родители сердятся, когда он ведет себя не как «должен», и эти уроки «должного» поведения внедряются в психику столь глубоко, что становятся частью бессознательного Я. Некоторое дополнительное понимание «долженствования» приходит также в более позднем возрасте, то есть после того, как ребенку исполняется пять или шесть лет, но эта часть остается уже в сознании в форме того, что называют «совестью», и тоже играет свою роль в принятии человеком решений. «Бессознательная совесть», однако, представляет собой более важную проблему, чем «сознательная совесть», поскольку формируется раньше, коренится глубже, обладает большей силой, труднее поддается изменению и контролю и влияет на поведение человека без четкого осознания с его стороны, а часто даже вопреки его сознательной воле.

Когда индивид взрослеет, его родители, разумеется, уже не стоят рядом с ним, чтобы наказать его, если он поступает не так, как, по их мнению, должен, но их мощные, сильно заряженные эмоциями образы остаются в бессознательном, а это не менее действенно, поскольку индивид всегда действует в соответствии со своими образами, а не в соответствии с реалиями. То, что этим представлениям о должном двадцать или сорок лет, никакого значения не имеет, потому что они бессознательны, а бессознательное, как мы знаем, не стареет, и образы его пропитаны ощущением бессмертия. Что же касается непосредственно наказания за проступок, то и здесь родители не нужны. Их функцию берет на себя собственное Ид индивида.

Как либидо отчасти обращено на самого индивида, проявляясь самоуважением, самолюбованием и самозащитой, так и мортидо направлено внутрь энергией самобичевания. Когда человек делает что-то несовместимое с поведением, усвоенным в младенческом возрасте как должное, часть его мортидо зажигает в сознании порицающие образы отсутствующих родителей. Чувство, возникающее, когда мы делаем то, что делать не должны, называют чувством «вины». Даже если индивид не сознает своей вины, неудовлетворенное напряжение внутренне направленного мортидо, вызываемое «греховным» поступком, проявляется как «потребность в наказании». Чувство вины и потребность в наказании означают, что бессознательные и сознательные образы родителей или лиц, их заменяющих, активизируются, грозя наказать его, как это делали в далеком прошлом реальные люди. Пока эта потребность в наказании не удовлетворена, она продолжает существовать, и напряжение может накапливаться годами, побуждая человека снова и снова навлекать на себя неприятности в стремлении получить облегчение. По этой причине направленной внутрь разрушительной энергией необходимо управлять, иначе, как и другие формы энергии Ид, она может зайти слишком далеко, если Эго вовремя не остановит ее. Потребность в наказании может довести индивида до большой беды посредством «забывчивости» или «небрежности».

Как мы видим, напряжения Ид — штука несколько более сложная, чем мы предполагали вначале. Есть напряжения либидо, направленные вовне и вовнутрь, и есть напряжения мортидо, направленные вовне и вовнутрь. Все четыре группы напряжений требуют удовлетворения, и Эго должно держать их все под контролем. Одна из важнейших и труднейших задач Эго — следить за тем, чтобы удовлетворение любого из трех других напряжений не приводило к увеличению напряжения внутренне ориентированного мортидо. Иными словами, чувство «вины» может вызвать большее напряжение, чем заслуживает поступок, вызвавший это чувство, и некоторые люди способны самобичеванием довести себя до катастрофы, терзаясь чувством вины за банальный проступок.

Бессознательные образы родителей и их преемников, олицетворяющие уроки, полученные человеком на самых ранних этапах жизни, заряжены энергией мортидо и отчасти либидо, отщепленной от остального Ид. Эта система, помогающая человеку определять свое поведение, получила название Суперэго. Вопрос вины и потребности в наказании сложен, поскольку эти вещи связаны с рядом элементов, участвующих в процессе принятия решений. Первый из этих элементов — вышеупомянутое Суперэго. Другим является Идеал Эго, состоящий из сложившихся у индивида сознательных и бессознательных образов того, каким он хотел бы быть, образов, сформированных по образам тех людей, кем он восхищается, с кем идентифицирует себя, кому хочет подражать и кто обладает теми качествами, которые ему видятся идеальными. Есть также сознательное представление о том, что хорошо и что плохо, позаимствованное главным образом от религиозных наставников, школьных учителей и из других авторитетных источников. Этот третий элемент как раз и есть то, что обычно называют «совестью».

Эти три элемента самые важные. Для простоты мы объединим их под общим именем Суперэго.

Поскольку одним из первых уроков «исполнения долга» в жизни ребенка является «должное» управление кишечником, период освоения этой процедуры играет важную роль в формировании Суперэго. Это хороший пример твердо установленной, но довольно сложной связи между кишечником и мортидо, с которой мы еще столкнемся ниже.

Следует иметь в виду, что та часть мортидо, что заключена в Суперэго, представляет собой некоторую долю, отщепленную от остального Ид и способную в большей или меньшей степени противостоять Ид. Таким образом, Эго в конечном счете приходится иметь дело с тремя энергетическими системами, которые оно должно принимать во внимание, прежде чем приступать к действию: желания Ид, реалии внешнего мира и Суперэго.

Итак, решения могут приниматься человеком сознательно или бессознательно. Сознательные решения, как нам хотелось бы думать, регулируются Принципом Реальности и сознательной совестью. Бессознательные решения, если они связаны с действиями, несущими малую эмоциональную нагрузку, могут приниматься по привычке, что экономит энергию. В большинстве ситуаций решения зависят от исхода конфликта между бессознательными силами Суперэго и Ид. Если решение принимается без осознания реальных сил, стоящих за ним, человек старается найти ему оправдания, убеждая себя и других, что действовал в соответствии с реалиями ситуации. Это называют «рациональным обоснованием» решения.

10. Ради кого все это делается?

Что такое «Я»? Мы описали желания Ид, удовлетворение которых доставляет «индивиду» наслаждение. Мы рассказали, каким образом Суперэго руководит действиями Эго и наказывает «индивида» за его грехи. Мы изучили, как Эго, зажатое между этими двумя силами, ведет нас через опасности внешнего мира. Для кого же работают все эти силы? Я — это мое Эго? Или мое Ид? Или истинным Я является мое Суперэго?

Одна женщина описывала свое Я как нечто, руководящее всем ее существом; она представляла себя возницей, который правит запряженной ослом тележкой. Осел был той частью и ее самой, которая мыслила, управляла движениями ее тела, все запоминала, писала тексты. Когда она не могла вспомнить что-то, ее Я винило в этом «осла», чья работа заключалась в том, чтобы все запоминать и формулировать фразы. О каком же Я она говорила?

Опираясь на уже известные нам сведения, мы должны сказать, что это было либо Суперэго, либо наблюдающая часть Эго. В последнем случае приходится предположить, что Эго является системой, каким-то таинственным образом способной лицезреть самое себя подобно тому, как отдельные части тела могут чувствовать одна другую. Только так можно объяснить возникающее у людей ощущение, что они способны наблюдать за работой собственного разума как будто со стороны — точно так же, как могут дотронуться до своей ноги не менее естественно, чем это делает посторонний человек.

Другой способ объяснить это — предположить, что есть некая четвертая сторона личности, ради блага которой существуют остальные три. Если таковая и существует, психиатры и психологи о ней почти ничего не знают. Люди религиозные могут называть ее душой. Ученые же пока дать ей имя не могут. До сих пор мы избегали этого вопроса, описывая человека просто как энергетическую систему, систему сил, постоянно стремящуюся восстановить свое равновесие, а отнюдь не пытающуюся «угодить» кому-то или чему-то или какой-то части самой себя, как Земля, вращающаяся вокруг Солнца, никому не пытается этим «услужить».

Хотя, по логике вещей, «возницей», который управляет ослом человеческого разума, могли бы быть Супер-эго или часть самого Эго, при желании мы можем рассматривать возникающую в человеке способность наблюдать за своим разумом со стороны как проявление четвертой системы напряжений в психическом аппарате. Это была бы та самая система напряжений, которая постоянно влечет живые существа в сторону «прогресса». Существование такой системы могло бы объяснить, почему люди растут, почему человеческая раса стремится стать «лучше», почему животные в процессе эволюции становятся все жизнеспособнее и почему по мере того, как энергетическая система усложняется на эволюционном пути от медузы до человека, психический мир обогащается творческой любовью к красоте. Даже если оставить в стороне вопрос, чье «благо» при этом преследуется, все равно возникает повод для предположения о существовании некой четвертой силы, которая побуждает нас стремиться «вперед и вверх».

Как мы увидим позже, невроз предоставляет индивиду немало преимуществ. Если человеку во многих отношениях удобнее быть невротиком, какая сила заставляет его «хотеть» выздороветь? Что это за целебная сила природы вызывает в больном теле и больной психике стремление восстановить утраченное здоровье, чтобы получить возможность развиваться дальше? Что заставляет зародыш расти и развиваться? Почему бы ему не остаться просто зародышем? Рост — это тяжелый труд, требующий немалых затрат энергии. Что заставило медузу эволюционировать и в конце концов превратиться в человека? Почему не осталась она навсегда медузой? Эволюция ведь тоже тяжелый труд.

За ответом обратимся к великому семиту по имени Зенон[5], жившему две с лишним тысячи лет назад. Много лет Зенон провел в скитаниях и размышлениях. Зенон много говорил о Физис, силе Природы, вечно стремящейся к повсеместному росту и совершенствованию. Идею Физис придумал не Зенон, но он много думал о ней в связи с ростом и развитием живых существ. С тех пор многие философы говорили о созидательной силе Природы, заставляющей все вещи расти неким упорядоченным и «прогрессивным» образом.

Если подобное стремление к росту существует в человеке, то как оно укладывается в нашу энергетическую систему и как оно связано с другими психическими напряжениями? Выше мы много говорили о мортидо, направленном внутрь и наружу, и о внешне направленном либидо, но мало упоминали о либидо, направленном внутрь. Может статься, что энергия роста обеспечивается как раз этой формой либидо. Это объяснение представляется слишком упрощенным. К примеру, с таким же успехом можно утверждать и обратное: либидо является лишь частью некой энергии роста. Возможно, Физис не существует вовсе, но существует очень много явлений, которые происходят, как если бы такая сила была. Человека легче понять, если предположить, что эта сила и в самом деле существует.

Отныне мы позволим себе предполагать, что Физис является некой силой, с которой приходится считаться при изучении человеческой психики. Мы так и не решили до конца проблему, кто тот «возница», ради блага которого Эго, Суперэго и Ид поддерживают хрупкое равновесие напряжений, но мы осознали, что в человеческой психике есть возможности, размышлениями о которых не следует пренебрегать.

Примечания для философов

В этой главе мы коснулись самых спорных вопросов современной психиатрии. Тема эта достаточно сложная, но читателю необходимо ориентироваться в ней, чтобы понять дальнейший материал. Дидактическая цель этой книги не позволяет сколько-нибудь адекватно изложить все противоречивые мнения, существующие по изложенным вопросам. Автором были выбраны те точки зрения, которые на практике проявили себя как наиболее продуктивные.

1. Напряжения

Логично и полезно рассмотреть психические процессы с точки зрения различных формулировок второго закона термодинамики и тем самым попытаться связать психологические феномены с общими законами энергии, чтобы унифицировать психиатрические концепции с концепциями других наук. Перспективными в этой связи кажутся следующие формулировки[6]:

«Все системы стремятся к состоянию равновесия».

«Изменение энтропии системы зависит только от начального и конечного состояний системы и не зависит от прежней истории системы, и когда система переходит из одного определенного состояния в другое, изменение энтропии не зависит от обратимости или необратимости этого процесса».

Наконец, уравнение энтропии: dS = dq(rev)/T.

Стоит также вспомнить принцип Ле Шателье.

2. Беспокойство

Ср.: З. Фрейд, Страх.

Или, для более легкого чтения:

З. Фрейд, Введение в психоанализ, лекция 32.

3. Инстинкты

Вопрос о том, является стремление к разрушению первичным или вторичным по отношению к стремлению к созиданию, занимает в психиатрической практике примерно такое же место, как и проблема влияния среды и наследственности. В порядке проверки можно предположить, что либидо возникает лишь как результат фрустрации мортидо, то есть сосание, например, является результатом неисполнимого желания кусать, и, когда у младенца прорезываются зубы, он приступает к осуществлению своей «истинной» цели, или что у половозрелого индивида генитальное сексуальное желание является подменой желания убивать и т. д. Как бы там ни было, для психотерапии главное не то, с каким психическим грузом ребенок рождается на свет, а насколько его можно изменить.

Наиболее доступное обсуждение инстинкта смерти можно найти в следующих работах:

Sigmund Freud, Beyond the Pleasure Principle.

Karl A. Menninger, Man Against Himself.

Karen Horney, New Ways in Psychoanalysis.

Критический разбор:

Карен Хорни, Новые пути в психоанализе, глава VII.

Термин «мортидо» заимствован у Пола Федерна (Paul Federn) и кажется более предпочтительным, нежели термин «деструдо», предложенный Эдуардом Вайсом (Edoardo Weiss).

5. Механизмы психики

Sigmund Freud, The Complete Introductory Lectures on Psychoanalysis.

Терминами «активный» и «пассивный» я позволил себе воспользоваться для простоты, но в ущерб точности. В случае с мортидо, например, возможны, не два, а, по меньшей мере, четыре «залога», или варианта, развития событий: «я обижаю его», «я обижен им», «я обижаю себя», «я избегаю быть обиженным им».

6. Эго

Обсуждение некоторых относящихся к этой теме проблем см. в работах:

S. I. Hayakawa, Language in Action.

Alfred Korzybski, Science and Sanity.

7. Психический рост

Sigmund Freud, Three Contributions to the Theory of Sex.

9. Суперэго

Sigmund Freud, The Complete Introductory Lectures on Psychoanalysis.

10. Физис

Идея о том, что личность может наблюдать за собой посредством того, что одна часть Эго «смотрит» на другую или «касается» ее, была предложена Полом Федерном. Фрейд считал Суперэго «наблюдателем». «Тележка, запряженная ослом», о которой говорила наша пациентка, напоминает «лошадь и всадника» в изложении Фрейда.

Используемая здесь концепция Физис принадлежит Гилберту Мерри и лучше всего описывается в следующей его работе:

Gilbert Murray, Stoic Philosophy.

На предмет творческого роста лучше всего почитать Бергсона:

Henry Bergson, Creative Evolution.

Среди других авторов, которым есть что сказать на эту тему, можно упомянуть Шопенгауэра. В работе «По ту сторону принципа удовольствия» Фрейд выразил неверие в существование всеобщей творческой силы, назвав ее «приятной иллюзией». Но и он одно время отнюдь не был уверен в том, что нечто вроде Физис не содействует Ананке в качестве движущей силы эволюции. «Такой взгляд на борьбу за существование, — пишет он в книге „Введение в психоанализ“, — не должен преуменьшать значение „внутренних эволюционных тенденций“, если существование таковых будет обнаружено».

Глава третья. Рост индивида

1. Какая разница между взрослым и ребенком?

Взрослые гораздо больше похожи на детей, чем дети на взрослых. Для многих детей грузовик — это просто большая машина. Они долго не могут понять, что грузовики существуют для перевозки вещей, а обыкновенные легковые машины — для перевозки людей. Точно так же для многих взрослых ребенок — это маленький взрослый. Они не понимают, что задача ребенка (грубо говоря) — научиться управлять собой, в то время как задача взрослого человека — научиться управлять окружающим миром. Хотя взрослый часто бывает большим ребенком, ребенок никогда не бывает маленьким взрослым. Представление о том, что ребенок есть взрослый в миниатюре, напоминает идею гомункулуса в применении к ребенку.

Чем же ребенок отличается от взрослого? Ребенок беспомощен. Когда он становится старше, уровень беспомощности снижается, но все равно ребенок зависит от родителей, которые должны еще многому научить его. И он от них учится все новым вещам, но, как уже было сказано, он не может освоить то, к чему еще не готова его нервная система. Время созревания нервов, например, ног или кишечника зависит от качества нервной системы, унаследованной от родителей. Иногда при рождении оказываются недозревшими даже нервы, отвечающие за дыхание и сосание.

Образы у ребенка смутные. Сначала он способен лишь отделять внешний мир как целое от себя самого. Постепенно он учится выделять из окружения отдельные объекты, и образы становятся четче. Даже у взрослых представления о самых важных вещах не всегда правильны, несмотря на их многолетний жизненный опыт, так что к ребенку, таким опытом не обладающему, мы должны относиться с пониманием и терпением.

Минерва Сейфус, например, всегда была для своего возраста необычайно развитым ребенком. Когда она только начала ходить, ей случалось время от времени трогать и нечаянно ронять и переворачивать хрупкие предметы, как это свойственно всем детям на данном этапе развития. Однажды она уронила пепельницу, и девочке было сделано суровое внушение, чтобы она больше такого не делала. Мать, разумеется, подразумевала, что пепельницу нельзя трогать, так как в ней пепел и окурки, но внимание Минервы, при всей ее сообразительности (будем снисходительны к ее возрасту), было привлечено совсем к другому: не к содержимому пепельницы, а к ее внешнему виду. Ей очень хотелось угодить матери, но она неправильно поняла ее требование. Пепельница, из-за которой возник сыр-бор, была голубого цвета, и Минерва сказала себе: «Я должна угодить маме и никогда больше не буду трогать предметы голубого цвета». На другой день она беззаботно играла с зеленой пепельницей и с удивлением услышала окрик матери: «Я же сказала тебе не прикасаться к пепельницам!» Минерва была озадачена. По-своему истолковав желание матери, она пальцем не притрагивалась к голубым вещам, а теперь ее бранят за то, что она играет с зеленой тарелочкой! Поняв свою ошибку, мать стала объяснять: «Посмотри: вот это пепел. Для него и нужны эти тарелочки. Пепельница — это тарелочка, в которой держат вот эту серую пыль. Не трогай блюдца, где есть такая пыль!» И тогда Минерва впервые узнала, что «пепельница» — это не голубая тарелка, а предмет, в котором содержится серая пыль. После этого все было в порядке.

Если мать недооценивает трудности понимания, с которыми приходится сталкиваться ребенку, и не объясняет ему разные вещи достаточно ясно, чтобы избежать недоразумений, то наказания могут терять для него всякий смысл; и если это повторяется раз за разом, ребенок в конце концов может перестать пытаться быть хорошим и начинает вести себя, как ему вздумается, поскольку чувствует, что ему все равно не дано понять, чего от него хотят. Он может начать смотреть на наказания как на непредсказуемые «стихийные бедствия», происходящие вне зависимости от его поведения. Тем не менее порицания и ругань вызывают обиду, и дитя может постараться отомстить матери. Во многих случаях всего этого можно избежать, следуя примеру миссис Сейфус, то есть ясно и недвусмысленно объясняя ребенку, что именно ему не следует делать.

Внимание младенца занято главным образом самыми насущными вопросами жизнеобеспечения — дыханием и едой. Это заботит его превыше всего остального. Взрослый знает с определенной степенью достоверности, что при соблюдении определенных условий он обязательно поест, когда для этого придет время. Ребенок не может иметь такой уверенности, поскольку не знает, в чем состоят требуемые условия, а знает только, что все это зависит от матери. Очень скоро он приходит к пониманию, что первейшей гарантией защиты от страха и голода является любовь к нему со стороны матери, и начинает предпринимать усилия для завоевания ее любви. Если вера в материнскую любовь оказывается почему-либо поколебленной, ему становится страшно. Если мать делает вещи, которые ребенок в его возрасте не может понять, это может расстроить его, как бы ясно ни осознавала свои действия сама мать. Если ей приходится достаточно резко — без надлежащей ласки — прервать кормление, чтобы помочь больному мужу, ребенок может так же испугаться, как если бы она прервала кормление просто потому, что не желает больше о нем заботиться. Испуганный ребенок — это ребенок несчастный и трудный. Когда он видит возможность отомстить за подобный испуг, то он вполне может этой возможностью воспользоваться. Он не способен мыслить достаточно ясно, чтобы понять, что такое поведение может принести ему самому больше вреда, чем пользы.

Жизнь ребенка полна потрясений и удивительных событий, которые мы, взрослые, не можем оценить вполне. Представьте себе, каким потрясением для ребенка должен быть сам процесс рождения! И как он должен удивиться, впервые увидев буквы в книге! Мать говорит ему, что вот эти черные значки означают «кошка». Но ведь он знает, что кошка — это пушистое животное. Как могут черные значки быть тем же самым, что и пушистое животное? Как все это удивительно! И как ему хочется узнать об этом побольше!

2. О чем думает новорожденный?

На самом деле этот вопрос неуместен, потому что новорожденный, вероятнее всего, вообще не думает. Насколько нам известно, его психическая жизнь состоит лишь из томления чувств и в каком-то смысле подобна чистой поэзии.

Новорожденный только что совершил одно из самых тяжелых путешествий в своей жизни, пройдя через детородный канал во внешний мир, где его безопасность и комфорт полностью зависят от других, и не знает даже, как сообщить о своих потребностях, пока не обнаруживает, что плач определенно помогает. Сердце его должно проталкивать кровь через все тело совершенно по-новому, потому что после рождения используются отчасти другие кровеносные сосуды, нежели те, что использовались раньше, и поначалу система кровообращения действует не очень эффективно. А между тем потребность его организма в крови увеличивается, и особенно нуждается в дополнительном кровоснабжении мозг. Легким тоже нужно время, чтобы привыкнуть к новой работе, так что и с дыханием могут быть проблемы.

Теперь ребенку приходится получать пищу с помощью сосания, а не автоматически из материнской крови, как это было раньше, и первое время он может испытывать трудности, если его нервам и мышцам, задействованным в акте сосания, не удается надлежащим образом координировать свою работу.

Решение этих затруднений в том, чтобы как можно чаще возвращаться в условия, предшествовавшие рождению. Ближе всего к былому состоянию младенец возвращается, когда мать баюкает его на руках, тесно прижимая к груди, источнику его пищи. Эти тепло и близость отчасти удовлетворяют его неосознанные желания, и страх проходит. Кроме того, покачивание и ласки способствуют кровообращению и дыханию.

По мере развития мозга младенец все более способен оставаться вдали от материнских рук и все увереннее чувствует себя в мире, потому что лучше его понимает. Говорят, что ребенок, которому отказывают в ласках и не позволяют вволю сосать материнскую грудь, развивается медленнее и более пуглив, чем дети, которые этих радостей не лишены. На основе исследования развития сотен младенцев утверждается даже, что если ребенка по-настоящему любят, это способствует развитию его мышления. Как бы то ни было, если ребенок любим матерью, она сознательно или бессознательно тем или иным образом приносит больше радости своему чаду, чем мать, не испытывающая любви. Если нежности к ребенку нет, ее не заменит даже самое скрупулезное исполнение материнских обязанностей. Как дитя определяет истинные чувства матери, можно только гадать.

Мы должны помнить, что ребенок боится окружающего мира и, вероятно, больше всего на свете хочет вернуться туда, куда возврата уже нет. Мыслить он не способен и не имеет действенных методов преодоления своих страхов и исполнения желаний. Хотя желудок ему можно наполнить и из бутылочки, но наилучшее питание для чувства безопасности и оптимального развития идет все-таки от материнского сердца.

3. Эмоциональное развитие грудного ребенка

Чтобы понять эмоции ребенка в период грудного кормления, надо избегать ошибочного представления о ребенке как «гомункулусе», которое выражается в вопросе: «Как бы я со своим психическим аппаратом себя чувствовал на месте сосунка?» Вместо этого вопрос должен звучать так: «Что чувствует младенец с его психическим аппаратом?» Мы должны помнить, что у ребенка нет ни политических взглядов, ни каких-либо представлений о скромности, чистоплотности и вежливости, ни опыта взрослых удовольствий. Всем его поведением руководят лишь примитивные влечения и тревоги.

Какой образ мира может быть у ребенка на этой стадии развития? Это переменчивое место, где «может случиться что угодно» и где в самом деле случаются ужасные вещи. Где-то есть нечто теплое, любящее, доставляющее ощущение безопасности. Оно утоляет голод и поглаживает ему спинку, отчего он погружается в сладкий сон. Наибольшее чувство безопасности доставляется близостью к этому теплому и любящему «нечто». Когда ребенок брошен или чувствует себя брошенным, он несчастлив. Когда же он лежит на руках любящей матери или хотя бы слышит ее ласковый голос, он счастлив и спокоен.

Вначале все его стремления, по-видимому, ориентированы исключительно на поглощение: подобно взрослому эндоморфу он хочет поглощать тепло, молоко и любовь. Его образ мира столь расплывчат, что эти вещи почти взаимозаменяемы. Если не хватает молока, ему нужно больше любви. Если не хватает любви, нужно больше молока.

Сосание — его первая «социальная» деятельность, то есть первая после рождения деятельность, требующая для достижения наилучших результатов участия другого лица. Создается впечатление, что у каждого ребенка есть своя врожденная потребность в некотором минимальном объеме сосания, квота, и если эта квота не выбрана в раннем возрасте, он добирает ее впоследствии. (То же самое относится к щенкам и цыплятам, только последние не сосут, а клюют.) Причем сосание груди, по-видимому, в большей мере удовлетворяет эту потребность, чем сосание какого-нибудь другого предмета в течение такого же времени. Если грудное кормление не вполне удовлетворяет желание сосать, младенец нередко пытается восполнить недостачу другим путем, например сосанием большого пальца между кормлениями. Если это не помогает, то сильное оральное напряжение может сохраняться и в последующие годы, хотя, став старше, человек может это напряжение не сознавать.

Сознательно или бессознательно, это напряжение продолжает требовать удовлетворения и отражаться на поведении человека. Он может пытаться сохранить связь с «бутылочкой» в любой форме, которая дозволяется общественным мнением или собственным самоуважением — куря трубку или прикладываясь к бутылкам иного рода. Человек умом понимает, что уже должен был бы перерасти привязанность к бутылочке, и это желание уходит в тень и никак не проявляется, пока не происходит событие, вызывающее сильное чувство разочарования. И вот тогда, если индивиду никаким другим способом пережить это разочарование не удается, он может вернуться в прошлое и попытаться заглушить свое первое большое разочарование в жизни не до конца удовлетворенным младенческим желанием тянуть все в рот. Поэтому-то многие разочаровавшиеся в жизни начинают курить, пить, переедать или предаваться иным занятиям, задействующим рот, — предпочтительно таким, которые снимают одновременно и многие другие напряжения помимо того, о котором идет речь.

При благоприятных условиях минимальная сосательная потребность младенца со временем более или менее удовлетворяется, и ребенок естественным образом «перерастает» привязанность к материнской груди и к бутылочке. Возможно, отчасти это связано с тем фактом, что по мере развития нервной системы он обретает способность управлять удовлетворением других своих напряжений. Он может, например, получать большее удовольствие, вертя разные вещи в руках, а не засовывая их в рот, или же благодаря развитию нервов кишечника и мочевого пузыря испытывать новые и незнакомые прежде наслаждения от овладения этими органами, доставляющими ему теперь больше удовольствия, чем сосание.

Достаточно понятно, что желание тянуть вещи в рот и сосать их является формой «сближения», так что сосание является первым проявлением либидо. Младенец удовлетворяет свое либидо большей частью через рот, поскольку владеет ртом лучше, чем другими своими органами. Понятно, почему материнская грудь доставляет ему больше радости, чем бутылочка: телесная связь с матерью является более непосредственным способом удовлетворения либидо. Те же самые напряжения, которые на этой стадии жизни удовлетворяются близостью к матери, впоследствии будут играть роль в стремлении индивида к сближению с другими женщинами.

Как у младенцев, так и у взрослых прямое удовлетворение либидо сопровождается набуханием некоторых губчатых тканей. В первые месяцы жизни во рту младенца имеются губчатые образования, увеличивающиеся после кормления грудью (после искусственного кормления это происходит редко). Между удовлетворением либидо сосущего младенца и удовлетворением либидо взрослого человека имеется прямое физическое и психическое сходство.

Теперь давайте посмотрим, каким образом кормление младенца отражается на мортидо. Если мать, вместо того чтобы помочь своему ребенку удовлетворить либидо, отнимает сосок или бутылочку прежде, чем он насытится, младенец не может заняться анализом ситуации, задавшись вопросом: «Так ли уж нужно ей сейчас уходить, не дав мне насытиться? Какие такие заботы мешают нам быть вместе?» Будучи всего лишь не получившим желаемое младенцем, он сразу же ищет другие способы облегчения своих напряжений, и если не получается удовлетворить либидо, он пытается облегчить хотя бы мортидо. (То же относится и к другим видам разочарований, а не только к отнятой груди.)

Поскольку конечности пока еще не очень слушаются его, вариантов немного. Если взрослый в состоянии стресса может бежать или драться, младенцу недоступно ни то, ни другое. Главная доступная ему пассивная реакция — это лежать неподвижно, отказываясь сосать. Иногда организм отказывается даже переваривать пищу, что может стать причиной опасного истощения и привести к фатальному расстройству под названием «маразм». Еще задолго до возникновения современной психиатрии многие старые врачи, опираясь на интуицию и опыт, знали, что лучшее лекарство от этой доводящей до маразма «депрессии» — материнские любовь, ласка и молоко.

Если же младенец реагирует активно, ему приходится делать это с помощью тех мышц, которые имеются в его распоряжении, а в первые месяцы жизни, помимо сосательных мышц, он способен управлять преимущественно мышцами, служащими для дыхания и потягивания. Поэтому, когда малыш «злится», он задерживает дыхание, пока не посинеет, и растягивает мышцы настолько, что они утрачивают гибкость, и спина изгибается дугой.

В несколько более позднем возрасте ребенок может выражать свой гнев более агрессивно — кусаться. Он способен кусать материнскую грудь до крови. Здесь — как и в том случае, когда мужчина убивает женщину, которую любит, — для удовлетворения мортидо используется тот же объект, что и для удовлетворения либидо. Для младенца самый эффективный способ «устранить» обидевший его предмет — съесть его. И если он хочет, чтобы обидевшая его грудь исчезла, он пытается ее откусить (всегда при этом подразумевая, что после подобного наказания грудь появится снова и будет снова должным образом кормить его). К счастью, зубы в таком возрасте обычно развиты еще недостаточно, чтобы ребенок мог зайти в этом направлении слишком далеко.

Изучение жизни диких племен позволяет нам связать подобное кусание сосков с каннибализмом. Взрослые каннибалы тоже с наибольшим удовольствием поедают те части своих жертв, которые приносят им наибольшее удовольствие и в то же время как-то «обидели» их. За каннибализмом кроется нечто большее, нежели просто сварить и съесть приправленного солью и перцем миссионера.

Мы говорили о том, что если ребенок «недососал» в младенческом возрасте, он восполняет недостачу иными способами впоследствии. Тот же самый принцип применим и к младенческой жестокости. Похоже, что определенной силы фрустрация пробуждает соответствующей силы деструктивное желание, и если это желание своевременно утолить не удается, оно может оставаться среди инстинктов Ид, пытаясь получить удовлетворение в течение всей жизни человека. Такие глубоко захороненные и восходящие к самому раннему детству желания отчасти объясняют жестокость, присущую некоторым людям. Их терзает изнутри огромное неудовлетворенное напряжение мортидо, которое они тщатся снять, а поскольку в цивилизованном обществе свободно и полно удовлетворить такого рода желания не удается, они утоляются постепенно и малыми порциями.