— А окрошки не хочешь? — поддевает его Николай Таковинин и трогает пальцами распухшие от солнечных ожогов губы. Нос у него тоже распух, почернел, как печеная картошка.
— Ох, скорей бы на «Крышу мира» забраться! От жары здесь с ума сойдешь. — бормочет Леонид Асаенок, светловолосый парень с крупными ровными зубами.
Валерий Глагольев предлагает ему с усмешкой:
— Можно выписать из Москвы стакан боржоми с кусочком льда.
Перебрасываясь шутками, ребята в тени старых тополей укладывают парашюты. Через несколько минут по расписанию у них беседа подполковника Морозова об истории Воздушнодесантных войск.
Морозов уже облюбовал себе «лекторскую позицию» возле самого густого тополя, листает книгу генерал-лейтенанта Лисова «Десантники» и ждет, когда парашютисты освободятся.
Наконец, все в сборе. Звонким, взбадривающим голосом подполковник словно встряхивает своих подопечных, разомлевших от нестерпимой духоты.
— Нам выпала честь выполнить в мирные дни задачу, которую можно с уверенностью приравнять к боевой, — говорит он. — Поэтому мы должны обладать таким же упорством, мужеством и отвагой, какими отличались солдаты и офицеры воздушнодесантных войск в годы войны. Чем же прославили себя воздушные десантники? С первых дней войны, действуя в составе сухопутных войск, они оказывали упорное сопротивление наступавшим гитлеровским армиям в Прибалтике, Белоруссии и на Украине.
Особенно отважно действовала во вражеском тылу двести четырнадцатая воздушнодесантная бригада четвертого воздушнодесантного корпуса, которой командовал полковник Левашов. Около трех месяцев десантники совершали дерзкие налеты в Белоруссии на гитлеровские гарнизоны, штабы, тыловые части, уничтожал живую силу и технику врага.
Мужество и героизм проявили воины четвертого воздушнодесантного корпуса, обороняя вместе с остатками одной стрелковой дивизии рубеж но реке Сож. Здесь, в боях за город Кричев геройски дралась сводная группа десантников под командованием майора Тимченко, самоотверженно отбивала атаки танков батарея капитана Хирина. Хирину было присвоено звание Героя Советского Союза.
Мужественно защищали десантники вместе с ополченцами и частями других родов войск столицу Украины Киев.
В критический момент, когда вражеские автоматчики уже проникли на южную и юго-западную окраины города, в бой были введены пятая, шестая и двести двенадцатая бригады третьего воздушнодесантного корпуса.
Всем десантникам был известен приказ Гитлера: овладеть восьмого августа Киевом и устроить парад немецких войск на Крещатике.
Гитлеровцы с остервенением рвались к городу. Десантники дали клятву: умереть, но не пропустить врага. Имея значительное превосходство, немцы днем и ночью атаковали наши оборонительные позиции. Ближние ожесточенные бои нередко завершались рукопашными схватками, в которых побеждали «черные комиссары». Так немцы называли в годы войны и морских, и воздушных десантников.
В боях отличились все: бойцы, командиры, политработники, штабные офицеры, врачи. Большую отвагу проявили молодые десантники-курсанты под командованием старшего лейтенанта Михайлова.
Подполковник рассказывал, а ребята слушали, стараясь не пропустить ни одного слова.
— Потребуется написать много томов книг, чтобы раскрыть весь героизм людей, которые защищали Киев. Бойцы и командиры сражались до последнего дыхания, но ни на шаг не отходили без приказа.
Встретив упорное сопротивление, гитлеровцы отказались от мысли захватить город штурмом, применили глубокий обходный маневр. И вновь самоотверженно сражалась 212-я бригада, выбившая вместе с другими частями врага за Десну.
Затем 3-й воздушнодесантный корпус вошел в состав 40-й армии и в течение сорока пяти дней вел тяжелые бои под Конотопом. В дальнейшем корпус реорганизовался в стрелковую дивизию, а та после освобождения города Тима стала именоваться 13-й гвардейской. Она отличилась в боях на Волге, ее воины освобождали Украину, Польшу, Румынию, Чехословакию, участвовали в сражениях за Прагу. Одной из первых 13-я гвардейская стрелковая дивизия, боевым ядром которой были воины-десантники, вышла на Эльбу. Тысячи ее воинов награждены орденами и медалями, четырнадцать гвардейцев удостоены звания Героя Советского Союза.
В дни защиты Москвы, когда потребовалось быстро сосредоточить в районе Мценска необходимое количество войск, командование приняло решение срочно перебросить туда по воздуху 5-й воздушнодесантный корпус. Уже имея опыт боев, воины воздушнодесантных бригад первыми стали на пути танковых частей Гудериана между Орлом и Мценском. Сдерживая натиск танков, они обеспечили своевременное сосредоточение в районе Мценска 1-го гвардейского стрелкового корпуса и вместе с его подразделениями вели тяжелые бои за каждый населенный пункт, за каждый метр советской земли. Это были многодневные и неравные бои, сорвавшие замысел Гудериана — захватить Москву с ходу.
Когда создалась очень сложная обстановка на Малоярославском направлении, в район Подольска был переброшен по железной дороге и на автомашинах 5-й воздушнодесантный корпус. Войдя в состав 43-й армии, он стойко защищал Москву. Окончательно враг был остановлен на реке Наре, юго-западнее Подольска, где до перехода в контрнаступление войск Западного фронта насмерть стояли десантники.
В боях за Москву особенно отличились 10-я и 201-я воздушнодесантные бригады, которые вели упорные бои с гитлеровскими захватчиками четыре месяца.
На дальних подступах к Москве героически сражались воины 214-й воздушнодесантной бригады. На двести пятом километре, между Орлом и Мценском, путь врагу преграждали всего лишь четыреста десять парашютистов из этой бригады, а через пять дней боев на сто восьмидесятом километре их осталось только шестьдесят. Но несравнимо больше потеряли в тех боях гитлеровцы.
Особенно активизировались действия парашютистов, когда враг был остановлен и на многих направлениях стал откатываться назад.
Парашютисты вместе с партизанами отрезали путь отступающим гитлеровцам, взрывали мосты, сжигали машины, уничтожали танки, блокировали ряд дорог, тем самым способствовали успеху войск фронта. Например, под Медынью, заняв несколько населенных пунктов и аэродромов, парашютисты, взаимодействуя с партизанами, держали под своим контролем большую территорию и уничтожали резервные части гитлеровцев.
Своевременную помощь в бою оказали воздушно-десантные части кавалеристам прославленного 1-го гвардейского корпуса под Вязьмой.
Крупный десант в составе десяти тысяч парашютистов был высажен в конце 1942 года между Вязьмой и Смоленском. И хотя задуманная операция из-за недостатка самолетов и средств прикрытия была осуществлена не полностью, десантники сражались мужественно, уничтожили немало врагов. Здесь они также помогали партизанам разрушать мосты и железные дороги.
В феврале тот же 4-й воздушнодесантный корпус десантировался в районе Юхнова, чтоб прорвать оборону противника с тыла и соединиться с поисками 50-й армии. Это была смелая операция. В ней участвовало также свыше десяти тысяч парашютистов. Противник смог организовать упорное сопротивление, и бои носили тяжелый характер. Парашютисты, действуя в тылу врага, оказались в трудном положении. Продовольствия, боеприпасов не хватало, скопилось много раненых, а противник беспрерывно подтягивал свежие силы. Десантники несли большие потери, но не теряли мужества продолжали сражаться.
Трудно теперь представить ту героическую картину боя. К сожалению, не сохранились фильмы о боях десантников, мало написано о них книг.
Хочется напомнить еще об одной из крупнейших десантных операций на правом берегу Днепра, севернее города Черкассы. Батальоны парашютистов захватили здесь крупные населенные пункты Лозовск, Секирну и Свидовск, разбили немецкие подразделения и больше суток удерживали плацдарм, ожидая форсирования Днепра войсками 52-й армии.
Внезапные решительные удары парашютистов за Днепром по вражеской обороне с тыла обеспечили захват целого ряда плацдармов на укрепленном врагом берегу реки. В этом большая историческая заслуга воздушнодесантных войск, пока несправедливо обойденная в военно-исторической литературе.
Исключительно смело действовали парашютисты под Одессой в 1941 году. Оказавшись в тылу вражеских войск, они сеяли там панику, уничтожали вражеские батареи и штабы.
И, наконец, наши воздушнодесантные войска сыграли очень важную роль в быстром овладении стратегическими пунктами, промышленными и военными объектами на Дальнем Востоке в глубоком тылу японских войск. Действуя решительно и смело, десантники обеспечили внезапное пленение крупных японских гарнизонов.
Свою беседу подполковник Морозов закончил словами:
— Скоро мы будем штурмовать Памир с высоты восьми тысяч метров. Трудности, которые ожидают нас, всем нам известны. Они несравнимы с теми, что пришлось пережить парашютистам-фронтовикам. И все же нелегко будет выполнить поставленную перед нами задачу. Но мы не уроним славу наших воздушнодесантных войск!
Хотя никто не подавал команду «встать!», все ребята разом поднялись и, словно клятву, повторили слова Морозова:
— Не уроним!
СТРОЧКИ ИЗ ПИСЕМ НА ПАМИР
«…Милый Виктор! Все эти дни я терзаюсь мыслью, что обидела тебя своими капризами. Только теперь, в длительной разлуке, поняла, как много значишь ты для меня.
Я обеспокоена не только нашей размолвкой. Представляю, на какое опасное, хотя и очень почетное дело ты послан. Машенька все рассказала мне, и я теперь-то знаю, что ты не на простых соревнованиях, как думала раньше. Лишь бы вернулся невредимым, мои родной и милый друг.
Письма от тебя получила, пишу тебе на Фергану, но Машенька говорит, что вы там почти не бываете. Как же мне быть, куда писать?
Мне дают отпуск, может быть, приехать к тебе?.. Как мы с Машенькой переживаем здесь за вас! А я за тебя больше всех…»
«…Саша, милый, получаю все твои письма, все телеграммы, не беспокойся. И сама пишу часто, почти каждый день. Сроднила наша разлука меня с Пашенькой. Девушка совсем высохла и росточком стала еще меньше… Любит она Виктора…
А я, как прежде, прыгаю с больших высот, готовлюсь к соревнованиям. Когда раскрывается парашют, смотрю на юго-восток и кричу: «Саша-а-а!» И мне кажется, мой голос доходит до Памира. Не слышал ни разу? Иногда я вижу тебя во сне: ты несешь меня на своих сильных руках… Скорее бы приезжал! Как тяжело быть в разлуке с тобой…»
«…Валера, смешной ты мой. Конечно, я люблю тебя и горжусь, что мой жених мастер спорта, известный парашютист, но если бы ты знал, как я всегда волнуюсь за тебя. Ты у меня такой отчаянный, делаешь все без оглядки…»
«…Юра, радость и гордость моя! Получила от тебя сразу кучу писем. Как же это так, что ты их опустил в один день? Мама спрашивает: какой Юматов тебя письмами заваливает? Я не стесняясь ответила: «Юрка — жених мой. Прекрасный парашютист, хочет стать космонавтом».
Любимый, единственный, неужели ты скоро будешь в Москве? Я звонила твоей маме, она подтвердила, что на днях приедешь. Слышала по радио, что вы уже прыгали на пик Ленина в честь 50-летия ВЛКСМ…»
Авторы этих четырех писем — девушки с разными характерами, у них разные профессии, но их роднит чистое, беспокойное чувство к веселым и добрым парням, дружбу которых закалила одна общая дорога — к пику Ленина. Любимые этих девушек — замечательные смелые ребята, спортсмены-парашютисты, настоящие герои нашего времени, о которых пишут в газетах и говорят по радио.
Только до слез обидно, что два письма из четырех никогда не прочтут те, кому они были посланы… Не узнают Валерий и Юрий, какие горячие, искренние слова берегли для них подруги.
ПЕРЕД СТАРТОМ
«…Последние тренировочные прыжки были особенно трудными для меня и моих товарищей. Нужно прыгать в кислородных масках, держать сосок в зубах, иначе маску сорвет потоком воздуха, и тогда парашютисту будет худо на большой высоте. Удержать этот сосок зубами, когда губы распухли, растрескались, нелегко. Надо подсказать конструкторам, чтоб придумали маску без этого соска. Зачем он?..
Тренировались каждый день, вылетая с ферганского аэродрома в горы, и всегда у многих ребят кровоточили губы, обожженные солнцем. Никто не жаловался, лишь шутили и посмеивались над «разукрашенными» не в меру. От ожогов можно было защищаться, просто мы не придавали этому серьезного значения. Вот горная болезнь более опасный враг. Беседовали много раз с нашими врачами и опытными альпинистами. Оказывается, горная болезнь известна людям уже много веков, и пока нет радикальных средств для ее предупреждения.
Недостаток кислорода в крови возбуждает какие-то нервные клетки, человек начинает часто дышать. Появляется головная боль, тошнота, повышается температура. К сожалению, людям, страдающим горной болезнью, никакие тренировки не помогают, нельзя от нее избавиться. Так же, как и морская болезнь, она не поддается лечению.
Сегодня второй день отдыха после тренировочных прыжков.
Прыжок на пик Ленина сначала назначили на 26 июля. Сколько было волнений, хлопот, разговоров! Мы все поднялись раньше обычного, шутили, по каждый из нас думал только о предстоящем прыжке. А тут объявили, что альпинисты еще не все поднялись в район приземления и не подготовились к встрече парашютистов. Вылет к пику Ленина перенесли на 27. Это неплохо. Мы еще лучше отдохнем, лучше подготовимся. Как видно, на Памире мы теперь пробудем недолго. Получены продукты только на три дня. Вечером мы погрузим свои контейнеры в самолет, который уже ждет нас на аэродроме.
Пишу после того, как посмотрели фильм «Горизонталь». Кто же это умудрился показать нам такую грустную, полную трагизма картину? В ней рассказывается о гибели одного альпиниста. Настроение после такого «отдыха» у ребят неважное. Лучше бы не смотрели. Даже Юра Юматов — наш гитарист что-то загрустил.
— Да бросьте вы, ребята, носы опускать. Мало ли что в кино покажут. Ну был случаи, не без того, — говорит подполковник Морозов. — Комедию не всегда снимут хорошую, а слезы выжмут запросто.
Беспокойная душа — подполковник. Со всеми побеседует, каждому скажет что-нибудь ободряющее. Трудно было бы Анатолию Хиничеву пережить без его дружеской поддержки душевную травму…
Анатолия во время последнего тренировочного восхождения на одну из вершин Памира возвратили в лагерь с высоты пяти тысяч метров. Врач обнаружил, что Толя заболел ангиной, и вот его не допустили к прыжку на пик Ленина. Парень совсем расстроился, ему так хотелось прыгать!.. Спортсмен он отличный, мастер спорта. Хиничев пошел к Владимиру Георгиевичу и попросил разрешения подняться на высокогорное плато пика Ленина с радиостанцией, чтобы помочь летчику в «наведении» самолета. Анатолий отлично знает радиостанцию, знаком с основами корректирования полета самолета. Морозов пошел ему навстречу… Теперь Хиничев уже где-то там, рядом с пиком.
Ну вот и все. Пашеньке не пишу. Сообщу о прыжке потом. Отбой решено сделать в десять вечера. В нашей огромной палатке все уже затихли. Завтра прыжок, к которому так долго и тщательно готовились.
Вечер теплый, немного душно. В палатке пахнет нафталином и резиной, где-то далеко-далеко трещит движок. А вот и Саша Мешков, на ночь умылся до пояса, ложится спать, подшучивает надо мной: «Знаю, письмо Паше строчишь». Нет, дорогой, делюсь своими мыслями с дневником…» Виктор Датченко.
НАД ПИКОМ ЛЕНИНА
27 июля, как и обещали синоптики, выдалось тихое безоблачное утро. Только активность пчел несколько смущала подполковника Морозова, который с недоверием относился к метеосводкам. В детстве он гонял голубей, был непревзойденным голубятником на Арбате, научился предсказывать погоду на сутки вперед по поведению пернатых. А когда стал парашютистом, наблюдательности у него прибавилось, и теперь он редко ошибается в своих прогнозах. По поведению пчел определил, что погода должна измениться в худшую сторону. Но не придал этому большого значения…
Итак пришел долгожданный день. Внешне все напоминало обычные тренировки: тщательный осмотр снаряжения, облачение в специальный костюм, проверка укладки парашюта, подготовка контейнера и напутствия руководителей.
Вездесущий Морозов, всегда сосредоточенные Петриченко и Томарович ощупывают каждого, проверяют все придирчиво, спрашивают у ребят о самочувствии, дают советы. Вид у парашютистов немного озабоченный. Необыкновенная торжественность предстоящего прыжка усиливает нервную напряженность…
На земле жара. Не терпится подняться в воздух. Лица у всех потные…
Перед посадкой в самолет — построение. Морозов напоминает о последнем решении общего партийно-комсомольского собрания:
«С честью выполнить знаменательный прыжок, посвященный 50-летию ВЛКСМ».
Для выполнения ответственного задания все сделано по плану, подготовлено с гарантией на благополучный исход операции. Каждый парашютист совершил не менее двадцати пяти тренировочных прыжков. Несколько раз спортсмены прыгали в кислородных масках.
Втайне парашютисты радовались, что памирская эпопея подходит к концу. Все истосковались по обжитым родным местам, по европейской прохладе, холодной воде и горячей ванне…
Сержант Датченко не расставался в мыслях с Пашенькой. Очень соскучился. Да и он ли один скучал по любимой?
Инженер Вячеслав Витальевич Томарович, казавшийся человеком замкнутым, так тот, перед посадкой кому-то признался: «Я ведь недавно женился, медовый месяц еще не кончился…»
Наконец — команда на посадку в самолет. Это касается всех сорока шести спортсменов, из которых тридцать шесть комсомольцев будут прыгать первыми. Еще десять парашютистов, самых опытных, в том числе Морозов, Петриченко, Томарович, прыгнут во вторую очередь. Они не в костюмах. Наденут их там, в самолете. Сейчас снаряжение будет мешать им готовить других спортсменов к прыжку на «Крышу мира».
Первой группой командовал капитан Георгин Тайнас. Виктор Датченко оказался рядом с Леонидом Асаенком. Познакомились они здесь, на Памире.
— Понимаешь, жинке не написал… Не хорошо, правда? — спросил Асаенок товарища.
Тот ответил успокаивающе:
— Ты знаешь, и я не написал. А может, это и хорошо? Стали бы там переживать. Помню, у нас на аэродроме разбился парашютист, так мать меня в чулане заперла, чтобы я не убежал на тренировку.
— Пожалуй, ты прав, — согласился Асаенок, — спустимся с пика, тогда и напишем. Моя мать тоже очень переживала, когда я уходил на аэродром.
У глаз Асаенка — лучики морщинок. Надевая снаряжение, он ворчал себе что-то под нос. Нет, ни на кого не сердился, просто так. Не умеет сердиться… У него необыкновенно мягкая, чувствительная душа.
Перед посадкой в самолет, Датченко вдруг крикнул с мальчишеским задором:
— До встречи на пике Ленина! Покучнее приземляйтесь, будем там подписывать послание в новые века!
Наконец воздушный корабль поднял клубы ныли, оторвался от земли, взял курс на Памир. Парашютисты сидели на своих контейнерах, беспокойно ерзали, устраиваясь поудобнее.
Специалисты парашютного дела высокого класса и мастера спорта Петриченко, Севостьянов, Томарович, Чижик и Прокопов ходили по огромному салону самолета. Помогали ребятам присоединять кислородное оборудование к питанию от бортовой кислородной сети, зацепляли карабины вытяжных фал парашютной системы, проверяли, не забыл ли кто что-то сделать. В салоне было шумно. Разговаривали громче, чем в обычном пассажирском самолете.
Наконец все десять «ассистентов» заняли свои места в гермокабине. Тридцать шесть парашютистов в кислородных масках, в специальных цветных утепленных костюмах замерли в ожидании сигнала к прыжку. В контейнерах у них было все необходимое для временного обитания в условиях Памира.
Виктор Датченко посмотрел в иллюминатор. Внизу виднелись рваные облака, побуревшие скалистые предгорья. Памир казался мрачным. В эти предстартовые минуты Виктор не думал ни о предстоящем прыжке, ни о том, как он будет спускаться к базовому лагерю после приземления. Мысли уносили его далеко, в родные донецкие места, где промелькнуло детство…
Датченко заглянул через иллюминатор в гермокабину, где находилась десятка асов парашютизма. Валера Глагольев был чем-то встревожен, он не отрывался от иллюминатора. Юматов улыбался чему-то, Морозов что-то рассказывал Томаровичу, тот внимательно слушал его.
Виктор перевел взгляд на ребят, которые сидели в общем салоне. Напротив него Мешков, похоже, что в дреме. Рядом с ним отрешенно о чем-то думал Асаенок. Справа от него разместился широкоплечий, небольшого роста парень. Звали его Васей. Фамилию Виктор никак не мог вспомнить. По натуре Вася был спорщиком, спорил по любому поводу и всегда всем возражал, хотя делал все так, как нужно…
Отвлеченные мысли Виктора прервал внезапно усилившийся гул двигателей, он ворвался в открывшийся люк. Выбросили пристрелочные парашюты с балластом. Вскоре на борту стало известно: все нормально, самолет снова на «боевом курсе». На табло вспыхнул желтый сигнал: «Приготовиться», и ребята зашевелились. Виктор поправил кислородную маску, крепче зажал зубами сосок, кивнул головой ребятам: мол, держитесь! Младший сержант Мешков поднял руку с оттопыренным большим пальцем: «Все идет отлично» означал его жест. Замечательный парень этот Саша Мешков, настоящий друг. Сколько раз он выручал ребят в тренировочных походах к вершинам Памира. Сядет иной товарищ — и ни с места. Хоть бери и тащи вместе с рюкзаком. Саша подойдет, сунет занемогшему руку под мышку и, словно это совсем не трудно, ведет его пять, десять, двадцать минут… Смотришь, парень ожил, сам пошел.
…Рядом с Александром Мешковым сидит круглолицый Николай Наливайко. Трогает руками контейнер, на котором расположился: проверяет, не забыл ли его на земле. В контейнере вместе с провизией и необходимыми вещами для десантировании в высокогорных условиях — десяток хороших яблок. За яблоками он готов на дно пропасти спуститься…
Десять парашютистов в гермокабине тоже начали готовиться к прыжку. Им предстоит приземлиться чуть позже и выше, чем этим тридцати шести, прямо на пик Ленина. Возглавляет группу асов неоднократный рекордсмен мира Александр Петриченко.
В надежности парашютов никто не сомневается. Они приняты специальной комиссией, опробованы при многократных перегрузках.
Вместе со всеми будет прыгать и молодой, но уже опытный парашютист Вячеслав Томарович. Он принимал участие в создании и испытании многих парашютов.
В десятку лучших входят также известные парашютисты, неоднократные рекордсмены мира Владимир Чижик, Владимир Прокопов, Эрнест Севостьянов. Немалый вклад в усовершенствование парашютной техники внесли и эти отважные спортсмены. Они о чем-то говорят, смеются, но их не слышно. Сидят пока без масок.
В большом салоне без масок нельзя. Высота над Памиром восемь тысяч, воздух разряжен. Парашютисты обеспечиваются кислородом от бортовой сети питания. При спуске на землю автоматически включится индивидуальная система.
Лицом к иллюминатору сидит москвич Юра Юматов, разносторонний спортсмен — парашютист, борец, легкоатлет… Он сын московского художника. Умеет неплохо рисовать, но в большей мере его способности проявились в музыке. Вчера Юра пел под гитару свои собственные песенки… После службы в армии он мечтает поступить в Московский авиационный институт.
Не сидится на контейнере воронежцу старшему сержанту Валерию Глагольеву…
Незавидное детство было у него. Мать умерла рано. Отец женился вторично, но тоже вскоре умер, и мальчик рос у мачехи. Что-то озорное есть в характере Валерия. Кажется, вот-вот он выкинет какой-нибудь «фокус» и удивит всех. Однако Глагольев не из тех, кто может нарушить устав, сделать отступление от нормы поведения спортсмена. Он надежный товарищ и непревзойденный шутник.
Виктору Датченко досадно, что его не взяли в группу сильнейших. Не потому, что он считает себя уж очень большим мастером парашютизма, а из-за угрызений совести: всем же известно, что этим товарищам будет гораздо труднее, Виктор просился в их группу, но подполковник Морозов сказал: «Тебе лучше быть там, где на тебя будут равняться». Значит, так надо. Виктор смог выработать в себе умение повиноваться без внутреннего возражения, у него нет привычки по любому поводу обсуждать действия старшего командира…
Подполковник сидит рядом с лейтенантом Сидоренко. Даже специальная одежда парашютиста не скрывает стройности фигуры у этих выдающихся армейских спортсменов. Виктору приходилось прыгать с ними с высоты сто метров без запасного парашюта, когда купол раскрывается у самой земли. Смелые офицеры, хорошо подготовленные и натренированные парашютисты, они имеют богатый практический опыт.
Секунды, казавшиеся парашютистам слишком замедленными, истекли. На табло вспыхнул зеленый свет, со скрежетом раскрылся двухстворчатый люк. Внизу, совсем близко, проплывали голубые снега Памира. Холодный сильный поток воздуха с грохотом врывался в салом. Один за другим спортсмены прыгали навстречу черным бездонным трещинам и зубастым скалам. В стремительном падении парашютисты преодолевали резко нарастающее давление снизу, словно их вталкивали в резиновую массу. Рывок ощущался намного сильнее, чем в обычных условиях, и казалось, ткань парашюта не выдержит, лопнет от удара, затрещит рваными лоскутами на скрученных стропах. Даже смотреть вверх было страшно. Но по инструкции это полагалось делать.