Боливар

Освободитель просил конгресс утвердить его декреты об отмене рабства и о наделе льянеро землей. Он говорил:

— Цепи рабства разбиты, и Венесуэла увидела себя окруженной новыми счастливыми сыновьями… Да, бывшие рабы уже свободны; те, кто раньше был врагом своей матери-родины, стали ее защитниками. Излишне говорить о справедливости, необходимости и благотворности этой меры, если вы знаете историю илотов[19], Спартака и Гаити, если вы знаете, что нельзя быть свободным и рабом в одно и то же время, не нарушая естественных, политических и гражданских законов. Ваше суверенное право изменить или отменить любое из моих постановлений и декретов, но я молю вас подтвердить объявленную мной абсолютную свободу рабам, как если бы молил о своей собственной жизни или о жизни республики.

Высказываясь в пользу расового и национального равенства и требуя отмены рабства, Боливар выступал с более передовых позиций, чем самые прогрессивные тогдашние деятели США, в том числе Вашингтон и Джефферсон — защитники работорговли и рабовладения.

Призвав к объединению Новой Гранады и Венесуэлы в единое государство — Колумбию, Боливар так закончил свою речь:

— Нам не следует требовать невозможного. Если мы слишком высоко поднимемся в царство свободы, мы вновь попадем во власть тирании. Единство, единство, единство! — вот каким всегда должен быть наш девиз. Депутаты, я слагаю с себя обязанности президента, я закончил мою деятельность, теперь вы приступайте к своей.

На следующий день конгресс единогласно избрал Боливара президентом республики Венесуэлы и одобрил его предыдущую деятельность, в том числе декрет об освобождении рабов. Была принята унитарная система правления. Президентский срок устанавливался в четыре года. Вице-президентом был избран новогранадец Франсиско Антонио Сеа. Конгресс принял закон о суде и присяжных. Однако депутаты высказались против учреждения наследственного сената и «моральной власти». Наследственный сенат означал в их глазах создание новой аристократии, а «моральная власть» якобы слишком походила на инквизицию. Тем не менее решения конгресса удовлетворили Боливара. Теперь он не самозваный диктатор, а законный президент государства, глава правительства Венесуэлы. После февраля 1819 года Боливар мог уже не считаться с капризами своих соперников. «Конгресс в Ангостуре похоронил всех моих противников», — говорил Боливар.

Успешно было проведено и другое важное мероприятие, задуманное Боливаром, — мобилизация европейских добровольцев для борьбы с испанцами. Основной базой для набора добровольцев стала Англия, где действовал энергичный и предприимчивый агент Венесуэлы Лопес Мендес, которого Боливар оставил в Лондоне в 1811 году.

В Англии остро чувствовался экономический кризис — результат многолетней войны с Францией. Толпы безработных бродили по городам и селам. Правительство сократило армию на 30 тысяч человек. Боливар предложил волонтерам следующие условия: 20 долларов при подписании контракта, рацион и жалованье английской армии, а после окончания войны премия в 500 долларов. По прибытии в Южную Америку волонтерам обещали оплатить стоимость дорожных расходов. Эти условия соблазнили многих оказавшихся не у дел английских военных. Лопес Мендес без труда завербовал нескольких бывших полковников, которые начали набирать волонтеров, заботясь, правда, в первую очередь о том, чтобы снабдить себя и своих подчиненных пышными мундирами, могущими соперничать по своему великолепию с мундирами королевской гвардии.

Намеревался приехать в Венесуэлу великий поэт Байрон, впоследствии отдавший свою жизнь в борьбе за независимость Греции.

На зов Боливара откликнулись не только англичане. Среди добровольцев находились представители почти всех национальностей Европы: ирландцы, немцы, шведы, итальянцы, поляки (в их числе племянник генерала Костюшко — борца за независимость Польши, участника войны Соединенных Штатов против англичан), французы (среди них сын соратника Наполеона Иоахима Мюрата и сын Жозефа Бонапарта, незадачливого короля Испании).

Были и русские: Иван Миллер, полковник Иван Минута, участники многих сражений.

В 70-е годы нашего века в Советском Союзе были обнаружены документы, проливающие свет на деятельность еще одного уроженца России — волонтера, служившего в войсках Симона Боливара инженера Михаила Роля-Скибицкого. Этот славный солдат свободы родился в 1793 году в селении Корчевка Староконстантиновского уезда Волынской губернии в небогатой помещичьей семье. Скибицкий в течение восьми месяцев пробирался через Швецию и Англию в Венесуэлу, куда прибыл в 1824 году. За участие в битве при Аякучо наш волонтер был удостоен награды «Бусто де Либертадор». Скибицкий дослужился в освободительных войсках до чина подполковника. В 1835 году он вернулся в Россию, где подвергался за свое участие в освободительной борьбе народов Латинской Америки гонениям. Сохранилось письмо от 21 января 1836 года А. X. Бенкендорфа военному губернатору Киева А. Д. Гурьеву, в котором шеф жандармов сообщал, что «Его Величество высочайше повелевать изволили возвратившегося из-за границы в Киевскую губернию помещика Михаила Скибицкого допросить, точно ли он служил в колумбийских республиканских войсках и в таком случае выслать его в Вятку».

Генерал Инглиш, один из сподвижников Веллингтона, организовал отряд в 1200 англичан; полковник Элсон собрал 500 человек; полковник Услар привез из Брюсселя 300 немцев; генерал д'Эверо организовал ирландский легион, в котором участвовал сын известного борца за свободу Ирландии О'Коннеля.

Первое знакомство с венесуэльской действительностью на многих волонтеров произвело гнетущее впечатление. Они мечтали о молочных реках с кисельными берегами, о золоте и жемчуге, которые надеялись найти в изобилии на улицах Ангостуры. Вместо этого нашли городишко о захудалыми постройками, окруженный непроходимыми тропическими лесами. Здесь малярия, оспа и желтая лихорадка щадили только индейцев и негров. Еды не хватало, и она была неудобоварима для европейских желудков: кукуруза, бананы и мясо без хлеба и соли.

Вскоре великолепные мундиры волонтеров превратились в лохмотья, обувь порвалась в клочья. Офицеры ходили босиком или в индейских сандалиях — альпаргатас. Капитан Томпсон, которому удалось каким-то чудом сохранить пару сапог, в конце концов почувствовал угрызения совести и бросил их в Ориноко. Полковник Рук пришел на обед к Боливару в сюртуке без рубашки и воротничка. Боливар приказал своему слуге дать ему одну из своих рубашек, но у него самого оказалось всего лишь две: одна на нем, а другая в стирке.

Голодные англичане, которым не платили жалованья, продавали льянеро свои мундиры и даже оружие. Пасо охотно скупал все это. Его охрана быстро нарядилась в яркие английские униформы, а генерал Манрике накупил столько мундиров, что каждый вечер надевал новый. Многие из волонтеров беспробудно пьянствовали. Некоторые требовали для себя особых привилегий, другие просто перебегали к врагу.

В районе Рио-Ача, расположенном на севере Венесуэлы, высадился Монтилья с группой ирландцев. Он надеялся освободить Санта-Марту и Маракайбо. Но не успели ирландцы ступить на американскую землю, как потребовали увеличить им жалованье или отправить их на Ямайку. Не имея возможности справиться с бунтовщиками, Монтилья принял решение покинуть Рио-Ача. Тем временем ирландцы перепились, подожгли город, захватили корабль и ушли на Ямайку.

Боливар писал Монтилье: «Все то, что вы мне говорили об ирландском легионе, меня отнюдь не удивляет. От наемников, которым не платят, можно всего ожидать. Они как куртизанки: не отдают себя до тех пор, пока не получат денег».

Полковник Хиппсли, которого прикрепили в качестве военного советника к Паэсу, потребовал присвоить ему звание генерала. Когда ему отказали, он возвратился в Англию, где стал поносить Боливара. А прикомандированный к тому же Паэсу полковник Вильсон поступил еще хуже. Он стал подбивать Паэса взбунтоваться против Освободителя. Паэс сообщил об этом Боливару. Вильсона арестовали, но ему удалось бежать. Потом выяснилось, что Вильсон был заслан в ряды патриотов испанцами.

Со временем авантюристы, грабители и пьяницы отсеялись, слабые отпали сами собой, и остались те из волонтеров, кто действительно хотел честно служить интересам республики. Многие стали ближайшими помощниками Боливара и отдали свою жизнь за свободу. Полковник Рук погиб во время перехода Анд. Фергусон — адъютант Боливара — был убит заговорщиками. Секретарями Боливара служили ирландец О'Лири и француз Перу де ла Круа.

Наравне с английскими, немецкими и ирландскими частями Боливар создавал смешанные отряды, в которых европейские солдаты обучили военному искусству местных патриотов, а те учили своих наставников преодолевать трудности жизни в тропиках. Военный опыт, которым обладали многие добровольцы, их выдержка и решительность значительно увеличили боеспособность армии патриотов. Всего за время войны за независимость к Боливару в Венесуэлу прибыло около пяти тысяч волонтеров. Большинство из них пало в боях или умерло от тропических болезней, от истощения и ран.

Боливар впоследствии говорил, что подлинным освободителем Южной Америки был не он, а Лопес Мендес — представитель патриотов в Лондоне, обеспечивший вербовку волонтеров…

ВЕЛИКАЯ КОЛУМБИЯ

Для нас родиной является Америка.

Симон Боливар

В конце февраля 1819 года Боливар оставил Ангостуру и во главе иностранных волонтеров поспешил на соединение с Паэсом, против которого вновь вел бои Морильо, решивший во что бы то ни стало завладеть льяносами. Но и на этот раз испанский маршал не смог добиться успеха.

Результаты этой кампании Боливар так оценивал в одном из своих писем: «Наша защита оказалась роковой для Морильо, ибо он потерял почти половину своей армии в сражениях, маршах, контрмаршах и стычках».

14 мая Боливар получил сообщение, что генерал Сантандер изгнал испанцев из долины Касанаре. Эта местность расположена на востоке от Андского хребта и примыкает к льяносам. Когда Морильо захватил Новую Гранаду в 1816 году, многие патриоты бежали в район Касанаре и там продолжали сражаться против испанцев. По поручению Боливара возглавлял их генерал Сантандер.

Узнав о победе патриотов в Касанаре, Боливар стал готовить поход в Новую Гранаду. Изгнание испанцев из Новой Гранады открыло бы дорогу для освобождения Панамы и Венесуэлы, а также Эквадора и Перу, откуда было рукой подать до Чили и Аргентины. Но для этого патриотам необходимо было преодолеть грандиозные препятствия: совершить марш в 1200 километров через затопленные осенью льяносы, затем перейти Анды, достигающие здесь высоты в четыре тысячи метров, и после всех этих испытаний еще сразиться и победить испанскую армию в Новой Гранаде. Простой, смелый и отчаянный план, характерный для Боливара, этого гениального импровизатора, мечтавшего стать освободителем не только Венесуэлы, но и всей Южной Америки. Конечно, риск был большой. Для похода в Новую Гранаду следовало мобилизовать все силы патриотов.

Боливар договорился с Паэсом о совместных действиях. В задачу льянеро входило в определенный момент перерезать испанские коммуникации в районе Кукуты, ведущие в Новую Гранаду.

23 мая Боливар созвал военный совет в индейской хижине на берегу реки Апуре. Там не было ни стола, ни стульев. Офицеры сидели на черепах убитых волов и лошадей, высушенных солнцем и вымытых проливными дождями. Ни одному из присутствующих не исполнилось еще и 40 лет. Боливару было тогда 36, его начальнику штаба Сублетте — 29, командующему пехотой Ансоатеги — 30, Паэсу и Сантандеру по 27 лет. Боливар изложил собравшимся в общих чертах свой план. Полковник Рук, командир английских волонтеров, первым высказался в его поддержку. Примеру Рука последовали другие офицеры. Все теперь зависело от того, как будет проведено в жизнь намеченное предприятие. Главным залогом успеха было строжайшее соблюдение тайны. Войнам не следовало знать, куда их ведут и что предстоит им свершить.

Как только идея похода была утверждена, Боливар начал действовать с присущей ему энергией. Сантандер получил приказ подготовить армию к вторжению в Новую Гранаду. Были собраны все лодки и другие виды водного транспорта, спешно готовились запасы военного снаряжения и провианта. Сантандер опасался, что армия, не сможет преодолеть горных вершин без кожаной обуви и шерстяных одеял, но никто не знал, где можно достать их.

Наконец в конце мая армия патриотов была готова к походу. Она состояла из солдат разных цветов кожи. Бывшие рабы-негры и дородные англичане, метисы и русские, креолы и итальянцы, льянеро и французы, индейцы и ирландцы — все они чувствовали себя равноправными борцами, готовыми на геройские подвиги и великие свершения во имя свободы. Многих сопровождали жены, служившие сестрами милосердия.

Стоял период дождей. Реки разлились в необозримые озера, кишевшие аллигаторами, электрическими угрями и прожорливой рыбешкой карибе, нападавшей стаями на людей и животных. Сухая земля превратилась в непроходимое болото. Непроходимое? «Но там, где проползает кобра, разве не могут пройти солдаты свободы?» — спрашивал Боливар.

Мириады москитов кружились над солдатами, атакуя их. Беспрерывно моросил дождь. Многие солдаты имели на себе только набедренные повязки. Одежда употреблялась на то, чтобы уберечь от сырости боеприпасы. «В течение семи дней, — рассказывает в своих воспоминаниях адъютант Боливара Флоренсио О'Лири, — мы шли по грудь в воде. Самым трудным был переход рек. Не хватало лодок. Снаряжение и оружие переправляли в больших кожаных мешках, в которых также перевозили солдат, не умевших плавать».

Большинство мулов и лошадей погибло в пути. Настали дни, когда солдатам нечего было есть. И все же бойцы освободительной армии преодолели льяносы и подошли к предгорьям Анд.

«До сих пор мы проходили через дружественную территорию, — писал Боливар Паэсу в конце июня. — Когда мы пересекли большие реки, я надеялся, что наши беды позади, но ввиду новых и новых препятствий, которые ежедневно возникают на каждом шагу, я почти отчаиваюсь закончить этот поход. Только упорство, превышающее всякие границы, и желание выполнить принятое решение помогают мне преодолеть эти трудности».

В долине Касанаре Боливара ожидал Сантандер и его партизанские отряды. Пополненная ими армия патриотов насчитывала около 3400 бойцов. После непродолжительного отдыха начался штурм Анд, которые в это время года считаются непроходимыми.

Льянеро взирали с удивлением и страхом на величественные горные вершины. По мере подъема их беспокойство росло. Привыкшие к степям, к быстрым рекам, к диким скакунам, к единоборству с быком, крокодилом и ягуаром, льянеро становились в горах беспомощными и безвольными. Многие из них потеряли всякую надежду превозмочь столь огромные трудности и считали, что только безумцы могут надеяться достичь основной цели — перейти Анды да еще победить испанскую армию в Новой Гранаде.

Во многих местах путь преграждали горные обвалы и вырванные ветром деревья. С каждым шагом понижалась температура. Люди и лошади засыпали на ходу от усталости и падали. Дождь сменился снегом. Через четыре дня после начала подъема все повозки выбыли из строя, весь скот пал. Солдаты шли полуголые, страдая от дизентерии и холода, который по мере подъема все больше усиливался. На высоте в две тысячи метров людей начала косить горная болезнь — сороче, от нее теряют зрение и слух, сходят с ума.

Рассчитывая избежать встречи с испанскими отрядами, охранявшими наиболее проходимые перевалы, Боливар избрал самый недоступный из них — перевал Писбы. Даже в хорошую летнюю погоду мало кто отваживался пользоваться им. Вокруг стоял густой туман. Выбившись из сил, солдаты побросали все, за исключением оружия. Дул ледяной ветер. Ослабевших бойцов командиры ударами прикладов заставляли идти вперед. Располагай испанцы сотней солдат у перехода Писбы, они смогли бы предотвратить освобождение Новой Гранады.

Боливар ехал на муле в авангарде армии, постоянно ободрял окружающих шутками и рассказами о прошлых походах. Генеральская форма на нем изорвалась. Освободитель убеждал солдат продолжить путь, уверяя, что близок конец испытаниям, но его слушатели уже не нуждались в утешениях. Ледяные громады высились позади них. Теперь не оставалось ничего другого, как идти вперед и победить испанцев или умереть. Испанские штыки не могли причинить им больших страданий, чем этот переход.

Через месяц после начала похода сильно поредевшая армия Боливара (из 3400 солдат, начавших подъем, 1500 погибли или отстали в пути) достигла глубокой ночью перевала Писбы и остановилась на ночлег. Нельзя было зажечь даже огня. Шел дождь, перемешанный с градом, ветер задувал костры. «В эту ночь, — рассказывает Флоренсио О'Лири, — я обратил внимание на группу солдат: оказалось, что жена одного из них рожала. Наутро я увидел ее с новорожденным на руках в походе вместе с батальоном. Ей предстояло пройти после родов две мили по самой трудной дороге мира».

На следующий день Боливар начал осторожно продвигаться дальше. Жители горных селений встречали патриотов с искренней радостью, делились с ними табаком, хлебом и чичей[20], помогали подбирать брошенное по дороге оружие. Солдаты, отставшие при переходе Писбы, нагоняли армию, которая постепенно приобретала боевой вид. Боливар посылал крестьян разносить весть о том, что Анды перешла большая армия патриотов.

— Говорите о нас так, как будто сам святой дух пришел освободить Новую Гранаду.

Первый бой с испанцами произошел в болотистой местности Пантано-де-Варгас. Патриоты, несмотря на усталость, дрались с огромным воодушевлением. Они знали, что поражение означает для них не только верную гибель — за их спиной был перевал Писбы, но и конец надеждам на освобождение Новой Гранады и их родной Венесуэлы. Особый героизм проявил льянеро полковник Рондон, сподвижник Паэса. Когда испанцы начали брать перевес и в рядах патриотов наступило замешательство, к нему обратился Боливар:

— Полковник Рондон, спасите отечество!

— Храбрецы, за мной! Да здравствует свобода! — С этим криком Рондон кинулся в атаку, увлекая за собой остальных.

Пуля сразила Рондона, но испанцы не выдержали натиска и отступили.

С не меньшим воодушевлением сражались и иностранные волонтеры. Англичанин Рук, командовавший ими, был тяжело ранен, ему на поле боя ампутировали руку. Схватив здоровой рукой окровавленный обрубок и потрясая им, Рук призывал волонтеров драться за родную землю.

— За какую? — спросил его один ирландец.

— За ту, на которой я лежу, — прохрипел отважный англичанин.

Через час он умер и был похоронен на земле, которую так обильно полил своей кровью.

О результатах этого сражения командующий испанскими войсками генерал Баррейро сообщал вице-королю: «Разгром республиканцев представлялся неизбежным. Никто из них, казалось, не мог уйти от гибели, но отчаяние придало им безумную храбрость. Пехота и кавалерия поднялись из болота, куда мы их сбросили, и ринулись на штурм занятых нами высот. Наши солдаты не смогли устоять перед их натиском».

Боливар выиграл бой за Пантано-де-Варгас. Но это не была решающая победа. Испанцы отступили, сохраняя полный порядок. Они сосредоточили свои силы близ моста через реку Бояку, надеясь здесь преградить патриотам путь к столице Новой Гранады — Боготе. Пока Баррейро лихорадочно готовился к предстоящей встрече, Боливар обходным маневром взял горную крепость Тунху, где захватил большое количество провианта и боеприпасов. Силы его после победы у Пантано-де-Варгас росли. Со всех сторон стекались новогранадцы под знамена венесуэльских патриотов.

Не теряя времени, Боливар поспешил сразиться с Баррейро. 7 августа 1819 года произошла знаменитая битва у моста через реку Бояку. У испанцев было почти три тысячи солдат, у Боливара — немногим более двух с половиной тысяч. И те и другие сражались ожесточенно. «Дрались в полном молчании», — по словам одного из участников битвы. Все понимали, что именно здесь, у этого моста, решается судьба Новой Гранады. Но вот ряды испанцев дрогнули. Враг начал отступать. Боливар приказал: «Добить годов!»

Сделав еще одно усилие, патриоты окружили испанцев. Бегством спаслись только 50 солдат. 1600 человек попали в плен, остальные погибли в бою. Патриоты потеряли только 13 человек убитыми. Рядовой солдат метис Педро Мартинес взял в плен прославленного испанского генерала Баррейро. Среди пленных оказался офицер Винони, который в 1812 году предал Боливара в Пуэрто-Кабельо. Боливар приказал его повесить.

Узнав о поражении испанских войск, вице-король Самано переоделся крестьянином и бежал из Боготы. Его примеру последовали и другие представители испанских властей.

От реки Бояки до столицы Новой Гранады солдаты Боливара прошли по дороге, усеянной цветами. Впереди шли английские волонтеры, босые, оборванные, заросшие щетиной. Это были настоящие привидения, свидетельствует очевидец, но эти привидения были людьми, сильными телом и духом, ибо те, кто был слабее, навсегда остались в горных снегах, гам, где сердце разрывается от недостатка кислорода.

Ожесточение патриотов против испанцев, подвергавших население Новой Гранады всяческим унижениям и издевательствам, было столь велико, что генерал Сантандер приказал расстрелять Баррейро и тридцать семь испанских офицеров на том самом месте, где вице-король Самано казнил Салавариету и ее друзей. Когда Боливар указал Сантандеру на нецелесообразность подобных эксцессов, Сантапдер ответил:

— Испанцы расправляются с нами, когда мы попадаем к ним в плен, почему же мы обязаны церемониться с ними?

10 августа Боливар прибыл в Боготу. Толпы народа приветствовали его. На главной площади города победителя ожидали старые друзья и знакомые. Один из них произнес цветистую речь в честь Боливара, который ответил: «Великий и благородный оратор! Я не являюсь тем героем, о котором вы говорили. Следуйте его примеру, и я буду преклоняться перед вами».

Семьдесят пять дней понадобилось Боливару для освобождения Новой Гранады. Переход Анд иногда сравнивают с переходом Альп Ганнибалом. Но Ганнибал командовал хорошо оснащенной армией. В 1817 году Сан-Мартин перешел Анды на юге, но он готовился к этому два года. У Боливара же все было импровизацией.

Узнав о поражении испанцев в Новой Гранаде, Морильо сообщил в Мадрид: «Бунтовщик Боливар занял Боготу — этот роковой успех повергнул к его стопам целое королевство, огромные ресурсы густонаселенной и богатой страны, откуда он будет черпать все, что ему необходимо для продолжения войны в этих областях. Повстанцы и особенно их вождь не довольствуются пустыми угрозами или праздным краснобайством. Боливара поддерживают местные жители, он никому не подотчетен. Его армия растет за счет наших дезертиров, недовольных и людей различных классов и положений, которые присоединяются к ней в походе. В распоряжении повстанцев, кроме королевства Новой Гранады, оказалось много портов в южных морях, которые будут использованы их пиратами. Попаян, Кито, Пасто и все внутренние области этого континента вплоть до Перу находятся во власти того, кто господствует в Боготе. В руках повстанцев монетный двор, арсеналы, оружейные фабрики, мастерские и все то, чем владел наш король в этом вице-королевстве. В один день Боливар разрушил плоды пятилетней кампании испанцев и одной победой возвратил себе все то, что армия короля отвоевала в многочисленных сражениях».

Боливар доказывал своим сторонникам, что победа при Бояке лишь начало длительной войны, что свобода Новой Гранады будет оставаться под угрозой, пока враг удерживает свои позиции в Венесуэле, Эквадоре, Перу.

В Боготе была проведена мобилизация в республиканскую армию. Жалованье служащих снизили наполовину. Владения испанцев, поддерживавших колонизаторов, а также американцев, бежавших при приближении республиканских войск, подверглись конфискации. Освободитель потребовал от духовенства передавать десятину в государственную казну, а также дал понять, что он ожидает от священников добровольных пожертвований. Боливар отказался платить долги испанцев. «Это учреждение новой республики, а не продолжение старых порядков», — говорил он тем, кто предъявлял такие претензии. Был дан строжайший приказ наказывать мародеров. Для борьбы с заговорщиками правительство учредило революционные трибуналы.

Боливар объявил об освобождении рабов в Новой Гранаде и призвал их в армию. «Разве это справедливо, — писал он Сантандеру, — что свободные люди должны умирать за освобождение рабов, разве не было бы более справедливым, чтобы рабы сами боролись за свои права на полях сражений?» Республиканское правительство обязалось воспитать сирот погибших на войне воинов и оказывать помощь родственникам тех, кто отдал свою жизнь за дело республики.

Боливар учредил пост вице-президента Новой Гранады и назначил на него генерала Франсиско де Пауля Сантандера.

18 сентября в Боготе была отпразднована победа, одержанная патриотами при Бояке. В городе воздвигнули триумфальные арки в римском стиле. Подоконники и балконы украсили знаменами и коврами. Торжественным маршем прошла по главным улицам, усыпанным цветами, армия патриотов. Шесть статуй, представлявших добродетели республики, возвышались на главной площади, где Боливар и республиканские генералы принимали парад. Двадцать девушек, одетых в белое, исполнили гимн в честь Боливара, и одна из них вручила ему лавровый венок, который он сначала возложил на голову Сантандера, а затем передал солдатам, выстроившимся на площади.

Обращаясь к войскам, Боливар сказал:

— От океана, в который впадает Ориноко, до Анд, где таятся истоки Магдалены, вы освободили четырнадцать провинций от легионов тиранов и злодеев, прибывших из Европы и захвативших Америку. Эти легионы разбиты вашим оружием, они следуют за колесницей ваших побед. Солдаты, вас было всего лишь двести человек, когда вы начали этот поразительный поход. Теперь вас многие тысячи, и вся Америка слишком мала, чтобы вместить вашу храбрость. От севера до юга на этом континенте вы сеете свободу. Вскоре столица Венесуэлы встретит вас в третий раз, и ее тиран не посмеет сразиться с вами. Перу увидит знамена Венесуэлы, Гранады, Аргентины и Чили, и население Лимы встретит с восторгом освободителей Америки, которыми по праву может гордиться весь современный мир.

***

Между тем в Ангостуре, куда сведения из Боготы поступали с двухмесячным опозданием, ходили самые невероятные слухи о судьбе экспедиции Боливара. Утверждали, что Освободитель потерпел поражение и был взят в плен. Мариньо и его друзья обвиняли Боливара в дезертирстве. Он не имел права покидать территорию Венесуэлы без разрешения конгресса. Этот фантазер оставил Гвиану беззащитной, и теперь испанцы смогут без труда захватить Ангостуру.

В сентябре конгресс, члены которого находились в полном неведении относительно судьбы экспедиции Боливара, под влиянием его недругов сместил Сеа и избрал вице-президентом Арисменди, а он, в свою очередь, назначил главнокомандующим Мариньо. Когда весть об этом достигла Боготы, Боливар покинул столицу Новой Гранады и возвратился в Ангостуру, куда прибыл в начале декабря 1819 года. Как это неоднократно случалось в прошлом, так и на этот раз с появлением Боливара его недоброжелатели поспешили принести повинную.

В Ангостуре Боливар доложил конгрессу о результатах похода и предложил учредить Республику Колумбию в составе Эквадора, Новой Гранады и Венесуэлы. Конгресс принял это предложение. Проект Миранды о создании Великой Колумбии, таким образом, был воплощен в жизнь благодаря упорству и железной воле Боливара. Депутаты одобрили временную конституцию республики. Постановили созвать к 1 января 1821 года в городе Кукуте — на границе Венесуэлы и Новой Гранады — новый конгресс, который определил бы форму правления нового государства и принял решение о его постоянной конституции.

Покончив с законодательными делами, Боливар стал планировать новую кампанию против войск Морильо. Со стороны Новой Гранады на испанского маршала должен был наступать Урданета, из льяносов — объединенные силы Паэса и Мариньо, от острова Маргарита — корабли и войска под командованием Монтильи, которым надлежало освободить порты, занятые испанцами. Следовало спешить с наступлением, ибо, по полученным патриотами сведениям, Фердинанд VII готовил в Кадисе новую мощную карательную экспедицию для усмирения восставших колоний. Она должна была состоять из 20 тысяч пехотинцев, 3 тысяч всадников, 100 орудий. Если бы Фердинанду VII удалось осуществить свои планы, то война за независимость затянулась бы еще на многие годы.

— Мы должны нанести поражение Морильо до того, как он получит подкрепления из Испании, иначе всем нам несдобровать, — объяснял Боливар своим генералам, которые на этот раз с готовностью спешили выполнять его приказы.

Но не успели патриоты начать новую кампанию, как Боливар получил от Морильо письмо, в котором изъявлялось пожелание испанского правительства заключить мир. Оказывается, 1 января 1820 года в Кадисе восстал под руководством офицеров-демократов Риего и Кироги экспедиционный корпус, к восставшим присоединился народ. Простые люди Испании не желали больше участвовать в колониальной войне, ведь она велась в интересах аристократов и богатых купцов.

Восставшие заставили Фердинанда VII вновь узаконить демократическую конституцию 1812 года. К власти пришли либералы, они надеялись за счет сговора с креольской верхушкой добиться мира в колониях. Новое правительство предписало Морильо начать немедленно мирные переговоры с Боливаром.

Морильо, получив эти инструкции, воскликнул:

— В Мадриде сошли с ума! Все потеряно! Я подчиняюсь, но с этого момента мы должны оставить всякую надежду удержать под властью Испании американские земли.

Зато вожди патриотов с ликованием встретили известия о событиях в Кадисе.

— Это решает нашу судьбу, — сказал Боливар. — Теперь мы можем быть уверены, что из Испании больше не поступит подкреплений в Америку, а уж с Морильо мы как-нибудь справимся.

Освободитель никогда не сомневался, что испанский народ в конце концов окажет поддержку патриотам. Он неоднократно предупреждал своих соратников:

— Не смешивайте испанское правительство с испанским народом. Мы воюем против первого, а не против второго.

На каких же условиях Морильо предлагал мир патриотам? Признание конституции 1812 года, увеличение числа представителей колоний в испанском парламенте (кортесах), обеспечение за креольской верхушкой особых прав и привилегий.

Боливар передал Морильо, что мир может быть установлен только в том случае, если Испания признает независимость Великой Колумбии.

В течение нескольких месяцев обе стороны обменивались посланиями, пытаясь перехитрить друг друга. Морильо делал все возможное, чтобы завоевать расположение Боливара и других руководителей патриотического лагеря. Он обещал признание их военных чинов и всяческие награды, если они перейдут на сторону Испании. Освободитель, со своей стороны, предлагал испанским офицерам деньги и повышение в чинах за переход на сторону патриотов.

Обе стороны желали если не мира, то перемирия. Морильо хотел выиграть время, все еще надеясь получить помощь из Мадрида. Боливар желал передышки, чтобы накопить достаточно сил для последней, решительной схватки с противником.

Пока шли переговоры, патриоты продолжали довольно успешно вести бои с испанцами, Морильо был вынужден оставить города Мериду, Трухильо и Санта-Марту. Наконец оба лагеря согласились заключить перемирие на шесть месяцев. По предложению Боливара был подписан документ об упорядочении ведения войны, обязывающий стороны не применять репрессий по отношению к мирному населению. Договорились об обмене пленными, о захоронении убитых солдат. 27 ноября 1820 года Боливар ратифицировал документы в том же самом городе Трухильо и в том же самом доме, где ровно семь лет тому назад подписал декрет о «Войне насмерть».

После заключения перемирия Морильо предложил Боливару встретиться с ним. Боливар согласился. В конце ноября Морильо, одетый в парадный мундир, усеянный орденами и медалями, под охраной эскадрона гусар и пятидесяти офицеров своего штаба приблизился к городу Санта-Ане. Его встретил Боливар в сопровождении только десяти офицеров. Освободитель был одет в походную военную форму, без орденов и каких-либо других отличий.

— Как! — воскликнул Морильо. — Этот человечек в синем мундире, в деревенском сомбреро, восседающий на муле, — Боливар?!

Но для удивления не было времени. Человечек спрыгнул с мула. Морильо последовал его примеру, и они обнялись, как того требовал старый кастильский обычай. Испанец скромного происхождения, дослужившийся до маршала, получивший за свои заслуги от короля титулы графа и маршала, был защитником дворян, богачей и монархического строя. Боливар, благородный креол и богач по рождению, отказавшийся от своих привилегий, сражался за независимость своей родины. И тот и другой считали, что выполняют свой долг.

В Санта-Ане их ждал торжественный обед, за столом оба военачальника обменивались комплиментами, восхваляя храбрость и благородство своих солдат.

Боливар произнес тост.

— Я пью за героизм бойцов обеих армий, за их преданность, самопожертвование, отвагу, которым нет равных! За благородных людей, которые защищают свободу, несмотря на все испытания, и за тех, кто покрыл себя славой, отдав жизнь за свою страну и правительство, за раненых обеих армий, которые доказали свое бесстрашие, свой характер! Вечный позор тем, кто проявлял кровожадность и несправедливо проливал кровь.

Во время свидания в Санта-Ане Морильо всеми доступными ему средствами пытался убедить Боливара, что только союз с Испанией может спасти креолов от истребления их рабами, мулатами и индейцами. Боливар, в свою очередь, заверял Морильо в своем «безграничном восхищении Испанией, желании жить с ней в мире и согласии, но при условии признания Мадридом полной независимости колоний».

Расставшись с Боливаром, Морильо послал ему письмо, предлагая выстроить на месте их встречи памятник в честь «вечной дружбы испанского и колумбийского народов». Боливар ответил: «Такой монумент должен быть высечен из бриллиантов и украшен гиацинтами и рубинами, но он уже выстроен в наших сердцах». Письмо заканчивалось традиционной для испанских кабальеро фразой: «Целую ваши руки». Прочтя это послание, Морильо заметил: «У автора данного послания полностью отсутствует искренность».

И все же испанский полководец невольно проникся глубоким уважением к своему противнику. Докладывая в Мадрид о встрече в Санта-Ане, он писал о Боливаре: «Ничто не сравнимо с неустанной деятельностью этого вождя. Смелость и талант — вот те титулы, которые позволяют ему возглавить революцию и командовать ее войсками. Верно также и то, что унаследованные им от его испанских предков черты и особенности делан» его на голову выше окружающих. Боливар — это революция».

Морильо понимал, что подлинный мир возможен только на основе признания независимости колоний. Он сообщал в Мадрид, что «война против испанского правительства имеет целью не улучшение колониальной системы, не применение господствующих ныне в Испании либеральных принципов, а освобождение и полную независимость».

Две недели спустя после заключения перемирия испанское правительство отозвало Морильо, и он навсегда покинул Венесуэлу. Неудачливый маршал возвратился в Испанию, где женился на богатой вдове и занялся писанием мемуаров. Не окажись в его жизни такого противника, как Боливар, история о нем давно бы забыла.