Корейский Коридор

— У меня дело к боссу Шедоши, — ответил он вслух. — Скажите, Чхун Пак пришел. Он меня знает.

— Кто тебя может знать, дурака? — нахмурился охранник, мгновенно собравшись и внимательно рассматривая. — Если гонишь, я тебе точно ноги оттяпаю. После ушей и носа. Что у тебя за дело к боссу? Говори.

Бугай с удовольствием бы съездил гаду по челюсти битой или воткнул в глаз гвоздь, торчащий из той же биты, однако остальные бойцы караула покромсали бы его за такое на паштет. На вид ребята были шустрые, молодые. На месте спокойно им не стоялось, постоянно двигались, помахивали оружием и крутились, обходя Бугая то справа, то слева, чем изрядно действовали на нервы. Бугай знал, что если он даст слабину, ему немедленно воткнут топор в голову.

— А у тебя задница не треснет лезть в наши с боссом дела, а? — грубо крикнул он, понимая, что мямлить с гагстерами не стоит. — Просто скажи: Чхун Пак пришел! Остальное не твоего ума дело. А не передашь — Шедоши с живого шкуру сдерет. В первую очередь с ушей и носа!

Старший охранник от удивления открыл рот, потом задумчиво потер обухом подбородок. Пришедший хамил, однако объясняться с Шедоши страсть как не хотелось. Доходы у ганга падали в последнее время — а любые доходы после пробуждения были «пищевыми», — поэтому иногда количество бойцов в ганге сокращалось. В том числе — пускали на еду. Шедоши свирепствовал как мог, причем уже не столько в силу природной жестокости или поддержания дисциплины, сколько из-за медленно нарастающих продовольственных проблем.

— Пасть закрой, червь навозный, — все же рявкнул старший боец для порядка. — Чхун Пак, говоришь? Ну ладно. — Он подмигнул одному из караульных. — Метнись наверх, доложи!

…Спустя пять минут Бугай уже поднимался по винтовой лестнице на второй этаж, в президентскую комнату для приемов. В одну из немногих, где горел электрический свет.

Боец на входе изъял у Бугая рюкзак и оружие, швырнул прямо на пол, словно какой-то хлам, а не самое дорогое, что осталось у того в жизни. Небрежно махнул головой, приказывая гостю войти.

Бугай послушно вошел.

Комната была обставлена как рабочий кабинет. Массивная мебель, высокое кресло, обитые кожей стены. Облезлые дубовые полки, заваленные книгами до потока. Откуда взялись книги, было не понятно. Сохраниться в самой комнате за треть века они не могли — давно бы истлели и сгнили. Вероятно, их привозили сюда специально, откуда-то, где в течение тридцати лет были приемлемые условия для хранения подобных сокровищ.

В любом случае, смотрелся этот зал для аудиенций роскошно. Если целью босса всех боссов было произвести впечатление на собеседников, цели он своей достиг.

«Пыль в глаза пускает, урод», — подумал Бугай.

Кроме книжных полок, кабинет был заставлен и завален разнообразным антиквариатом. Была тут и металлическая посуда, и редкая керамика, и даже бюсты каких-то мужиков, в том числе лысых, бородатых и старых.

«Ни одного бабьего бюста, — отметил Бугай. — Извращенец».

Но преобладало здесь антикварное оружие. В основном — европейское, не восточное. По большей части — холодное, а не огнестрельное.

Немецкие мечи, венгерские сабли, французские эстоки, итальянские рапиры, многочисленные кинжалы, полумечи, шпаги и штык-ножи. Встречались японские катаны, а также непонятные кривые африканские клинки — возможно, ритуального назначения.

Босс всех боссов, мясник Синода Шедоши восседал посреди всего этого смертоносного великолепия в мягком домашнем кресле. При взгляде на кресло Бугая скривило. Когда-то оно было кожаным, но снизу, где виднелись ржавые ножки, давно облезло, сморщилось и потеряло цвет. На верхнюю мягкую подушку, видневшуюся за спиной Шедоши, было нашито… человеческое лицо.

Прямо над креслом знаменитого главаря самой крупного городского ганга висела огромная фотография в пластмассовой рамке. Но на ней красовалась не семейный портрет Шедоши-из-прошлого, и даже не симпатичная полуголая киноактриса доанабиозных времен. На фото был меч.

Бугай поморгал. Рамку-картину украшало не оружие, а именно — репродукция оружия. Высококачественная, крупноформатная фотография. То ли Шедоши очень хотел иметь подобный предмет, то ли имел когда-то, но фотография была явно ему дорога.

Надпись на рамочке гласила:

Меч Барклая.

Русский кирасирский палаш.

1808 год.

«Девятнадцатый век, самое начало, — подумал Бугай. — Старинная и наверняка дорогая вещь. Вот только на кой черт она старому козлу? Из ума выжил. И почему на стене только фотография?»

Бугай подобострастно улыбнулся.

— Рад видеть вас в добром здравии, мистер Шедоши, — произнес он, склонившись в полупоклоне.

Шедоши подался вперед, по-старчески вглядываясь в лицо гостя.

— Чхун Пак, Чхун Пак, — пошамкал губами он, вспоминая. — Кажется, рожу твою я и впрямь видел когда-то. Я тебя, падла, знаю?

— Я ваш бывший юрист, господин, — пояснил насильник и рабовладелец Бугай. — Сделки по недвижимости. Международная адвокатская контора Рональд Шмидт и партнеры. Австралийские соединенные штаты, Мельбурн. Помните склад на пересечении Девятнадцатой и проспекта Свободы? Я помогал вам оформить землю…

— Это там, падла, где моя старая мясобойня? — уточнил гангстер.

— Именно так, сэр. Сегодня я был там.

— Сегодня?

— Именно так, сэр.

— И, падла, вспомнил про меня? Да неужели?

— Вас забыть невозможно, сэр. Еще тогда, задолго до катастрофы, я понял, сэр, что вас ожидает великое будущее! Великая власть!

Шедоши шумно пошевелился в кресле. Лести он не любил. И о каком великом будущем толковал этот безмозглый объедок? Кости у Шедоши болели, а от человечины мучило несварение.

— Эх, падла, — огорченно скривил губы гангстер, — горазд ты врать, однако. Чхун, падла, Пак.

— Ни в коем случае…

— Да заткнись. Выходит, ты живой. — Старый гангстер покачал лысеющей головой. — Юристишка. Я думал вас, крючкотворов поганых, всех перемочили вместе с бюрократами из муниципалитета еще во время первой Уличной охоты.

— Никак нет, сэр. — Чхун Пак снова поклонился. — Возможно, я просто живучий.

Не вставая с кресла, Синода Шедоши затрясся от смеха.

— Ты, падла, живучий? — надтреснуто загрохотал он. — Может быть. Однако, как прежде, тупой! Заявлять боссу всех боссов Сеула, что ты, падла, «живучий» — это крайняя самонадеянность, не говоря уже о неуважении к моей власти. Не находишь? Как это там у Киплинга? Дергать смерть за усы? Ты сейчас дернул, падла, меня не за усы, а за мой старый хер. Давай-ка я отпилю тебе голову, и кончим базар на этом. Согласен?

Бугай проглотил слюну.

— Но мистер Шедоши…

— А ты думал что? Был знаком со мной в прошлой жизни, и я тебе пятки лизать буду, падла?

— Да нет же, сэр, господин, я вовсе…

— А какого дьявола ты на моих охранников возле парадного наехал, а? Дело у тебя ко мне, а? Ну так выкладывай его, падла. Только, падла, не обгадься. А то, если дела нет, отпилю башку прямо здесь.

Бугай зажмурился и затряс головой из стороны в сторону.

— Нет, сэр, погодите! — затараторил он быстро. — Дело у меня действительно есть!

Он суматошно порылся в кармане и извлек маленькую вещицу, которую сложно было рассмотреть при плохом освещении.

— Я нашел то, что вы искали последние два месяца! — закричал Бугай. — Возьмите!

Вцепившись в подлокотники, Шедоши наклонился вперед.

В грязной ладони Чхун Пака лежала латунная пластинка с оплавленным краешком и выдавленным и окрашенным номером посередине. Краска, теоретически пробывшая тридцать лет под дождями и снегами, блестела как новая.

* * *

Квартет робингудов возвращался на базу двумя парами в пятидесяти метрах друг от друга. С самого утра зарядил дождь, заставляя двигаться быстрее, чтобы согреться. Сил было мало, так что переход больше походил на самоистязание. Рик с Дэмио топали впереди. Кити и Мэри — за ними.

Груз, который несла мисс Мэри, был легче, чем у ее новых товарищей, однако нести этот груз ей было тяжелее, чем прочим. Сказывалось сильное истощение, недоедание, стресс, переутомление. Сил у девушки практически не осталось.

Шустрая Кити просто подстраивалась под шаг новой подруги, то ли оберегая, то ли конвоируя ее.

Изредка мисс Мэри оборачивалась.

На первый взгляд Кити выглядела милой корейской девочкой почти мультипликационной наружности. Однако ребенком она лишь казалась. Скорее потому, что имела привычку одеваться как ребенок. На самом деле, как выяснила мисс Мэри во время скоротечной беседы, куколка Кити была старшеклассницей. Ей было полных шестнадцать лет. Обладая от природы хрупкой фигурой и огромными миндалевидными глазами, с вечно удивленным, изумительно детским выражением лица, Кити стала великолепной актрисой, без труда играющей малолетку.

При нападении на дикие ганги Кити и ее напарник Рик использовали примитивнейший трюк с ловлей на живца. Причем всегда беспроигрышно. Рисковать подобным немудреным образом подростки позволяли себе не часто — максимум раз в неделю. Но куш стоил того. Юные «робингуды» — так Рик и Кити называли себя — не загадывали, везло ли им или хранили их небеса, однако формулы успеха, позволявшей мочить гангстеров и набивать желудок, придерживались строго.

Подобно Бугаю, Рик ходил по полуразрушенным кварталам, выбирая цель для атаки. Причем ходил один. Если б он нес добычу, вел невольника или женщину, что в падшем Мегаполисе с некоторых пор считалось одним и тем же, на него могли бы напасть. Однако вооруженный мужчина — а Рик вооружался для таких разведывательных рейдов до зубов, — практически не рисковал. Бандиты, даже превосходя числом, на одиноких «нищих» бойцов никогда не нападали, поскольку в рукопашной, учитывая отсутствие огнестрельного оружия, был очень велик риск ранения кого-то из нападавших. Поживиться за счет подобных Рику «пустых» одиночек было невозможно, так что обмен один к одному гангстеров не устраивал. Убить за добычу они могли не задумываясь. Но рисковать за бесплатно не собирался никто.

Рик бродил по городу, высматривая, выспрашивая и мотая на ус. Обычно он выбирал самое шикарное из бандитских заведений, прощупывал возможности подхода и бегства, изучал охрану и вообще количество лиц, постоянно обретающихся внутри объекта. Кити же все это время сидела дома и не показывала на улицу носа, так что ее, кроме Рика и жертв налетов, никто не видел в лицо.

После того как объект для нападения был выбран, Кити вступала в преступную комбинацию. На пару со смертоносным кольтом «Питоном». Ее огнедышащий револьвер назывался, как выяснила мисс Мэри, именно так: «кольт Питон калибра .367 Магнум, с удлиненным стволом». Признаваясь откровенно, «Питон» был главным козырем в безумной игре парочки робингудов. Отец Кити до катастрофы служил в полиции, причем был копом блестящим. Наградной револьвер, который ему вручили перед уходом на пенсию, хранился в герметичной коробке, регулярно чистился, смазывался маслом, в общем, его холили и лелеяли с большим усердием и любовью. Спрятанный в лакированной коробке, замотанный в полиэтиленовый пакет и масляную тряпку внутри огромного противопожарного сейфа — отец Кити хранил самые дорогие вещи в сейфе, например, ценные бумаги, документы и дочкин фотоальбом, — «Питон» оказался редким экземпляром огнестрельного оружия, сумевшим пережить тридцать лет катастрофического анабиоза. Именно благодаря этому уникальному стечению обстоятельств миловидная школьница Кити стала владельцем сокровища, ценность которого было сложно переоценить.

С первых минут после пробуждения, опять же по случайному стечению обстоятельств, напарником крошки Кити стал Рик — одноклассник и сосед по этажу.

С тех пор пара не расставалась. Было неизвестно, где сгинул папаша Кити и что стало с родителями Рика — оба малолетних налетчика отмалчивались по этому поводу, — однако предположить было несложно. Город, прикончивший десять миллионов жителей за восемь недель, был не самым безопасным местом.

В коробке с кольтом «Питон», помимо собственно револьвера, было шесть позолоченных подарочных патронов. А также упаковка обычных. Сорок штук. В совокупности все это обеспечивало крошке Кити неизмеримое превосходство над многими людьми.

С детства отец натаскивал ее в тире, так что Кити отлично стреляла, несмотря на возраст и хрупкое телосложение. Рик требовать у нее оружие не рисковал. Во-первых, как стрелок он был хуже, а во-вторых, Кити никогда не отдала бы никому револьвер. Не потому, что не доверяла Рику, вовсе нет. Просто она воспринимала «Питон» как неотделимую часть себя, нечто вроде пальцев на руке или косичек с бантами. Впрочем, Рик не видел смысла требовать себе пистолет, так как трюк с растерянной девочкой всегда проходил на ура. Схема работала.

С «приросшей» к руке пушкой изменился и характер маленькой Кити. Лишившись родителей, но приобретя револьвер, из капризной избалованной девицы Кити превратилась в бешеную оторву, скорее склонную к мрачной агрессивной депрессии, нежели к хныканью.

В мире после пробуждения слезы были ни к чему, а вот свинец оказался определенно в цене…

Когда мисс Мэри была готова свалиться на землю от усталости, Кити, наконец, заявила, что они пришли. Мэри застыла, рассматривая убежище робингудов. Перед ней возвышался полуразрушенный остов очередного небоскреба, такой же пустой и мертвый, как все остальные дома в издыхающем Мегаполисе.

В мрачной конструкции Мэри опознала очень известное в городе здание: 63-этажный Юксам Билдинг — не самую высокую, но одну из самых красивых башен столицы. Когда-то Юксам Билдинг принадлежал крупной страховой компании, в нем размещалось почти пятнадцать тысяч человек постоянных служащих и около тридцати тысяч человек посещали его ежедневно по делам. Исполненный в виде «молящихся рук», то есть плавно восходя с двух сторон от фундамента к вершине по параболам, Юксам Билдинг возвышался над берегом Хангана — широкой реки, пересекавшей центральные кварталы Сеула с востока на запад. Давным-давно отражение небоскреба пересекало реку, переливаясь в прозрачных водах мириадами звезд. Яркие золотистые стекла, отражавшиеся в Хангане и украшавшие некогда роскошно-горделивый фасад, теперь либо отсутствовали, обнажая серый бетон и металлические конструкции, покрытые ржавым налетом, либо помутнели до черноты. Цоколь и первый этаж небоскреба утопали в горах мусора и обломков.

— Добро пожаловать в нору! — жизнерадостно провозгласила Кити. — Шестнадцать ресторанов и восемь кинотеатров Юксам Билдинг нынче закрыты, зато в подвальных этажах по-прежнему действует Океанариум. Морские животные в нем давно сдохли, зато поселились мы с Риком!

С этими словами крошка Кити указала в дальний угол здания, заваленный кирпичом и кусками бетонных плит.

— Идемте! — возвестила маленькая разбойница.

«Прячутся в туннелях Океанариума? — Мисс Мэри скептически покачала головой. — Действительно нора, иначе не скажешь…»

В это мгновение необъяснимое переживание кольнуло мисс Мэри в сердце.

Даже не переживание…

Предчувствие.

Путь под ногами был полон мусора, проволоки и камней, поэтому Тешина остановилась, чтобы не пораниться, и только после этого осторожно подняла голову.

Причина беспокойства висела перед ней. Пока они с робингудами шли от логова живодеров, небоскребы острова Ёыйдо — своеобразного сеульского Сити, делового центра столицы — загораживали ей вид на юг города. Однако теперь, поднявшись на высокий цоколь бани Юксам, возвышающейся над рекой, мисс Мэри смогла разглядеть местность отчетливо и далеко. За стенами полуразрушенной «золотой башни», прямо в воздухе полыхало мерцающее янтарно-желтое марево, такое же сияющее и золотое, каким некогда казался сам Юксам Билдинг.

Оптическое явление было очень странным, не свойственным природе Полуострова вне зависимости от сезона или погоды. Сравнить его можно было разве что с полярным сиянием, однако говорить об Aurora Borealis в субтропической Корее было смешно. Свечение воздуха не было также и радугой. Дождь шел свирепый, не переставая, солнца не проглядывало. Восход и закат тоже вычеркивались, ведь день близился к полудню. Самолеты над городом давно не летали: распыление в воздухе каких-то химических веществ также отпадало.

Что же это такое?

При взгляде на золотистое чудо мисс Мэри вдруг ощутила странный трепет в душе. Однако Дэмио, стоявший рядом, проследил за ее взглядом и безразлично пожал плечами. Хозяева норы вообще не обращали внимания на загадочное свечение воздуха. А значит, заключила мисс Мэри, аномалия была привычной для всех, кто проснулся раньше нее. Помотав головой, словно отгоняя наваждение, мисс Мэри заставила себя отвернуться.

Она продолжила путь.

Логово налетчиков-малолеток располагалось в обширном подвале под цокольным этажом, в многочисленных туннелях и лазах, в которых до катастрофы плавали белые акулы, дельфины, мурены, ползали гигантские крабы и сновали морские коньки. Парадный вход в Океанариум находился далеко от места, где пролезли в него Рик и Кити. Он был наглухо завален обрушившимися панелями и известковым кирпичом. Пол первого этажа сплошным ковром покрывали куски бетона с торчащей арматурой, обвалившаяся штукатурка, сгнившая мебель.

Лавируя между каменными кучами, перепрыгивая через препятствия или проскальзывая под накренившимися балками, Кити уверенно вела свой отряд к дальнему углу, на который она и указывала мисс Мэри в самом начале. Там, под обрушившейся железобетонной глыбой, скрывался крохотный люк. Раньше этот люк служил техническим входом для водолазов, решивших прогуляться по подземным туннелям Океанариума.

Пробравшись к нему, малолетки, Мэри и Дэмио спустились вниз по хлипкой алюминиевой лестнице.

Внизу мисс Мэри ожидал вид, от которого она успела отвыкнуть. Вместо привычного серого бетона, ободранных лохмотьев, ржавчины и гнилья там было вполне обитаемое помещение, обставленное уютно и даже со вкусом. Конечно, не президентский номер отеля «Хайят», но все же весьма комфортабельное жилище.

Панели норы были аккуратно выкрашены известкой, пол украшали самодельные коврики, сшитые из кусков материи, возле стен возвышались лавки, сколоченные, очевидно, из остатков мебели, собранной в здании. Единственным неприятным моментом была крайне запутанная и сложная система ходов, доставшаяся от старого Океанариума, располагавшегося в цоколе знаменитого небоскреба. Будучи фактически туннелем для рыб, но с выбитыми стенками аквариумов и спущенной водой, нора имела разноуровневый пол, множество лестниц, коридоров, залов, комнат и переходов.

В центре запутанной системы помещений располагался большой «главный зал» со сферическим потолком. Под его сводом возвышался гигантский мраморный стол, неизвестно каким образом перенесенный в глубокое подземелье. Свет проникал в помещение через несколько небольших отверстий, затянутых полиэтиленовой пленкой и пластинами битого стекла, кое-как скрепленных кусками пластикового профиля и ржавыми жестяными листами. Отверстия были вентиляционными шахтами. Кроме шикарного стола и примитивных деревянных лавок, мисс Мэри отметила грубо сколоченные табуретки, тумбы и старый холодильник без дверей, служивший чем-то вроде шкафа.

Но удивительным было даже не это.

По всему центральному залу Океанариума беспорядочно, но в то же время в определенной последовательности, которую сложно было сходу уловить, были расставлены, разложены, разбросаны потрясающие вещицы.

Мраморные и металлические статуэтки, диковинные подсвечники, сувенирные фигурки, стеклянные вазы, кубки, шкатулки, фарфоровая и даже оловянная посуда. Наследие рухнувшего мира. Подвал занимал без малого половину цоколя небоскреба. И все было заставлено трофеями робингудов.

Только в самом углу — низком, темном и, видимо, холодном — виднелся приямок, в котором хранились предметы практического характера. К приямку вели ступени, а за ступенями просматривались стеллажи, вероятно, служившие раньше электрическими щитами или же стендом для трансформаторной подстанции. На полках хранились пластмассовые ящики, в которых когда-то на городские рынки завозили свежие овощи. Ящики до верха заполняли металлические предметы. Топоры, молотки, лопаты, биты, ножи, ножовки, кирки и даже ломики. Все это, по-видимому, было оружием гангстеров. Трофейным.

На нижних ярусах хранилось еще более ценное: мешки с зерном, мукой, крупами, солью, сахаром и прочими сокровищами, сохранившимися в Мегаполисе и доставшимися робингудам по наследству от людоедов.

Прикинув количество продуктов питания, мисс Мэри уважительно покачала головой. Кити с Риком резвились в новом мире на славу.

Мэри вздохнула. Квартиру робингудов, освещенную только естественным светом, пробивающимся сквозь утлые отверстия в потолке, окутывал полумрак. Он мешал сразу разглядеть жилище как следует. Присмотревшись, было несложно угадать пятна луж на полу, плесень, покрывавшую тут и там куски стен на колоннах… Все это разрушало старательно устроенный уют.

А еще здесь было холодно.

— Вот мы и дома, — воскликнул Рик, спускаясь по лестнице вслед за Мэри. — Подвинься.

Мэри послушно отошла в сторону. Рик и Дэмио сгрузили через люк добычу: сначала скинули вниз мешки и коробки, потом спустили тачку.

— Ну, вот и все, — возвестил Рик, жизнерадостно потирая чумазые ладони. — Есть хотите? Тогда тащите все в приямок, и я быстро сооружу.

— Почему в приямок? — осведомился Дэмио. — В подвале разве костер разведешь? Я сейчас могу и сырой рис сожрать, в животе распухнет. Но просушиться и согреться не помешало бы. Нужен огонь.