На поднебесном утесе, где бури Свищут в слепящей лазури, — Дикий, зловонный орлиный приют. Пью, как студеную воду, Горную бурю, свободу, Вечность, летящую тут. Крым, 1889
Цыганка*
Впереди большак, подвода, Старый пес у колеса, — Впереди опять свобода, Степь, простор и небеса. Но притворщица отстала, Ловко семечки грызет, Говорит, что в сердце жало, Яд горючий унесет. Говорит… А что ж играет Яркий угольный зрачок? Солнцем, золотом сияет, Но бесстрастен и далек. Сколько юбок! Ногу стройно Облегает башмачок, Стан струится беспокойно, И жемчужна смуглость щек… Впереди большак, подвода, Старый пес у колеса, Счастье, молодость, свобода, Солнце, степи, небеса. 1889
«Не видно птиц. Покорно чахнет…»*
Не видно птиц. Покорно чахнет Лес, опустевший и больной. Грибы сошли, но крепко пахнет В оврагах сыростью грибной. Глушь стала ниже и светлее, В кустах свалялася трава, И, под дождем осенним тлея, Чернеет темная листва. А в поле ветер. День холодный Угрюм и свеж — и целый день Скитаюсь я в степи свободной, Вдали от сел и деревень. И, убаюкан шагом конным, С отрадной грустью внемлю я, Как ветер звоном однотонным Гудит-поет в стволы ружья. 1889
«Седое небо надо мной…»*
Седое небо надо мной И лес раскрытый, обнаженный. Внизу, вдоль просеки лесной, Чернеет грязь в листве лимонной. Вверху идет холодный шум, Внизу молчанье увяданья… Вся молодость моя — скитанья Да радость одиноких дум! 1889
«Один встречаю я дни радостной недели…»*
Один встречаю я дни радостной недели, — В глуши, на севере… А там у вас весна: Растаял в поле снег, леса повеселели, Даль заливных лугов лазурна и ясна; Стыдливо белая береза зеленеет, Проходят облака все выше и нежней, А ветер сушит сад и мягко в окна веет Теплом апрельских дней… 1889
«Как дымкой даль полей закрыв на полчаса…»*
Как дымкой даль полей закрыв на полчаса, Прошел внезапный дождь косыми полосами — И снова глубоко синеют небеса Над освеженными лесами. Тепло и влажный блеск. Запахли медом ржи, На солнце бархатом пшеницы отливают, И в зелени ветвей, в березах у межи, Беспечно иволги болтают. И весел звучный лес, и ветер меж берез Уж веет ласково, а белые березы Роняют тихий дождь своих алмазных слез И улыбаются сквозь слезы. 1889
В степи*
Н. Д. Телешову
Вчера в степи я слышал отдаленный Крик журавлей. И дико и легко Он прозвенел над тихими полями… Путь добрый! Им не жаль нас покидать: И новая цветущая природа, И новая весна их ожидает За синими, за теплыми морями, А к нам идет угрюмая зима: Засохла степь, лес глохнет и желтеет, Осенний ветер, тучи нагоняя, Открыл в кустах звериные лазы, Листвой засыпал долы и овраги, И по ночам в их черной темноте, Под шум деревьев, свечками мерцают, Таинственно блуждая, волчьи очи… Да, край родной не радует теперь! И все-таки, кочующие птицы, Не пробуждает зависти во мне Ваш звонкий крик, и гордый и свободный. Здесь грустно. Ждем мы сумрачной поры, Когда в степи седой туман ночует, Когда во мгле рассвет едва белеет И лишь бугры чернеют сквозь туман. Но я люблю, кочующие птицы, Родные степи. Бедные селенья — Моя отчизна; я вернулся к ней, Усталый от скитаний одиноких, И понял красоту в ее печали И счастие — в печальной красоте. Бывают дни: повеет теплым ветром, Проглянет солнце, ярко озаряя И лес, и степь, и старую усадьбу, Пригреет листья влажные в лесу, Глядишь — и все опять повеселело. Как хорошо, кочующие птицы, Тогда у нас! Как весело и грустно В пустом лесу меж черными ветвями, Меж золотыми листьями берез Синеет наше ласковое небо! Я в эти дни люблю бродить, вдыхая Осинников поблекших аромат И слушая дроздов пролетных крики; Люблю уйти один на дальний хутор, Смотреть, как озимь мягко зеленеет, Как бархатом блестят на солнце пашни А вдалеке, на жнивьях золотых, Стоит туман, прозрачный и лазурный. Моя весна тогда зовет меня, — Мечты любви и юности далекой, Когда я вас, кочующие птицы, С такою грустью к югу провожал! Мне вспоминается былое счастье, Былые дни… Но мне не жаль былого: Я не грущу, как прежде, о былом, — Оно живет в моем безмолвном сердце, А мир везде исполнен красоты. Мне в нем теперь все дорого и близко: И блеск весны за синими морями, И северные скудные поля, И даже то, что уж совсем не может Вас утешать, кочующие птицы, — Покорность грустной участи своей! 1889
В костеле*
Гаснет день — и звон тяжелый В небеса плывет: С башни старого костела Колокол зовет. А в костеле — ожиданье: Сумрак, гул дверей, Напряженное молчанье, Тихий треск свечей. В блеске их престол чернеет, Озарен темно; Высоко над ним желтеет Узкое окно. И над всем — Христа распятье: В диадеме роз, Скорбно братские объятья Распростер Христос… Тишина. И вот, незримо Унося с земли, Звонко песня серафима Разлилась вдали. Разлилась — и отзвучала: Заглушил, покрыл Гром органного хорала Песнь небесных сил. Вторит хор ему… Но, боже! Отчего и в нем Та же скорбь и горе то же,— Мука о земном? Не во тьме ль веков остался День, когда с тоской Человек, как раб, склонялся Ниц перед тобой И сиял зловещей славой Пред лицом людей В блеске молнии кровавой Блеск твоих очей? Для чего звучит во храме Снова скорбный стон, Снова дымными огнями Лик твои озарен. И тебе ли мгла куренья, Холод темноты, Запах воска, запах тленья Мертвые цветы? Дивен мир твой! Расцветает Он, тобой согрет, В небесах твоих сияет Солнца вечный свет, Гимн природы животворный Льется к небесам… В ней твой храм нерукотворный, Твой великий храм! 1889
Подражание Пушкину*
От праздности и лжи, от суетных забав Я одинок бежал в поля мои родные, Я странником вступил под сень моих дубрав, Под их навесы вековые, И, зноем истомлен, я на пути стою И пью лесных ветров живительную влагу… О, возврати, мой край, мне молодость мою, И юных блеск очей, и юную отвагу! Ты видишь — я красы твоей не позабыл И, сердцем чист, твой мир благословляю… Обетованному отеческому краю Я приношу остаток гордых сил. 1890
«В туче, солнце заступающей…»*
В туче, солнце заступающей, Прокатился гулкий гром, Ангел, радугой сияющий, Золотым взмахнул крестом — И сорвался бурей, холодом, Унося в пыли бурьян, И помчался шумно, молодо Дымным ливнем ураган. 1891
«Ту звезду, что качалася в темной воде…»*
Ту звезду, что качалася в темной воде Под кривою ракитой в заглохшем саду, — Огонек, до рассвета мерцавший в пруде, Я теперь в небесах никогда не найду. В то селенье, где шли молодые года, В старый дом, где я первые песни слагал, Где я счастья и радости в юности ждал, Я теперь не вернусь никогда, никогда. 1891
«Бушует полая вода…»*
Бушует полая вода, Шумит и глухо, и протяжно. Грачей пролетные стада Кричат и весело и важно. Дымятся черные бугры, И утром в воздухе нагретом Густые белые пары Напоены теплом и светом. А в полдень лужи под окном Так разливаются и блещут, Что ярким солнечным пятном По залу «зайчики» трепещут. Меж круглых рыхлых облаков Невинно небо голубеет, И солнце ласковое греет В затишье гумен и дворов. Весна, весна! И все ей радо. Как в забытьи каком стоишь И слышишь свежий запах сада И теплый запах талых крыш. Кругом вода журчит, сверкает, Крик петухов звучит порой, А ветер, мягкий и сырой, Глаза тихонько закрывает. 1892
Соловьи*
То разрастаясь, то слабея, Гром за усадьбой грохотал, Шумела тополей аллея, На стекла сумрак набегал. Все ниже тучи наплывали; Все ощутительней, свежей Порывы ветра обвевали Дождем и запахом полей. В полях хлеба к межам клонились… А из лощин и из садов — Отвсюду с ветром доносились Напевы ранних соловьев. Но вот по тополям и кленам Холодный вихорь пролетел… Сухой бурьян зашелестел, Окно захлопнулось со звоном, Блеснула молния огнем… И вдруг над самой крышей дома Раздался треск короткий грома И тяжкий грохот… Все кругом Затихло сразу и глубоко, Сад потемневший присмирел, — И благодатно и широко Весенний ливень зашумел. На межи низко наклонились Хлеба в полях… А из садов Все так же скучно доносились Напевы ранних соловьев. Когда же, медленно слабея, Дождь отшумел и замер гром, Ночь переполнила аллеи Благоуханьем и теплом. Пар, неподвижный и пахучий, Стоял в хлебах. Спала земля. Заря чуть теплилась под тучей Полоской алого огня. А из лощин, где распускались Во тьме цветы, и из садов Лились и в чащах отдавались Все ярче песни соловьев. 1892
«Гаснет вечер, даль синеет…»*
Гаснет вечер, даль синеет, Солнышко садится, Степь да степь кругом — и всюду Нива колосится! Пахнет медом, зацветает Белая гречиха… Звон к вечерне из деревни Долетает тихо… А вдали кукушка в роще Медленно кукует… Счастлив тот, кто на работе В поле заночует! Гаснет вечер, скрылось солнце, Лишь закат краснеет… Счастлив тот, кому зарею Теплый ветер веет; Для кого мерцают кротко, Светятся с приветом В темном небе темной ночью Звезды тихим светом; Кто устал на ниве за день И уснет глубоко Мирным сном под звездным небом На степи широкой! 1892
«Еще от дома на дворе…»*
Еще от дома на дворе Синеют утренние тени И под навесами строений Трава в холодном серебре; Но уж сияет яркий зной, Давно топор стучит в сарае И голубей пугливых стаи Сверкают снежной белизной. С зари кукушка за рекою Кукует звучно вдалеке, И в молодом березняке Грибами пахнет и листвою. На солнце светлая река Трепещет радостно, смеется, И гулко в роще отдается Над нею ладный стук валька. 1892
«В стороне далекой от родного края…»*
В стороне далекой от родного края Снится мне приволье тихих деревень, В поле при дороге белая береза, Озими да пашни — и апрельский день. Ласково синеет утреннее небо, Легкой белой зыбью облака плывут, Важно грач гуляет за сохой на пашне, Пар блестит над пашней… А кругом поют Жаворонки в ясной вышине воздушной И на землю с неба звонко трели льют. В стороне далекой от родного края Девушкой-невестой снится мне Весна: Очи голубые, личико худое, Стройный стан высокий, русая коса. Весело ей в поле теплым, ясным утром! Мил ей край родимый — степь и тишина, Мил ей бедный север, мирный труд крестьянский, И с приветом смотрит на поля она; На устах улыбка, а в очах раздумье — Юности и счастья первая весна 1893
«За рекой луга зазеленели…»*
За рекой луга зазеленели, Веет легкой свежестью воды; Веселей по рощам зазвенели Песни птиц на разные лады. Ветерок с полей тепло приносит, Горький дух лозины молодой… О, весна! Как сердце счастья просит! Как сладка печаль моя весной! Кротко солнце листья пригревает И дорожки мягкие в саду… Не пойму, что душу раскрывает И куда я медленно бреду! Не пойму, кого с тоской люблю я, Кто мне дорог… И не все ль равно? Счастья жду я, мучась и тоскуя, Но не верю в счастье уж давно! Горько мне, что я бесплодно трачу Чистоту и нежность лучших дней, Что один я радуюсь и плачу И не знаю, не люблю людей. 1893
В поезде*
Все шире вольные поля Проходят мимо нас кругами; И хутора и тополя Плывут, скрываясь за полями. Вот под горою скит святой В бору белеет за лугами… Вот мост железный над рекой Промчался с грохотом под нами… А вот и лес! — И гул идет Под стук колес в лесу зеленом; Берез веселых хоровод, Шумя, встречает нас поклоном. От паровоза белый дым, Как хлопья ваты, расползаясь, Плывет, цепляется по ним, К земле беспомощно склоняясь… Но уж опять кусты пошли, Опять деревьев строй редеет, И бесконечная вдали Степь развернулась и синеет, Опять привольные поля Проходят мимо нас кругами, И хутора и тополя Плывут, скрываясь за полями. 1893
«Ночь идет — и темнеет…»*
Ночь идет — и темнеет. Бледно-синий восток… От одежд ее веет По полям ветерок. День был долог и зноен… Ночь идет и поет Колыбельную песню И к покою зовет. Грустен взор ее темный, Одинок ее путь… Спи-усни, мое сердце! Отдохни… Позабудь. 1893
«…И снилося мне, что осенней порой…»*
…И снилося мне, что осенней порой В холодную ночь я вернулся домой. По темной дороге прошел я один К знакомой усадьбе, к родному селу… Трещали обмерзшие сучья лозин От бурного ветра на старом валу… Деревня спала… И со страхом, как вор, Вошел я в пустынный, покинутый двор. И сжалося сердце от боли во мне, Когда я кругом поглядел при огне! Навис потолок, обвалились углы, Повсюду скрипят под ногами полы И пахнет печами… Заброшен, забыт, Навеки забыт он, родимый наш дом! Зачем же я здесь? Что осталося в нем, И если осталось — о чем говорит? И снилося мне, что всю ночь я ходил По саду, где ветер кружился и выл, Искал я отцом посаженную ель, Тех комнат искал, где сбиралась семья, Где мама качала мою колыбель И с нежною грустью ласкала меня,— С безумной тоскою кого-то я звал, И сад обнаженный гудел и стонал… 1893
Мать*
И дни и ночи до утра В степи бураны бушевали, И вешки снегом заметали, И заносили хутора. Они врывались в мертвый дом — И стекла в рамах дребезжали, И снег сухой в старинной зале Кружился в сумраке ночном. Но был огонь — не угасая, Светил в пристройке по ночам, И мать всю ночь ходила там, Глаз до рассвета не смыкая. Она мерцавшую свечу Старинной книгой заслонила И, положив дитя к плечу, Все напевала и ходила… И ночь тянулась без конца… Порой, дремотой обвевая, Шумела тише вьюга злая, Шуршала снегом у крыльца. Когда ж буран в порыве диком Внезапным шквалом налетал, Казалось ей, что дом дрожал, Что кто-то слабым, дальним криком В степи на помощь призывал. И до утра не раз слезами Ее усталый взор блестел, И мальчик вздрагивал, глядел Большими темными глазами… 1893
Ковыль*
Что ми шумитъ, что ми звенить давеча рано предъ зорями?
Сл. о Пл. Игор. I Что шумит-звенит перед зарею? Что колышет ветер в темном поле? Холодеет ночь перед зарею, Смутно травы шепчутся сухие, — Сладкий сон их нарушает ветер. Опускаясь низко над полями, По курганам, по могилам сонным, Нависает в темных балках сумрак. Бледный день над сумраком забрезжил, И рассвет ненастный задымился… Что шумит-звенит перед зарею? Что колышет ветер в темном поле? Холодеет ночь перед зарею, Серой мглой подернулися балки… Или это ратный стан белеет? Или снова веет вольный ветер Над глубоко спящими полками? Не ковыль ли, старый и сонливый, Он качает, клонит и качает, Вежи половецкие колышет И бежит-звенит старинной былью? II Ненастный день. Дорога прихотливо Уходит вдаль. Кругом все степь да степь. Шумит трава дремотно и лениво, Немых могил сторожевая цепь Среди хлебов загадочно синеет, Кричат орлы, пустынный ветер веет В задумчивых, тоскующих полях, Да день от туч кочующих темнеет. А путь бежит… Не тот ли это шлях, Где Игоря обозы проходили На синий Дон? Не в этих ли местах, В глухую ночь, в яругах волки выли, А днем орлы на медленных крылах Его в степи безбрежной провожали И клектом псов на кости созывали, Грозя ему великою бедой? — Гей, отзовись, степной орел седой! Ответь мне, ветер буйный и тоскливый! …Безмолвна степь. Один ковыль сонливый Шуршит, склоняясь ровной чередой… 1894
«Могилы, ветряки, дороги и курганы…»*
Могилы, ветряки, дороги и курганы — Все смерклось, отошло и скрылося из глаз. За дальней их чертой погас закат румяный, Но точно ждет чего вечерний тихий час. И вот идет она, Степная Ночь, с востока… За нею синий мрак над нивами встает… На меркнущий закат, грустна и одинока, Она задумчиво среди хлебов идет. И медлит на межах, и слушает молчанье… Глядит вослед зари, где в призрачной дали Еще мерещутся колосьев очертанья И слабо брезжит свет над сумраком земли. И полон взор ее, загадочно-унылый, Великой кротости и думы вековой О том, что ведают лишь темные могилы, Степь молчаливая да звезд узор живой. 1894
«Неуловимый свет разлился над землею…»*
Неуловимый свет разлился над землею, Над кровлями безмолвного села. Отчетливей кричат перед зарею Далеко на степи перепела. Нет ни души кругом — ни звука, ни тревоги… Спят безмятежным сном зеленые овсы… Нахохлясь, кобчик спит на кочке у дороги, Покрытый пылью матовой росы… Но уж светлеет даль… Зелено-серебристый, Неуловимый свет восходит над землей, И белый пар лугов, холодный и душистый, Как фимиам, плывет перед зарей. 1894
«Если б только можно было…»*
Если б только можно было Одного себя любить, Если б прошлое забыть, — Все, что ты уже забыла, Не смущал бы, не страшил Вечный сумрак вечной ночи: Утомившиеся очи Я бы с радостью закрыл! 1894
«Нагая степь пустыней веет…»*
Нагая степь пустыней веет… Уж пал зазимок на поля, И в черных пашнях снег белеет, Как будто в трауре земля. Глубоким сном среди лощины Деревня спит… Ноябрь идет, Пруд застывает, и с плотины Листва поблекшая лозины Уныло сыплется на лед. Вот день… Но скупо над землею Сияет солнце; поглядит Из-за бугра оно зарею Сквозь сучья черные ракит, Пригреет кроткими лучами — И вновь потонет в облаках… А ветер жидкими тенями В саду играет под ветвями, Сухой травой шуршит в кустах… 1894
«Что в том, что где-то, на далеком…»*
Что в том, что где-то, на далеком Морском прибрежье, валуны Блестят на солнце мокрым боком Из набегающей волны? Не я ли сам, по чьей-то воле, Вообразил тот край морской, Осенний ветер, запах соли И белых чаек шумный рой? О, сколько их — невыразимых, Ненужных миру чувств и снов, Душою в сладкой муке зримых, — И что они? И чей в них зов? Костер*
Ворох листьев сухих все сильней, веселей разгорается, И трещит и пылает костер. Пышет пламя в лицо; теплый дым на ветру развевается, Затянул весь лесной косогор. Лес гудит на горе, низко гнутся березы ветвистые, Меж стволами качается тень… Блеском, шумом листвы наполняет леса золотистые Этот солнечный ветреный день. А в долине — затишье, светло от орешника яркого, И по светлой долине лесной Тянет гарью сухой от костра распаленного, жаркого, Развевается дым голубой. Камни, заросли, рвы. Лучезарным теплом очарованный, В полусне я лежу у куста… Странно желтой листвой озарен этот дол заколдованный, Эти лисьи, глухие места! Ветер стоны несет… Не собаки ль вдали заливаются? Не рога ли тоскуют, вопят? А вершины шумят, а вершины скрипят и качаются, Однотонно шумят и скрипят… 17. IX.95
Лес Жемчужникова
«Когда на темный город сходит…»*
Когда на темный город сходит В глухую ночь глубокий сон, Когда метель, кружась, заводит На колокольнях перезвон,— Как жутко сердце замирает! Как заунывно в этот час, Сквозь вопли бури, долетает Колоколов невнятный глас! Мир опустел… Земля остыла… А вьюга трупы замела, И ветром звезды загасила, И бьет во тьме в колокола. И на пустынном, на великом Погосте жизни мировой Кружится Смерть в веселье диком И развевает саван свой! 1895
«Ночь наступила, день угас…»*
Ночь наступила, день угас, Сон и покой — и всей душою Я покоряюсь в этот час Ночному кроткому покою. Как облегченно дышит грудь! Как нежно сад благоухает! Как мирно светит и сияет В далеком небе Млечный Путь! За все, что пережито днем, За все, что с болью я скрываю Глубоко на сердце своем, — Я никого не обвиняю. За счастие минут таких, За светлые воспоминанья Благословляю каждый миг Былого счастья и страданья! 1895
На проселке*
Веет утро прохладой степною… Тишина, тишина на полях! Заросла повиликой-травою Полевая дорога в хлебах. В мураве колеи утопают, А за ними, с обеих сторон, В сизых ржах васильки зацветают, Бирюзовый виднеется лен, Серебрится ячмень колосистый, Зеленеют привольно овсы, И в колосьях брильянты росы Ветерок зажигает душистый, И вливает отраду он в грудь, И свевает с души он тревоги… Весел мирный проселочный путь, Хороши вы, степные дороги! 1895
«Долог был во мраке ночи…»*
Долог был во мраке ночи Наш неверный трудный путь! Напрягались тщетно очи Разглядеть хоть что-нибудь… Только гнулась и скрипела Тяжко мачта, да шумело Море черное, и челн Уносило и качало И с разбегу осыпало Ледяною пылью волн… Но редеет мрак холодный; Отделились небеса От седой пучины водной, И сереют паруса; Над свалившеюся тучей, Как над черной горной кручей, Звезды блещут серебром; Над кормой огонь сигнальный Искрой бледной и печальной Догорает… А кругом,— Из морской дали туманной,— Бледным сумраком одет, Уж сквозит рассвет багряный, Дышит холодом рассвет! И все ярче меж волнами, В брызгах огненно-живых, В переливах голубых, Золотое блещет пламя, И все выше над волной Глубью радостной, иной Бирюза сквозит и тает, И, качая быстрый челн, Светлой влагой, пылью волн Море весело кидает! 1895
