МАРЬЯ СЕРГЕЕВНА. Я была на вашем уроке. У вас чувствуется любовь к предмету, кругозор, эмоциональность! Что касается дисциплины - при мне ребята сидят, а без меня шум. Но... то - другой разговор.
ИРИНА. А этот - о чем?
МАРЬЯ СЕРГЕЕВНА. У вас недавно мать умерла, я знаю. Могу я поговорить откровенно, как мать с дочерью? Я вот думала не о работе вашей, а о счастье...
ИРИНА. Моем?
МАРЬЯ СЕРГЕЕВНА (подходит к Ирине, обнимает, усаживает рядом на диван). Учителя и родители обратили мое внимание, я сама не знала! Дети на уроках шушукаются. Восьмой "Б" просто с рельсов сошел!
ИРИНА. Из-за чего?
МАРЬЯ СЕРГЕЕВНА. Не понимаешь? Тогда спрошу прямо. Что у тебя с Олегом Андреичем?
ИРИНА. Вот вы о чем?
МАРЬЯ СЕРГЕЕВНА. Да, об этом.
ИРИНА (с печальной улыбкой). Дети решили?
МАРЬЯ СЕРГЕЕВНА. Дети.
ИРИНА. Им виднее. А я не знаю!
МАРЬЯ СЕРГЕЕВНА. Так! Не знаю - и точка! Правильно, девочка! Я тоже самолюбивая и все понимаю. Все-таки двух дочерей замуж выдала, а растила без мужа. (Пауза. Доносится шум перемены.) Не для осуждения хочу с тобой с глазу на глаз пошептаться, а подсказать. Я так думаю: не все советы на свете только вредные.
ИРИНА. Вы - о сплетне?
МАРЬЯ СЕРГЕЕВНА. Шут с ней, со сплетней. Поговорят, да перестанут. Особенно, если дело серьезное. Сама-то как думаешь? Серьезное?
ИРИНА (глухо). Не знаю...
МАРЬЯ СЕРГЕЕВНА. Вот видишь! Сейчас столько легкомыслия вокруг, что не грех молодой женщине и поостеречься. Вы знакомы - и месяца нету. А я с Аликом учебный год вместе. И по-хорошему, и конфликты бывают. Он значительный человек, ничего не возразишь. Таким можно увлечься. Но ведь он одержим своей наукой. Для таких все вокруг - выжженная земля. Сегодня для него не существует, он рвется вперед. Ты - девушка, тонко чувствуешь, а он сухарь. Если один из двоих должен себя приносить в жертву, разве это любовь? Или решила, как мотылек, сгореть на огне? Нет, он тебе не пара!.. Молчишь? Значит, я права!
ИРИНА (холодно). Спасибо. Я подумаю.
МАРЬЯ СЕРГЕЕВНА (начиная сердиться). Зря обижаешься. Ты еще слишком молода, даже не самостоятельна - еще учишься!
ИРИНА. Я уже давно самостоятельна. Мне скоро двадцать лет! Пойдет третий десяток! И если бы был человек, который... которого я...
МАРЬЯ СЕРГЕЕВНА. Профессии еще нет, институт не окончен! А он-то, он! По-моему, стал таким же легкомысленным мальчишкой, как его ученики!
ИРИНА. Не волнуйтесь, Марья Сергеевна! Все не так остро, как вам показалось. Мы с ним просто друзья...
МАРЬЯ СЕРГЕЕВНА. Так я и думала... Как говорится, каков вопрос - таков ответ...
ИРИНА (вдруг). Можно вас спросить? Правда, что вы ребят стрижете?
МАРЬЯ СЕРГЕЕВНА. Я?!
ИРИНА. Мне ребята рассказывали, что у вас... у нас в школе волосы мальчишкам стричь обязательно до челочки.
МАРЬЯ СЕРГЕЕВНА (смеясь). Раз в неделю я захожу в класс и говорю: "А ну, мальчишки, кто не подстрижен, с портфелем ко мне в кабинет". Портфель оставляют и дуют в парикмахерскую. У кого нет денег - даю свои. Пострижешься - бери сумку и шагай на здоровье домой. При чем тут стрижка?
ИРИНА (испуганно). Ведь это же вмешательство в личное!
МАРЬЯ СЕРГЕЕВНА. Вон что! (Сердясь.) Да в их же интересах! И в школе, согласитесь, должен быть порядок... Эдак можно...
ИРИНА (встает с дивана). Извините, но если можно это, то можно и другое. Можно указывать, кто кому не должен нравиться. Выходит, Наташе Ростовой можно, а учительница такого права лишена?
МАРЬЯ СЕРГЕЕВНА (выведена из равновесия, но еще держится в рамках задуманного разговора). Ты меня не поняла, деточка. Вон как обрушилась, не даешь сказать. Старшеклассники у меня такие же ежистые!.. Я ведь не ханжа. Ты вот в брюках в школу ходишь - я молчу. Нет, горе и радость мне не безразличны. И любовь тоже.
ИРИНА. Любовь - разве это не личное?
МАРЬЯ СЕРГЕЕВНА. Нет! Любовь - дело общее. Потому что семья - частица общества.
ИРИНА. Но разве общество может помочь любить? По-моему, может только помешать!
МАРЬЯ СЕРГЕЕВНА. Смотря как! Помогать с пользой - разве плохо?
ИРИНА. С пользой - для кого? (Повторяет с усилием.) Для кого?
МАРЬЯ СЕРГЕЕВНА. Ну вот, и глаза на мокром месте. Дочки мои такие: чуть что - в слезы. А я за жизнь свою несладкую научилась не плакать. Слезы из меня не выдавишь. Поверь, девочка, я людей знаю. Ты хороша собой, у тебя впереди жизнь целая! И поклонников будет тыща! Не бери его близко к сердцу!
ИРИНА. Марья Сергеевна, а... Олега вы позвали... на ту же тему?
МАРЬЯ СЕРГЕЕВНА (срываясь). И об этом знаешь? Успел уже тебя предупредить?
ИРИНА. Сама его спросила... Я могу быть свободна? Простите, я, кажется, резко говорила...
МАРЬЯ СЕРГЕЕВНА (успокаиваясь). Да что уж! Понимаю. Разговор-то неприятный. Но подумать есть о чем!
ИРИНА. Спасибо за науку, Марья Сергеевна. На практике, как ни странно, не столько я учу, сколько меня.
МАРЬЯ СЕРГЕЕВНА. Почему же странно? У нас полнокровный здоровый коллектив. Не я даю советы - он. Так что его и благодари. Идите, деточка!
ИРИНА устало выходит из кабинета в вестибюль. ОЛЕГ АНДРЕИЧ вернулся и ее поджидает. ИРИНА шарахается от него в сторону. Он пытается остановить ее. ИРИНА убегает. ОЛЕГ АНДРЕИЧ стремительно направляется в кабинет. Он возбужден. МАРЬЯ СЕРГЕЕВНА тоже не столь спокойна, как в разговоре с ИРИНОЙ.
ОЛЕГ АНДРЕИЧ (опершись кулаками о стол, с вызовом). Что здесь произошло, Марья Сергеевна? Ирина вышла - комок нервов. Я хотел сказать Ирина Павловна. В чем дело?
МАРЬЯ СЕРГЕЕВНА. Успокойтесь, Олег Андреич. И спрячьте ваши кулаки они меня не вдохновляют... Женщины посекретничали - неужели это вам интересно?
ОЛЕГ АНДРЕИЧ. Я закурю, разрешите?
МАРЬЯ СЕРГЕЕВНА. И дайте мне сигаретку!.. Говорят, вдвоем покурить разговор заменяет...
ОЛЕГ АНДРЕИЧ. Ненужный разговор - заменяет... А у вас какой?
МАРЬЯ СЕРГЕЕВНА. Что с вашим классом, Олег Андреич? Будто подменили... Весна?
ОЛЕГ АНДРЕИЧ. Не замечаю. Работают! Если кто-то может больше, я требую еще больше, так что меру между хорошо и плохо установить трудно. Отметки я бы вообще не ставил - я и без них знаю, кто есть кто.
МАРЬЯ СЕРГЕЕВНА. А двойка Хоботкову?
ОЛЕГ АНДРЕИЧ. Так это - за тупость!
МАРЬЯ СЕРГЕЕВНА (саркастически). За это, конечно, можно. А чем бы вы заменили оценки остальным - пряниками?
ОЛЕГ АНДРЕИЧ. Оставил бы одну чистую радость познания.
МАРЬЯ СЕРГЕЕВНА. А если у детей не будет радости познания?
ОЛЕГ АНДРЕИЧ. Учителя надо гнать в три шеи! Дети ни при чем!
МАРЬЯ СЕРГЕЕВНА. Ладно, тогда конкретный пример. Вот на литературе у них нет радости. Значит?..
ОЛЕГ АНДРЕИЧ. Знаете - сдвиг есть. Что-то в них зашевелилось. Честное слово! Сам сидел у Ирины на уроках...
МАРЬЯ СЕРГЕЕВНА. Вы? А говорили, литературу не любите...
ОЛЕГ АНДРЕИЧ. Говорил! А теперь засомневался. Я ведь на французский с десятым классом "А" весь год ходил. Мне второй язык во как нужен! (Проводит пальцем поперек горла.)
МАРЬЯ СЕРГЕЕВНА. Директор узнает последним. Почему это Тамара Генриховна мне не рассказала? (Решившись.) Олег Андреич, я хочу вас спросить не о французском. Вы мужчина, с вами я могу говорить прямее, чем с Ириной Павловной. Она - девушка юная, студентка, и ваши отношения на глазах школы... Вы считаете, в порядке вещей?
ОЛЕГ АНДРЕИЧ (с улыбкой). А вы что - против?
МАРЬЯ СЕРГЕЕВНА. Видите ли... Так не скажу. Это, как мы, математики, говорим, некорректно.
ОЛЕГ АНДРЕИЧ. Согласен!
МАРЬЯ СЕРГЕЕВНА. Но на ребятах отражается. Не рано ли им вникать в подробности отношений взрослых?
ОЛЕГ АНДРЕИЧ. Разве дома и на улице они изолированы от этих отношений? Скрывать? До какого возраста? Они все равно видят больше, чем мы. Так, может, наоборот? Показывать, что хорошо и что плохо?
МАРЬЯ СЕРГЕЕВНА. Показывать?! Вы уверены, что ваш пример положителен? За знания роно с нас строго спросит. А любить... любить жизнь научит получше нас. Правда ли, что на уроке анатомии у вас был спор с ребятами: сколько процентов физиологии в любви?
ОЛЕГ АНДРЕИЧ. Правда. Мне кажется, пятнадцатилетние, которые скоро получат паспорта, о некоторых вещах обязаны говорить с врачом...
МАРЬЯ СЕРГЕЕВНА. Вы - прежде всего педагог!
ОЛЕГ АНДРЕИЧ. Пусть так! Не для того я пришел в школу, чтобы объяснять старшеклассникам, что детей приносят аисты и подкладывают в капусту!
МАРЬЯ СЕРГЕЕВНА. Согласна! Но отношения ваши в школе... Это... тоже наука?
ОЛЕГ АНДРЕИЧ (нахмурившись). Неужели вы серьезно просили Ирину и меня прийти из-за этого?
МАРЬЯ СЕРГЕЕВНА. Сперва думала с классом переговорить. Объяснить, успокоить. Но что - объяснить? Да и нетактично, минуя вас...
ОЛЕГ АНДРЕИЧ (с остервенением гасит сигарету, отчеканивает слова). Марья Сергеевна! Я с уважением отношусь к вашему опыту, умению справиться с семьюстами ребятами и сорока учителями, включая меня самого. Я в школе почти что год, многому уже не удивляюсь. Но кое-что... Вы позволите?..
МАРЬЯ СЕРГЕЕВНА. Разумеется!
ОЛЕГ АНДРЕИЧ. В школе кое-что удивляет. Например, учителя, преподающие по-старинке. Истины, подающиеся в разжеванном виде, бесспорно. Так учили меня десять лет назад, но в спецшколе в наше напряженное время так нельзя. Ребята не умеют использовать знания на смежных предметах, не умеют читать ни по-французски, ни по-английски. Проходят сказочки для пятилетних в адаптированном переводе. Назовите мне школу, в которой учат латынь? В медицине без нее пропадешь!
МАРЬЯ СЕРГЕЕВНА. Разговор-то - о личном, о вас, а вы вон куда!
ОЛЕГ АНДРЕИЧ. Если бы ваша позиция отражалась только на мне и Ирине, я бы стерпел. Но косность отражается на детях!
МАРЬЯ СЕРГЕЕВНА. У меня косность? То, о чем вы говорили, - трудно осуществить. Перегрузка! Разве я ее ввела? А что вы предлагаете?
ОЛЕГ АНДРЕИЧ. Думать! Творить! В журналах, по телевизору, по радио ребята узнают больше, чем на уроках. А на уроках скука! Вот и...
МАРЬЯ СЕРГЕЕВНА (перебивая). Это трудные проблемы. Можете не сомневаться: я за новое, за молодежь, учителям старой закваски справиться с новым поколением все тяжелей. Вы недовольны вмешательством в личное. Допустим... А девочки восьмого "Б" сегодня в брюках в школу идут - видели? А завтра что же, в трико?
ОЛЕГ АНДРЕИЧ. Занимайтесь, Марья Сергеевна, главным делом!
МАРЬЯ СЕРГЕЕВНА. У директора, милый Алик, нет главных и второстепенных дел: все важно. Только на все времени не хватает.
ОЛЕГ АНДРЕИЧ. Почему же тогда хватает на сплетни?
МАРЬЯ СЕРГЕЕВНА (кричит). Я запрещаю... (Продолжает, сдержавшись.) Я прошу вас не говорить со мной в таком тоне... Вдруг оказалось, что нам трудно понять друг друга. Теперь вам ясно, почему я против того, чтобы в школе работали "не педагоги"?
ОЛЕГ АНДРЕИЧ. Вы сами однажды сказали: воспитатель - не профессия призвание.
МАРЬЯ СЕРГЕЕВНА. Поймали меня на слове? Чего это меня сегодня все учат? Считайте это косностью, но вот что я вам скажу. Пока я директор, моя обязанность предупредить: если ваши с Ириной Павловной "дела" будут влиять на детей, я буду вынуждена вынести вопрос на педсовет. Что же мне остается?
ОЛЕГ АНДРЕИЧ. Вам остается - поумнеть!
МАРЬЯ СЕРГЕЕВНА. Чт-о-о?! (ОЛЕГ АНДРЕИЧ резко поворачивается и выходит из кабинета.) Ну, знаете ли... (Вдруг обиженно.) Хочешь сделать как лучше, тактичнее, хочешь помочь,- и ты же виновата! Моя бы воля, неженатых учителей в школу не брала!
Теперь высвечивается вестибюль. У окна тихо плачет ИРИНА. ОЛЕГ АНДРЕИЧ подходит к ней.
ОЛЕГ АНДРЕИЧ. Эй! Разве вам не говорили в институте, что учителя плакать не должны!
ИРИНА. Сейчас перестану. (Вытирает глаза.) Я не понимаю что происходит. В чем я виновата?
ОЛЕГ АНДРЕИЧ. Ты? Ни в чем!
ИРИНА. Сперва класс был против, а теперь и учителя, и родители, и даже Марья Сергеевна! Школа сошла с ума, а причина - я!
ОЛЕГ АНДРЕИЧ. Не ты, а я! Это ведь я... Я хочу сказать, ты мне...
ИРИНА (вдруг найдясь). Нет, нет! Прошу тебя! Это тебе просто показалось. Я должна тебе признаться, что ничего нет. Просто я поиграла...
ОЛЕГ АНДРЕИЧ. Как поиграла?
ИРИНА. Ну, как кошка с мышкой. Имеет право девушка пококетничать? Или в спецшколе это запрещено? Тогда прости, я больше не буду... Человек, который всем мешает, должен...
ОЛЕГ АНДРЕИЧ. Глупости!