Помоги проекту - поделись книгой:
Вот и скажите мне, господа хорошие, – что я, князь Александр Воронцов, военный и гражданский наместник ЕИВ в Персии, должен со всем с этим делать?
Не знаете?
Вот и я – не знаю. Реагируем пока в стиле пожарной команды – где горит, туда и едем. Сейчас увидите, в общем.
Броневик тяжело просел на левый борт одновременно с разворотом на девяносто градусов. Это тут промоина в асфальте, которую я приказал заделать еще третьего дня и которую до сих пор так и не заделали. По этой промоине одновременно с разворотом можно сделать вывод – приехали.
Резиденция Военного и Гражданского наместника ЕИВ в Персии располагалась не где-нибудь, а в Новом дворце, недалеко от дипломатического квартала, сейчас моя резиденция называлась «Хрустальный дом». Он не слишком сильно пострадал во время боевых действий, а строили его по особому проекту, и уже на этапе архитектурного проектирования в разработке проекта участвовали специалисты службы безопасности и эксперты по безопасности из России и Священной Римской империи. Вот почему дворец такой странный – здание представляет собой замкнутый квадрат с очень большим внутренним двором, на втором этаже нет ни единого окна, обращенного наружу – все только внутрь, во внутренний двор, и это очень удачно замаскировано. Дворец построен в стиле модерн и больше походит на торговый пассаж – потому что снаружи окон как таковых не видно – сплошной монолит зеркальных стеклянных панелей, снайперу просто не прицелиться – ослепнет от бликов отражающегося в стекле солнца. По исполнению это даже не дворец – это классический форт на дикой территории с метровой толщины внешними стенами. Все автомобили останавливаются либо в закрытой галерее, либо проезжают во внутренний двор. Во внутреннем дворе выходят только важные персоны, к которым ныне отношусь и я. Но что в галерее, что во внутреннем дворе – у снайпера нет ни единого шанса…
Автомобили тяжело остановились, я отстегнулся от кресла – кресла внутри были как в гоночных авто, с четырехточечными ремнями – на случай подрыва. Ноги стояли не на полу, а на специальной подставке.
Гулко стукнула, отходя в сторону, дверь – она всегда открывалась только охраной, и только после того, как старший убедится, что опасности для охраняемого нет. Охраняла меня не гражданская служба, а армейская – спецотряд морской пехоты. Пистолет на всякий случай был и у меня, но это защищало меня на один процент, не более. На девяносто девять процентов в таких случаях защищает здравый смысл и доскональное выполнение требований охраны.
На входе прокатали карточки под бдительным взором стоящего на воротах часового – он стоял не в одиночку, их было двое, и стояли они не на виду, как по моему приезде, а прикрытые быстровозводимой конструкцией из броневой стали – некоторые ее части могли быстро сниматься и использоваться в качестве штурмовых щитов. Бедняга, который решил пропустить «Его Высокопревосходительство» без проверки документов, больше здесь не служил, а карточки и кардридер больше служили не для организации пропускного режима, а для поддержания должной трудовой дисциплины, особенно у местных. Пришел во столько – ушел во столько. Меня могли бы пустить и так – но раз все пользуются кардридером и имеют карточки, я не видел никакого основания для того, чтобы чем-то отличаться от других.
Здание было разделено быстровозводимыми преградами на каждом этаже на северное и южное крыло, примерно на равные части. В северном крыле сидели военные, в южном – гражданская администрация. У военных тоже был не штаб, а администрация, на этом настоял я сам, и часть работников там была вольнонаемной. Знаю, как работает армия (не думайте, не флотские понты), она может выиграть войну, но не в силах выиграть мир. Мне нужна была именно военная администрация, способная поддерживать на вверенной нам Государем территории порядок военными методами, проводить все виды акций (в том числе превентивных) и исполнять не только военные, но и полицейские функции. Был еще один штаб – штаб ВВС на аэродроме Мехрабад, вот там был именно штаб, он координировал действия всей группировки ВВС и работал почти автономно от нас, мы только заявки туда посылали. В основном там были вертолеты, тяжелые штурмовики и беспилотники всех типов и классов.
Кабинета у меня было тоже два, по одному в каждом крыле, в северном и южном. По традиции, первым всегда проводилось совещание в гражданском крыле – выбор сделал я, желая показать, что война здесь рано или поздно закончится и будет нормальная жизнь. Кроме того, в отличие от военных гражданские специалисты плохо чувствовали время и сознание того, что через полчаса я встаю и ухожу, заставляло говорить кратко и просить не слишком-то много.
Да и дать я мог, откровенно говоря, не так уж и много.
Специалисты были распределены по секторам, в основном способные начальники департаментов и товарищи начальников департаментов[45], есть и откровенные коммерсанты, прикидывающие, что здесь можно задешево купить. Я не против – если делается дело.
Перед дверью глянул на часы – ровно.
Все уже за столом. Отсутствие окон на втором этаже – благо, утром от остывших за ночь стен такая прохлада, что и кондиционер не нужен.
– Тридцать минут, приступаем, – сказал я, еще не сев на свое место, этой фразой я начинал каждое оперативное совещание, – общую сводку, пожалуйста.
Общую сводку докладывал Талейников – парнишка двадцати восьми лет, только окончивший МГУ, причем два факультета с разницей в год, и занимающий должность статс-секретаря. Фактически это несменяемый товарищ министра в тех министерствах, где он не предусмотрен по штату, как минимум половину дня он частично исполнял мои обязанности – мне приходилось в основном заниматься контртеррористическими мероприятиями. Пришел он сюда по конкурсу, и никто об этом не жалел – ни он, ни я, если учесть, что должность статс-секретаря министерства занимается как минимум надворным советником по табели о рангах, а учитывая крайне тяжелую обстановку в регионе, на этой должности должен быть статский советник. Открою вам маленький секрет, как получить эффективно работающую структуру: подберите людей, которые вам приглянулись, делая ставку на молодых, дайте им полномочия и смотрите первое время. Не справляются, не оправдывают доверия – меняйте, не затягивайте этот процесс. Оправдывают – поддерживайте, давайте полномочия, двигайте вверх и двигайте быстро. Человек, у которого горят глаза, который лично готов вникать во все, который не боится брать на себя ответственность и говорить вам в лицо неприятные вещи, – именно то, что нужно. Бюрократический тяжеловоз возьмет на себя любую работу, а потом у него найдется тысяча причин, почему она не сделана. Не связывайтесь с такими.
Общая стратегия – чисто моя, к разработке стратегии я никого не подпускал – была в том, что вначале следует бросить все усилия на те сектора, которые либо жизненно важны для жизнеобеспечения, либо где можно что-то легко и быстро восстановить и запустить в работу. Нужно было дать людям, хотя бы части людей, что сидят сейчас в лагерях беженцев, работу, и дать ее быстро, пока они не привыкли к такому существованию, к праздности и тарелке бесплатного супа. И работа должна быть нормальной, это должна быть работа, достойная цивилизованной страны – учитывая количество рабочей силы, можно быть уверенным, что персонал мы подберем быстро. Война с терроризмом – это не только зачистки и ночные рейды, это еще и война будущего. Видение мира. Мы должны предложить людям, сидящим в лагерях беженцев, будущее, причем такое, которое окажется для них привлекательнее будущего шариатского государства, которое обещают им террористы и агитаторы. Мы должны создать сначала меньшинство, которое готово будет драться за будущее, то, которое им предложим мы. Потом, по мере восстановления, действуя кнутом – специальными операциями, зачистками и пряником – все большим и большим количеством восстановленных объектов экономики, мы меньшинство превратим в большинство. И мы будем отбивать у террористов людей до тех пор, пока исламские экстремисты не превратятся в этой стране в изгоев, в меньшинство, ненавидимое и презираемое…
– Стоп! – я слушал вполуха, но уловил недоброе. – Еще раз…
– Цементный завод в Занжане. Мы вынуждены отложить запуск в связи с актом саботажа.
– Какого именно саботажа?
– В ночное время произошел взрыв конвейера…
– Кто отвечает за охрану?
– На объекте – капитан Вилькицкий.
– Чей объект? Кто его вообще охраняет?
– Пока армия…
Я сделал себе пометку. Как ни странно – армия проявляет себя не лучшим образом в деле завоевания мира. Проблема в том, что у армии нет никакого опыта выполнения полицейских функций. Казачество не справляется, просто не хватает людей, но вопрос о выводе с территории Персии всех армейских соединений, кроме тех, кто будет расквартирован здесь постоянно, и тех, которые занимаются специальными операциями, – уже назрел. Нужно будет связаться с Забайкальским казачьим войском, с советами старейшин чеченцев, осетин, дагестанцев, со всеми. Но дальше армию использовать на охране нельзя ни в коем случае. Это не только не решает проблему, это разлагает армию.
– Продолжайте, спасибо…
Прежнее деление страны на останы упразднено, организовано семь секторов безопасности: север, юг, запад, восток, Тегеран, спецсектор-один и спецсектор-два. Спецсектора – это районы, подвергшиеся воздействию поражающих факторов ядерных взрывов, там работы непочатый край. Создан так называемый «спецкомитет», в него входят специалисты по ядерной безопасности, по робототехнике, по дистанционному мониторингу, по проблемам захоронения опасных отходов. Спецкомитет не подчиняется даже мне, он подчиняется напрямую Его Величеству и финансируется по защищенной строке из казны. Сейчас мы делаем многое из того, чего никто и никогда не делал, проводим уникальные операции по обеззараживанию местности, спасению того, что еще можно спасти, и уничтожению того, что спасти уже невозможно. Как потом мне объяснили – нам несказанно повезло. Даже те «грязные» заряды нулевого поколения, которые здесь сварганили, и радиоактивный след, который они оставили, – ничто по сравнению с тем, что было бы, если бы рванул один из более чем двадцати разбросанных по стране атомных энергоблоков. Взрыв гигаваттного энергоблока с разрушением активной зоны – и сейчас половина страны была бы в зоне отчуждения, а все те, кто был бы в этот момент в стране, смогли бы ночью читать без лампы.
Можно сказать – повезло.
– …Домостроительный комбинат в Тегеране полностью восстановлен, сегодня открытие…
Думая о своем, я чуть было не пропустил.
– Извините, еще раз – про домостроительный комбинат.
– Да, домостроительный комбинат – его удалось восстановить вместе с энергоподстанцией, сегодня – торжественное открытие. На нем выступит…
– Выступлю я, – сказал я, – пометьте, и когда открытие?
– Ровно в час, Ваше Превосходительство.
– Три часа. Времени достаточно. Прошу, продолжайте…
Военное совещание началось ровно через тридцать минут, очень важно точно соблюдать сроки, потому что если пустить дело на самотек – совещаться можно до бесконечности. Военное совещание было не менее представительным, чем гражданское, – командующие секторами на Интернет-связи, плюс здесь, в Тегеране, военный комендант Тегерана, координатор секторов – я ввел эту должность для того, чтобы координировать совместные операции и чтобы командующие могли видеть общую картину обстановки, а не только то, что перед носом. Войсковой атаман, представитель пограничной стражи и представитель ГРУ, отвечающий за поимку и ликвидацию наиболее авторитетных главарей сопротивления и бандподполья. Совещание шло по обкатанной схеме – каждому командующему по две минуты на прояснение обстановки в секторе, далее докладывают по очереди те, кто находится в Тегеране. Затем – проверяем «домашнее задание», т. е. выполнение предыдущих поручений, я раздаю новые, коли такие имеются. Само совещание тоже не затягиваем – хватает проблем и без этого.
Северный сектор. Возглавляет турок, капитан первого ранга Мехди, потомственный янычар, у него за спиной пять поколений предков, служивших в армии. Такие не предают, турок этот – крепкий, как сталь, выходец из Севастопольского нахимовского. Сектор сложный – в его районе нефтяные месторождения, которые надо восстанавливать, там же – максимальное количество остаточных бандгрупп. В его секторе действуют не только сухопутные части, но и боевые пловцы, базирующиеся на десантном корабле «Адмирал Александр Колчак», стоящем на траверзе порта Аль-Фао. Может, я пристрастен, но пока что военные моряки, приходящие с моря и после выполнения боевой задачи возвращающиеся на базу в море, наиболее эффективны в борьбе с терроризмом и бандитизмом.
В его секторе у Мехди было несколько останов, в каждом из них – подпольный исламский комитет. Существует и глава района – некий мулла Дадулла, по данным разведки – одноглазый. Видимо, глаз вышибло при взятии Персии, тогда всех здорово причесали.
Результаты по сектору – два ночных рейда, четыре нападения, из них два – с человеческими жертвами. Просто обстрелы не считаем – смысла нет. Опять отличились моряки – прямо в городе Хораммабаде накрыли исламский комитет, выследили и атаковали с вертолетов. Никто не ушел. Около озера Урмия пуском ракеты с беспилотника уничтожен караван, в котором находились опознанные террористы. Как их опознавали – не знаю и знать не хочу, дело с трансграничными караванами надо давить.
Южный сектор. Полковник Абоян, армянин. Этот из десантников отличается тем, что у него постоянно нервы на взводе, представляю, как с ним работает штаб. В штабе, насколько я знаю, – все русские, потому что только русские могут выдержать экспансивного армянина, армянин с армянином так не уживутся. Тоже несколько останов, полно беженцев. В его секторе работают морские пехотинцы с тяжелого десантного корабля «Москва», он стоит на рейде острова Киш, известного курорта, теперь там госпитали для раненых и пораженных радиацией. В его секторе очень скверное место – граница не с Афганистаном, а с Британской Индией, с той стороны контрабандистов и террористов всемерно поддерживают, нападения на пограничников каждый день, принято решение по нарушителям границы открывать огонь без предупреждения. Там живет много племен, которые до этого вообще не знали о существовании границы – что ж, теперь знают. Не стоило поддерживать вооруженное выступление против шахиншаха, так бы и жили, а теперь – извините.
Близость британцев сказывается – восемь нападений, три – с потерями. Взорвали тяжелую БМП – интересно, чем, она же пятьдесят тонн весит. Хотя следовало ожидать – здесь куда лучше со взрывчаткой, могут себе позволить заложить очень мощный фугас. Сектор активен, пять рейдов, в том числе ночной, на границе. Спецы проводят зачистку в горах южнее Захедана – просто группы с тяжелыми снайперскими винтовками и лазерными указателями целей, любой вооруженный человек – противник. Своего рода – санкционированный отстрел.
Сектор Восток. Генерал Караджаев, осетин. Бывший абсолютный чемпион армии и флота по стрелковому троеборью[46], на состязание я его вызову, только если окончательно рехнусь. В сорок восемь лет сам ходит в рейды, чтобы понимать обстановку, – несмотря на категорический запрет для старших офицеров. В конце концов старшие офицеры должны командовать, а не на пузе по камням елозить. В его секторе – граница с Афганистаном, длинная и страшная. Голяк – она ничем не прикрыта, не на что опереться – голая пустыня, кое-где еще и обводненная, это значит только то, что есть деревья и есть где прятаться. Замирение сектора целиком держится на дирижаблях наблюдения, ударных самолетах и патрулях – конных и на квадроциклах. На той стороне – настоящий ад, никто ничего не контролирует, война всех против всех. Неофициально мною дано распоряжение пересекать границу при преследовании – но не попадаться.
Пять нападений, Караджаеву удалось сохранить свой личный состав. Связано с тем, что здесь большая свобода передвижения и мало где можно устроить засаду. Земля плоская, как стол. Три ответных рейда, все три – с результатом. Вот это я понимаю – работа. Обычный рейд заключается в чем – спутник или дирижабль наблюдения отмечает активность, после чего на голову аллахакбаров сваливаются либо бомба, либо десантники. Пленных не берут ни с той, ни с другой стороны. Караджаев несет основную нагрузку по созданию зоны «Отбойщик»[47] – пограничной полосы между Афганистаном и Персидским краем, но время у него еще есть.
Зона Север. Генерал Малгобеков, фамилия у него узбекская, причем с корнем «бек», хотя на самом деле он русский на три четверти, родом из Ташкента, абсолютно космополитичного города и форпоста России в регионе, – так что его можно считать полностью русским. Он полиглот, знает русский, узбекский, английский, немецкий, таджикский, голландский, африкаанс, суахили и упрощенный китайский диалект японского. Раз знает таджикский – значит, может объясниться с любым местным жителем, таджикский язык есть вариант языка фарси, точики-фарси. Выходец из десанта, но совершенно на десантника не похож – умный, расчетливый, осторожный. Кличка в войсках Бек, пользуется большим уважением. Пять лет прослужил наблюдателем в Бурской Конфедерации и пять – в Германской Западной Африке, поэтому в вопросах борьбы с терроризмом может поучить кого угодно из нас. Самый старший из нас по возрасту – под шестьдесят.
В его зоне ответственности – Эльбрус и спецсектор, и то, и другое – предельно хреновые места. Каспийское побережье спокойно, потому что там одни рыбаки живут, да производства, ориентированные на Россию, исламистов очень мало. А вот в самих горах, в предместьях Тегерана – всякой твари по паре. Тегеран хоть и выделен в отдельную оперативную зону – все равно границу тут провести невозможно, и основной гнойник здесь. Даже не в Тегеране, а в его южных и западных предместьях, более бедных и зараженных исламским экстремизмом. На самой границе сектора находится город Кум – город, который по здравом разумении надо сжечь напалмом и забыть. В свое время шахская гвардия повесила здесь всех аятолл и заменила их новыми – но результатом было только образование параллельной религии, подпольных исламских комитетов и страх к режиму, перерастающий в лютую ненависть. Сейчас нам приходится не вести диалог с признанными в стране религиозными лидерами, а уничтожать исламские комитеты и параллельно что-то делать с «ручными» муллами, которые стучали в САВАК, а теперь готовы стучать и нам. За деньги и за сохранение некоего социального статуса, предполагающего безнаказанность за мелкие грешки типа наркомании или сожительства с маленькими мальчиками. По мне, ручная религия – это плохо, а религия, опустившаяся и испоганенная такими вот подонками, – плоха вдвойне. Все то, что здесь сотворили, – сотворили люди без Бога в душе. И какая разница – как этот Бог называется?
Но если мы начнем преследовать этих презираемых людьми священнослужителей – они моментально переметнутся на другую сторону и станут героями в глазах людей. Как же – оказали сопротивление власти, которая всего лишь хочет, чтобы эти ублюдки не ширялись, не доносили и не трахали пацанов.
Вообще, давайте не будем про Кум. Для меня, как для наместника и человека, неоднократно имевшего дело с исламистами-фанатиками, это – очень больная тема. Будет еще время – расскажу вам, что к чему.
В секторе генерала Малгобекова всего два нападения, но одно очень серьезное. Нанесли удар по колонне, на горной дороге, участвовало как минимум пятьдесят человек, и у них был ПЗРК. Плохая погода – на сопровождение не пустили беспилотник, с беспилотниками в таких горах, как Эльбрус, большие проблемы. Пока подошли вертолеты, экстремисты успели сделать свое черное дело и унесли ноги. Кабины бронированные, многого они не добились, но и того, что натворили, – достаточно.
Рейдов сегодня не было.
Сектор Тегеран. Самый проблемный сектор. В городе полно беженцев, среди них – достаточно исламистов. Действие рождает противодействие – и исламские комитеты, жестоко преследуемые еще при жизни шаха, стали единственным институтом власти (пусть и незаконной), которая защищала людей от произвола чиновников. Не шахиншаха, а именно чиновников, тут я уже начал кое-что понимать. Шахиншах не был такой страшной фигурой, как это принято было считать, его репрессии затрагивали в основном лишь верхушку общества, армию и спецслужбы. Ну скажите, кому интересен простой крестьянин? Шахиншаху? И как этот простой крестьянин может покуситься на его власть, что он сможет сделать дурного власти и государству? Да ничего.
А вот на местах располагались совершенно озверевшие люди. Средний слой чиновничества, который надо менять полностью, до последнего человека. У них было достаточно власти, чтобы растереть в пыль простого человека, они были достаточно близки к «земле». Чтобы иметь поводы для расправ – а возможность в любой момент самим стать жертвой расправы по обвинению в заговоре или еще в чем-то, совершенно извратила их. Они жили одним днем, хватали все, что можно схватить, ненавидели и власть, и народ, а пример беззакония, подаваемого им сверху, был настолько ужасен, что они и сами творили беззаконие на каждом шагу. Шаху это было даже выгодно – время от времени он брал за шкирку одного и бросал толпе, говоря, что этот человек извращал указания шахиншаха и творил преступления. Для этого человека теперь было одно наказание – казнь его и всей его семьи и конфискация имущества в казну. И ведь этот человек и в самом деле был виновен! Шахиншах никогда не отдавал ему приказов грабить и убивать в своем остане! Просто испорченный властью, беззаконием и живущий одним днем, он не мог избрать никакого пути, кроме этого.
Одному Господу известно, сколько времени потребуется для того, чтобы исцелить души людей. Наверное, поколение, как минимум, мы должны бороться за то поколение, которое вот-вот должно пойти в школу, мы не должны отдать его фанатикам. Остальные безнадежно искалечены – и кто-то погибнет от пуль казаков, а кто-то смирится с оккупацией, будет помогать местному исламскому комитету и тихо ненавидеть. До смерти.
В секторе Тегеран за день – восемнадцать нападений на военных, казаков, военные комендатуры, лагеря беженцев, склады с гуманитаркой. Основная болевая точка – здесь и нигде больше. Двадцать миллионов людей в полуразрушенной агломерации. Количество боевых операций по Тегерану никогда не докладывалось – не было смысла подсчитывать. Тут нельзя выделить какие-то рейды – город есть город и работа скорее контрразведывательная, нежели боевая.
Да, забыл сказать. За Тегеран отвечал единственный в нашей компании невоенный – генерал от жандармерии Ковалев Никита Владимирович, тот самый, который сдерживал в одиночку разъяренную толпу в Казани. Ему было три года до полной выслуги – и эти три года он намеревался провести максимально деятельно. По крайней мере, он мне так сказал.
Команда неприкасаемых, не иначе.
Разведка и казаки никогда не докладывали – разведка порой не ставила в курс дела даже меня, во избежание утечки, а казаки как всегда – предпочитали действовать самостоятельно. Атамана сегодня не было, за атамана сегодня был есаул Донского казачьего войска Петр Велехов. В есаулы его произвели уже здесь, поперек обычаев и без должной выслуги, я знал только то, что за бои в Висленском крае и ранение его произвели в подъесаулы, а сейчас – он уже месяц как был в есаульском звании. В дела казаков я особо не вмешивался – человек дельный и Бог с ним. Есаул Велехов отвечал за казачьи войска в секторе Тегеран.
С докладами покончили – дальше пошли вопросы…
Вопросы – болезненная тема, потому что как всегда – не хватает всего и сразу. Слишком велика страна для тех сил, какими мы устанавливаем порядок. Я как-то подсчитал для Высочайшего доклада, какова была плотность русских сил на квадратный километр Восточных территорий, когда мы замиряли их. Получается – всемеро больше, чем есть сейчас. У меня на данный момент пятьдесят тысяч армейских чинов, примерно двадцать – военно-морской спецназ и морская пехота, примерно восемьдесят тысяч казаков. Этими силами мы должны справиться с взбудораженной страной с пятидесятимиллионным населением, перекрыть границу с Афганистаном и с Британской Индией, справиться с контрабандистами и преступниками, которых восставшие выпустили на свободу. И сделать это – не за тридцать лет войны, как на Востоке, а максимум за пять. Да, у нас есть тяжелые штурмовики, реактивные истребители, вооруженные ракетами вертолеты и беспилотники – мы можем наносить удары так быстро, как раньше и не снилось. Мы можем держать беспилотник в небе тридцать шесть часов, непрерывно мониторить ситуацию и быть готовыми нанести внезапный и точный удар. Мы можем выслать на перехват банде муртазаков вертолет и завершить дело за двадцать минут, хотя несколько десятилетий назад маневренной группе потребовалось бы двое суток. Но все равно – нас мало, хочется выть от осознания того, как нас мало, хочется закрыть глаза, чтобы не видеть ту гору проблем, какая громоздится перед нами, хочется зажать уши, чтобы не слышать стука метронома, безжалостно отсчитывающего отведенное нам здесь время. У нас очень мало времени, очень мало – совсем мало времени до того, как люди решат, что русские ничего не могут, и им нет смысла доверять. Как только они это решат – мы потеряем Персию навсегда.
Обрадовать пополнениями никого не мог – военное министерство четко и однозначно дало понять, что обстановка в мире напряженная и на удержание мира они не могут больше нам дать ни одного полка. Казаки… казаки у нас и так были по максимуму, большего мы не могли себе позволить. Оставалась только техника – в порту императора Николая Третьего[48] встал на разгрузку целый контейнеровоз с техникой, пришедшей аж с Владивостока. Сибирское производство, спецзаказ, в основном – комплекты для бронирования стандартной техники, ну и еще кое-что, по мелочи. В этом месяце нам должны были выделить еще десять ударных беспилотников – это я твердо намеревался вырвать из глотки снабженцев, чего бы мне это ни стоило. Наконец, казаки заканчивали с переоборудованием двадцати легких гражданских самолетов в тяжелые штурмовики, вооруженные скорострельными пулеметами. За основу они взяли старый грузовой самолет, еще производимый Гаккелем, – лицензионный DS-3 с новыми турбовинтовыми моторами и авионикой. В него удалось поместить два пулемета и тридцатимиллиметровую пушку – в общем, с чего начинали, к тому и возвращаемся. Армия уже давно расконсервировала все тяжелые штурмовики, какие только можно, и отправила их на Восток – для патрулирования трудно придумать что-либо лучше этого.
Помимо этого нам должны были выделить пятьсот тысяч противопехотных мин с поставкой до конца года для окончательного перекрытия границы и строительные материалы. Со строительными материалами было плохо, мы получали крохи и вынуждены были в основном обходиться своими силами. Строительную промышленность шаха, которая была одной из лучших в мире, поднимали из руин. Вот сегодня откроем домостроительный комбинат и будем думать, куда девать плиты. То ли дома строить, то ли армейские блокпосты. А вы – как думаете?
Не знаете? То-то же. Как тришкин кафтан.
На выходе из конференц-зала меня остановил есаул, знаком показал, что хочет что-то сказать на ухо. Все совещание он отмалчивался, ничего особо не просил – вот Белогрудцев, тот да, тому только волю дай. Он у тебя и луну с неба попросит.
– Ваше превосходительство…
– На будущее – не люблю превосходительств. Господин вице-адмирал.
– Так точно… вчера ночью взяли одну явку… там исламский комитет должон был располагаться. И нашли весьма интересные документы. САВАКовские.
– САВАКовские?
– Мы так поняли, господин вице-адмирал. Там есть очень интересные записи… нам бы не хотелось…
– Я вас понял. Где эти записи?
– У нас. В полевом штабе.
– Рискуете?
– Никак нет. Это мой сейф. Кто полезет без ума – костей не соберет.
– Я к вам загляну. Пожелания есть?
– Да… как бы все есть, слава Богу. Ломаем службу, как положено.
Да уж. Точно не Белогрудцев.
– Загляну. Во второй половине дня.
– Буду ждать, господин вице-адмирал. Кстати… как ваш конвой? Не пьют, не озоруют? Может, кто-то по розгам соскучился?
– Помилуй Бог, господин есаул. У меня – не поозоруешь.
В присутствии у себя я обнаружил новое лицо – человека явно не местного, только что прибывшего. По одежде замечаю – никто из тех, кто здесь служит, так не оденется.
– Ко мне?
– Так точно.
– Прошу…
В кабинете я поставил чаеварку на «максимально крепкий». Хороший горячий чай без сахара – вот что лучше всего поддерживает в сознании.
– Представляетесь по случаю прибытия?
Человек утвердительно кивнул.
– Так точно! Нестор Пантелеймонович Кордава, генерал-майор.
– По какому ведомству, генерал-майор?
– По разведочному, Ваше превосходительство.
Если честно – ожидал, что по строительному – внешне человек… не внушал, скажем так. Но это говорило в плюс – разведчик, у которого на лице написано, что он разведчик, – плохой разведчик. Значит, по разведочному.
– Наместник Его Величества Воронцов, – представился я, – вытягиваться во фрунт не надо. Не люблю. Тем более не стоит этого делать разведчику. Как я понимаю, вы прибыли сюда по моему запросу?
– Не могу знать, Ваше превосходительство.
– И превосходительств не люблю. Господин вице-адмирал, господин наместник или, вернее всего, – тайный советник. Хоть я нахожусь на действительной военной службе – на самом деле я не воюю. Я просто помогаю, чем могу, военным… настоящее сражение происходит совсем на других фронтах. Присядем?
Присели. Дождались чая. Несмотря на то, что я видел этого человека всего несколько минут, у меня почему-то складывалось впечатление, что человек дельный. Конкретный – так говорят в купеческой среде. Конечно, как и все, кто по разведочному отделению, себе на уме, но… я и сам такой. Посмотрим, в общем.
– Откуда вы к нам? С Закавказья?
– С Висленского края.
– О-о-о… это я пропустил. Рассказывайте.
Кордава вздохнул.
Поделиться книгой: