— Ах да, дорогая Эбигейл, — вкрадчиво проговорила Джейн. — Когда-то, давным-давно, Эбигейл Уинтертон и Прунелла Рагзботтом[2] (да-да, ее именно так и звали) были лучшими подругами. Начиная с самого детства. Обе были дочерьми торговцев, хотя Прунелла всегда замалчивает этот факт. Мистер Рагзботтом был амбициозным зеленщиком, а отец Эбигейл управлял тем же магазином, что и она сейчас. Тебе, вероятно, в это сложно поверить, но много лет назад обе они были хорошенькими девушками. Достаточно хорошенькими, чтобы охмурить своими сомнительными чарами сына местного баронета. Покойный сэр Босуорт Блитерингтон считал себя дамским угодником, что, к сожалению, часто случается с молодыми людьми этого сословия. Так вот, он не пропускал мимо ни одной юбки, чем и воспользовались подруги. В итоге в условиях здоровой конкуренции верх одержала Прунелла, став леди Блитерингтон. А Эбигейл, хотя, вероятно, и любила баронета, проиграла схватку и вынуждена была признать свое поражение на поприще матримониальных баталий. С тех пор они с Прунеллой стали злейшими врагами. У бедного Босуорта Блитерингтона не было ни малейшего шанса, с тех пор как Прунелла поставила на полку свой кубок победителя.
— Просто ужас какой-то, — только и сказал я, представив себе Прунеллу и Эбигейл молодыми. — Это было сколько, лет тридцать назад? А то и больше? — осведомился я. — Вы тогда уже жили в деревне? — Таким учтивым вопросом я попытался разговорить Джейн и узнать кое-что из ее прошлого.
Но она оказалась слишком проницательной, чтобы пойти у меня на поводу.
— Саймон, дорогуша, заруби себе на носу кое-что. Не ходи вокруг да около, когда общаешься со мной. Спрашивай напрямую. Я знаю Тристана и могу предположить, что он даже имени моего не упоминал. Уверена, он хотел, чтобы ты удивился. — Она снова улыбнулась, и я поерзал в кресле. Она немного пугала меня. — Так что не надо ходить кругами, словно кот вокруг сметаны. Спрашивай, и я с удовольствием отвечу на твои вопросы. Тебе я не откажу.
Я подумал немного и все же решился.
— Ладно, сколько вам лет?
Джейн рассмеялась:
— А что ты скажешь, если узнаешь, что я присутствовала на суде Елизаветы Тюдор?
— Ничего себе! — воскликнул я прежде, чем смог остановить себя. Старушка Бесс всегда была моей любимой королевой, так что шанс повстречаться с кем-то, кто видел ее во плоти, просто будоражил меня. Не говоря уж о том, что я мог почерпнуть много полезной информации для своего нового исторического романа.
— А возвращаясь к твоему предыдущему вопросу, могу сказать, — Джейн улыбалась моему возбуждению, — что живу в Снаппертон-Мамсли уже почти двадцать лет. Хотя я и не имела удовольствия наблюдать за матримониальной баталией, но у меня были надежные источники информации среди тех, кто видел все воочию. Достаточно будет сказать, что когда речь заходит об управлении мужским сознанием, то Прунелла будет еще поизощреннее старушки Бесс.
— Моя дорогая Джейн, — сказал я счастливо, — мы с вами будем лучшими друзьями.
— Да, Саймон, — ответила она, пристально глядя на меня, — думаю, что будем.
Я ни секунды не сомневался, что мы с Джейн поладим, как два дома во время пожара.
— Еще вопросик, — сказал я, возвращаясь к давнишней теме. — Опять же про Прунеллу и Эбигейл. Они часто… набрасываются друг на друга, как это было сегодня у викария?
Джейн нахмурилась:
— Да нет, вообще-то не часто. Это было даже странно. Сейчас, когда ты напомнил об этом, случившееся кажется мне из ряда вон выходящим событием. Чаще всего они просто не замечают присутствия друг друга, а если общения не избежать, то разговаривают исключительно холодно и вежливо. Видимо, что-то случилось, что нарушило хрупкий баланс сил. — Она задумалась. — Честно говоря, я удивлена, что они еще не поубивали друг друга. Они обе крайне неприятные особы. Прунелла вечно лезет не в свое дело, но она хотя бы делает это открыто. Эбигейл же, в свою очередь, коварная и навязчивая женщина. Во всех деревенских начинаниях они постоянно спорят и соперничают друг с другом, в то время как Летти Батлер-Мелвилл выполняет за них всю работу. — Она рассмеялась. — Но такова уж деревенская жизнь, и ты еще это поймешь. Во всяком случае, в Снаппертон-Мамсли все обстоит именно так.
— По мне, так что-то однозначно назревает вокруг выбора пьесы. Часто они занимаются такими делами?
— К сожалению, почти всегда. — Джейн нахмурилась, призадумавшись. — Но, честно признаться, меня несколько удивило, что Эбигейл так суетится по поводу пьесы, которую она хочет видеть в постановке. Что-то здесь явно происходит, и я рассчитываю на тебя. Ты в деталях расскажешь мне, что произойдет завтра у викария. У меня назначена встреча на это время, так что я не смогу присутствовать на заседании.
Заверив Джейн, что я с удовольствием буду держать ее в курсе дела, я не спеша отправился домой. Хотя времени было уже шесть часов вечера, солнце все еще высоко стояло в небе. Ох уж это лето в Англии!
Я открыл калитку и прошел по тропинке к парадному входу. Моему парадному входу! Ну надо же, моему парадному входу. Я все еще не мог поверить в то, что это мой коттедж, и в то, что я действительно в Англии. Я протянул руку и коснулся пальцами шероховатой кладки из темно-красного кирпича. Я видел подобную кладку по всему побережью восточной Англии, где в строительстве очень сильно было влияние фламандской школы. На летней жаре кирпич нагрелся и отдавал тепло.
«Коттедж», честно говоря, было неправильное название для данного строения, поскольку когда-то здесь жили семьи двух работяг. Где-то в конце XIX века два домика пристроили друг к другу, и получилась вполне роскошная деревенская резиденция для весьма небедного джентльмена викторианской эпохи. В то же время сзади пристроили кухню и кладовую для продуктов, а крышу покрыли дорогой черепицей. Пока Тристан владел этим особняком (а я никогда не спрашивал его, как долго он им владел), он провел водопровод и сменил проводку. Дом, конечно, потерял что-то от своего шарма викторианского особняка, зато стал комфортным для проживания.
Пока я шарил по карманам в поисках ключа, я обвел взглядом двор. Определенно нужно найти кого-нибудь, чтобы следил за землей. После сада Джейн Хардвик мне становилось стыдно за свой.
Я прошел в темную прихожую и сразу включил свет. Повесив шляпу на вешалку у входа, я поднялся наверх, в ванную. Пора было принимать лекарство, и я не любил пропускать свою дозу. Последствия могли быть очень, очень неприятными.
Я проглотил две таблетки, запив их водой, и посмотрел на свое отражение в зеркале (уж простите, что развенчал еще один миф о нас, вампирах). Если бы я сейчас улыбнулся, то увидел бы свои клыки. Думаю, они придают мне распущенный и щегольской вид. Вообще-то я не тщеславный человек, но вынужден признать, что неплохо выгляжу. Благодаря темным волосам, темным глазам и темной, коротко остриженной бородке мой облик кажется весьма интригующим. И еще один плюс быть вампиром — мне не приходится думать о лишнем весе. Хоть я пью и ем, но так мало, что даже не сравнить с теми порциями, которые я поглощал, когда был человеком.
Зайдя в спальню, я скинул с себя надоевшее тряпье, что я надел для чайной вечеринки, и натянул удобную потрепанную футболку и спортивные штаны. Мне предстояло потрудиться сегодня ночью, и я хотел, чтобы ничто не мешало мне сидеть перед компьютером.
Внизу, в комнате, которую я определил под кабинет, я, не обращая внимания на неразобранную кипу бумаг и стопки файлов, включил свет, компьютер и прочую оргтехнику и плюхнулся на стул перед монитором. Нужно дописать последнюю главу длиннющего опуса Дафны Дипвуд. В последний раз, когда я оставил главных героев «Страсти в Перу», их собирались скинуть со скалы плохие парни, и мне нужно было решить, как они выпутаются из этого затруднительного положения. Мои преданные читатели, благодаря которым три предыдущие книги стали бестселлерами, несомненно, ждут от меня чего-нибудь эдакого… нетривиального и умопомрачительного.
Светский мир знает меня как доктора Саймона Керби-Джонса, историка и уважаемого биографа. Я могу обеспечить себе достойную жизнь (уж простите за иронию), занимаясь историей, но я зарабатываю сумасшедшие деньги, пописывая исторические любовные романы под псевдонимом Дафны Дипвуд и совсем уж скандальную эротику для женщин под псевдонимом Доринды Дарлингтон. Псевдонимы мне нравятся больше, чем скучное имя Саймон. Кстати, кто такой этот Саймон Джонс, что родился тридцать пять лет назад в небольшом городишке штата Миссисипи, надо еще разобраться. Но это уже совсем другая история.
В какой-то момент мне наскучили мои герои «Страсти в Перу». Лизетта все время громко визжала, а Торн, вместо того чтобы спасать их обоих от головорезов из банды Золотой тропы, все время прилизывал свои волосы. Персонажи иногда так утомляют. Я хотел было позволить им упасть со скалы в болото к аллигаторам и покончить со всем этим, но знал, что читатели ждут от меня большего. Да и я сам от себя, честно говоря, тоже. Интриги Снаппертон-Мамсли немного подождут, надо сосредоточиться на работе.
Где-то незадолго до рассвета я выключил компьютер, вполне довольный концовкой «Страсти в Перу». Она получилась именно такой, как я и хотел. Попозже утром можно отправлять рукопись моему агенту в Лондон и расслабиться ненадолго, прежде чем окунуться в мир Доринды Дарлингтон. Я выключил свет в комнате и подошел к окну, чтобы посмотреть на спящую деревушку.
Луна сияла манящим серебром, освещая тропинку перед домом. Все замерло. Как я любил эту тишину английской глубинки. Здесь я мог посвятить себя литературе и деревенской незатейливой жизни, если сам того пожелаю.
Краем глаза я заметил какое-то движение в кустах за дорогой. Приглядевшись, я увидел, что это человек. Кто бы это мог быть в такой-то ранний час?
Человек замер на мгновение перед домом рядом с коттеджем Джейн Хардвик, затем открыл калитку и проскользнул внутрь. Заинтригованный, я продолжал смотреть, пока человек этот, пройдя через сад, не скрылся за углом дома. Затем он снова появился в поле зрения, перебрался через забор Джейн Хардвик и снова исчез за углом другого дома. Я совершенно запутался. Может, это деревенский полицейский? Следит, чтобы все было в порядке.
Затем человек появился снова и направился на этот раз к моим собственным воротам, и я наконец смог разглядеть, кто же это. С чего это вдруг Эбигейл Уинтертон крадется по деревне в такую рань?
Глава 3
Потребовалось умереть, чтобы стать ранней пташкой. Ирония, что и говорить, но такова уж жизнь вампира. Когда я был смертным, то больше всего на свете я ненавидел вставать раньше десяти часов. Теперь же мне нужно так мало времени на сон, чтобы подзарядиться энергией и прыгать, точно заводной заяц в набившей оскомину телерекламе, что я встаю на рассвете. А все эти чудо-таблетки.
У меня роскошный душ. Коттедж Тристана — а точнее, уже мой — с виду походил на репродукцию к романам Джейн Остин, но внутри все было по последнему слову техники. Уж Тристан, будучи совершенно избалованным типом, позаботился об этом. Горячая вода освежила меня. Я знаю, вы разочаровались, узнав, что вампиры делают такие ужасно банальные вещи, как личная гигиена, но мы действительно немного потеем.
Я вытерся полотенцем и оделся, после чего спустился вниз и поставил на огонь воду для утреннего чая. Пока я ждал, решил включить компьютер и распечатать последнюю главу «Страсти в Перу». Почтамт начинал работу в девять, и я хотел быть там к открытию, чтобы избавиться от рукописи, доверив ее в надежные руки Королевской почты.
Я сидел и попивал чаек, пока принтер страницу за страницей выплевывал мою бессмертную прозу. Пожалуй, я из тех писателей, которые могут применить этот термин к своему творчеству на весомых основаниях. Благодаря скорости принтера необходимые страницы были у меня уже через каких-то двадцать минут. Я присовокупил последнюю главу к основной части рукописи, быстренько распечатал титульный лист и сложил все в коробку.
Так, где же оберточная бумага? Я оглядел комнату, пытаясь понять, в какой из коробок лежит то, что мне нужно. Уж простите, что снова вас разочаровываю, но рентгеновского зрения у меня нет. Так что мне придется открывать коробки по очереди и рыться в содержимом, чтобы найти нужную вещь. Тут я решил, что найти мне нужно в первую очередь кого-нибудь, кто навел бы здесь порядок. Потому как сам я этого делать не хотел.
Наконец я все приготовил и даже управился до девяти. Я высунул голову на улицу. На небе ясно, день будет жарким. Я снял с полки шляпу, надел солнцезащитные очки и вышел, сунув посылку под мышку. Хотя теоретически я живу в Снаппертон-Мамсли уже с месяц, на деле я проводил здесь немного времени, если не считать последних нескольких дней. По прибытии в Англию я часто бывал в Лондоне, поскольку надо было уладить немало формальностей. Для американца, возжелавшего пожить на земле предков, придумано огромное количество различного рода бюрократических проволочек. И хотя Снаппертон-Мамсли находится совсем недалеко от Северной железной дороги, я решил остановиться в Лондоне, пока не улажу все вопросы. Дом за меня обставил со вкусом и любовью Тристан Ловелас, а мои книги прибыли на корабле и были доставлены на место. Лишь однажды я заехал проверить, все ли мои вещи прибыли, а остальное время проводил в Лондоне. Позже, правда, я стал приезжать на выходные в свой коттедж, чтобы расставить самые необходимые вещи по местам. Я обожаю Лондон, но к тому моменту, как вся бумажная волокита была позади, я уже истосковался по пасторальной тишине деревенской жизни в Снаппертон-Мамсли.
Все, что я вам сейчас наплел, безусловно, весьма скучная попытка объяснить, почему я до сих пор не был на почте, по совместительству служащей деревенским супермаркетом.
Я задержался у ворот. Теплый, благоухающий бриз обдувал меня, принося с собой мириады дурманящих ароматов английского августовского утра. Я глубоко вдохнул тяжелый запах свежескошенного сена, который доносился со стороны фермы, расположенной ниже по холму. Все это вызвало воспоминания детства, проведенного на Миссисипи.
Я легкой походкой направился вниз по улице, которая являлась главной дорогой в деревне, хотя и была такой узенькой, что ни на одной карте вы ее не найдете. Так что я не особо боялся, что меня переедет грузовик. Я прошел мимо коттеджа Джейн Хардвик, мимо церкви и далее, в «деловую» часть деревушки, наслаждаясь по пути тенью от нависавших над самой дорогой деревьев. Когда я очнулся от глубоких раздумий, то заметил, что уже добрался до места, да к тому же к самому открытию. Эбигейл Уинтертон как раз отпирала дверь.
— Доброе утро, доктор Керби-Джонс. — Приветствие прозвучало неприязненно, да еще и сказано было кислым тоном. Судя по всему, недосыпание, вызванное ночными вылазками, не пошло ей на пользу.
— Доброе утро, мисс Уинтертон, — ответил я ей со всем своим американским добродушием, хотя она того и не заслуживала. Я даже приложился кончиками пальцев к шляпе в приветствии. — Как поживаете? Как вам утро? Очень рад был пообщаться с вами вчера у викария. Я, знаете ли, уверен, что мне понравится у вас в деревушке. Я столько лет мечтал переехать в Англию, и вот я здесь, моя мечта сбылась. А у вас такой очаровательный магазинчик!
Продолжая в том же духе, я льстил не переставая, пуская в ход свой южный акцент, что становился все выразительнее с каждым слогом… Одним словом, она была очарована еще до того, как я устал заливать ее елеем. Я даже убедил ее, что я из тех американцев, которые хотят быть англичанами в большей степени, чем сама английская королева.
Я передал бандероль, чтобы ее взвесили, затем отдал причитающиеся за пересылку деньги, и Эбигейл Уинтертон удовлетворила мое любопытство по поводу Общества любителей драмы в Снаппертон-Мамсли.
— Обществу уже более ста лет, знаете ли. Его основал прапрадед последнего баронета, — ах, как тщательно она избегала употребления ненавистной фамилии Блитерингтон, — и многие годы у нас шли успешные выступления. — Она остановилась, чтобы оценивающе посмотреть на меня. — Не желаете сыграть какую-нибудь роль? — Ее глаза вспыхнули огоньком, и я стал гадать, что она задумала на мой счет.
— Простите великодушно, — ответил я, стыдливо склонив голову, — но до сей поры во мне не замечалось ни толики актерского таланта. Боюсь, если и есть во мне какие дарования, так исключительно по части писательства. — Я, конечно, бессовестный хвастун, но почему бы и нет? У меня это так хорошо получается!
Мисс Уинтертон нахмурилась, обдумывая новую информацию. Но затем она просияла.
— Так ведь мы всегда рады новым писательским дарованиям. Вы когда-нибудь писали пьесы или, может, думали о том, чтобы написать? В конце концов, уж если такая бездарность, как Джайлз Блитеринггон, сподобился на пьесу, то уж такой образованный молодой человек, как вы, безусловно, сможет не хуже. — Меня удивил ее желчный тон, а выражение ненависти на ее лице можно было изучать часами. Будь я Прунеллой Блитеринггон, я бы держался поосторожнее.
Однако я снова вынужден был огорчить ее. Последним в мои планы входило сомнительное словотворчество для любительского общества, каким бы хорошим оно ни было. И уж поверьте мне, я знаю, о чем говорю!
Но Эбигейл Уинтертон, похоже, не слышала моих сожалений.
— Слава Богу, в этом году нам не придется ставить бред, написанный школьником-переростком. — На секунду мне показалось, что она говорит обо мне, но потом я понял, что она метит в Джайлза Блитерингтона. Я уже начинал жалеть бедолагу.
— Да-да, — сказал я вежливо. — Вчера вечером вы упомянули о какой-то подходящей пьесе.
Мисс Уинтертон жеманно улыбнулась. В жизни еще не видел такого притворства у взрослой дамы, но мисс Уинтертон могла давать уроки самым известным актрисам.
— Как же, как же, упоминала. — Она рассмеялась. Лошади на милю вокруг, должно быть, навострили уши. — Эта пьеса — то, что надо для нашей труппы. Деревня никогда не забудет ее!
Вероятно, ее посетила благодать Божья, которую я как-то пропустил. Она молча раскачивалась вперед-назад, совершенно не по-дамски.
— Это предвещает финансовую поддержку фонду восстановления церкви, я полагаю, — сказал я. — Может ли так случиться, что я встречался с автором этого замечательного драматического произведения? — Я даже похлопал ресницами в ее адрес, но все без толку.
Она вдруг застеснялась.
— Ну все, хватит, противный мальчишка. — Она совершенно очевидно флиртовала со мной. — Не думай, что расскажу тебе все, даже если ты будешь так меня уговаривать. Я полагаю, что стоит подождать до вечера и объявить всем на собрании.
— Что ж, жду с нетерпением, — вежливо ответил я.
— Эту ночь Снаппертон-Мамсли никогда не забудет. — Она фыркнула.
Я решил рискнуть.
— Да, что правда, то правда, ночи здесь действительно интересные. Я сам, знаете ли, сова, а иногда можно увидеть так много интересного, просто глядя в окно под утро.
Она потянулась за чем-то под прилавком, но передумала и посмотрела на меня сквозь нечесаную челку, свисавшую до самого носа.
— Чудесное время для прогулок, вы не находите? — продолжал я.
Она выпрямилась, неуверенно глядя на меня.
— Можно увидеть так много интересного, — повторил я.
— Возможно, — выговорила она наконец. — Если кому-то вздумается гулять по окрестностям в такой час, то можно увидеть что-нибудь из ряда вон выходящее. В такой деревушке, как наша, всегда найдутся маленькие тайны, которые только и ждут, чтобы их разгадали. — На ее лице появилось хитрое выражение. На мгновение мне показалось, что она забыла о моем существовании.
— Ах Боже мой, — спохватилась она, — и о чем я только думаю сегодня утром?! Вам ведь нужна ваша почта, правда?
— Безусловно! Большое спасибо, — сказал я, принимая от нее связку писем.
Тут со звоном колокольчика открылась дверь, и я был избавлен от дальнейшего общества мисс Уинтертон. Взошедшее солнце осветило посетительницу, отчего вокруг светлых волос ее засиял ореол. Затем дверь закрылась, отрезав солнечный свет, а я все стоял, моргая. Я достал солнцезащитные очки, нацепил их на нос, и мир снова обрел краски.
Она носила один из тех нарядов, которые кажутся невероятно простыми и в то же время элегантными, но стоят столько же, сколько аванс за мою первую книгу. В грации, с которой она двигалась, чувствовалась непоколебимая уверенность, что никто и ничто не встанет у нее на пути. Ее лицо было безмятежно прекрасным, чего я еще не встречал среди обитателей Снаппертон-Мамсли. Я решил, что ей под сорок, хотя очень даже может быть, что она хорошо сохранилась и ей уже за пятьдесят. И что она только делала здесь, в такой глуши? Поразительно!
— Доброе утро, миссис Стивенс, — проворковала в ее адрес Эбигейл Уинтертон. — Как поживаете? Чудесный денек, не правда ли?
Голос мисс Уинтертон был так сладок, что она явно либо боялась эту женщину, либо ненавидела ее. А может, и то и другое.
— Доброе утро, мисс Уинтертон. Все прекрасно, благодарю вас. А как вы? — Миссис Стивенс замолчала, чтобы осмотреть меня с ног до головы, не обращая ни малейшего внимания на отчет о состоянии здоровья Эбигейл Уинтертон.
Миссис Стивенс пронзила меня взглядом и обернулась к Эбигейл Уинтертон:
— Вы не представите нас, мисс Уинтертон? — Ее тон был так формален, что в нем слышался очевидный упрек хозяйке почтового отделения за явное незнание этикета. Бедная мисс Уинтертон зарделась ужасным коричневатым румянцем. Хотя, с другой стороны, это хоть чуть-чуть отвлекало внимание от ее ужасной прически. Что надо было делать со своими волосами, чтобы они так выглядели?! Венчиком для яиц их взбивать?
— Ах, простите меня великодушно, — заикаясь, расплылась в любезной улыбке мисс Уинтертон. — Уж и не знаю, куда подевались мои манеры?! Миссис Стивенс, позвольте представить вам доктора Саймона Керби-Джонса. Доктор Керби-Джонс, это Саманта Стивенс. Доктор Керби-Джонс только что приехал из Америки.
Я пожал предложенную руку.
— Очень рад знакомству, миссис Стивенс, — сказал я, все еще не отпуская ее руку. Она склонила голову, довольно спокойно. Она уже отнесла меня в разряд красивых, но недоступных, а посему интерес ее носил исключительно интеллектуальный, а не гормональный характер.
— Добро пожаловать в Снаппертон-Мамсли, доктор Керби-Джонс, — сказала она. — Что, позвольте вас спросить, привело американца в нашу тихую заводь?
Я немного растерялся, услышав от нее такой прямой вопрос. Мне казалось, что тонкое коварство — одна из ее сильных черт, но, возможно, она торопилась.
— Дело в том, что я историк и биограф и питаю слабость к старой Англии, поэтому, когда представился шанс пожить здесь, просто не смог устоять. — Я улыбнулся своей самой обольстительной улыбкой и был вознагражден легким движением ее губ.
— Тогда вы, несомненно, тот самый человек, что купил коттедж Тристана Ловеласа. — Легкое ударение на имени Тристана выдало ее с головой. Подозрения подтвердились. Ничего из этого парня не выйдет, так… собеседник за ужином или декоратор для новой спальни, не более того.
Она, бесспорно, в былые годы была охотницей до мужчин. Если позволите, рыбак рыбака видит издалека (уж простите за неуместную шутку). И снова я поймал себя на мысли, что такой даме не место в этой деревне, но сдержал свое любопытство… до поры до времени.
— И как же поживает наш дорогой мистер Стивенс? — осведомилась Эбигейл Уинтертон. — Оправился от того ужасного происшествия, что приключилось с ним, пока вы отдыхали на прошлой неделе?
Я посмотрел на Саманту Стивенс с возросшим интересом. По тону Эбигейл Уинтертон я понял, что миссис Стивенс имеет прямое отношение к несчастному случаю с мистером Стивенсом. Уж не черная ли она вдова?
— Он поправляется, благодарю вас, мисс Уинтертон. Бедняга, — она снова обернулась ко мне, — просто не может смириться с тем, что он уже слишком стар для некоторых вещей. Вы же знаете, какими несносными бывают эти мужчины. — Она явно бросала мне вызов.
— Да-да, я прекрасно понимаю, о чем вы, — ответил я.
Эбигейл Уинтертон, судя по всему, еще не вникла, в чем дело. Кто-то срочно должен отвести ее в уголок и рассказать на ушко, что я один из тех содомитов, о которых шептались по вечерам ее папа с мамой. Бедняга откровенно не поспевала за ходом событий в этой жизни.
— Что ж, я очень рада, — продолжила мисс Уинтертон весело, — что мистер Стивенс идет на поправку. В конце концов, у него столько обязанностей, не правда ли? Я имею в виду его инвестиции. — О чем это она, интересно?
А она тем временем продолжала:
— Мы все безмерно счастливы, что такой известный в Сити[3] человек, как ваш муж, решил, выйдя на пенсию, почтить своим присутствием нашу Снаппертон-Мамсли. Хотя я не перестаю тешить себя надеждами, — со злобой добавила она, — что никакой ничтожный инцидент не лишит нас его персоны в ближайшее время. Какая жалость, если с ним что-то случится прежде, чем он успеет сделать то, что обязался.
Я, честно говоря, опешил от всего этого, но Саманта Стивенс и глазом не моргнула.
— Нам всем надлежит быть очень и очень осторожными в ближайшее время, не правда ли? — сказала она. Она посмотрела в упор на мисс Уинтертон, и та побледнела и едва не спряталась под прилавок. Жаль, что я не видел лица Саманты Стивенс в этот момент.
— Да, конечно, — промямлила Эбигейл Уинтертон. — Так и есть, так и есть.
Я решил, что пора уходить. В таком случае не придется проходить свидетелем, если здесь кто-нибудь кого-нибудь убьет.
— Рад был познакомиться с вами, миссис Стивенс, — сказал я, слегка поклонившись ей. — Мисс Уинтертон, с вами, как я полагаю, мы встретимся сегодня вечером.