Помоги проекту - поделись книгой:
Собранный Каном и Шапиро прототип новоиспечённые бизнесмены назвали Mathatron 4-24 (4 регистра, 24 шага программы). Пока инженеры работали над спецификациями узлов будущей промышленной реализации Mathatron 4-24, продавец Рич, сделав деревянный макет калькулятора, захватил ленты с пробными результатами расчётов и поручительства инвесторов и начал кататься по городам и весям США как заправский коммивояжёр, предлагая новинку от Mathatronics.
Ему повезло почти сразу. Специалисты океанографического института Woods Hole практически сразу оформили заказ на партию Mathatron, поверив в его существование, после того как им показали неработающую деревянную копию. Правда, с одним условием: удвоить функциональные возможности устройства. То бишь из 4-24 сделать 8-48.
Неожиданная для начинающего налаживаться производства вводная! Особенно учитывая, что океанографы не могли ждать. Ведь Mathatron оказался именно тем устройством, которого так не хватало на их исследовательских судах. Тогдашние компьютеры просто-напросто не годились для плавучих расчётов.
К лету 1963 года модель Mathatron 8-48 была готова. Рич загрузил её в свой пикап и повёз в институт Woods Hole. К разочарованию всех, привезённый экземпляр не заработал, а Рич был недостаточно компетентен, чтобы найти неисправность. Зато он сумел быстро привести в институт Кана и Шапиро, которые и устранили неполадку.
Математическая версия калькулятора Mathatron 8-48M
Полностью удовлетворённые возможностями Mathatron 8-48, учёные стали первыми клиентами молодой компании Mathatronics, заказав партию устройств для своей океанографической флотилии.
Здесь стоит отметить один маркетинговый момент. Несмотря на то что детище Mathatronics в середине 1963 года уже вполне успешно продавалось, ни на каких торговых выставках калькулятор Mathatron не побывал. И в этом значительный минус деятельности коммерческого директора компании Роя Ричи. Хотя бы потому, что исторически первым неламповым настольным электронным калькулятором сегодня считается модель Friden EC-130, даже в подмётки не годившаяся Mathatron.
Эта же оплошность снизила поток клиентов Mathatronics. За лето 1963 года интерес к программируемой новинке проявили только Лаборатория Линкольна в находящемся по соседству Массачусетском технологическом институте и некоммерческая организация MITRE.
Исправляя свою ошибку, Рич организует демонстрацию Mathatron 8-48 на выставке NEREM (New England Research and Engeneering Meeting), проходящей в Бостоне в ноябре 1963 года.
После этой демонстрации Mathatronics уверенно встаёт на крыло. Отбоя от клиентов нет. Шутка ли, всего за пять тысяч долларов появилась возможность приобрести настольный аппарат, по своим возможностям больше похожий на компьютер, чем на калькулятор. Это именно та цена и те возможности, которые позарез нужны малому бизнесу, образованию и научным лабораториям.
Модели Mathatron 4-24 и 8-48 становятся бестселлерами. Рекламный слоган Mathatronics недвусмысленно намекает на монополию в области программируемых калькуляторов "÷ (то бишь разделяй) и властвуй".
Вырученную прибыль инженеры разумно вкладывают в модернизацию своего детища. Основным нововведением старшей модели Mathatron 8-48 Version 2 стало включение дополнительного постоянного запоминающего устройства на ферритовых кольцах (ещё 12 дорожек по двадцать колец в каждой). Итого память программ модели 8-48 составляла 980 бит. Это позволило реализовать и постоянно хранить в памяти калькулятора следующие функции: расчёт квадратных и кубических уравнений, работа с десятичными и натуральными логарифмами, вычисление синуса, косинуса, тангенса и арктангенса, работа с векторами, извлечение квадратного корня. Вызывающий наибольшие нарекания регулятор переключения режимов работы Mathatron был заменён на кнопки выбора программ.
Благодаря этим программам модель 8-48 стала выпускаться в специализированных модификациях: 8-48М - математические расчёты, 8-48С (Civil Engineering - инженерные расчёты), 8-48SC - научные расчёты, 8-48S - статистические расчёты. При этом цена младшей модели, обычного Mathatron 8-48, снизилась до двух с половиной тысяч долларов.
Кроме модификаций системной логики Кан и Шапиро предпринимали попытки модернизировать аппаратную базу Mathatron. Дело в том, что одним из недостатков резисторно-транзисторной логики является достаточно большое количество компонентов. Так, в модели 8-48 насчитывалось более тысячи транзисторов и несколько тысяч резисторов. Для их более компактного размещения инженеры Mathatronics изобрели и запатентовали способ формирования резисторных модулей - компактных блоков резисторов. Особенностью сборки резисторных блоков было применение специального крепления элементов, вокруг которых накручивался токопроводящий проводник (bobbin wire-wrap). В местах, где требовался контакт, концы крепления опускались в ванну с припоем, в противном случае проводники изолировались лаком.
Для уплотнения логической начинки Mathatron была запатентована специальная технология увязывания элементов проводниками
Подобная плотная упаковка элементов имела и свои недостатки. При выходе из строя хотя бы одного резистора в таком блоке блок нужно было менять целиком. Этот недостаток во всей красе проявился в ходе реальной эксплуатации калькуляторов. В более поздних моделях было принято решение вернуться к традиционной схеме размещения.
Завоевав рабочие столы инженеров, учёных и преподавателей, Mathatronics решила замахнуться на конкуренцию с набирающими силу и постоянно дешевеющими компьютерными системами.
К этому времени Mathatronics приняла предложение холдинговой компании Барри Райта, став её подразделением. Дополнительное холдинговое финансирование позволило к 1966 году реализовать третью версию Mathatron, которую "скромно" обозвали Computer System. Название оправдывало себя. Mathatron CS представлял собой распределённую систему с центральным вычислительным узлом (Central Computing Station), к которой по четырёхпроводным телефонным линиям подключалось до шестнадцати терминалов (Mathwriter Keyboard), представляющих собой стандартную клавиатуру Mathatron и печатающее устройство.
К центральному вычислителю можно было подключать и полнофункциональные калькуляторы Mathatron. Для этого применялся акустический адаптер, позволяющий калькулятору обмениваться с данными с "кораблём-маткой" с помощью обычного телефона.
Как и сами калькуляторы Mathatron, блоки Computer System специализировались на научных и статистических расчётах. Они предоставляли терминалам сто двадцать восемь регистров и выполняли программы объёмом до 2822 шагов. При этом терминалы могли как разделять общую область памяти, так и работать каждый в изолированном адресном пространстве.
Что и говорить, заявка на победу на вычислительном поле боя была серьёзная. Но, как мы знаем, победителями стали компьютеры, оставив для калькуляторов карманы инженеров и рюкзаки школьников.
К началу семидесятых годов прошлого столетия компьютерные системы, перейдя на транзисторы и новомодные интегральные схемы, сильно "похудели", как в габаритах, так и в цене. При этом их мощность росла, как на дрожжах. Угнаться за ней калькуляторам, пусть даже таким продвинутым, как Mathatron CS, было совершенно нереально.
Вот тут бы Mathatronics и изменить стратегию, сфокусировавшись на более мелких вычислительных задачах и выпуская недорогие калькуляторы. Но централизованное холдинговое управление Wright Corporation проглядело эту возможность. В результате калькуляторный бизнес был признан бесперспективным и вскоре подвергся реструктуризации. Марка Mathatron постепенно стала забываться.
Рыночный вакуум, конечно же, сразу был заполнен. В 1968 году компания Hewlett-Packard выводит на рынок свою версию программируемого калькулятора HP 9100A. Как и у Mathatron, логика калькулятора от HP базировалась на обратной польской записи - патент, описывающий эту логическую схему, Hewlett-Packard купила именно у Mathatronics.
Благодаря продуманным решениям и точному нацеливанию на потребительскую аудиторию именно калькуляторы HP стали ассоциироваться с понятиями "программируемый калькулятор" и "калькулятор для научных расчётов". Отчасти это звание пытается отвоевать итальянская модель Olivetti Programma 101. Но мы-то знаем: первые свои шаги программы для калькуляторов отстучали на телеграфной ленте Mathatron.
Василий Щепетнёв: Бой с привилегиями – 2
Автор: Василий Щепетнев
Да и в примерном царстве избытка денег часто не бывает: то строить мост, то на войну затраты, то деньги золотые, ну а злато... Его не нарисуешь сколько хочешь.
Вот тут-то и идут в ход привилегии, связанные с деньгами лишь косвенно, а иногда и вовсе не связанные. Право вхождения без доклада. Право подавать государю салфетку во время королевского завтрака. Право оставаться в шляпе в присутствии коронованных особ. Право заходить в театр через подъезд А, а не через подъезд Б. Право пользоваться гардеробом слева от входа, а не справа. Право лечиться в ведомственной поликлинике, а не в районной. Право ехать с проблесковым маячком, и чтобы вся дорожная полиция делала "на караул".
Таких привилегий можно насчитать тысячи, а придумать - миллионы. И цена вопроса, цена привилегии оказывается порой совсем ничтожной. Например, привилегия ставить карету поближе к царской, а не у края парковки.
Чины, отличия, награды часто тоже имели под собой не только и не столько материальную основу. Жалование камер-юнкера было невелико, а с восемьсот двадцать четвёртого года отменено совсем, но красивый мундир (на который приходилось тратиться самому, и тратиться изрядно), но возможность постоянно видеть императорскую фамилию, при случае общаться с великими князьями, а то и с самим государем - всё это стоило дорогого. Один лишь Пушкин досадовал на своё камер-юнкерство, для остальных же дворян в ста случаях из ста звание камер-юнкера представлялось исключительно желанным.
А ордена... Анна на шее, Владимир третьей степени, синяя лента, алая лента. Некоторым орденам сопутствовали дополнительные привилегии, например право на переход в потомственное дворянство, но всеми без исключения орденами гордились от души. Нацепить на фрак орден, а лучше два - и человек на корпоративном приёме счастлив. Обходилось же казне это в сущий пустяк. Или восточная традиция жаловать отличившемуся чиновнику халат с плеча султана! Честь огромна, а затрат никаких, особенно если халат султану уже надоел.
Хорошо бы посчитать стоимость привилегий в советские времена. Все затраты на дома отдыха, персональные автомобили, растворимый кофе, дополнительную жилплощадь - и сравнить с затратами на номенклатуру сегодня. Увы, и статьи прежнего бюджета, посвящённые привилегиям, достаточно запутанны, и новый бюджет прозрачен, как чернила каракатицы. Однако на глазок, по внутреннему ощущению, сверяясь с картой местности различных районов, можно предположить, что общество кастовое, где привилегии определяют и место за столом, и очередь при получении кушанья за тем же столом, и высоту шапки, и длину рукавов, может быть для державы менее накладным, чем общество демократическое, когда воруют безо всяких традиций. Кастовое общество предполагает определённые пределы: кому одноколка, кому двуколка, кому тройка-птица. Запрячь в карету шесть лошадей, если привилегия есть только на четыре, - дело неслыханное, недолго и в Бастилию угодить. Лишний позумент на мундир тоже не пришьёшь. Цепь на шею - только если награждён соответствующим орденом.
И воровали тоже строго по чину. Некоторые - неслыханное дело - не воровали. Им орден Андрея Первозванного был милее. Пушкин, негодуя на Уварова, в своем дневнике перечислял прегрешения министра просвещения: "Крал казённые дрова... казённых слесарей употреблял в собственную работу", - вот, собственно, и всё. Не говоря о том, что казённые дрова могли и по закону полагаться министру (часто чиновник высокого ранга квартировался в доме, который одновременно служил и жилищем, и присутственным местом), сама ничтожность проступков свидетельствует об уровне коррупции в николаевские времена (вспомним борзых щенков гоголевского прокурора или отрез на платье для жены городничего). Да и в советское время первый секретарь обкома дай бог дочке к свадьбе устраивал двухкомнатную "чешку", а сегодня у дочки (сына, супруги или какого иного родственника) активы ценой в десятки и сотни миллионов, а в столичных городах считают миллиардами. Государь жаловал "Анну" на шею, нынешний чиновник за казённый счет покупает авторучку за миллион и автомобиль за десять миллионов. Нет красивого мундира (одеты наши чиновники и в самом деле ужасно, издали - чёрные толстые тараканы), зато на руке часы ценой в хорошую деревню.
А Меншиков? А как же Меншиков? Уж он-то воровал знатно, с размахом, даже и перед сегодняшними министрами не стыдно.
Но ведь Меншиков и есть продукт борьбы Петра с боярскими привилегиями. Он, Меншиков, плоть от плоти народ, сын народа и отец народа, попавший волею случая (при незаурядных личных способностях) во власть. Не забудем, что Меншикова бил палкой Пётр, и бил крепко (тут можно помечтать). И не забудем: всё украденное Меншиковым у России в России и осталось. Дворцы до сих пор радуют взоры. А золото... Куда девалось золото, вопрос отдельный.
Как и отдельный вопрос о главном: кто он, идеальный чиновник? Кого желает видеть на троне, в парламенте, в мэрии, в ЖЭКе, как бы он ни назывался, в поликлинике и в школе наш многострадальный, покорный и прекрасный народ?
Да-да, народное отношение к учителю и врачу - это отношение к чиновнику, правда, к чиновнику низшего разряда: ты, врач, и ты, учитель, - вы слуги народа! Извольте соответствовать! Выучили вас, иродов, на собственную погибель!
(окончание следует)
Кафедра Ваннаха: Уроки Дамаскина
Автор: Ваннах Михаил
Есть на Ближнем Востоке река Барада. И в низовьях, там, где разбегается она семью рукавами, стоит древний город Дамаск. Известен он как минимум со второго тысячелетия до нашей эры. Принадлежал фараонам. Был центром арамейского государства. Попадал под власть Ассирии и Вавилона. В 332 году до н.э. был взят Александром Македонским. При приватизации наследства диадохами достался Селевку. При Адриане был муниципием. При Александре Севере - колонией; изменения этих правовых форм были крайне важны для жителей. Ну а в 635 году завоевали его арабы.
Вообще завоевание Востока арабами - история весьма поучительная. Маленький народ вдруг, как чертик из табакерки, выпрыгивает из пустыни, где взирал на звёзды и сочинял стихи, и создает гигантское государство. И всё это - в кратчайшие сроки. Почему?
Трансцендентные объяснения (кому и что дается свыше) оставим для внутренней жизни религиозных организаций. О процессах подлунного мира говорить будем в терминах позитивных наук. Самое простое объяснение - высокий моральный дух приверженцев молодой религии. Ну да... Наполеон высоко ценил моральный фактор, но битвы выигрывал сосредоточенным огнём артиллерии. А к услугам противников арабов была военная организация, фортификация, преимущества более развитой цивилизации. И почему же это не сработало?
По очень простой причине. Потому что жители более развитых стран сами предпочли жить под властью преемников Пророка. И не из религиозных соображений - от Халифата до Османской империи на Ближнем и Среднем Востоке жило немало христиан различных деноминаций и приверженцев иных религий. Нет, причина была и более прагматичной, и более действенной. Звалась она - налоги. Молодое арабское государство не имело развитой и дорогостоящей бюрократии. Военные расходы финансировало преимущественно военной добычей. Так что подати, которые собирались с "неверных", освобождённых от военной службы, были минимальными. Ну а когда тебя ставят перед выбором - или платить большие налоги единоверцам, кстати, изрядно коррумпированным, или куда меньшие иноверцам, сохранявшим простодушие и честность жителей пустыни, то ответ обычно предопределён. Монета всегда рулит!
И вот Дамаск стал столицей Халифата. И в нём при дворе халифа Абд-ал-Малика служил первым визирем Серджун ибн Мансур. У него был сын - Мансур ибн Серджун Ат-Таглиби (675-753 или 777), который, в свой черёд, стал первым визирем. И вот этого сына мы и знаем под именем Иоанна Дамаскина. Обязанности первого визиря (взимание налогов и контроль за расходами казны) Мансур сочетал с написанием богословских работ. И полемизировал не с кем-нибудь, а с самим императором Византии Львом III Исавром. Причём полемизировал столь успешно, что владыка Второго Рима решил прибегнуть к наиболее действенным аргументам. Поскольку Дамаскин его подданным не был, то заточить его в каменный мешок, ослепить и умучить силами евнухов, согласно нравам Константинополя, возможности не было. И убийц к нему не пошлёшь - первый визирь, ведавший налогами, хоть и не очень большими, популярностью в народе пользоваться не мог и охранялся надёжно тогдашней ФСО.
Поэтому была предпринята спецоперация. Поскольку теологические аргументы в полемике императору Дамаскин, похоже, писал своей рукой, не пользуясь в личных целях штатом писцов Халифата (как и подобает честному чиновнику), то проблем подделать его почерк не было. Было состряпано письмо визиря Мансура к Льву Исавру, где визирь предлагал за сходную сумму продать императору Дамаск. Вместе с сугубо подлинным ответом императора оно было подброшено спецслужбам халифа. (Ну прямо как бумаги о "заговоре Тухачевского", за которые, правда, Гейдрих вроде бы даже ухитрился стрясти со Сталина три лимона золотом...) Мансур был отставлен от должности. Правда, показательным процессом его не судили, и, видимо, самые надёжные - финансовые результаты его деятельности были столь хороши, что халиф просил визиря вернуться к службе. Тот этого не захотел и удалился в монастырь.
Так что обратим внимание на первый факт: самым действенным аргументом в сугубо христианской дискуссии, ведшейся в духе любви и милосердия, не чуждый богословия император счёл физическое насилие, а за невозможностью такого - просто провокацию. Причём провокация, попытка воздействовать на умонастроение халифа так, чтобы понудить его к казни Мансура, успеха не имела. Слова, хоть и хитрые и лживые, - всё же аргумент слабее, чем плаха и топор.
Теперь вернёмся в наше время. И обратимся к одному из искушений, которые предоставляют нам информационные технологии. К искушению погрузиться в миры моделей, которые не совсем точно обзывают мирами виртуальными (разъяснениям Максима Отставнова в своё время была посвящена целая страница бумажной Компьютерры).
Вот свежий пример из моей практики. Сын-подросток одной из знакомых подсел на игру "Танки". Полностью ушёл из реального мира и переключился на мир моделей. Забросил и учёбу, и физкультуру (домашних дел не делал и раньше). Причём игра-то из разряда тех, которые автор склонен считать полезнейшими. Адекватную картину того, что происходило в Белоруссии и на Смоленщине летом 1941 года, парню скорее всего дадут не книги, а вот такие игры, в которых будет адекватно смоделирован и рельеф, и технические характеристики боевых машин. Характеристики не номинальные, а реальные - не только калибры пушек и толщины брони, но и рвущиеся гусеницы, горящие фрикционы, тёмные перископы из полированного железа, мутные триплексы, хрипящие и умолкающие навек рации.
Но когда мальчишка бежит в игру из реальности - это ужас. Ему, несмотря на упитанность, не справиться в реальности с рычагами тридцатьчетвёрки. Да и в люк этой тесной машины он бы не пролез. Конечно, виновата не игра - на её месте могли бы быть наркотики. Подросток бежит от реальности - от взаимоотношений родителей, от сочетания заброшенности и избалованности. Но бежит - в вымышленный мир. И такой соблазн не перед ним одним.
Подобные мысли сегодня достаточно распространены. Зачем летать к далёким мирам? Может, проще взять, составить математическую модель Вселенной, погонять её на компьютерах - и узнать, что нам интересно, без полётов. И представить данные этих расчётов в доступном и наглядном виде. Знаем мы, что нет на Марсе древней и мудрой, хоть и вырождающейся, цивилизации, что не бродят в тоске вдоль каналов Аэлита и одетая лишь в драгоценности дочь тысячи джеддаков Дея Торис. Но модель Вселенной, объединённая с поисковиком, найдёт нам планету в далёкой-далёкой галактике, где звёздные принцессы так и кишат, так и прыгают. И не нужны ни субсветовые скорости, ни анабиоз, ни кротовые норы.
Вот тут-то нам и пора вернуться к Иоанну Дамаскину. Древний богослов учил о существовании двух миров - мира чувственного и мира духовного. Мир чувственный, если переводить старинный богословский на современный технический, - это мир физический, постигаемый естественными науками. Тот, что отклоняет стрелку гальванометра. Мир, где работает фальсификация по Попперу.
Ну а с миром духовным, где обитают ангелы и демоны, несколько сложнее. Это какое-то подмножество (или расширение?) мира информационного. Область сущностей, постигаемых лишь разумом, а не чувствами, и не их продолжением - приборами.
Свойства, приписанные Дамаскином ангелам и демонам - сугубо информационным сущностям, вполне применимы и к миру моделей. Ангелы Дамаскина служат добру не по природе, а по дарованной им Творцом благодати. Отпавшие от добра демоны, как и духи умерших людей, вернуться к нему не могут - они не связаны с чувственным миром. Так сделаем же простой вывод: умозрительная модель очень полезна, пока точна. Но если она сбилась с правильного пути, она становится не просто бесполезна, но вредна, ибо нет реального мира, который способен её скорректировать. Имитационное моделирование - мощнейший метод познания мира. Но главнейший соблазн технологической цивилизации - отпадение от реальности и замыкание на себе.
Меган Донахью (Microsoft) о WP7 и будущем интерфейсов
Автор: Андрей Письменный
Конференция User Experience Russia в этом году была богата на заграничных гостей, читавших интересные доклады. Одним из первых шло выступление Меган Донахью из компании Microsoft. Меган рассказывала об идеологии интерфейса Metro, использующегося в Windows Phone 7 и Windows 8. Выступление было проиллюстрировано прекрасными слайдами, выполненными, кажется, по всем правилам Metro (и сам доклад, и слайды есть на сайте UXRussia). К тому же Меган Донахью была явно неравнодушна к результатам работы своей команды и говорила о Metro не без гордости. Видеть, что в Microsoft есть вдохновлённые дизайнеры, было очень приятно. Не менее приятно было самому побеседовать с докладчицей.
- Для начала небольшой личный вопрос: почему вам оказался интересен дизайн интерфейсов?
- Ох, сложный вопрос! Придётся мне сейчас заняться самоанализом... Я думаю, всё началось с того влияния, которое на меня в детстве оказала моя бабушка - она была художницей, но в то же время ещё и математиком. Мы всегда ладили, и она научила меня тому, что красиво, и что - логично. В школе я увлекалась математикой, в колледже - архитектурой. Архитектура казалась мне хорошим способом одновременно заниматься наукой и дизайном, но выяснилось, что у меня плоховато с физикой - она мне настолько не нравилась, что пришлось выбрать другую карьеру. Я занялась компьютерной наукой, но для меня всегда было важно найти баланс между математикой и самовыражением в искусстве. Дизайн в сочетании с технологиями оказался наиболее подходящей сферой.
- Не могли бы вы рассказать о вашей работе в Microsoft?
- Я старший менеджер по продуктам в команде разработчиков Windows Phone. Менеджеры по продуктам помогают облегчить процесс дизайна, они отвечают за то, чтобы дизайнеры создавали правильные пользовательские истории. Также отвечают за связь с инженерной командой, создающей продукт, за то, чтобы эти две группы хорошо работали вместе. Часто инженеры и дизайнеры не понимают друг друга, и мы стараемся создавать правильные условия для их сотрудничества.
- Когда в Microsoft решили, что нужен новый интерфейс для мобильных телефонов?
- Когда я пришла в студию в 2009 году - два с половиной года назад, в команде, отвечающей за мобильные решения, произошли крутые перемены. В течение нескольких лет шла разработка следующей мобильной платформы Windows. Но в какой-то момент разработчики поняли, что новая система не вызывает у конечных пользователей того отклика, на который они надеялись. Когда появился iPhone, он сильно изменил ландшафт рынка мобильных телефонов. К чести Microsoft, вместо того, чтобы выпустить неуспешный продукт, над которым так долго работали, они решили остановиться и начать заново. Группу реорганизовали так, что дизайн и взаимодействие с пользователем стали во главу. Платформу для этого пришлось переделать с самого начала - как интерфейс, так и код.
- Это была новая команда дизайнеров или люди, уже работавшие в Microsoft?
- Это была смесь - часть дизайнеров уже работала в Microsoft. Интересно, что они много лет были рассеяны по разработческим командам и в основном старались лишь содействовать им. Их стали собирать и централизовать в виде студии. Раньше они работали с продуктами, к которым зачастую относились с безразличием. У дизайнеров были зачатки идей, которые они бы хотели разработать более глубоко - их можно увидеть в поздних версиях прошивки Zune. Несмотря на то что многие из дизайнеров уже давно работали в Microsoft, они были разочарованы направлением развития мобильной платформы, и когда начались перемены, у них буквально глаза загорелись - они почувствовали возможность впервые выразить себя. .
- Вы участвовали с самого начала?
- Я пришла в то время, когда начались исследования, связанные с новым Windows Phone.
- Интерфейс Metro был цельной задумкой, или его создание - эволюционный процесс?
- Понемногу и того и другого. В студии уже было сложившееся представление, разделённое с командой разработчиков. Но потом дизайн эволюционировал по мере того, как мы его воплощали. Были технические ограничения, которые приходилось учитывать, на эксперименты с внешним видом уходило куда больше времени, чем на вопросы о взаимодействии.
- Были идеи, от которых пришлось отказаться?
- В поисках нужного результата отказаться пришлось от многого. Мы хотели найти верное применение типографике и испробовали несколько сложных обходных путей реализации динамичных раскладок, включавших текст под наклоном и разные перекрывающиеся элементы - всё это непросто с точки зрения производительности на телефоне. Пришлось потратить немало времени на исследования и прототипирование.
- Когда впервые видишь интерфейс Metro, он кажется очень чистым и отзывчивым, но практически лишён визуальных подсказок - вроде теней, выпуклых кнопок и т.п. Не казалось ли это рискованным выбором?
- Ещё как казалось! Мы отлично понимали риск, но хотели создать свой уникальный стиль, который отличал бы наш продукт от всего существующего. Посмотрев вокруг, мы поняли, что нынешние интерфейсы мобильных телефонов снова и снова повторяют одни и те же идеи. Мы чувствовали, что нам нужно что-то другое - что-нибудь, что восхищало бы нас самих. В мире много примеров замечательного графического дизайна. Полиграфия может быть выразительной и запоминающейся, но такое не часто встретишь на экране.
- И вы решили сделать компьютерный интерфейс, не заимствующий ничего извне?
- Не то чтобы ничего, просто нужно понять, что работает, а что нет.
- И как же понять, какая метафора годится, а какая - нет? Может, есть какое-нибудь правило?
- Это процесс. Когда мы делаем что-то новое, мы начинаем с того, что собираем как можно больше идей - неважно, хороших или плохих. Затем записываем их и смотрим, что вызывает положительные эмоции, а что - отрицательные. Потом отсекаем лишнее и глубже изучаем и развиваем оставшиеся концепции. У нас есть правила, которыми руководствуется вся команда и от которых можно отталкиваться в начале обсуждения. Также дизайнер должен иметь общее представление о нашем визуальном языке. Но между собой мы оспариваем даже основные вещи и задаём друг другу вопросы о том, почему та или иная деталь сделана определённым образом, нельзя ли сделать по-другому, не будет ли так лучше. Мы не хотим менять что-то просто ради изменений, но если в результате станет лучше, то это, на наш взгляд, стоит трудов.
- Так почему же избавление от рельефа и теней оказалось лучше?
Поделиться книгой: