Помоги проекту - поделись книгой:
— Ты ее не любишь. Ты не должен быть с ней! — я схватился за меч, готовясь выдернуть его и пронзить этого негодяя! Пусть больше он не причинит боли и горя. Никому…
Но Робин и не думает отступать:
— Ты не понимать. Я любить Альгейда с так сила, что если с ты она быть счастье много, чем с я мало — пусть идти к ты! Если с ты счастья много, а с я — мало, пусть с ты!
Как это? А-а-а… Не может быть!.. Так не бывает!!!
Я опустил глаза. У меня не укладывалось это в голове. Не может такого быть. Я не правильно его понял…
— Ты сейчас сказал правду? — Голос предательски задрожал. — Ты любишь ее так, что ради ее счастья готов ее отпустить? Верно? — Он кивает. — Послушай, Рьмэн, ведь ты, наверное, еще не знаешь, что я — не из вилланов. Я сын и наследник сэра Ли из Вирисдэля. Я убил на поединке Франсуа Тайбуа. Племянника Гая Гисборна, знатного норманна. Люди Гисборна набросились на меня и посадили в тюрьму. Ночью мне удалось бежать, и вот уже год, как я здесь. В манор моего отца мне возвращаться нельзя — меня там сразу же схватят. Вот и брожу с молодцами старого Хэба…
— А ты дружить с настоящий бывший Робин?
Я слегка замялся. Ладно. Придется рассказать, ведь все равно узнает:
— Извини, Рьмэн Гудкхой, но… Нет, клянусь святым Климентом! Я не был его другом, как он не был моим! Он был дерзок, он с самого начала предлагал меня повесить, и потом Альгейда…
И я сбиваюсь и опять опускаю глаза. Наверное, стоило было бы уйти, чтобы не позориться, но что-то тянуло меня к этому Рьмэну.
— Я хотеть быть ты друг, Энгельрик. Ты хотеть быть я друг?
Он протягивает мне руку. Странный жест. Древний жест. Один монах, который пытался научить меня грамоте, рассказывал, что в древности, предлагая дружить или просто здороваясь, люди протягивали вперед правую руку, показывая, что в ней нет оружия. Откуда же ты, Рьмэн Гудкхой? Я прижимаю его руку к своему лбу, как принято у нас, благородных саксов, кладу ему свою правую руку на лоб и быстрой скороговоркой произношу старинную формулу дружбы, добавив в нее своего святого покровителя:
— Клянусь святым Климентом, я буду тебе верным другом Рьмэн Гудкхой! И никогда не возжелаю ничего твоего, кроме того, что ты разрешишь мне возжелать! Отныне, я — твое плечо, Рьмэн Гудкхой! Будь уверен во мне!
— И ты верить я. Я нет предать, нет бросить, нет оставить один ты. А если ты уметь дать Альгейда много счастья, чем я, и она быть с ты — пусть быть так!
Мы еще долго клялись друг дружке в вечной дружбе. А на следующий день я уже тренировал парней и общался с Робином на равных. Все-таки он настоящий Роб, а не та сволочь, которую, должно быть, уже расклевали виселичные вороны. Он не умел любить так, как Рьмэн.
И все те шутки про дьявольщину я стараюсь пресекать. Он не продавал душу, а умножил ее в себе.
Господи, помилуй его, ибо он добрый человек и явно благородного рода. Пресвятая Дева Мария, храни его, нашего Робина Гудкхоу.
Глава 7
О том, что крепости, которых не могли бы взять большевики, встречаются крайне редко
Прошло еще месяца полтора — честно говоря, я сбился со счета дней после того, как оставил свой «Ролекс» в рюкзаке и он встал, — так вот по прошествии примерно полутора месяцев я решил, что пора нам на первую вылазку. Серьезную. Не пощипать купца на большой дороге, а всерьез, на чей-нибудь манор. Взять замок штурмом нам, ясен перец, не светит, но хоть посмотреть наяву, полюбопытствовать на тему слабых мест, да и попытаться прищучить какого-нибудь сёра — пусть не самого, так дружину ему подсократить.
За полтора месяца в нашем отряде произошли изменения. Десяток голодранцев, не вынеся тягот крутой армейской жизни, сдернули в неизвестном направлении. Да и скатертью дорога, уроды! Я из вас людей делал, а не хотите — так и подыхайте уродами. Зато остальные поднатаскались, подучились, подтянулись — в общем, если еще не готовые солдаты, то уж как минимум — «черпаки»[17].
Кстати, и с оружием в отряде ситуация улучшилась. Теперь у нас имеется сорок настоящих боевых копий, с которыми умеют обращаться все бойцы; двадцать три окованных железными полосами дубины — серьезное, кстати, оружие, если в умелых руках; пятнадцать настоящих боевых топоров на длиннющих — метра в полтора — древках; две алебарды и целых девять мечей, не считая трофейного ятагана, который я оставил себе. Оказалось, что тут самое дорогое оружие — меч. Он один стоит чуть ли не как все наши топоры, алебарды и копья, вместе взятые.
Поначалу меня это поразило. Энгельрик поведал мне как-то на досуге, что сделать, к примеру, хорошее копье — ой-ой-ой, сколько возни! Деревяшку из ясеня чуть не три года выдерживают, да еще клей варят и жилы… Вещь-то вроде не из дешевых быть должна. А оказалось, что меч еще дороже. Много дороже. Тут со сталью какие-то проблемы, а потому меч — сильно дорогой. Очень сильно…
Все остальное оружие, если не считать двух хороших луков, доброго слова не стоит. Простые дубинки, какие-то ножи, примитивные луки — вот, собственно, и все. А байда у нас здоровая — без малого шесть десятков рыл. Два взвода отдай и не греши.
Первое и главное, что я провел в нашей бан… хм, а, пожалуй, теперь уже и не банде, не шайке какой-нибудь, а самом настоящем отряде, — разделил вверенное мне подразделение на два взвода. Теперь у меня два взводных: Энгельрик Ли командует взводом ближнего боя, и Билль Статли — взводом стрелков. Стрелки у нас пока еще так себе — луком за неделю пользоваться не научишь. И за месяц — тоже. Дай бог через год парни освоят луки более или менее, хотя, конечно, скорее — менее. Кстати, Билль сказал, что у них тут иногда попадаются какие-то «вэллис», так вот у них луки — хорошие. Мой предшественник как раз и обзавелся луком такого вот «вэллис». Интересно, это хоть люди или эльфы какие-нибудь, вроде тех, в которых играла одна моя знакомая?..
— Робин, Робин!
О, вот и Статли, легок на помине. Чего тебе, родной?
— Робин! Там… по дороге… отряд…
— Билль, переведи дух сперва. А то ж никто не понимает, что ты там говоришь?
Бойцы, которых я гонял по полосе препятствий, захихикали. Ну, в принципе они правы: мой язык еще очень далек от совершенства, и меня не понимают куда чаще. Но что это за мода такая, над старшим смеяться?
— Отставить! Вы эти хиханьки оставьте для своей хаханьки! — Ребятки заметно сбледнули с лица и тут же подтянулись. Я повернулся к Статли: — Говори!
— Дальний дозор передал: по дороге в Нутыхам движется отряд. Примерно два десятка. Всадников и пеших поровну. С ними бабы. Можем перехватить, если поторопимся…
Пожалуй, и правда — можем успеть…
— Прекратить занятия! Рота!.. То есть отряд! В две шеренги! Становись!
Банда бодрячком строится в две не слишком ровные линии. Что приятно — уже с оружием.
— Равняйсь! Смирно! Равнение на середину!
Ладно, за равнение в строю я их потом взгрею. Сейчас — не до этого. О, папашка торопится…
Упругим шагом я подхожу к Хэбу, встаю по стойке «смирно» и рапортую:
— Атаман, отряд построен. Дозор обнаружил отряд, двигающийся в город. Возможно перехватить. Прикажете выступать?
Так и не привыкший к армейским порядкам Хэб смущенно кивает:
— Эта… Дык… Оно, конечно… Чего ж?.. Надо…
Очень содержательный приказ… Ну, тогда я…
— Отряд, слушай мою команду! Нале-ВО! Бегом… МАРШ!
Неровные колонны начинают перемещение экономической трусцой. А ко мне уже подбегают Энгельрик и Билль.
— Так, отлично, парни. Энгельс (Ну не выговаривается у меня «Энгельрик» на бегу! А так хоть что-то знакомое…), ты со своими сидишь тихо, до пятого залпа. Смотрите, чтобы никто не ломанул я в лес, а то ищи его потом по кустам. После пятого залпа — броском на дорогу и берем уцелевших. Маркс (Это — позывной Статли. Так, по аналогии…), возьмешь свой взвод и прикроешь дорогу стрелами. Без команды не стрелять! Команда — стрела со свистком. Все ясно?
Оба молча кивают, экономя дыхание.
— Вопросы? Нет вопросов? Тогда надбавим темп…
До заветного поворота мы добежали примерно за четверть часа. Если прикинуть, с какой скоростью бежал Статли сообщить нам о караване, то минут десять у нас в запасе есть. Отлично… Заранее подрубленные деревья с шумом рухнули, перекрывая дорогу. Засада готова. А ну-ка, выйдем, поглядим, как там наши орлы замаскировались…
Упс! Вот и они, долгожданные гости. Так-с, прикинем расклад сил… Во главе каравана мужик среднего возраста, среднего роста и, скорее всего, средних умственных способностей. Потому как перекрыл сам себе дорогу своими же пехотинцами. Те бодро топали, неся на плечах какие-то весьма зверского вида хреновины с длинными широкими остриями и изогнутыми крюками. За ними — явно командир: в цветном балахоне поверх кольчуги, в железном горшке на башке и со щитом на боку. На щите намалевано нечто, надо думать — герб. Рядом с ним — девчонка в длиннющем платье и какой-то непонятной шапочке — не шапочке, а в чем-то таком… дырявое, блестящее и сильно дорогое, надо полагать. Если завалим — будет Альгейде подарок…
Позади мужика со щитом ехали восемь всадников. Все в «свитерах»-кольчугах, с копьями в руках и мечами на поясах. Сурьезные такие мальчики, сразу видать — конвой. А позади всей этой оравы резво трусили еще пятеро с длинными, английскими луками. Вот те, бабушка, и Юрьев день! Это чего, у местного босса англичане служат?..
Но додумать эту мудрую мысль я не успел. Пехотинцы с крючковатым оружием остановились у поваленных деревьев, на секунду задумались, а затем, дружно вонзив крючки своих штуковин в древесный ствол, с упорством муравьев поволокли его в сторону. Э-э, нет, так мы с вами не договаривались…
Стрела со свистулькой издала резкий пронзительный звук и угодила аккуратно в грудь мужику со щитом. Честно говоря, я ожидал, что отправлю его к праотцам, но, видать, у него кроме кольчуги имелась еще какая-то железяка на теле. Однако из седла его все-таки выбросило. И тут же на отряд посыпались стрелы взвода Статли. Ого! Те пятеро «англичан» начали отвечать, да как лихо! Если я не ошибаюсь, а ошибаюсь я в таких делах редко, уже трое наших вскрикнули. Ну, значит, так…
Первая же стрела угодила одному из «англичан» аккурат промеж лопаток. Хэх! Он умудрился, заваливаясь, пустить стрелу в бок своему товарищу. Лихо это я: одной стрелой двоих упокоил. На еще! И еще!..
Последнего из «англичан» достал, скорее всего, сам Статли, если только в его взводе никто не обзавелся стрелами с белым оперением, в подражание командиру. И классно достал. Оставшийся один лучник попробовал удрать, петляя точно заяц. Я промахнулся по нему пару раз и уже хотел плюнуть, когда последняя из посланных вслед удирающему стрела вонзилась точнехонько в основание черепа. Отлично! Даже если мы больше ничем не разживемся, то пять хороших луков — совсем не мало!..
Остальной отряд тем временем заметался на дороге. Солдаты бросили бревно и теперь искали укрытие от стрел, а всадники сомкнулись в кулак и рванули туда, откуда только что пришли. Вместе с ними скакал и вновь оказавшийся в седле командир. Ничего, далеко не уйдут. Дорога петляет, а мы по лесу, напрямки. Сейчас вот на дорогу выйду — еще парочку вдогон положу…
Ох ты! А девчонка-то ихняя осталась! На пехотинцев уже насели ребята Энгельрика, и исход той схватки не внушает мне опасений. А девчонка… Конь у нее задурил, что ли? Белая вся, в узду рукой вцепилась, а в другой… хлыстика-то и нет. Вот он валяется… Да ладно, на что она мне? Я Альгейде еще чего-нибудь добуду, а эта… Да пусть ее!
Я опускаю лук и подхожу к всаднице. Одной рукой ухватываю ее кобылку за узду, а другой подбираю с земли хлыст:
— Красавица, вы, кажется, обронили?..
С этими словами я протягиваю ей хлыст. Она обалдело смотрит на меня, и тут… Черт! Силен дьявол соблазна! На всякий случай скашиваю глаза… Энгельрик занят: он увлеченно рубится с единственным дураком, не пожелавшим бросить оружие, и ни хрена вокруг не замечает. Его бойцы оживленно обсуждают перипетии поединка и тоже не способны реагировать на внешние раздражители. Ну, тогда…
Когда девица уже взяла хлыст в руку, я на секунду задерживаю его конец в руке, а потом чуть дергаю его на себя. От неожиданности она наклоняется ко мне, и я целую ей руку. А что? Она — привлекательна, я — чертовски привлекателен, так пусть живет и помнит благородного разбойника. Буду стараться походить на Дубровского…
— Спокойно, Мария. Я — Дубровский…
Ой! Похоже, что про Дубровского я умудрился сказать вслух, иначе с чего бы девочка так округлила глаза? Крепко хлопаю ее кобылку по крупу, и всадница уносится вслед за убежавшей «надежной, вооруженной до зубов» охраной. И вовремя: радостные вопли сообщают, что поединок окончился. В нашу пользу.
Ко мне подходит Энгельрик. Его прямо-таки распирает от гордости:
— Робин, это было здорово! У нас — трое раненых, причем тяжелых — ни одного, а у них… — он выразительно обводит поле боя рукой. — Еще бы чуть-чуть, и ты расквитался бы со своим неправедным судьей!
— С кем? — похоже, я упустил какую-то важную птицу.
— Да ведь это же был сам сер Ральф Мурдах, червив из Нутыхамо, — Энгельрик делает круглые глаза, но потом вспоминает, что я — не совсем Робер Хэб, и, понизив голос, сообщает: — Это был тот самый ублюдок, который повесил… хм… тебя. И его дочка, молодая лять Марион…
Так, тогда планы меняются. Я-то собирался спокойно собрать трофеи и отправляться восвояси, но раз такое дело…
— Энгельс, а куда эти гады могли поскакать, не знаешь?
— Я думаю — в Дэйрволд. Это ближайший манор. Там Мурдах спрячется и…
— «И» отменяется. Собирай своих, я соберу ребят Статли. Как, ты говоришь, называется этот манор? Дряньволк? А попробуем-ка мы это манор на вкус!..
И уже через три часа мы внимательно разглядывали то, что тут называют манором. Ну-у… Этого я не боюсь: это — фигня, а не замок!
Вместо многометровых каменных стен с грозными башнями перед нами расположилось нечто, напоминающее… напоминающее… Вот, может, кто помнит: была такая иллюстрация в учебнике «Рассказы по истории СССР», там еще древнерусский город изображен? Вот почти то же самое, только, как говорится, «труба пониже и дым — пожиже!». На холме расположилась деревянная стена из довольно толстых бревен высотой метров в семь-восемь. То есть для моих «черпаков» — детский лепет! Башни, правда, имеются, но их всего три. Две — деревянные, не башни, а так — сторожевые вышки, прикрывающие ворота, и примитивный подъемный мостик. Третья, правда, вполне ничего себе башенка: каменная, здоровенная как сволочь, метров двадцать с лишком в высоту. Она ничего не прикрывает, а стоит себе чуть не посередине дерево-земляного манора. Надо полагать, это — штаб-квартира сёра, так сказать, главный сёртир. Ну, такое чудо-юдо мы штурмовать не готовы, но вот во двор деревянной крепости ворваться — да за милу душу! И прям сейчас и начнем!..
— Энгельс! Сооружайте из веток щиты и рубите шесты. Маркс! Маркс, ты где?! Ага. Значит, так: по моему сигналу берете под прицел ворота и верх частокола. Как только какая-нибудь сволочь высунется — бейте залпом. Вопросы?
Энгельрик отрицательно мотает головой и уносится к своим. Билль остается стоять передо мной.
— Ну, что у тебя?
— Робин, мы там пять длинных луков взяли. Ты же начал ребят на них тренировать, так, может, раздадим?
А что, идея неплохая… Правда, точности сегодня от них ждать не придется — к новому луку привыкать дня три надо, минимум. Зато дальнобойность и убойная сила возрастут прилично…
— Хорошо, Билль. Реши сам, кому раздать. А я пойду, посмотрю: далеко ли у них стрелы летят?
Метрах в двухстах от частокола я останавливаюсь. Так-с, ну что: стрелять будем?
Будем. Навесом ко мне из-за частокола летят три стрелы. Две с приличным недолетом, одна втыкается в землю у ног. Ага, значит, дальше я не пойду. А вот теперь можно и самому стрелами покидаться… Мой Bear Attack посылает за стену первую посланницу смерти. И еще одну, чуть в сторонку. И еще… еще… еще…
Я призывно взмахиваю рукой, и вскоре ко мне присоединяется Билль со своим композитником и еще двое, давно перевооруженные на «классику». Так, сейчас веселее будет…
После того как к нам подошли и те пятеро, что разжились нормальными луками только сегодня, во дворе манора стало, должно быть, очень неуютно. Потому что минут через десять из-за частокола донесся противный гнусавый звук какой-то трубы, подъемный мост с грохотом шлепнулся вниз, и прямо на нас помчались человек двадцать верховых с копьями наперевес.
Если бы я не терзал ребятишек своими занятиями, тут бы мы, наверное, и кончились. Лучники, не выдержав психологического давления атаки, дали бы деру, а так как конь скачет быстрее, чем человек, то разбегающихся накололи бы на копья, как жуков на булавки. Должно быть, бравый гарнизон на это и рассчитывал. Только ни хрена из этого не вышло — не на тех напали!..
Не отступив ни на шаг, мы дружно дали залп по приближающейся кавалерии. И еще один. И еще. Потом каждый бил с той скоростью, на которую был способен, но рыцарям от этого легче не стало. На землю свалилось больше половины отряда, остальным, хоть они и удержались в седлах, проблем со здоровьем тоже прибавилось. А из лесу с яростным ревом уже неслись, размахивая копьями, топорами, луками и дубинами, остальные воины нашей бан… да нет, уже не банды, а нормального отряда.
Уцелевшие всадники почли за благо рвануть обратно, под защиту частокола. Только не все успели. Двоих свалил я, одного — Статли, после чего мы ринулись вслед за отступающими и через пять-шесть минут уже карабкались по не закрытому до конца подъемному мосту. Рядом по шестам на стену влетело разом человек десять, среди которых был и Энгельрик. Ну, полдела сделано: внешняя ограда взята!
ИНТЕРЛЮДИЯ
Рассказывает Марион Мурдах, сиятельная
наследница славного шерифа Нотингемского
Я загадала — если навстречу нам попадется больше мужчин, чем женщин, то поездка будет удачной. Хотя, если подумать, одно то, что отец взял меня с собой, — уже большая удача, да. Так надоело сидеть дома — ужас просто! Сидеть, вышивать, слушать нянькино бормотание о хороших манерах и девичьих добродетелях. Ох, сдается мне, что она вовсе не была так благочестива, когда пребывала в моих летах… Но теперь от нее то и дело слышишь о наивности девушек и о коварных мужчинах, которые только и поджидают, как бы сманить нас с пути добродетели на сомнительную дорожку порока…
Что-то никого не вижу я на моем пути, честно говоря, кто бы проявлял такое желание. Все больше попадаются такие, кому до меня и дела нет.
А может, права матушка, когда говорит, что это Пречистая Дева до поры до времени укрывает нас от похотливых мужских взглядов? Если так, то не отвлеклась ли она да и не позабыла ли обо мне? Ведь мне ни много ни мало — шестнадцатый год… А у матушки в пятнадцать уже подрастал первенец — братец мой безголовый Жолио, сложивший то, чего ему не было дано от рождения, где-то в Святой Земле, да и второй брат — безвременно скончавшийся Гриффин ап Ральф, был на подходе. А где же мой суженый? Заблудился, видать, на скользкой стезе порока — ведь все мужчины суть дьявольское отродье. Ну, по крайней мере, так нянька говорит.
Хотя матушка недавно проговорилась, что ко мне, оказывается, сватался барон фон де Бёф еще в прошлом году, а отец отчего-то взял да и отказал. Но самого его я спросить об этом, конечно, не посмела. А подслушать или иначе как выведать — не удалось…
Считать всех этих бредущих неведомо куда людей мне вскорости надоело… Поэтому я решила — если встречу влюбленную парочку, то исполнится мое желание. Ведь влюбленных всегда можно отличить от прочих людей, не правда ли? А желание — хоть какое-нибудь, пусть самое маленькое, не говоря уж о большом — у меня всегда найдется. Какое желание? Ну, это секрет, а как же иначе? Ведь если откроешь свое желание — оно нипочем не сбудется, это известно даже младенцу.
Но ни одна пара, о которой можно было сказать, что они влюблены, мне не встретилась.
А может, кто и попался бы, но разве их разберешь, если при нашем приближении все разбегаются кто куда? А те, кто не успел, склоняются к земле так низко, что и лиц-то не разглядишь…
Пока я обо всем этом раздумывала, не заметила, как и приехали в Дэйрволд.
И Розалинда, и Берта — дочери сэра Сайлса — так обрадовались моему приезду, что от радости чуть не задушили меня в объятиях, не переставая щебетать о каком-то сюрпризе… И я была очень рада, не то слово — нечасто мне выдается с ними повидаться… Только мы расселись, только начали разговор — их нянька дремлет в углу, огонь в камине потрескивает, никто нам не мешает — как дверь со скрипом отворилась, и на пороге появилась Матильда. Так вот что за сюрприз они мне приготовили! По правде сказать, я и не чаяла с ней свидеться…
Она смотрела на меня, улыбаясь знакомой мне с детства улыбкой, а я не могла и слова сказать… Да, здорово изменилась старшая дочка сэра Сайлса, ничего не скажешь!
Толстая и подурневшая, она переваливалась, как утка, и так запыхалась, пока дошла до кровати, что у меня аж сердце зашлось. Если это все, что достается нам на долю, то иногда и подумаешь, что монастырские стены не так уж и страшны. Во всяком случае, участь Христовой невесты не хуже, чем та судьба, которая выпадает большинству из нас — превратиться в ходячую утробу, исправно исторгающую на свет Божий очередное дитя…
Поделиться книгой: