Будь здоров

Ох, это женское любопытство! Ну какая ей разница? Я же не спрашиваю, было ли у нее что-нибудь с кем-то из парней-боевиков.

— С Вителлиной мы друзья, — твердо ответил я.

— А ты ее любишь?

— Нет. Мы просто друзья. Она даже приглашала в свою ложу в королевском театре. Обещала билеты на двоих.

— Кто же теперь сможет ими воспользоваться?.. — с грустью произнесла Свента странные слова. — Спасибо тебе, Филин, что навестил. Пусть тебе там будет хорошо…

Я проснулся от прикосновения к моему плечу. Тетушка Матрида, как и обещала, разбудила ровно в восемь утра. Опять странный сон. Да такой реальный. Только Свента как-то странно со мной разговаривала. Я умылся, оделся, позавтракал, собрал вещи и душевно попрощался с доброй женщиной. Она добилась от меня обещания, что в следующий свой приезд в Сербано я непременно остановлюсь только у нее. Даже за постой отказывалась брать деньги, но я настоял, положил короны на стол и вышел за порог.

Возле дома знахаря выстроилась огромная очередь… больных, наверное. Большую часть очереди составляли крепкие и на вид здоровые, как лошади, женщины средних лет. Согбенная старушка клюкой отпихивала одну такую, каркая на нее рассерженной вороной:

— Куда ты прешь, кобылища? Осади назад! Я первее тебя стою! Вот скажи, что тебе-то там надо? Ну мне-то понятно что, а тебе-то зачем?

— А морщины?! — с удивлением и возмущением проговорила молодуха, словно речь шла о болезни, после которой уже не встают. — У меня стали появляться морщины!

Чем закончился их спор, я так и не узнал. Прошел в дом, присел в кресло и стал дожидаться знахаря и Кламиру, которые вскоре не замедлили прибыть. Герболио выдал нам документы о прохождении практики, мы с ним тепло простились и направились к месту остановки дилижанса. По дороге Кламира рассказала мне, что Свента уехала с ребятами еще вчера утром.

Погода стояла хорошая, лошади были бодрые и менялись часто, так что прибыли мы в столицу не утром на одиннадцатый день, как предполагалось, а на десятый к вечеру. Таким образом, мы с Кламирой пропустили только самое начало занятий. Кто был студентом, знает, что первый день обычно организационный и знаниями никого не грузят.

Я поднимался в свою комнату в общежитии даже с некоторым волнением. За два месяца практики я успел, оказывается, соскучиться по этому хоть и непритязательному, но уже своему дому. Дверь комнаты открылась, я переступил порог и… За столом сидел основательно нагрузившийся Сен. В этот момент он как раз наливал в стаканчик очередную порцию крепкого вина из кувшинчика. Два пустых сосуда валялись у него под ногами. Он молча посмотрел на меня, достал откуда-то еще стаканчик, наполнил его и предложил:

— Выпием, прзрак, за славного парня Фи… Фили… Филл… лини… анна. Пусть же ж ему в горах богов дста…досита…досыта…нутся лучшие пкои ис… и с-са…мые кр-р…крсивые двушки… де-ву-шки.

Интересно, а зелененькие демонята его за волосы еще не дергают? Я поставил багаж на койку. Взял один из пустых кувшинчиков, прошел в душевую, где наполнил его водой. Все это время Сен с любопытством наблюдал за моими действиями. Он даже не шелохнулся, когда я подошел и вылил воду ему на голову.

— Повторить процедуру? — спросил я. — Ты с чего такой косой? Что у тебя случилось? Надеюсь, никто не умер?

— Умер, — вдруг сказал Сен.

— Кто? — сочувственно глядя на него, спросил я осторожно.

— Ты же ж.

— Я?!

— Да, ты, — почти трезвым голосом обстоятельно начал объяснять Сен. — Свента мне все же ж рассказала. Она ж привезла документы для академии, где все подробно расписано, как вы дрались с разведчиками лоперцев, как вас же ж, тебя и Кламиру, с местными егерями завалило в горах… Рассказала, как ты к ней ночью на постоялом дворе являлся. Говорила, что тебе там, — он кивнул куда-то на небо, — хорошо. Так что спасибо, что и меня же ж не забыл. Пришел вот.

— М-да… — задумчиво протянул я. — Тяжелый случай в нашей практике. Может, сразу тазик воды на него вылить? Пожалуй, не повредит. — И направился в душевую.

— Э! Э! — вскричал Сен. — Что же ж ты делать собрался? Здесь же и так мокро уже.

— Как это — что? Водные процедуры. Пока от запоя не исцелишься, — равнодушным тоном ответил я и, копируя Герболио на приеме, добавил: — И давно у вас так? По ночам спите хорошо? Головокружения, головные боли, тошнота?.. Анализы на беременность сдавали? И как? На какой вы неделе?

— Филин! — Сен оторопело смотрел на меня глазами размером с корону каждый. — Так… ты что ж… живой? — неуверенно спросил наконец он.

— Дай руку, — потребовал я и, когда он ее мне протянул, больно ущипнул.

— Ай! — от неожиданности вскрикнул Сен. — Что ж ты делаешь?

— Призраки так могут?

— Не знаю я, что могут призраки, а что нет. Вот же ж взял привычку щипаться!

— О боги, какую чушь мы с тобой несем! Не веришь — не надо. Садись пей дальше. А я пошел мыться… пожевать у нас есть чего?

Сен пялился на меня и молчал, наблюдая, как я шастаю по комнате, раскладываю вещи, достаю чистую мантию. На мой вопрос он бессознательно кивнул и вдруг будто очнулся. Дико глянул на меня и арбалетной стрелой вылетел из комнаты. Пришла моя очередь застыть придорожным столбом и удивленно таращиться на хлопнувшую дверь.

Дверь снова распахнулась. В комнату, таща на буксире… Свенту, ввалился Сен.

— Вот! Видишь?! Живой же ж и щиплется! — с энтузиазмом тыкая в меня пальцем, больно, между прочим, втолковывал ей Сен очевидные, на мой взгляд, вещи. — Вот! Сама тыкни, если не веришь.

Он взял руку Свенты и ткнул ею меня в грудь.

— Да вы меня убить собрались? — возмутился я. — Всю грудь истоптали. Синяки наверняка будут!

Свента была в памятном мне домашнем халатике и премилых пушистых тапочках на босу ногу. Она смотрела на меня долго-долго. И молчала. Потом подошла и… от всей своей широкой души врезала кулаком в грудь. Однако удар у нее, я вам скажу. Как копытом боевого коня в грудь ударило. Даже немного отбросило назад, и я сделал пару шагов, чтобы не упасть.

— Как ты мог! Как ты мог не сказать мне, что живой! — Выкрикнув все это в мое ошарашенное лицо, как в морской рупор, она резко развернулась и выбежала из комнаты.

Только через минуту я смог отойти от шока и повернуться к Сену. Тот тоже смотрел на меня осуждающе. Ну ребята, это уже перебор.

— Так что, мне там, в горах, надо было сдохнуть, чтобы не нарушать вашу похоронную идиллию?! Как я мог сообщить, что живой?! Как? Голубем сизокрылым в столицу прилететь и на подоконнике нагадить: «Я — жив!»?

Сен призадумался, потом смущенно посмотрел на меня и прогудел:

— Ты ж не забижайся. Мы же ж все оплакивали тебя. Свента вон ни жива ни мертва пришла. А рассказывала так, будто сама уже померла… А ты есть хочешь? — вдруг, хитро глянув, внезапно спросил он. — Я сейчас. Быстренько разогрею и принесу. Ты мойся пока. Я шустренько.

Он торопливо выметнулся из комнаты и пропал на кухне. Я постоял в раздумье, потом швырнул на кровать чистую мантию, которую, приготовленную к облачению после душа, так и держал в руках, вышел за дверь и направился к Свенте. Надо решить все вопросы сразу. Попросить извинения за свои слова на постоялом дворе, а там… Там посмотрим.

Постучавшись и дождавшись возгласа, похожего на разрешение, вошел. Свента лежала на кровати, отвернувшись к стенке и не сняв тех самых пушистых тапочек. Постояв и собравшись с духом, я заговорил:

— Свента, я прошу тебя простить мне мои слова, которые я брякнул тебе на постоялом дворе. Я был… неделикатен. Прости.

Вздохнув несколько раз в подушку, при этом как-то странно передернув плечами, она, не поворачиваясь, глухо ответила:

— Я тебя давно простила. Это я была не права. Я вела себя как капризная девчонка. Прости меня, Филин.

Я прямо вздрогнул. Вспомнился сон, в котором мы уже говорили друг другу примерно те же слова. И Сен про призрак постоялого двора что-то такое говорил. Все это как-то… странно. Сейчас она должна спросить про Вителлину…

— Уйди, Филин. Я прошу. Уйди сейчас, ладно? — все еще не поворачиваясь, сказала Свента подушке.

Не спросила. Я ушел, осторожно прикрыв за собой дверь.

Утром я первым делом направился в канцелярию факультета сдать наши с Кламирой документы о прохождении практики. Девушка-делопроизводитель равнодушно приняла у меня бумаги, прочитала, нахмурилась и, попросив подождать, вышла в соседний кабинет, на двери которого красовалась бронзовая табличка: «Начальник канцелярии — Хлюдариан деи Карсеро». Через несколько минут она выглянула и попросила меня зайти.

В кресле за монументальным письменным столом, загроможденным высокими ровными стопками папок с делами, восседал… крыс. Самый настоящий. Как я себе и представлял чиновников, которых величают «чернильными душами» и «канцелярскими крысами». Казалось, он был собран прямо в этом кабинете вместе с громоздкой мебелью: шкафами с делами, письменным столом и креслом. Сидел он очень прямо. Вероятно, живот его, будучи под стать хозяину, такой же огромный и монументальный, туго упираясь в столешницу, просто не позволял своему владельцу наклониться.

Рядом с такой фигурой я почувствовал себя хилым и хрупким юношей, прямо зеленым от недоедания. Вот так. «Все познается в сравнении», — давным-давно сказал один философ.

Сейчас эта фигура смотрела на меня, как на корягу, попавшую в колесо телеги, до этого события ровно ехавшую намеченным путем.

— Что за шутки, молодой человек? — неожиданно писклявым голосом произнес «монумент». — Вчера мы получили документы о том, что вы и некая Кламира деи Лермоно погибли в пограничном конфликте. Мы срочно издаем приказ о вашем отчислении из академии и выписке из общежития в связи со смертью, подписываем его у ректора, оформляем дела в архив, а сегодня вы являетесь и предъявляете документ о прохождении практики. И что прикажете мне делать? Я понимаю, в том, что обстоятельства так неудачно сложились, нет вашей вины… — Вот так! Оказывается, я виноват, что не погиб! — Но на основании какого документа прикажете восстановить вас в академии и общежитии? Есть у вас бумага о том, что вы не погибли? Или хотя бы официальное письмо, подтверждающее ошибочность предыдущего документа, выданного, между прочим, канцелярией мэрии Сербано?

Я едва сдерживался, чтобы не наделать глупостей. Раньше, до драки на постоялом дворе, я, вероятно, не выдержал бы и дотянулся до этих жирных щек, а там будь что будет, но сегодня решил проявить терпение и посмотреть, как дело пойдет дальше.

— Своей властью я не могу решить этот вопрос, поэтому мы с вами немедленно пройдем к декану и в соответствии с его распоряжением оформим ваши дела.

С этими словами он выдвинулся из-за стола и неторопливо и важно направился в сторону кабинета декана. Я последовал за ним.

В приемной дедушки Лила ничего не изменилась. Та же самая секретарша строго посмотрела на меня, узнала и явно окончательно уверилась, что этот молодой человек, то есть я, настоящий бандит, если уже второй раз за последние полгода его дело вынужден рассматривать сам декан. Заглянув на минутку в кабинет, она пригласила нас войти.

Дедушка Лил сидел за столом и печально смотрел в окно. Он не повернулся, когда мы вошли, и тихо спросил:

— Что там, Дари? Что случилось такого, что ты с твоим опытом не способен решить без меня?

— Проблема вот в этом молодом человеке и некоей девушке, которая была с ним на практике, — ответил крыс.

Дедушка Лил нехотя повернул голову и взглянул на меня. Он несколько мгновений смотрел, словно не узнавая, потом вгляделся пристальнее, вдруг выскочил из-за стола, подбежал ко мне и схватил за плечи:

— Филлиниан! Боги! Это же Филлиниан! Живой! Филлиниан, если бы ты знал, сколько раз я себя казнил за то, что согласился отправить тебя на практику в Сербано. Сколько раз за эти кошмарные сутки…

Он так искренне радовался мне, что теплая волна ответного удовольствия мгновенно смыла все мои неприятности последних дней.

Знаете, какое это счастье — дарить радость другим? Мой отец, бывало, подарит матери золотое колечко, или кулон с брильянтом, или экзотическое жемчужное ожерелье, а потом наслаждается, глядя, как она звонко смеется, примеряет его подарок, надевает то одно платье, то другое, крутится перед зеркалом и все время спрашивает, с каким туалетом подарок лучше смотрится. В эти минуты кажется, что он наконец получил тот максимум радости и счастья, ради которого были затрачены труд, время и нервы.

Девушки! Умейте радоваться подаркам так, как это умеет делать моя мать. Даже если вам на день рождения подарили удочки с набором крючков, радуйтесь так, чтобы ни у кого не возникло сомнений, будто любимое ваше занятие — рыбалка, а этот набор — ваша тайная, еще детская мечта. Завтра этот даритель, чтобы опять испытать неземное удовольствие от вашей радости, купит вам все, на что укажет ваш пальчик.

А вот, например, моя тетушка Розтерина радоваться дарам не умела вовсе. Мать как-то подарила ей новое платье на бал, а та посмотрелась в зеркало и хмуро сказала приблизительно следующее: «Не было платья, и это не платье». Правда, уезжая, она раз двадцать гоняла служанку убедиться, что это «не платье» хорошо упаковано и погружено вместе со всем багажом. Наверняка поэтому подарки ей дарили только тогда, когда не подарить что-то было просто нельзя. И каждый раз все мучились с выбором. О том, что обругает, было заранее известно, но надеялись, что, возможно, удастся отделаться просто пренебрежительной ухмылкой.

— Да живой я, дедушка Лил, живой. Все в порядке. Но вот канцелярия…

— Да, канцелярия… Так в чем дело, Дари?

— Я не знаю, на основании чего я могу восстановить в академии его и девушку. Кроме документа о прохождении практики, никаких других бумаг у него нет, — ответил начальник канцелярии.

— Но вот же он, — удивился декан. — Живой и на вид вполне здоровый. Что тебе еще?

— Его к делу не пришьешь. А мне нужен официальный документ, — настаивал крыс.

— Мне иногда кажется, Дари, что у тебя вместо сердца — папка с инструкциями. Разве документ о прохождении практики не является основанием?

— Не является, — категорически отверг такую возможность начальник канцелярии. — Для инстанций ничего не значит подпись знахаря против подписи заместителя мэра, которая стоит на документе, удостоверяющем несомненную гибель этих молодых людей.

— Тогда так. Отпиши в Сербано, чтобы прислали документ об ошибочности предыдущего…

— О поспешности, — прервал его крыс.

— Что? А какая разница?

— Ошибку они не признают, и официального ответа мы от них, таким образом, никогда не дождемся.

— Ну тебе виднее. Так вот, документ о… поспешности предыдущего, а пока издай приказ о полном восстановлении Филлиниана и Кламиры на основании моего свидетельства, что они именно те, за кого себя выдают. Этого будет достаточно?

Крыс молча кивнул и, спросив разрешения удалиться, величественно направился, видимо, обратно к своему трону.

— Буквоед и зануда, каких поискать, но в делах у него идеальный порядок. Ну а теперь, молодой человек, без обстоятельного рассказа я вас не отпущу.

Он подошел к двери и, приоткрыв ее, попросил свою демоницу предбанную принести нам горячего чая с пирожками и бутербродами. Разговор действительно обещал быть долгим.

ГЛАВА 22

Завершив свой обстоятельный рассказ, опуская некоторые подробности, и выпив с дедушкой Лилом на пару ведро горячего чая с горкой пирожков и бутербродов, я получил от него записку с распоряжением хранителю выдать мне магические книги за пятый курс и положенный комплект мантий. После чего отправился в хранилище, работником которого был все тот же старый ксоровец. Он как ни в чем не бывало злобно зыркнул на меня и проворчал:

— Ага, ты, получается, живее всех живых. Вечно эти неотесанные егеря спешат: «Убили, убили! Вай-вай-вай да вах-вах-вах!» Попробуй-ка эту ряху убей. Пока через жирок прорубишься, употеешь двадцать раз… Ну чего тебе? Обещал через год зачет по самообороне принять — через год и приходи.

С этими треволнениями я и забыл совсем о курсах самообороны и, честно говоря, в дороге подзабросил тренировки. Дедок мне напомнил о грядущих неприятностях, за что я был ему очень «благодарен».

Протянув записку декана, дождался, когда хранитель принесет все в ней означенное, и, вспомнив историю этого старого воина, вдруг остро захотел ему помочь. Я посмотрел на него магическим зрением и увидел множественные дефекты структуры. Рана на ране. Боль на боли. Постоянные сбои в работе многих внутренних органов и желез, неправильно сросшиеся переломы, никуда не годные кровеносные сосуды и многое-многое другое. Однако и уверенность, что смогу справиться с этим, я почувствовал тоже. Кроме нас, в хранилище никого не было, поэтому я безбоязненно спросил у хранителя:

— Вы ведь знаете, кто я?

Ксоровец насторожился и кивнул.

— В качестве тренировки я хочу попробовать исцелить вас, — сообщил я. — Сразу предупреждаю: это рискованно. Я практически не имею опыта и…

— Знаю я, как ты исцелил Гарсиола, — прервал меня хранитель. — Эта старая перечница пишет, что у какого-то деда в глухих лесах на границе попил травок и выздоровел, конспиратор недоделанный. Мы с ним давние друзья. Не в одном деле вместе были.

Он вздохнул, подумал некоторое время и спросил, что потребуется от него. Я понял, что это и есть согласие, выписал ему необходимые поддерживающие компоненты, сказал, что в течение некоторого времени после процедуры ему потребуется усиленное питание, особенно продуктами, богатыми кальцием, калием, железом и фосфором, а также всевозможными витаминами. Предупредил, что пару дней ему будет лучше отлежаться и на работу не выходить. Хранитель попросил три дня на устройство дел, и мы расстались. На прощание он сказал:

— Ты вот что… Если у тебя не получится помочь мне, всякое бывает, не переживай. Значит, судьба моя такая. А обстоятельства иногда сильнее нас.

Я подумал, что старик блажит. Ну что может помешать нам в этом деле?

На следующий день после занятий в академии, в основном теоретических, на которых откровенно скучал, я, согласно заведенному порядку, отправился к учителю Лабриано, которого застал за подработкой. Вот где чувствуется опыт. Он ставил несколько предметов на стол, на пару минут отрешался от мира сего, затем убирал готовые вещи и ставил новые. Процедура повторялась в точности. Процесс заряжения магией шел, как по расписанию.

Он мне откровенно обрадовался, попросил девушку из обслуги принести крепкого чая с печеньем и стал расспрашивать о практике. Когда я в общих чертах рассказал о поездке: как воевал с лоперцами, как помогал знахарю в его работе, как научился тянуть четыре нити сразу, он, задумчиво глядя на меня, вдруг спросил, не происходило ли со мной что-нибудь странное. Единственное, что можно отнести к странному, это были мои сны, о чем я ему и поведал. Учитель оживился и попросил рассказать мне первый сон на постоялом дворе в мельчайших подробностях. Его порадовало, как я проходил лабиринт, крошил монстров, используя боевую магию, но больше всего восхитило то, как я обошелся с ловушками.

— Надо же, — покачал он головой, — а я их просто уничтожал, как ты самую первую. М-да… Пожалуй, пора тебя амулетам и артефактам учить. Мины и ловушки ты знаешь теперь, но далеко не все. Это будет очень полезно.

— А-а-а… — открыл я рот, не в силах сформулировать вопрос.

— Да, милейший, да, — понял мое удивление Лабриано. — Уже более ста пятидесяти лет всех потенциальных и состоявшихся целителей обязательно направляют в Сербано. Именно для того, чтобы они могли увидеть этот сон. Кто-то, как ты, видит его задолго до Сербано, кто-то в самом городке, а кому-то приходилось и к горам приближаться. Видимо, то, что эти сны насылает, находится где-то там. Мы, кстати, не отказываем в поездках и так называемым лекарям из других стран, несмотря на пограничную зону. Они, конечно, всячески секретничают и на одного своего целителя отправляют пять-шесть простых лекарей, но поскольку все заинтересованы в беспрепятственном развитии этого дела, препоны никому не чинят. Увы, не каждый решается войти в лабиринт и не каждый, пройдя его, решается принять знания. Вот так-то, почтеннейший. — Некоторое время он помолчал, потом тихо и очень грустно сказал: — Я прошел, но не решился. И каждый год даю себе слово прекратить мучения, поехать в Сербано и снова пройти этот клятый лабиринт… и каждый год то дела не дают, то настроение не то, то устал и надо отдохнуть… Отговорки, отговорки, отговорки. Такие дела, милейший. А ты, если я правильно понял, принял знания?

Я кивнул, и мы с учителем некоторое время посидели молча. Наконец у меня созрел риторический вопрос:

— Значит, мое направление на практику в Сербано не было случайным?