Корабль по имени «Фрэнсис»

Глава вторая

УТЕШЕНИЕ В ВЕРЕ

Господь Испытующий, избавь нас в день сей от Испытаний твоих.

Не дозволь нам, о, Испытующий, врезаться в тела небесные, ибо души наши неприкаянные вовек скитаться будут в просторах космических покинутые, не дозволь семьям нашим несчастным в скорби остаться, по незнании доли нашей…

* * *

Господь Испытующий, избавь нас в день сей от Испытаний твоих.

Испытующий, минуло три дня, но Астрогация всё ещё не знает где мы находимся. Коль можешь видеть ты путь невозбранно, ниспошли им намек, чтобы нашли они способ вернуть нас на Грейсон, прежде чем кончится воздух, прежде чем система жизнеобеспечения подведет нас, или содрогающийся реактор взорвется, рассеивая атомы тел наших грешных посреди звезд твоих…

* * *

Господь Испытующий, избавь нас в день сей от Испытаний твоих.

Испытующий, я понимаю, что один из бета-узлов выглядит совсем плохо. Если мы потеряем его, Испытующий, не дай ему взорвать весь ряд. До сих пор не знаем мы, о Испытующий, где Грейсон, и незнание сие лишает нас возможности зов о помощи послать, ибо дабы услышан был зов сей, в нужную сторону направлять его следует. Не дозволь нам умереть, о, Испытующий, не дозволь медленно дрейфовать сквозь черную пустоту Небес эту, с телами, вакуумом изуродованными, да сражаясь аки псы бешеные за отсеки, в коих воздух еще есть…

Глава третья

РЕАКЦИИ И СИГНАЛЫ ТРЕВОГИ

Тайлер как раз плелся через мостик, на пути к ракетному отсеку, где, по слухам, держали подпольное казино, когда заревела тревога.

Капитан оказался на мостике через три секунды после ее начала, согнувшись, и выглядя так, словно он не знал, куда бежать.

— Это что, с реактора что ли?! — завопил капитан.

— Вы тут капитан… — тихо сказал Тайлер, прикрывая лицо рукой, и мысленно уже прощаясь с жизнью — … и вы не знаете?

— Тревога с реактора два! — объявил старшина с инженерного пульта. — Но никаких признаков аварии на моих мониторах.

— Приготовиться отстрелить реактор! — завопил капитан, и тут тревога замолкла. — Или не надо… — цветисто выругавшись, он долбанул по кнопке отсека реактора два.

— Второй! Что во имя Сладчайшего Милосерднейшего Испытующего у вас творится?!

— Э-э… извините, — сказал голос в динамике, — Просто Ковальски уронил свою чашку с кофе на тумблер тревоги…

— Сэр.

Капитан дико заорал.

Старпом опять появился прямо за спиной капитана, заставив и без того уже перенервничавшего капитана чуть ли не выпрыгнуть из штанов.

Однажды, пообещал себе Тайлер, он и правда заметит, как старпом перемещается. Но на данный момент все говорило за владение им телекинезом. — Рекомендую отдать под трибунал и выкинуть в космос космонавта Ковальски.

— Не думаю, что это так уж необходимо, старпом, — пропыхтел капитан. — Соблазнительно… но нет. Поговорим о капитанском суде завтра. А сейчас я пойду в свою каюту и сменю штаны. Сделайте это общим приказом.

— Медика в ракетный отсек, — возгласил интерком. — Со шприцом.

Качая головой, Тайлер покинул мостик.

— Он не знал, реакторная ли это тревога, или нет, — пробормотал он, непроизвольно хихикая, — Он — капитан, и он не знал! О, господи… господи боже ты мой… — он продолжал хихикать.

Господь Испытующий, избавь нас на день от Испытаний твоих…

Глава четвертая

ИНЦИДЕНТ С КАРТОФЕЛЬНЫМ МЕШКОМ

На четвертый свой день на борту «Фрэнсиса Мюллера» Тайлер принялся таскать с собой шприц с транквилизатором повсюду. Причем он не был уверен, для членов ли экипажа, или для себя.

Но шприц был с ним, как и смирительная рубашка, когда его вызвали на мостик во время второй дневной вахты.

— Тэйлор, успокойте старшину Кайла — сказал капитан, указывая на мужчину с тактического поста. Старшина раскачивался на своем стуле, занимаясь рукоблудием.

— Ха! Планета! Ха, промазал! — старшина Кайл явно был в ударе.

— Да, сэр, — отозвался Тайлер, подходя ближе и втыкая шприц старшине под лопатку. Снотворное подействовало быстро, и несколькими секундами позже тот свалился со стула, с глухим ударом упав на палубу.

— Сэр, — сказал старпом, снова возникая за спиной капитана.

Капитан завопил.

— Испытующий, Сладчайший Милосерднейший, Грин, нацепите себе на ботинки колокольчики, что ли! — буркнул капитан, придя в себя.

— Хорошо, сэр, — серьезным тоном ответил старпом. — Сэр, думаю старшину Кайла нужно отдать под трибунал.

— А я — нет, — отозвался капитан. — Его явно свело с ума сообщение лейтенанта Уилсона о том, что причиной ошибки в расчетах было то, что он забыл учесть массу Черного Ворона и всех его лун! Мало того, обнаружилось, что если бы он не опоздал на сорок минут с поворотом, в ходе поправки курса, мы влепились бы в планету!

Развернув смирительную рубашку, Тайлер принялся засовывать в нее тактика, попутно прислушиваясь к разговору за его спиной.

— Ну, по крайней мере, теперь мы знаем, где мы, сэр, — сказал лейтенант Уилсон. — И я уже проложил курс прямо на Грейсон.

— Ты в этом уверен? — переспросил капитан. — И ты точно уверен, что по пути мы ни на что не налетим?

— Да, сэр, — отозвался связист. — Мы послали им сигнал. И они ответили, спросив, где мы были последние несколько дней.

— Полагаю, лучше всего будет сказать, что мы затаились, сохраняя молчание, на тот случай, если кто попытается тайком проникнуть в систему, — глубокомысленно заметил капитан, потирая подбородок. — Чем меньше мы будем распространяться о прошлой неделе, тем лучше.

— Превосходный ответ, сэр, — сказал старпом, — Связист, передайте это немедленно.

— Есть, сэр.

— У нас две недели, прежде чем нас отзовут на верфь, — заметил капитан. — Мы должны были заняться тренировками, но с экипажем в такой форме, не думаю, что это будет здравой идеей. Мы и без того уже сработались лучше, чем любой другой экипаж, виденный мной.

— Но мы можем это сделать, сэр, — запротестовал старпом. — Экипажу не помешает чуточка дисциплины. Если вы только проявите твердость и развяжете мне руки, сэр…

— У нас нет никаких тисочков для пальцев, Грин. — сказал капитан, качая головой, — Нет, что им нужно, так это развеяться. Сбросить напряжение. Боцман!

— Да, сэр? — старший из рядового состава корабля был плотным, крепко сбитым мужчиной с редкими волосами и носом картошкой, ярко-красного цвета, намекавшим на то, что похоже боцман оказался в «Сибири» благодаря тому же пороку, что и у дока Кирнса.

— Настройте гравитационное поле осевого коридора на конус в сорок пять градусов, одно «жэ»—! — рявкнул капитан. Стукнув по интеркому, он прокашлялся. — Всем свободным от вахты собраться в Осевом, и…. ТАЩИТЕ КАРТОФЕЛЬНЫЕ МЕШКИ!

* * *

Осевой коридор представляет собой большую «трубу», пронизывающую корабль. Обычно в нем устанавливается низкая гравитация, и он используется для перемещения экипажа и оборудования. При низкой силе тяжести экипаж может быстро и легко перемещать грузы с места на место. Или же члены экипажа, желающие чуток «пошалить» могут полетать внутри при 0,2 g на скоростях превышающих сорок километров в час, или поперемещать громадные штуковины вроде ракет или поддонов со взрывчатыми болтами на чуть более медленных скоростях.

Разумеется, закон сохранения массы никто не отменял, так что всем этим «шалунам» в итоге приходится гасить скорость или уклоняться от своих же товарищей движущихся в противоположную сторону на скоростях, превышающих разумные величины. А поскольку человеческое зрение и мозги не создавались для того, чтобы автоматически высчитывать, какая скорость сближения является «превышающей разумную величину», достаточное количество членов экипажа в итоге врезались в товарища, или его громоздкий и иногда смертоносный груз, временами и на скоростях, более подобающим небольшой катастрофе аэрокара.

Осевой коридор на кораблях выдавал не менее 15 процентов от общего числа «несчастных случаев».

Разумеется, скорости «превышающие сорок километров в час» никогда не попадали в официальные рапорты, даже на мантикорском флоте. Требовалось быть уж полным отморозком, вроде Твердолобой Харрингтон, чтобы внести в доклад в действительности произошедшее в Осевом, но по какой-то странной причине в кораблях новых проектов ничего такого не имелось. Разумеется, кораблестроители уверяли, что это сделано, дескать, по причине того, что Осевой коридор угрожает структурной целостности кораблей. С другой стороны, адмиралы из Бюро Кораблестроения срок свой прослужили на кораблях, подобных «Фрэнсису Мюллеру», так что, с точки зрения статистики, шанс на причастность кого-либо из них к «несчастному случаю» в Осевом коридоре был достаточно велик. Что, с профессиональной точки зрения Шона гораздо лучше объясняло причину удаления Осевого, чем какая-то там «целостность».

Шон мрачно обдумывал все это, смотря «снизу вверх» по коридору, в сторону носа, и гадая, не был ли кто из них тем самым кретином, изобретшим катание на картофельных мешках.

«Пол» округлого коридора обычно представлял собой исцарапанные и истертые металлические плиты. Но одна полоса его — U-образная секция примерно двадцати метров в поперечнике, и длиной во весь коридор была по быстрому отполирована и навощена. В то же самое время гравитационное поле в коридоре было установлено на «конус» под сорок пять градусов. Так что вместо того, чтобы тянуть вниз, или, точнее, к обшивке корабля, искусственная гравитация ныне тащила «вбок» под углом. С учетом скользкой вощеной поверхности, все было за то, что ступивший на этот участок наверняка поскользнется, и скользить будет до самого низу. Ближе к концу гравитация была подправлена в другую сторону. Короче — это был искусственный «холм» с «ямой-ловушкой» внизу.

«Внизу», куда ныне с воплями успешно скользили члены экипажа на головоломных, буквально, скоростях.

Картофельные мешки, на которых они скользили, были изготовлены из странного, грубого материала, опознанного Тайлером как «дерюга». Похоже, их более не использовали для хранения картошки, но скорее держали исключительно для этого потрясающе кретинского вида спорта. Они также жутко воняли. Сама природа этого «спорта» порождала газоиспускание и не только, а хранение их между периодами активности лучше всего описывалось термином «выдерживание», во всяком случае, несло от них так, что глаза слезились. Но, по-видимому, это считалось «весельем».

На носовом участке коридора вдали с трудом можно было разглядеть капитана, держащегося за пиллерс и поощряющее вопившего. Похоже, он был обеими руками за «увеселения для команды» и считал их укрепляющими дух и единство среди желающих сыграть в захватывающую самоубийственную игру «найди-ка крепкий пиллерс, да собственной головой».

Сам Шон, скорчившись, сидел в небольшом закутке коридора, являвшимся по совместительству перевязочным постом и пунктом первой помощи. (Ну да, народ в Бюро Кораблестроения может, и был тормозами, но не кретинами же). А заодно следил, как матрос за матросом скользят мимо на воняющих испражнениями мешках, одни радостно вопя, другие же пребывая в тихой, преисполненной ужаса, решимости. Заодно он обдумывал полученные им от уоррента инструкции.

— Как только кто-нибудь пострадает рядом с тобой, тут же отсортировывай их. Если у них простая контузия или порез там, или ссадина, налепи им пластырь, и отсылай прочь. Переломают кости — накладывай лубок, всади укол, чтоб поутихли, и оставь при себе, разберемся с ними потом. А если будут ранения в голову, или с позвоночником что, тут же шли их ко мне.

— Вы хотите сказать, «если» кто-нибудь пострадает.

— Нет, я имею в виду «как только».

В данный момент у него уже было четверо в лубках за постом: двое со сломанными ногами, один с запястьем и один с многочисленными переломами и сотрясением. Причина всех эти травм стала очевидна при наблюдении им за следующим участником «действа».

Один из членов экипажа, Копп, один из старших ракетных техников, как раз смотрел вниз с вершины искусственного «склона». Он был из «преисполненных решимости», и вполне заслуженно. Копп всеми считался за невезучего, так что неудивительно, что он не добрался до тормозящего поля. Увы, вместо этого он попытался поразить всех и заняться «серфингом».

Хотя коридор и был изогнут, поле искусственной гравитации было также изогнуто, вровень с ним, так что поверхность «ощущалась» плоской. Что, в свою очередь, означало, что перенеся вес тела с ягодицы на ягодицу, вполне возможно, при должном везении и мастерстве поерзать туда-сюда по вощеной поверхности, тем самым устроив «слалом» на пути вниз. Ключевые слова здесь «везение» и «мастерство». Недостача даже одного из них посылает слаломиста в ситуацию, обычно описываемую пилотами как «бесконтрольное падение»

Копп проскользил лишь треть пути, прежде чем попал именно в такую ситуацию. Он как раз только начал слалом, как зашел слишком далеко вбок и вылетел на не вощенный участок. Увеличившееся трение замедлило его левую ягодицу, а в полном согласии с Ньютоновыми законами физики правая его ягодица, наряду с прочими частями тела, продолжила перемещаться в том направлении, куда и перемещалась. Тем самым, первым эффектом сего действа было резкое извержение газов, так как сфинктер заднего прохода не справился со своей работой под воздействием разнонаправленных сил, затем вопль боли, стоило телу осознать, что с ним творится, и наконец — «мельница», рушащаяся вниз по коридору, причем мешок летел вращаясь в одну сторону, а содрогающееся тело, вертящееся гораздо быстрее, в другую.

Вопли прекратились, или, по крайней мере сменились стонами, когда он врезался в комингс одного из выходов. Тайлер выпрыгнул из своего поста и пыхтя принялся карабкаться «вверх» по гравитационному колодцу, двигаясь по не навощенной секции, таща с собой две сумки с медицинскими припасами, пока не добрался до пострадавшего ракетного техника.

Копп цеплялся за комингс одной рукой, одновременно баюкая другую, и пытаясь отогнуть голову так, чтобы кровь не заливала ему глаза.

Тайлер ощупал его поврежденную руку и тут же покачал головой.

— Перелом, скорее всего по типу ивовой ветви.

Шлепнув пластырь на кровоточащую рану, он засунул руку в лубок и затем защелкнул на технике шейный бандаж, чисто на всякий случай.

— С НИМ ВСЕ БУДЕТ В ПОРЯДКЕ! — завопил он капитану.

— НЕТ, КОГДА Я ДО НЕГО ДОБЕРУСЬ! — заревел капитан в ответ, — КОПП, НУ КТО ТАК КАТАЕТСЯ?!

* * *

— Ну ни никакого толку от этих нынешних матросов! — пробурчал капитан.

— Сэр, — сказал старпом, возникая за его спиной. — В Уставе есть уложения касающиеся тех, кто калечит себя, уклоняясь от службы.

— Я не собираюсь подвергать Коппа капитанскому суду за то, что он обосрался, — ответил капитан, слезая со своего насеста и наклонившись против градиента гравитации. — Что этому экипажу нужно, так это урок, как правильно кататься на картофельных мешках. Слишком мало у нас ветеранов, инструкторов не хватает. Придется офицерам выправить слабину!

— Э-э, капитан… — неловко замялся боцман, когда его командир схватил один из мешков.

— Нам придется показать пример, боцман, — сказал Земет, выдирая кусок дерюги из его рук, — СМОТРИТЕ ВСЕ, КАК НУЖНО КАТАТЬСЯ НА КАРТОФЕЛЬНЫХ МЕШКАХ! — заорал капитан, — СМОТРИТЕ, КАК ЭТО ДЕЛАЮТ… ПРОФЕССИОНАЛЫ!!!

* * *

— Ну, астрогатор говорит, что уверен, что мы точно летим к Грейсону, но мы настолько далеко уклонились, что лететь нам четыре дня. — Плюхнувшись в кресло, док вытащил свою грелку с самогонкой, и подняв ее над головой, залил себе струйку точно в рот. — Как там капитан? — поинтересовался он, кашлянув.

— Дышит, — отозвался Шон. — Все говорит за обычнейшую кому, безо всяких свидетельств о субдуральной церебральной гематоме.

— Что, просто сказать «ушиб мозга» нельзя, Испытующего ради? — проворчал уоррент. — Четыре дня под началом старпома.

Что тут еще скажешь?

* * *

— Боцман, — сказал старпом, стоя на мостике и вглядываясь в навигационные данные, — У нас проблема.

— Да, сэр? — слабым голосом поинтересовался боцман.

— И это проблема, — продолжил старпом — разболтанность.

— Да, сэр.

— Капитан устроил свои игрища, дабы подбодрить команду, но корень всех бед лежит в разболтанности. Они все — разболтались. Ну так вот, мы не потерпим никакой разболтанности, пока я на корабле главный.

— Нет, сэр.

— Я составил распорядок работ, — продолжал старпом, развернувшись лицом к боцману. Глубоко в зрачках его, казалось, полыхал огонь. Насколько боцману виделось, это горела синим пламенем его честно заслуженная отставка. — И мы последуем ему. До последней запятой, — и он вернулся к изучению астрогационного экрана

— Да, сэр, — отозвался боцман.

— И мы не потерпим более никакой разболтанности, — повторил старпом. — Мы покажем всему флоту, что никакой разболтанности нет места на «Фрэнсисе Мюллере», что бы для этого не потребовалось.

— Но сэр, — опрометчиво сказал боцман, уже жалея об этом еще до того, как слова покинули его рот, — у нас нет никаких клещей для выдирания ногтей.

— Именно для этого, боцман, — сказал старпом горячечным, безумным шепотом, — и стоят станки в ремонтном отсеке!

* * *

Господь Испытующий, избавь нас на день от Испытаний твоих. Прошел уже почти день, о Испытующий, как капитан в коме, а старпом уже собирается казнить четверть экипажа. Чисто статистически, о, Испытующий, ни одного из нас не останется в живых, когда мы достигнем Грейсона. Корабль станет могилой, дрейфующей безмолвно под действием гравитации и солнечного ветра…