Выбор мага

— Мусор, — буркнул он. — Полнейший мусор. Надеялся, что другой мир принесет мне хоть какую‑то пользу, но ты ничем не отличаешься от местных, а получить местных намного проще, чем таскать кого‑то из другого мира.

Самоуверенность магов погубит — эту фразу я еще не раз буду вспоминать, хотя в этот день мне было не до размышлений. Я мечтала только об одном — чтобы эта пытка прекратилась любой ценой, даже ценой моей жизни.

— Ладно, хоть на что‑то сгодишься. — Моренс поднял руку, и я ощутила слабость, как будто кто‑то выкачивал из меня силы. Это ощущение распространялось по всему телу. Я начала задыхаться. Потом была дрожь, потом… потом было очень неприятно, будто меня через мясорубку пропускают.

— Надо же, еще жива, — откуда‑то издалека донесся удивленный голос мага. — Кто бы мог подумать, что в этой пигалице такой резерв. Хм… а это идея. Хоть какая‑то польза от этого бесполезного предмета будет. Я заставлю тебя отработать те усилия, что потратил на перемещение.

Я уже слабо помнила, как в комнату вошли еще двое мужчин. Они что‑то обсудили на совершенно незнакомом мне языке, потом меня подняли с кресла и куда‑то несли. Дальше уже ничего не помню — потеряла сознание.

Проснулась я в какой‑то небольшой комнатке, в которой кроме кровати, стола, стула и небольшого шкафа ничего не было. Медленно села в кровати, огляделась, вспоминая что со мной случилось, пошатнулась при попытке встать и едва не свалилась от накатившей слабости. Оглядела необычно, но очень уж аскетично обставленную комнатенку. Тут все разом вспомнила, всхлипнула и уткнулась в подушку. Ревела минут десять, но постепенно успокоилась. Папа всегда говорил, что если слишком долго горевать, то горе может прицепиться и от него не избавиться. Хотя чему уж после случившегося ко мне цепляться. Но ведь и реветь до бесконечности невозможно. Снова встала, на этот раз на ногах устоять удалось. Меня бросили в постель прямо в той одежде, что была на мне, только куртку сняли и положили на стул, а вот сапожки так и остались на ногах. Конечно, разве кто потрудиться их стащить. Я вздохнула и обошла комнату. Рядом со шкафом обнаружилась еще одна дверь, за которой оказался душ и туалет. А вот входная дверь была заперта и как я ее не дергала, не открылась. Стучать не рискнула, памятуя о наказании. Заурчал желудок. Облазила и комнату и ванную, но еды нигде не нашла, пришлось только напиться воды, голод не утолит, но хоть желудок обманет — вроде как полный. Потом сняла сапожки, забралась с ногами на кровать, обняла колени и замерла.

О чем я думала в этот момент, я потом вспоминать не хотела. Просто не хотела, хотя и могла бы. В памяти осталось только чувство невообразимой тоски и страха, а заново переживать собственную беспомощность мне совершенно не хотелось даже ради тренировки.

Так и просидела до прихода Ортина Маренса. Он неторопливо прошел в комнату, брезгливо огляделся, подошел ко мне.

— Пора тебе выучить наш язык, надоело уже напрягаться.

Что у магов хорошо… у сильных магов, для них не существует языковых барьеров. Свои слова они могут заворачивать в образы и транслировать их человеку, который облекает эти образы в привычные фразы и ему кажется, будто маг говорит с ним на его родном языке. Точно так же происходит перевод слов человека к магу. Единственный недостаток такого метода общения — он утомителен. Магу приходится постоянно контролировать себя, ловить чужие образы, формировать свои. В общем, трудно с такой манерой общения наслаждаться непринужденной беседой. Для мага, понятно, трудно, для его собеседника совершенно незаметно. Я, например, до последнего была уверена, что Маренс разговаривает со мной на русском.

Маг достал небольшой кристалл, выставил его на ладони, тот сверкнул нестерпимо — яркой вспышкой, а меня снова скрючило от боли, на этот раз головной.

— Осваивай, — бросил он и вышел.

А я лежала, боясь пошевелиться, ибо мне казалось, что тогда моя голова точно лопнет. Только через два часа боль постепенно стала стихать. Сил хватало только на то, чтобы тихонько поскуливать — кричать я уже не могла, охрипла.

Маренс появился только через несколько часов. Возможно, даже утром. Окна в комнате не было, только потолок светился мягким ярким, светом. В дальнейшем я сообразила, что день и ночь можно определять по потолку: днем он светился очень ярко, а к вечеру медленно гас, так же медленно разгораясь к утру, хотя до конца он не тух никогда, иначе комната погрузилась бы в кромешную темноту. Маренс пришел когда потолок начал медленно разгораться. Принес несколько книг и выгрузил на стол. Вот интересно, почему он лично ходит, а не слугам велит? Хотя, слуги, вряд ли способны на такую магию. Но книги могли бы и они принести.

И о чем я только думала тогда? Какие пустяки занимали мою голову? Хотя ни о чем серьезном после такой ночи я думать была неспособна.

Тут, прерывая мои мысли, в комнату вошел еще один человек, в странном костюме, очень напоминающем ливрею. С подносом, который и поставил на стол и тотчас вышел. Я почувствовала, как рот наполнился слюной, а урчание желудка, наверное, слышали даже в соседнем городе.

— Ешь, а потом читай книги, осваивай язык. Потом спрошу.

— Почему вы выбрали именно меня? — осмелилась я все‑таки спросить.

Маренс обернулся у двери.

— Кажется, я тебя перехвалил и с первого раза ты не поняла. Придется продолжить дрессировку.

И новая порция боли, на этот раз, к счастью, недолгой. Наверное, магу было некогда и он куда‑то спешил, а потом ограничился таким вот «нежным поглаживанием». Иначе ни за что так быстро не остановился бы.

Когда я пришла в себя, то первым делом все‑таки не накинулась на еду, а отправилась в душ. Мама говорила, что нельзя садиться за стол неумытой. Мама, я теперь всегда — всегда буду следовать твоим словам, обещаю…

Я стояла под душем и глотала слезы. Теплые струи смывали их, но не могли остановить. Я яростно натиралась чем‑то, похожим на мыло, но с запахом прелого сена, пытаясь хоть как‑то прогнать болезненные воспоминания, забыться, но это помогало мало. Вышла из‑под душа только когда убедилась, что больше не плачу. Посмотрела на свою одежду, разложенную на специальной подставке. Вздохнула. Надо бы постирать, но вряд ли у меня есть время. И другой тут нет — шкаф в комнате я уже осмотрела, совершенно пуст. Так что хочешь — не хочешь, но придется натягивать грязную одежду. Ладно, потом постираю.

В комнате сразу набросилась на еду. И я еще дома капризничала, выбирая, что буду, а что нет? Какая же я была идиоткой! Нет, еда была вовсе не отвратительной на вкус. Обычной. Но тут не было моих любимых бутербродов с сыром, зато было что‑то, похожее на зеленый горошек, который я терпеть не могла. Сейчас съела все и даже тарелку вылизала. Сыто откинулась на спинку стула. А что с посудой делать?

Словно в ответ на мои мысли, распахнулась дверь, и вошел уже знакомый слуга, который неторопливо начал собирать грязные тарелки на поднос. Подсматривал что ли?

— Здравствуйте, — робко улыбнулась я. Накажет или нет?

Не наказал. Но и внимания не обратил. Словно меня и не было тут, и не говорила ничего. А может я на русском сказала, а он не понял? Нахмурилась. Понятно, что маг не просто так книги приволок, значит, уверен, что я уже могу читать на его языке. Я сосредоточилась. Слова всплывали, словно откуда‑то из глубины. Поднимались медленно, неторопливо. Иногда снова чуть тонули, и приходилось напрягаться, таща их на поверхность. И в какой книжке я читала, что магическое освоение языка очень быстрое и простое? Как бы не так. Сначала головная боль на несколько часов, потом дикая усталость, а вдобавок наверх все равно рвутся слова родного языка, а чужие плавают где‑то там далеко и их приходится вытаскивать напрягаясь изо всех сил. Лоб покрылся бисеринками пота. Я нервно протерла его, все равно справлюсь!

— Здравствуйте, — повторила я. На этот раз, кажется оно. Я знала значение слова, но звучало оно совершенно непривычно, язык приходилось заворачивать чуть ли не трубочкой, чтобы издать некоторые звуки. Хм, а вот как надо языком вертеть — это тоже магией передалось?

И снова ноль внимания. Слуга собрал тарелки и удалился. На меня за все время пребывания в комнате даже не посмотрел.

Снова забралась на кровать и принялась себя жалеть. Последнее это дело и очень губительное, но не судите строго. Как бы вы в моем возрасте себя повели? Очень может быть, что гораздо хуже меня. Папа говорил, что у меня бойцовский характер, хотя это и незаметно. Я могла долго сносить насмешки одноклассников, терпеть их выходки, но однажды меня переклинивало. В момент, когда терпение подходило к концу, от меня лучше было держаться подальше. Я бросалась в драку не задумываясь, пытаясь расцарапать противнику все лицо, кусалась, пиналась. Те, кто пытался доводить тихого серенького мышонка, очень быстро познакомились с моим милым характером и быстро отстали. Даже уважение появилось. Интересно, почему, чтобы тебя уважали, надо обязательно надавать по шее? Так же и на занятиях. Я могла плохо понимать предмет, не усваивать его, но в какой‑то момент решала, что хватит. Я не дура, разве я не могу справиться с этой ерундой? И садилась за учебники, порой даже не только учебники, но и дополнительной литературой, лазила в Интернете, задавала вопросы на форумах и успокаивалась только когда понимала тему, в которой раньше «плавала», от и до. Частенько узнавала даже больше учительницы.

Но пока мой бойцовский характер крепко спал, а я сидела на кровати, пытаясь представить, чтобы сейчас делала дома. Если сейчас утро, то сидела бы на уроке. Сегодня у нас должны были быть математика, русский, физкультура… бр — р–р, не люблю физкультуру. Еще биология.

Маг вошел стремительно и совершенно неожиданно. Глянул на меня, на стол, где лежали книжки.

— Так. Кажется, для кого‑то мои приказы пустой звук. Я велел читать!

И снова боль. На этот раз быстро не закончилось. Мыслей не осталось, желаний тоже, кроме одного — скорее бы все это прекратилось.

— Надеюсь, этого урока тебе достаточно, но если что, я всегда готов его повторить.

Минут десять приходила в себя, а потом все же доползла до стола и взяла первую попавшуюся книжку — злить мага больше не хотелось. Вернулась в кровать и устроилась поудобнее. Попыталась прочитать название, но буквы и слова снова приходилось вытаскивать откуда‑то из глубины, а после наказания Маренса это делать было намного сложнее, чем когда я пыталась поздороваться со слугой. Нужно выдергивать значение буквы, вспоминать, как она произносится, потом так же изучать следующую букву. Читать приходилось даже не по слогам, а по буквам. Прочитала первую букву, запомнила, перешла к следующей, сложила слог, запомнила. Теперь следующий слог. Мучилась минут тридцать, чтобы прочитать название: «Официальная история Алкена». Алкен — это, наверное, название мира, как у нас Земля. Но стало интересно.

Позже я читала настоящую историю, а не то, что пичкают людям и выдают за нее. Нельзя сказать, что они сильно отличались, но в официальной слишком уж много богов было намешано. После магии я и в них готова была поверить, но почему эти боги выбрали «правильных» людей, чтобы дать им могущество, а остальные должны «служить избранным и тогда будет им награда»… в следующей жизни. Звучало знакомо.

Если коротко пересказывать официальную историю, на прочтение которой я убила недели две, то будет примерно следующее: «Когда‑то все люди пребывали во тьме. Боги наблюдали за мучениями людей и пожалели их. Они спустились с небес, окинули всепроникающим взором всех и выбрали достойных, кто, по их мнению, мог повести остальных, и одарили их даром магии. Прочим же завещали служить избранным. И если их служба будет достойна, то в следующей жизни они уже не будут червями, а свет магии коснется и их». Кстати, летоисчисление Алкена шло именно от явления богов в мир и сейчас шел пять тысяч четыреста тридцать второй год от явления богов.

В другой истории, для избранных, которую я прочла примерно через год пребывания в этом мире излагалось почти тоже самое, с той разницей, что не было ничего про избранных, просто боги наделили силой тех, кто подвернулся под руку, чтобы они несли свет знаний остальным. Ну они и понесли в меру своих разумений и желаний. Описание богов тоже присутствовало, а также описаний их небесных колесниц. Да, для дикарей те люди действительно походили на богов, но для меня, человека технической цивилизации, описанные колесницы очень уж напоминали космические корабли. Маги даже сейчас вряд ли понимали, что тогда произошло и кто эти боги просто в силу того, что они мало интересовались строением мира и тем, как все устроено за пределами планеты, если не считать попыток гаданий по звездам. Дополнительного же могущества эти знания не принесут, а значит они лишние. Самоуверенный (помните, я обещала, что это слово часто буду повторять, говоря про магов) идиот Ортен Маренс даже когда случайно попал в мой мир так ничего и не понял, посчитав людей отсталыми дикарями, которые из‑за отсутствия магии вынуждены пользоваться гремящими тарантасами. И он даже не попытался разобраться в происходящем, просто перетащив меня в свой мир, он ни разу не задал ни одного вопроса о моем. Убедившись, что в плане магии я ничем не отличаюсь от жителей его мира, он потерял всякий интерес к моему. А я, ничего не зная о магии, терялась, не понимая, чего хочет от меня добиться Маренс, пичкая языком и заставляя читать книги. В доброту мага я уже не верила, но и не понимала, что ему от меня нужно. Слово «апостифик» для меня еще ничего не значило и ни о чем не говорило.

Пока же я училась читать, писать, изучала официальную историю и знакомилась с географией. Маренс регулярно появлялся у меня, спрашивал о прочитанном, если бывал недоволен ответами — наказывал, приносил новые книги, заставляя некоторые момент учить наизусть. Из комнаты меня не выпускали и одежду другую не давали. Приходилось иногда вечером перед сном стирать ее и развешивать в ванной. К утру вещи высыхали, и я снова натягивала их на себя. Ладно хоть простыни на кровати меняли. Кормили два раза в день — утром и сильно после полудня. Из‑за отсутствия часов я не могла сказать точное время. Так и ориентировалась на гаснущий и загорающийся потолок. Вспомнив прочитанные книги о заключенных, я в принесенных тетрадях, где училась писать, отмечала каждый прошедший день. Даже дневник завела, хотя он и не был богат на описания событий. Да и какие события? Пришел маг, спросил о прочитанном, наказал, дал новые книги взамен прочитанных, показал, что надо выучить, ушел. Сразу после него всегда приходил слуга и приносил завтрак. Пока я ела он менял простыни и одеяло на кровати, а когда он уходил я оказывалась предоставленной сама себе. Чтобы не сойти с ума от скуки и не впасть в депрессию из‑за жалости к себе открывала книги и читала. Книги были интересные и скучные, но читать приходилось все. Интересные: краткое описание географии мира Алкена, природа, животные. Скучные: этикет, правила поклонов слуг господам — это надо было учить наизусть и тренироваться. При изучении этикета Маренс скидок не делал и наказывал жестоко за малейшую ошибку. Однажды скинул мне в голову, как в свое время знание языка, гербы всех Домов империи Исмаил. Опять весь день пролежала почти в отключке, а потом сдавала экзамен. И опять приступы боли за малейшую ошибку. Оказывается, мы находимся в империи Исмаил и на Алкене не одна страна, а множество. Но книг по политической географии мне еще не приносили.

Зачем все это и чего от меня хочет Маренс так и оставалось загадкой. Никаких вопросов я задавать не смела, могла только отвечать на вопросы. Причем отвечать четко и коротко. За любые размышления не по теме моментально следовало наказание. Никаких проявлений эмоций маг тоже не терпел. За слезы, улыбки, огорчение, радость, страх тоже следовало наказание. Я быстро научилась прятать все чувства — боль сильно способствует этому. Расслаблялась только тогда, когда маг уходил.

— Моя вещь еще не готова, — услышала я однажды недовольное ворчание мага за дверью. — Такой бездарности я еще никогда не видел! Ничего с первого раза не понимает. Только после наказания начинает понимать. Даже самый тупой скулик в нашем мире знает свое место и не высовывается, а она еще даже не выросла, а уже с претензиями. Но я все равно её сломаю.

Кому он говорил, я не поняла, но вот про вещь… Неужели это обо мне? Я испугалась, что он хочет превратить меня в какой‑нибудь веник для пыли. Правда, непонятно зачем тогда надо учить этикету, геральдике, языку, географии и прочим вещам? Решила, что если все равно ничего не могу сделать, то лучше и не задумываться — только себя растревожишь. А вот про «сломаю» мне сильно не понравилось.

Таким образом, прошел, по моим расчетам, месяц. Маренс обучил меня еще одному языку и заставил читать книги уже на нем. Иногда три совершенно разных языка перемешивались в совершенно невообразимую конструкцию, и я начинала фразу по — исмаилски, продолжала по — русски, а заканчивали по — архейски. В такие моменты Маренс наказывал меня сильнее обычного — очень его злила моя «тупость». Однако к концу месяца я могла уже совершенно свободно говорить на всех языках не путаясь, так же свободно читала на них и выучила наизусть все гербы Домов империи. Потом был еще один язык — иллирийский…

— Ну хоть что‑то получилось, — буркнул маг, закрывая большой геральдический справочник. — Может ты и станешь хорошим апостификом и сумеешь принести мне пользу.

Какая от этого будет польза мне, Маренс не сказал.

А на следующее утро в мою комнату вошли сразу несколько слуг и стали развешивать в шкафу одежду. Правда, вся она оказалась одного покроя, напоминая одежду пажей, но без чулок, обычные штаны красного цвета. Такого же цвета курточка с пышными манжетами, белым с плетеными узорами воротничком. И бежевая рубашка. Одежда скорее для мальчишки, а не для девочки, но моего мнения никто не спрашивал. Еще прилагался небольшой голубенький галстук. И туфли. Обычные, кожаные темно — красные туфли на небольшом каблуке. Всего таких костюмов принесли три. Не успела я закончить их изучение, как появился новый слуга. Молча усадил меня на стул, достал ножницы и принялся за стрижку. Я было дернулась, но тут же успокоилась — какой смысл сопротивляться или возмущаться? Все равно заставят послушаться. Правда, когда этот парикмахер недоделанный отрезал мои замечательные волосы, которые я с таким старанием растила, сейчас они достигали моего пояса, я едва не разревелась, но сдержалась. Привыкла уже держать чувства под контролем и не показывать их окружающим.

Стрижка продолжалась. Когда я после нее взглянула в зеркало, то все‑таки не сумела сдержать всхлипа. Меня обкорнали совершенно. Мои великолепные волосу укоротили так, что теперь они только закрывали шею, выстригли только спереди, чтобы волосы не закрывала глаз.

— Господин приказал вам переодеться в новый костюм, а старую одежду отдать мне.

Впервые слуга заговорил, хотя и не по собственному желанию, а волей господина. Хотелось заорать, вцепиться в старую одежду, как единственное напоминание о доме, но послушно кивнула и пошла к шкафу за костюмом. Слуга уходить из комнаты явно не собирался и терпеливо ждал. Недовольно покосилась на него и отправилась переодеваться в ванную. Выкинула старую одежду из двери, но прежде, чем переодеться, сполоснулась.

В костюме ничего сложного не обнаружилась. Читая исторические книжки, я опасалась каких‑нибудь непонятных завязок, расположенных так, что их и не достанешь самостоятельно. Но ничего подобного — все продумано и просто. Оглядела себя в зеркало. Если бы не волосы, все‑таки слишком длинные, никто бы не понял, что я девочка. Мальчишка и мальчишка. Правда очень быстро я узнала, что именно такую прическу и носят местные мальчишки, служащие Дому. Так что и в этом я не очень от них отличалась. И за все время, что я пробыла в Доме Кайтаидов, наверное, только Ортен Маренс и те слуги, что приходили ко мне, знали, что я не мальчик, а девочка. Впрочем, никого мой пол особо не интересовал. Вы же не интересуетесь полом табуретки на кухне или кухонного стола. Вот и члены Дома Кайтаидов и их слуги не интересовались моим. Я для них всех была ничуть не лучше табуретки. Вещью, которая принадлежит главе — архимагу Ортену Маренсу. Правда это я уже знала позже, а пока только недовольно разглядывала себя. Потом вспомнила о берете — к костюму прилагался еще и он. Красный, с небольшим белым пером, прикрепленный сбоку серебряной заколкой. Надела и попыталась понять, как он должен выглядеть на голове.

Зашел еще один слуга, посмотрел на мои мучения, подошел и поправил. Оказалось край берета с пером должен быть справа и задираться вверх, а другая сторона заломлена вниз. Перо слегка изгибалось назад. А красиво. Слуга же еще поправил галстучек, оказалось, что я слишком туго его затянула. Отошел, оглядел меня с ног до головы и кивнул.

— Господин ждет, апостифик.

Впервые меня назвали так. Без обращения госпожа или господин, раз уж решили сделать из меня мальчишку. Ну ладно, если меня сделали пажом или слугой может как‑то по — другому обратиться можно. А так… казалось, просто обозвали непонятно. Не знала еще, что так меня будут называть всё то время, что я буду жить в Доме Кайтаидов. И что апостифик — это вообще‑то обычный предмет, вещь, инструмент мага, его резерв силы, к которому он мог обратиться в любой момент в случае нужды. Если перевести это слово на русский, то самый близкий аналог будет «хранилище». То есть отныне и навеки я превращалась в вещь, принадлежащую архимагу Ортену Маренсу, становясь его неприкосновенным запасом силы, магии, манны — называйте, как хотите.

Этого я, конечно, не знала, когда покидала в сопровождении слуги комнату, в которой провела последний месяц. Но была твердо уверена, что сейчас и начинается моя новая жизнь в этом мире.

Глава 2

Что такое апостифик? Как правило, обычный минерал, нередко полудрагоценный камень. Тут важен в первую очередь размер. Могут сделать из дерева, но качество такого апостифка не очень. Мало куда годится. Разве только, как одноразовый, на самый крайний случай. Для чего он нужен? Силы мага не беспредельны, а когда он используют магию — он ее тратит. Опытный маг умеет получать энергию из окружающей среды, но тратит собственной он все равно больше, чем получает извне. И настает момент, когда эта энергия заканчивается, после чего наступает быстрая смерть. Опять‑таки опытные маги до такого состояния себя никогда не доводят и оставляют резерв, чтобы не загнуться, но представляют они из себя после тяжелого колдовства довольно жалкое зрелище. Как увеличить свою силу? Тренировками, как же еще. Надо как можно чаще сбрасывать её с помощью магии, а потом снова заполнять. Сбрасывать и заполнять, сбрасывать и заполнять. Такие тренировки полезны тем, что объем силы у мага растет, каждый раз он может получить в себя больше энергии, чем раньше. Архимаги сильны не только опытом, но и объемом энергии, которая им доступна. Новичок выжжет себя, потратив всю энергию на небольшую работу, тогда как архимаг сделает вдесятеро больше и даже не запыхается.

Проблемы, как всегда, возникают из‑за лени. Тренировка — это хорошо, но тут ведь работать надо. А состояние человека, когда он тратит почти всю энергию, оставляет желать много лучшего. И восстановить энергию сразу не получается, время нужно. В общем, болезненные эти тренировки. И что же делать человеку, если он хочет распоряжаться объемом энергии как архимаг, но не хочет утруждать себя тренировками? Вот так и появились те самые апостифики — подготовленные вещи, которые под завязку накачивали энергией и когда нужно брали ее оттуда. Проблема одна — апостифик не может быть очень маленьким, иначе много туда не закачаешь. А если так, то зачем он нужен? Так что минимальный размер этого предмета с два кулака взрослого человека. А если хочешь получить больше энергии, будь добр, бери больше предмет. И держать его всегда надо под рукой. Что толку от апостифика, если он дома, а на тебя в поле напали? С другой стороны таскать такую каменюку с собой тоже удовольствие маленькое.

Но и здесь нашли выход. Оказалось, что если делать апостифики из обычных людей, то, во — первых, таскать его не нужно — сам ходит. А во — вторых, держать его подле себя постоянно тоже не нужно, километров с пяти энергию от него можно получить без особых проблем. Этого не всегда хватает, но все равно лучше, чем ничего. Ну, или как вариант — таскать постоянно с собой приличного размера булыжник. Конечно, если из человека забрать всю энергию — он умрет, но магов такие проблемы, как правило, не заботили. Сделать себе еще одного апостифика не трудно, а вещи для того и нужны, чтобы их использовать по назначению. Бывает, что вещь ломается, тогда ее выкидывают и покупают новую. Или делают другую.

Стала мне понятна и причина, по которой Маренс выбрал именно меня. Я этот вопрос первым делом постаралась выяснить, когда мне стали доступны книги по магии. После прочтения статьи по апостификам — мой счет к магам вырос дополнительно. Дело в том, что для апостификов годились только дети. У взрослых ауры уже были сформированы и большой запас энергии хранить там не удастся. Их, конечно, тоже можно тренировать, но возрастание объема небольшое и все равно в конечном итоге окажется меньше, чем если начать тренировать ребенка. А Маренс, наказывая меня, совмещал наказание и пользу для себя — боль была одновременно и тренировкой. Он тогда опустошал мои силы практически в ноль, а потом заставлял восстанавливаться. И если такое испытывали все, кто тренировался для увеличения объема хранимой энергии, то понятно, почему маги искали другие, более легкие пути. Тренировки в магии вообще крайне болезненны и только те, кто умеют терпеть боль, достигают вершин, мне это еще предстояло познать. Впрочем, в моих глазах это магов не оправдывало.

Потому Маренс и дежурил у школы. Изначально он не планировал использовать похищенного для создания апостифика, просто искал ребенка с уже развитой аурой, бывает такое. Никакое преимущество такие дети перед другими в плане развития магических способностях не получают, но и тренировать их надо меньше. Хотел посмотреть, есть ли какие особые таланты у жителей другого мира в плане магии. А уж кто попадется в его сети: мальчик, девочка — ему было абсолютно все равно. Так получилось, что первой увидела мага и подошла к нему я… Ну а дальше, разбитые надежды, слезы, ночные кошмары, сны о доме, маме, парочка истерик, месяц учебы и новая одежда, новая жизнь, начавшаяся с распахнутой двери в мою тюрьму.

Естественно, Маренс ничего об этом мне не рассказывал, а за любой вопрос следовало наказание. Все это я узнала много позже, когда начала заниматься магией. Но чтобы никого не путать и не томить ожиданием, «а когда станет понятно, о чем тут вообще речь идет». Ведь зачастую знания я получала по крупицам: там подслушала разговор, тут прочитала в книжке, там тайком подсмотрела в справочнике. Ну и главный источник информации — библиотека Интерфектов, однако он стал мне доступен много позднее. Пока же я оставалась в неведении и относительно своей дальнейшей судьбы и относительно деталей жизни в Доме Кайтаидов, империи Исмаил и Алкена в общем.

Кстати, только сейчас заметила, что о попадании в другой мир рассказала немного скомкано, мало описывала свои мысли и свои чувства. Все‑таки несмотря на все произошедшее уже потом, мне по — прежнему болезненно вспоминать те дни. Даже несмотря на мое желание писать честно, все равно стараюсь пробежать неприятные для меня моменты поскорее, описать их кратко или вообще только упомянуть. Написала вот про ночные кошмары и истерики и обнаружила, что ни разу не упомянула об это ранее. А ведь было… было. И отчаяние до полнейшей безысходности и крики, на которые никто не обращал внимания, и слезы. И даже на коленях ползала перед магом, прося вернуть домой. И такое было. Но переписывать не буду. Пусть останется как есть, а дальше постараюсь быть честнее и описывать даже неприятные для меня моменты. А также те, где мне гордиться нечем. В том числе и тот момент, когда из‑за меня погиб человек. Но обо всем по порядку.

Слуга отвел меня к Ортену Маренсу и с поклоном удалился. Я замерла в центре комнаты под пристальным взглядом мага, уже наученная, что первой мне заговаривать ни в коем случае нельзя. Тихонько осмотрелась. Странная комната, почти ничего нет: стол, стул, ковер на полу, окно где‑то высоко под потолком, даже не выглянешь в него. А на ковре непонятные узоры, создающие очень сложный рисунок. В центре отчетливо просматривается круг.

Маренс довольно кивнул.

— Вижу, кое — чему ты научилась. Встань в круг.

Молча подчинилась. И в тот же миг все линии на ковре засверкали белым светом, обрели объем и сплелись вокруг меня в непередаваемый по красоте узор. Я даже рот открыла от удивления.

— Надо же, — хмыкнул маг. — Ты умеешь видеть линии силы. Обычно такое доступно только после тренировок. Все же не зря именно ты первой ко мне подошла. Но мне и лучше.

А узор, тем временем пустился в какой‑то невообразимый танец. Линии переплетались, соединялись в фигуры, распадались и снова соединялись. Длилось это очень недолго, моргнуть пару раз и все. Но вот все стихло и линии исчезли. Я зябко передернула плечами, создавалось ощущение, что кто‑то прикрепил мне к спине поводок. Какая‑то нить начиналась между лопатками и уходила в сторону.

Маг чуть пошевелил рукой, и я с ужасом почувствовала, как цепенею, из меня словно выпивали жизнь, а нитка за спиной становилась толще. Попыталась шагнуть, но колени подломились, и я рухнула лицом вниз.

— Замечательно, — довольно воскликнул Маренс, потирая руки.

Я же лежала, боясь пошевелиться и не понимая, что со мной происходит. Маг еще раз довольно хохотнул и вышел, даже не посмотрев в мою сторону. Снова появился слуга, который привел меня сюда. Пожилой… лет шестидесяти и седой.

— Встань, апостифик.

Какой еще апостифик, хотелось заорать мне, но вместо этого медленно поднялась. Меня пошатывало, но помощь никто предлагать не спешил.

— Иди за мной.

Удивлялась я себе. Все чувства будто удалил кто. Они были, они присутствовали где‑то там в глубине сознания, но внешне никак не проявлялись. Один из побочных эффектов создания канала между апостификом и магом. Чувства ведь мешают току энергии, создают помехи. Но и избавиться от них нельзя — апостифка нельзя лишать воли, нельзя воздействовать на него магией, нельзя накладывать печать подчинения. Все это напрямую воздействует на ауру, переплетается с ней, подавляет ее потоки, после чего энергия от апостифика либо идет тонким ручейком, либо начинает так фонить, что ею вполне можно отравиться. Впоследствии я читала о таких случаях, когда маги, желая облегчить жизнь, полностью ломали сознание апостифика магически, превращая его в куклу, и даже энергию от них получали. Вот только какая‑то не такая она была. Незаметно, исподволь после каждого сеанса она что‑то меняла в сознание мага, пока тот не превратился в полную копию апостифика — такую же куклу, лишенную воли. Несколько таких случаев полностью лишили магов желания экспериментировать в этом направлении, и приходилось им мириться с тем, что воля и сознание апостифика неприкосновенны. И единственное, что им оставалось — ломать людей без магии. И за столетия маги научились делать это мастерски. Отсюда и обращение с апостификами как с вещами, нужными только, чтобы приносить пользу хозяину.

Это мне и объяснили там, куда отвел меня слуга. Разговаривали со мной уже не слуги, я поняла это по другой одежде, в которой преобладал красный цвет, очевидно цвет дома Кайтаидов. Наверное, подчиненные или ученики. И объясняли они мне не про то, что на сознание апостифика нельзя воздействовать магически, а про то, что мне выпала большая честь послужить хозяину. Остальное я выяснила уже позже. Кстати, воздействовать на сознание апостифика может только его хозяин, остальные просто не сумеют пробиться через закрученные вокруг него вихри силы. Будь иначе было бы слишком много покушений со стороны врагов. Сломал сознание чужого апостифика и его хозяин медленно умирает. Еще один момент — сразу после ритуала привязки апостифика к хозяину его сознание чрезвычайно податливо. Отсюда и отсутствие чувств и слепое подчинение. Этим тоже пользуются. Вот и промывали мне мозги о великой чести служении хозяину. Эти маги не учли только одного — я человек другого мира и те методики, которые они применяли к жителям этого, не срабатывали. Я просто не понимала половины того, что мне говорили. Спроси они об этом напрямую, я бы ответила, что они глупость несут. Но эти маги были слишком самонадеянны, чтобы усомниться в проверенных столетиями методиках. Они даже мысли не допускали, что они дадут сбой. А Маренс, который единственный знал, откуда я родом, ничего не объяснил, то ли посчитал неважным, то ли не счел нужным кого‑либо посвящать в возможность путешествия между мирами.

Как же я впоследствии радовалась этой непомерной самонадеянности магов, которая уберегла меня от превращения в послушную куклу. Разговор, конечно, не прошел даром, и в комнату я вернулась в полной уверенности, что так и должно быть, что мое истинное предназначение служить хозяину, а моя прошлая жизнь всего лишь ошибка, прелюдия к жизни настоящей. Однако и это пошло мне на пользу. Если бы разговоры совсем не подействовали, то маги это заметили бы и изменили подход и, наверняка, справились бы. А так вроде все идет как надо, все стандартно, а то, что все эти внушения поверхностны, которые снесет малейшим ветерком, так это без глубокого обследования не определить, а архимаг Ортен Маренс еще не сошел с ума, чтобы допускать кого‑то копаться в мозгах своего апостифика.

Следующие дни я запомнила плохо. Точнее вспомнить о них, при желании я могу, воспользовавшись трансом, только ничего особо интересного там не происходили. Меня просто дрессировали. Не в переносном смысле, а буквально. На этот раз не сам Маренс, а его ученик — викарус Жерис. Об уровнях магов я еще не знала и восприняла слово викарус просто как обращение к ученику магов. По сути верно, но не совсем. Но о ступенях и уровнях позже.

Этот Жерис должен был обучить меня этикету. Точнее поведению апостифика при важных встречах. Апостифик — это же резерв мага, а значит, всегда должен быть поблизости. Если встреча в доме — еще ладно, но если архимаг выезжает в гости, то там апостифик всегда рядом, в том числе и на встрече и на переговорах — слишком много в истории было примеров нападений на таких вот встречах, а значит, лишний козырь не помешает. Вот меня и дрессировали. Правильно делаю — дадут пирожок в конце занятий, нет — опять накатывалась боль. Первым делом разучили поклоны. Тут все просто — поясной поклон, шаг назад и в сторону, встав за спиной, чуть левее Маренса. И замереть. Вот это самое сложное. Сколько бы встреча не была — я должна была все это время стоять за плечом мага и даже не шелохнуться. Меня заставляли стоять почти весь день, а малейшая попытка пошевелиться причиняла дикую боль. С ужасом думала о том, что делать, если захочу в туалет.

Жерис, в общем‑то, не был злым, но его отношение ко мне мало чем отличалось от отношений Маренса. Вещь и вещь, которую надо обучить быть полезной. Единственно, тут мне разрешалось задать вопрос, но не больше одного в день. О туалете и спросила. Жерис долго смеялся, потом объяснил, что это невозможно, если я буду контролировать себя. В доказательство заставил дежурить три дня, давая только жидкую пищу. Когда в туалет хотелось уже нестерпимо, викарус посоветовал просто отвлечься, решив какую‑то задачу. Как ни странно, помогло. В общем, три дня выдержала спокойно.

— Но все равно так делать не стоит, — объяснил мне на следующий день Жерис. — Опасно. Может и мочевой пузырь лопнуть.

Вот козел!

— Но три дня подряд тебя никто дежурить не заставит, а сутки выдержишь спокойно, и никакой опасности в этом нет, — закончил он.

Первые дни эти тренировки позволили мне выдержать отсутствие чувств. Если мне не бывает скучно, обидно, весело, грустно, то какая разница, чем заниматься? Почему бы и не постоять? Непривычно и больно в конце, ноги гудят, но это вопрос привычки. А когда чувства стали все же пробиваться сквозь барьер — я уже втянулась. Кстати, спортом меня тоже заставили заниматься — как раз что бы выдерживать эти многочасовое неподвижное стоянии или что бы иметь возможность сопровождать мага в поездке. Он ведь может и уехать куда, а там кто знает, какой темп держать придется. Потому утром гимнастика: подтягивание, отжимание, бег, приседания. Все на полном серьезе, не побездельничаешь. Заниматься заставляли до изнеможения. Потом этикет, тренировка в языках, проверка знаний геральдики, истории, географии. Географией начал заниматься со мной Жерис. К обеду шла уже магическая тренировка — самая болезненная. Тут уже занимался со мной лично Маренс: выкачивал энергию до тех пор, пока я не падала. Потом меня относили в комнату и приносили обед.

Когда я приходила в себя достаточно, чтобы поесть занималась уже самостоятельно, книг мне натаскали много. Вечером экзамен по прочитанному и снова наказание, если что‑то не усваивала. И так день за днем, день за днем. Через месяц уже не осталось никаких посторонних мыслей. Все сосредоточилось на том, чтобы выполнить задания как можно лучше, чтобы меня не наказывали. Монотонность действий угнетала. Еще через месяц я уже рада была поверить в то, что единственное мое предназначение — служить хозяину, ибо это приносило хоть какой‑то смысл во все происходящее.

Наверное, я бы сломалась, если бы на второй месяц меня не начали учить ездить в седле. Все же не понимаю, я этих магов. Я несколько раз была на грани, чтобы смириться со своей участью и всякий раз маги не доводили дело до конца, останавливаясь на самом краю. Опять у меня единственное объяснение — они не имели дело с жителями другого мира. Лошади для любого человека моего мира, кроме деревенских, это романтика, приключения. Приключений мне и без лошадей хватало, а вот романтика… это не говоря уже о том, что мне просто было интересно. Вот этот интерес к лошадям и смел все воздвигнутые магами барьеры. Когда я впервые вернулась из конюшен — я буквально исхлестала себя по щекам, чтобы осознать, что я чувствую, что я это я. Я не сдалась.

— Соберись, тряпка! Папа должен мной гордиться! Он говорил, что я боец, а я расклеилась!

Может у меня ничего и не получится, но вещью я не умру. Я не вещь! Я Лена Лаврова и не должна об этом забывать. Никогда и нигде. Я повторяла себе это когда стояла рядом с Ортеном Маренсом на приемах — проверял, как я усвоила правила поведения. Шептала, корчившись на полу от боли, когда стонала на кровати от чрезмерных физических нагрузок, или когда лежала в больничном отделении, упав с лошади и растянув связки. Маги справились быстро, и на следующий день все вернулось на круги своя. А я то надеялась хоть в больнице отдохнуть. И снова тренировка на лошадях. Меня готовили словно на скачки. Я обязана была научиться ездить на любом, самом своенравном коне, брать барьеры и выдерживать заданный темп.

Первые тренировки проходили на учебном полигоне, где тренировались солдаты гарнизона. Я впервые увидела солдат мира магии и с интересом смотрела за их занятиями. Вот это было зрелище, скажу я вам. Как увидела. Так рот и открыла. Да, их вооружение примитивно: мечи, доспехи, щиты, но скорость! С какой они скоростью двигались! Я не смогла разглядеть ни одного движения. А схватки? Двое сходятся, миг и один из них лежит, а второй победно поднимает меч, потом помогает товарищу встать. А чуть в стороне трое нападают на одного и снова ничего рассмотреть невозможно. Вижу только что трое лежат, а один стоит. Что он сделал, как? Ничего непонятно.

Тут мне весьма чувствительно напомнили, что я здесь вообще‑то для тренировки и нечего отвлекаться. Тем не менее я нет — нет, да посматривали на тренировочное поле, пытаясь все же хоть что‑то увидеть. А вот тренировки в рубке. Солдат подходит к столбику, на который поставили приличной толщины чурбан. Вот ничего себе, примитивное оружие! Удара я не заметила, но на земле лежали уже две половинки чурбана, разрубленного наискось.

Пока мы тренировались на внутри замковом ипподроме, я могла постоянно наблюдать за тренировками солдат. Поняла, что дело в скорости, с которой двигаются солдаты, но вот разрубленные чурбаки объяснить скоростью не могла. Это ведь и меч должен быть острейшим, а местные технологии я уже оценила — видела кузницу. Совсем как на картинке в учебнике истории. Единственное объяснение — магия. И чем больше я наблюдала за солдатами, тем больше меня охватывало отчаяние. У обычного человека нет никаких шансов даже против простых солдат, а ведь их уровень не больше викаруса. По крайней мере? так говорили конюхи. Кстати, потом я уже поняла, что конюхи разбираются в этих вещах не лучше свиней в апельсинах. Солдаты — это совершенно отдельная категория. Их обучали магии, но совсем не той, что обычных магов. Плести заклинания они не могли, зато собственным телом владели в совершенстве. Убить даже простого солдата — проблема еще та, живучесть у них благодаря магии колоссальна. Даже удар в сердце не всегда смертелен. Такого уровня управления телом достигали только архонты. У экспертов хуже с этим, чем у солдат. Правда, эксперту, чтобы убить того же солдата, вовсе не нужно бить его в сердце, можно просто поджарить мозг. Так что даже эти суперсолдаты без поддержки магов всего лишь мишень. В бою такую поддержку им оказывают офицеры. Но это все из тактики, я там не все поняла. Знаю только, что есть какая‑то связь между офицером и его подчиненными. Пока жив офицер и действует эта связь — солдаты защищены от магических атак. Офицер погиб — теряется защита его подчиненных. Старший офицер защищает подчиненных офицеров. Но в случае гибели офицера можно провести ритуал привязки солдат к новому, если враг даст время. В общем, сложно это, я даже не вникала в тактику боя. Только правила выучила.

Решимость не сдаваться заставляла искать хоть какую‑то возможность что‑то сделать. Я не знала что и как, но хотелось сделать хоть что‑то. Сейчас я понимаю, что все мои хитрости были наивны и прозрачны. Но… я же вещь, кто смотрит что там эта вещь делает? Так я стала собирать информацию. Слушала на встречах Маренса. Мало что понимала, но вечером записывала все разговоры, пытаясь воспроизвести их как можно точнее. Главное потом было не забыть уничтожить листы с записями — вряд ли магу понравиться такое. Может быть потом, когда‑нибудь, эта информация пригодиться.

А еще я пыталась подружиться со слугами. Я уже разобралась, что замок населяли два типа людей: маги и обычные люди, лишенные или обладающие минимальным уровнем магии. То, что Маренс при встрече назвала Домом было не совсем верно — это скорее клан. Но Дом, так Дом. Пусть будет так, дело не в словах. Насколько я поняла, в империи Исмаил правили именно магические Дома. Были Великие Дома, обладающие немалым влиянием и могуществом. Были и Малые Дома, находящиеся либо в подчинении Великих Домов, либо в вассальной зависимости, либо сохраняющие независимость, но не обладающие влиянием. Каждый такой Дом представлял собой строгую иерархическую структуру во главе с архимагом. Причем архимагов в каждом Доме могло быть и больше одного. В Великих Домах много больше одного. Вот тут и вставал вопрос выбора главы. Но тут Каждый Дом справлялся сам. Где главу выбирали голосованием архимагов, где главы как такового вообще не было и правил совет архимагов. Были и совсем чокнутые Дома, например, Дом Скотад — Тьма. Великий Дом. Так главой там становился тот, кто сильнее. Любой мог бросить вызов текущему главе и победить, став, тем самым, главой. Даже ученик. Скотады, кстати, единственные, из магических Домов империи, кто не накладывал печати подчинения на учеников, считая это проявлением трусости. Какой же ты маг, если боишься собственного ученика? А если не способен справиться с ним, туда тебе и дорога, слабаку.

Печать подчинения. Неприятная штука, хотя и не такая страшная, как кажется по названию. Такую печать можно поставить на любого человека и тот окажется в полнейшей твоей власти. Ты можешь заставить человека броситься с обрыва, убить своих близких… да что угодно. Такие печати маги накладывали на учеников. Но эта печать достаточно легко снималась либо другим магом, либо еще легче сами человеком, когда он достигал нужного уровня. В некоторых домах снятие печати подчинения с себя служило доказательством готовности мага подняться на следующую ступень. Всего ступеней три, в каждой по три уровня. Самая низкая ступень, с которой начинается обучение: инферы. Вторая ступень — артифики. Самая многочисленная. По сути — становой хребет магов. Именно они выполняли все работы за пределами замков Домов, тянули на себе все работы, связанные с общением с внешним миром. И последняя — высшая ступень: архонты. Если артификов можно сравнить со служивым дворянством, которое тянет основную лямку службы, то архонты — это уже аристократия.

Каждая ступень имеет по три уровня. Первый уровень, самый низший: неофит, следом идет ученик и последний, третий уровень инферов — викарус. Так что викарус Жерис, который занимался со мной, занимал третий уровень низшей ступени, но уже готовый перейти на следующую ступень и стать доминатом. Доминат — четвертый уровень и первый на ступени артификов. Следующий уровень — мастер. Шестой уровень и последний на ступени артификов — эксперт. И архонты. Низший уровень — корифей, следующий — магистр и, наконец, последний, высший уровень архонтов — архимаг. Ортен Маренс занимал высшую ступень в иерархии магов.

Объяснила, чтобы стало понятней иерархическая структура Домов, где существовало строгое подчинение младших старшим. Тут как в армии: лейтенант подчиняется майору, но командует сержантами. Если уровни магов одинаковы, старший тот, кто стал на этом уровне первый. Но степень подчинения разнился от Дома к Дому. Это было очень заметно на тех встречах, на которых мне довелось присутствовать. Например, в Доме Кайтаидов подчинение младших старшим соблюдалось постольку, поскольку это нужно было для делом. Вне работы эти уровни носили формальный характер. А в том же Доме Скотадов подчинение было абсолютным. За малейшее нарушение субординации старший мог убить младшего на месте. Правда, младший имел право сопротивляться и если побеждал, то занимал место убитого.

Как эти все Дома взаимодействовали на уровне империи, для меня еще оставалось загадкой, впрочем, не очень интересной. Я пыталась найти способ сбежать домой. Вот только даже в том возрасте понимала, что без помощи Маренса это невозможно, а значит, надо искать способ отомстить. Я искала, как могла. Для начала решилась подружиться со слугами. Еще одни обитатели замка Дома, выполняющие все самые черные работы: убирали комнаты, стирали, ремонтировали, готовили еду. Но по сравнению с ними самый последний неофит царь и бог. Бесправнее слуг не было существ. Хотя… были ведь еще и скулики — простые люди, живущие за пределами замка. Но о них я пока только слышала и ни разы не видела. А вот слуги, вот они. Вон какой‑то ученик наказывает слугу за то, что тот, по его мнению, непочтительно поклонился. Видела, как какие молодые люди со смехом устроили гонки за девушками — служанками, гоня их куда‑то в сторону подвалов. Много всего видела. Любой маг мог сделать со слугой все, что угодно. Преувеличиваю, конечно, все‑таки хороший слуга весьма ценен, но. Все относительно.

Однако все мои попытки познакомиться разбивались о полнейшее равнодушие. Если маги презирали слуг, то те отыгрывались на мне, существе гораздо более бесправном, чем они. Ни побить, ни обругать меня они не могли, но копировали поведение господ — не замечали. Если я что‑то спрашивали, проходили мимо, словно не слышали. Пыталась задержать, останавливались и молчали, глядя куда‑то вдаль, а как только появлялась возможность — шли дальше. Пыталась пнуть их, но слуги пожаловались Маренсу и тот устроил мне новое промывание мозгов лекцией на тему как подобает вести себя хорошей веще. Ну и наказание после лекции.

Долго боялась, что будут издеваться надо мной, а потом мне уже хотелось, чтобы надо мной хотя бы поиздевались. Ведь издеваться можно только над теми, кого признаешь человеком. Даже ненависть — это чувство, направленное на людей. Нельзя ненавидеть или презирать шкаф или кровать. А я хотела получить хоть какое‑то доказательство, что человек. Но я была вещью архимага Маренса. И отношение ко мне соответствующее. На меня даже не сердились, если я оказывалась у кого на пути, просто магией поднимали и отставляли в сторону, как стул, оказавшийся на пути. Любого слугу наказали бы за нерасторопность, на меня не обращали внимания. Вскоре я все же окончательно поверю, что я вещь.