Ричард Длинные Руки - рейхсфюрст

Гай Юлий Орловский

Ричард Длинные Руки — рейхсфюрст

Во всем, что не связано с религией или моралью, опасно долгое время быть правым.

Часть первая

Глава 1

Тролли ревут дико и злобно, но острия копий остановились у моей груди, а вскинутые дубины замерли в воздухе. Маленькие злобные глазки перебрасывают острые как булавки взгляды с меня на могучую троллиху и обратно.

Я стиснул челюсти и, превозмогая себя, взял эту зеленую жабу из ее рук. Фэдда заулыбалась, а я, растянув рот до ушей, вскинул над головой ребенка.

Тролли все еще потрясают копьями, острые наконечники почти касаются моей груди и лица, но теперь у меня на руках это вот самое, рядом встала мощнобедрая Фэдда с довольной рожей, смотрит поощрительно на меня и снисходительно на рычащих озлобленных сородичей.

Грозный рык и рев начали затухать медленно и неохотно. Я смотрел на отвисающие в растерянности тяжелые нижние челюсти, а в душе поднимается жгучая тоска, вот так мечтаешь о неземной любви, а получается вот такое, типичная ситуация женатого человека.

— Какой, — сказал я через силу, — чудесный у меня малыш! Вижу, хороший аппетит. В папу…

Фэдда проревела довольно:

— Жреть как не знаю хто!

— Это хорошо, — сказал я веско. — Мы, тролли, здоровый народ со здоровым аппетитом и здоровыми взглядами и потребностями! Потому мы и в лесу… Но об том в другой раз, а сейчас, милая Фэдда, пойдем в дом. Поговорим о семейных ценностях, не сильно ли скучала, какие новости, посмотрю, какой супчик у нас сегодня…

Тролли обалдело умолкли, нижние челюсти так и остались отвисшими. Троллиха повернулась и пошла обратно через сомкнувшуюся было толпу.

Я двинулся следом, у меня оправдание, что не пру впереди: ребенок на руках, берегу свое сокровище.

Плотная масса нехотя раздалась перед нами, на оскаленные морды смотреть страшно, я опустил взгляд и не отрывал глаза от неимоверно толстого зада Фэдды, блестящего, раздутого изнутри так, что вот-вот лопнет.

Наконец толпа осталась позади, но я все еще не мог не смотреть на эти две колыхающиеся половинки, каждая как Монгольфье. А когда вспомнил, как и что я однажды с ними проделывал, в груди растеклась суровая мужская гордость, такого бегемота вот, ага, это же надо, вообще-то в самом деле я орел, когда в ударе…

…и в то же время горечь в груди, эльфяшку даже толком в руки не брал, а этого жабенка сам вот несу, показываю всем, мол, горжусь, видите, какой здоровый, и зубы уже какие, вы только посмотрите!

Дом у Фэдды не совсем дом, тролли живут огромными семьями, в этой крепости залы превращены в огромные бараки, посредине каждой расположились длинные массивные столы, а под всеми стенами тянутся широкие ложа, их настолько много, что смыкаются краями.

— Эта самец или самочка? — спросил я. — Ух ты, в самом деле самец… Крепенький такой! Тебя как зовут?

Младенец смотрел на меня желтыми глазами на зеленой харьке, а Фэдда проговорила басом:

— Еще нет имени…

— Тогда самое время ему дать, — сказал я авторитетно.

— Ну, — ответила она, — дай.

— Назовем его Растером! — сказал я с подъемом. — Это в духе взаимопонимания между народами и укрепления мира во всем толерантном и политкорректно мультикультурном.

Она переспросила:

— Растером? Почему?

— Растер, — объяснил я, — великий герой. К тому же гуманист и мультикультурист. Хотя он больше по гарпиям, но думаю, просто не видел ваших красавиц!

— По гарпиям? — переспросила она с уважением. — О, да, это герой.

Я вздрогнул, младенец ухватил крохотными лапками мой палец, потянул в рот, как все младенцы делают, а там неожиданно тяпнул так, что я охнул и попытался отдернуть руку, но он вцепился крепко и почти повис.

Я поискал взглядом колыбельку и поспешно опустил его туда, там мох и толченая сухая кора, не сразу сообразил даже, что зубов у зеленой зверюшки все еще нет, а пока только плотная роговая пластина, как у ящерицы или лягушки. Они тоже могут уцепиться пастью за палец и висеть так, совсем не больно, хотя силу челюстей гигантской лягушки чувствуешь, однажды у меня даже палец посинел.

Фэдда смотрела с любящей улыбкой.

— Какой милый ребеночек, — сказал я радостным голосом, — какой хваткий! У-тю-тю!

— И какой крепкий, — проговорила она довольно.

— Метис, — пояснил я. — Говорят, от смешанных браков дети становятся иммуннее и крепче. И вообще когда-то все расы сольются в одну большую кучу… Вот будет оргия!

— Ага, — сказала она. — Смотри, он почти не зеленый. Это не заразно?

Я сказал обидчиво:

— Я же не зеленый?

— Ты тоже крепкий, — сказала она одобрительно. — И здоровенький.

— А уж ты, — пробормотал я. — Походи еще по залу…

— Просто походить?

— Да, — ответил я. — Можешь даже не петь.

Она с удовольствием начала ходить из стороны в сторону, а я смотрел и дивился этим колыхающимся и таким тугим выпуклостям, что так и раскачиваются по мощной амплитуде. При каждом шаге обе половинки задницы сдвигаются влево на ярд, а затем на ярд идут в другую сторону.

И ничего уродливого, такие каноны прекрасного, как будто на нее смотрели наши предки, когда вырубали из камня статуэтку скифской богини красоты и плодородия.

— Ты поведешь мужчин в поход? — спросила она.

— Да, — ответил я. — Ты ходи, ходи, не останавливайся… Разве жизнь мужчин не вся в походе? Конечно, я говорю о достойных. Любителей полежать и похрюкать в расчет не беру… Какие они у тебя оттопыренные при таком-то весе!.. Мужчины должны жить в постоянной борьбе… Чего он там скалится? Ишь, зубешки какие…

— Давай его сюда, — сказала она любовно.

— Ты его еще грудью кормишь?

— Нет, уже кусается. Но на руках сидеть любит. Я его уложу, а тебе дам супа.

Я сказал поспешно:

— Да я совсем не голоден!

Она спросила в недоумении:

— Но ты сказал…

— Это я хотел остаться с тобой наедине, — объяснил я. — Ну что мне на те рожи смотреть, когда у меня есть ты, такая красавица?.. Вон какая задница, еще больше стала! И не обхватишь…

Она довольно заулыбалась, но напомнила:

— Так что суп?

— А он с лягушками? — спросил я.

Она ответила недоуменно:

— Не-ет…

— Не пойдет, — сказал я решительно. — Я ем только с лягушками. И чтоб майских жуков для приправы не меньше двух пригоршен… или одной твоей!.. Я же не простой тролль, я вождь!

Она с удовольствием хихикнула, мощные груди подпрыгнули и красиво заколыхались.

— Это хорошо… Мой ребенок от вождя!

— Еще какого, — подтвердил я, не в силах оторвать взгляд от этой колыхающейся массы. — Он далеко пойдет, обещаю. Ты сейчас займись малышом, а я сварганю обед…

Она охнула, груди пошли подпрыгивать еще сильнее.

— Обед?

Я сказал успокаивающе:

— У нас это иначе.

Никогда еще я не сосредотачивался на приготовлении обеда с таким напряжением. Куски мяса начали появляться друг за другом, я навалил на столе целую гору, ощутил озноб, перетрудившись, но нашел в себе силы сотворить чашу крепкого и сладкого кофе, хлебнул обжигаясь, и в тело начала возвращаться жизнь. Даже не представляю, как Он накормил пять тысяч человек, не считая женщин и детей, да и зачем их считать — разве они едят?.. — пятью хлебами и двумя рыбами? Да еще осталось двенадцать полных коробов! Не иначе рыбами тогда звали китов, мол, чудо-юдо рыба-кит по веревочке бежит, а хлеб пекли для соревнования между городами, когда каждый каравай весом в сто тонн и размером с три сарая…

Фэдда смотрела, набычившись. Между массивными скальными выступами надбровных дуг и скулами настолько узкие щели, что вытаращила она глаза или сузила, не рассмотреть, но могучие груди к моему облегчению и даже странноватому удовольствию запрыгали вверх-вниз снова.

— Ха-ха… хороший обед!

— Мясо, — заверил я, — Балшой Мясо!.. Ешь.

Она взяла крупный ломоть, обнюхала с недоверием и дала ребенку. Он ухватил обеими лапками и с рычанием впился своими роговыми пластинками.

— Правильно, — одобрил я. — Сперва на детях.

Она указала кивком на могучее ложе у стены, где медвежья шкура на полу, медвежья вместо покрывала и медвежья, свернутая в рулон, вместо подушки.

— Я сплю вот там. И лежу…

Мои плечи сами по себе передернулись, я сказал громко и с сожалением:

— Ах, как жаль, что у меня совсем нет времени!.. Нужно собрать наших воинов, чтобы помочь людям в их нелегкой войне против людёв. Не провожай, я иду говорить с мужчинами и… по-мужски.

Глава 2

Тролли народ простой и понятный, зря не умничают, да и вообще не умничают, с ними всегда уютно, вокруг крепости никаких консерваторий, а только кузницы, бронницы, оружейные и еще деревья с ободранной корой, на которых молодежь разучивает удары.

Я вышел, раздвигая плечи и гордо выпятив грудь, с намекающей ухмылкой поправил штаны.

Тролли тут же побросали свои занятия и начали стягиваться ко мне, не выпуская из могучих лап кто топор, что молот, кто лопату.

Мороз пробежал у меня от затылка и до того места, где спина называется как-то иначе, никак не вспомню, там юркнул в такую-то непонятную норку, где только ее и нашел, и мне стало холодно теперь еще и внутрях.

Я улыбнулся, как тролль: широко, чистосердечно и злобно, вскинул руки в красивом жесте. Тролли посмотрели на мои руки, потом на меня.

— Ну, — заявил я мощно, стараясь выглядеть и говорить, как урожденный тролль, — орлы мои зеленые, наступило новое время! Абисняю! Вы прибыли в этот дремучий лес и начали как бы жить по своим исконно-посконным правилам, традиции… можно даже с большой буквы — Традиции, ибо Традиция — спасает мир от всяких либеральных ценностей. Но глупые люди вас не поняли, а злой король Гиллеберд вообще велел вас обижать и мучить…

Они слушали внимательно и недоверчиво, но мало-помалу хмурые рожи начали проясняться, из темно-зеленых прямо на глазах становясь светло-зелеными.

Самые ближние ко мне заревели и заорали:

— Верна!

— Пральна!

— Так!

Я вскинул руку и продолжил:

— Я когда узнал, что моих кровных сородичей злой король обижает, сразу же вторгся в эти земли! Короля весьма убил за такое злодеяние и сказал, что отныне все будет иначе… А это значит, как сами понимаете, тролли — самая мудрая раса! Великий и древний народ троллей займет свое законное и достойное место! Я, к примеру, только троллям могу доверить самое важное и ответственное в моем королевстве, что не могу поручить даже людям: дробить скалы в каменоломнях или же прокладывать путь для железной дороги, ибо никто из людей не сможет филигранно и ювелирно точно засыпать болота, делать насыпь или, напротив, прорывать глубокие и широкие канавы!

Они ревели в восторге, как от высокой оценки их качеств, так и от ошеломляющих перспектив засыпать болота и рыть канавы.

Я заметил, как из боковой двери вышел Чандлер, помахал ему рукой. Верховный шаман нахмурился, но пошел в нашу сторону.

— Дорогой друг, — сказал я патетически и возвышенно, — готовь отряд лучших из лучших воинов! Таких, которые не посрамят высокое и даже, не побоюсь этого глубинного значения слова, высочайшее имя троллей!

Чандлер протиснулся ближе, глаза все еще зыркают с недоверием и злобной подозрительностью.

— Зачем?

Рыкающий голос вождя прогремел подобно грому. Я в ответ широко заулыбался и развел передними конечностями в широком жесте искреннего троллизма.

— Дорогой друг! Разве это не бытовая поговорка троллей, что мы рождаемся для битв и славной гибели?

Он рыкнул:

— Ну?

— Они отправятся, — заявил я торжественно, — в великий поход бок о бок с моими лучшими воинами из людского племени! Я есть хоть и тролль, но еще и человек, так что правлю людским королевством мудро и справедливо, как умеем только мы, благородные тролли, соль и мудрость этого мира!