Божии дворяне

КРАТКИЙ ОЧЕРК ИСТОРИИ ГОСУДАРСТВ КРЕСТОНОСЦЕВ В СВЯТОЙ ЗЕМЛЕ

Жизнь на Ближнем Востоке до Крестовых походов

       Поистине, не представляется возможным дать адекватное описание истории крестоносных государств на Востоке даже в самом сжатом очерке, не описав, как проходили сами Крестовые походы. Крестовые походы, это крупнейшее совместное предприятие Западной Европы, явились колыбелью большинства духовно-рыцарских Орденов. Единственным исключением являлся Орден госпитальеров-иоаннитов, основанный еще задолго до их начала, не позднее 20-х гг. XI в., однако именно Крестовые походы оказали решающее воздействие на его превращение из странноприимного братства в военный Орден. Основанный в качестве благочестивого сообщества для ухода за паломниками и больными, он в силу обстоятельств превратился в рыцарский Орден, главной задачей которого стала длившаяся на протяжении столетий борьба против  исламского врага, нападавшего на христианские государства, образовавшиеся в ходе Крестовых походов. В этой связи необходимо хотя бы вкратце упомянуть и об историческом развитии территорий, возвращение которых под власть христиан являлось целью Крестовых походов.

      Прежде всего, попытаемся дать краткий абрис исторического развития государств и народов на Среднем Востоке. С появлением Магомета изменились весь ход истории и  весь облик Среднего Востока. Ислам как бы наложился на все предшествовавшие ему древние культуры и народности Востока, и, после  утверждения своего господства над ними, дал им новый Закон, изложенный в Коране. К тому моменту смерти Магомета (в 632 г.), он был уже повелителем всей Аравии. Его войска устремили свои взоры на Запад, намереваясь нести на остриях мечей учение своего пророка и туда. Омар, друг и советник Магомета, в 638 г. вступил в Иерусалим. К 700 г. вся восточно-римская (византийская) Африка оказалась под властью арабов. Через 11 лет арабы и обращенные в ислам берберы, (“мавры”) захватили обширные территории в Испании, а в 20-е гг. того же VIII столетия мусульманская держава – халифат - уже простиралась от Пиренеев до Индии.

      В завоеванных странах мусульманские завоеватели столкнулись с высокоразвитыми культурами, которые были сохранены завоевателями и использованы ими себе на потребу. Речь шла о древнейших в мире культурах, слившихся воедино благодаря влиянию древних греков и римлян, и позднее заложивших основу всей христианской европейской культуры. Один из крупнейших культурных центров Древнего Мира и раннего Средневековья располагался в Междуречье (между Тигром и Евфратом), другой - в Египте. Территории, расположенные между ними, являлись желанным яблоком раздора между господствовавшими на Ближнем Востоке державами. Это состояние могло оказаться для них чрезвычайно опасным в случае, если  бы Междуречье (Месопотамия) и Египет оказались под властью одной державы, проводящей единую политику. Во все времена, как тогда, так и ныне, Сирия и Палестина в такой ситуации оказывалась как бы между двумя жерновами. Сегодня мы даже не можем представить себе, насколько богатыми и процветающими были эта неоднократно перемалываемая беспощадными жерновами истории земли, некогда текшие, по выражению римского папы Урбана II, “млеком и медом”, поскольку хозяйство этих стран, вследствие многочисленных войн, не прекращающихся и поныне, пришло за последние столетия в глубокий упадок, причем оказалась практически уничтоженной древняя оросительная система, а население было поставлено на грань вымирания. В эпоху поздней Римской Империи в этой нынешней “святой пустыне” располагалось бесчисленное множество древних городов с сотнями тысяч жителей. Уже тогда в Сирии и Палестине существовали блестящие университеты - подлинные центры утонченного позднеантичного образования. В византийскую эпоху даже земли вокруг нынешнего Багдада были населены христианами - как православными, так и верующими, принадлежавшими к другим древним христианским церквям. Армения, Двуречье, Палестина, Сирия и Египет были землями, на которых раньше всего утвердилось христианство.

        Хотя исламское завоевание не обошлось без неизбежных в таких случаях жестокостей, новые владыки Переднего Востока довольно скоро приспособились к изменившейся ситуации и всего через несколько поколений полностью растворились в местном населении. До самого начала эпохи Крестовых походов на Переднем Востоке существовало бесчисленное множество мелких государств, не имевших между собой ничего общего, кроме магометанской веры и арабского языка. Этот официальный государственный и священный язык, на котором велось судопроизводство и был записан Коран, объединял все исповедовавшие ислам народы от Индии до Испании и превращал их всех в “арабов” - членов единой мусульманской общины - “уммы”, независимо от происхождения и даже разговорного языка. На Западе их всех именовали „сарацинами“ (по названию одного из мелких арабских племен, известного еще древним римлянам и игравшего определенную роль в бесконечных войнах между Римом и Парфией, а позднее между Византией и Сасанидской Персией),  „агарянами“ (в честь Агари - наложницы библейского патриарха Авраама, или Ибрагима, родившей ему сына Измаила), или же  „измаильтянами“ (в честь вышеупомянутого Измаила, считавшегося прародителем всех кочевых племен Аравийского полуострова). У мусульман было то, чего тогда так не хватало Западу - чувство единства и относительно спокойного существования. На протяжении столетий мирной жизни во многих мусульманских, или сарацинских, землях культура достигла высочайшего расцвета. Жители мусульманских городов - потомки арабских завоевателей, слившиеся с насильственно исламизированным местным населением - стали настолько изнеженными, что предпочитали вести военные действия руками наемных воинов (преимущественно тюркского происхождения). Попытаемся теперь вкратце описать повседневную жизнь мусульман Среднего Востока в X-XI вв., то есть в период, предшествовавший Крестовым походам.

          Каждый юный мусульманин той эпохи, достигший семилетнего возраста, был обязан посещать бесплатную начальную школу при местной мечети, обучение в которой длилось 5 лет. Причем существовали и специальные начальные школы для девочек (обучение было раздельным). После окончания начальной школы ученик мог продолжать учебу в средней школе (медресе). Обучение в ней также было бесплатным. При наличии хороших оценок и соответствующих талантов, молодые студенты – талибы - продолжали обучение в одной из высших школ, наиболее престижными из которых считались университеты Багдада и Каира. Обучение в этих университетах значительно облегчалось наличием в двух вышеуказанных городах замечательных библиотек. Административные органы исламских государств, требовавшие постоянного притока многочисленных высокообразованных чиновников - например, налоговая служба, здравоохранение, палаты мер и весов, почтовое ведомство и др. не испытывали недостатка в квалифицированном персонале, рекрутировавшемся из выпускников мусульманских высших учебных заведений.

           Особо важным достижением тогдашних магометанских государств являлась высокоразвитая система здравоохранения. Ее наличие было абсолютно необходимым для таких огромных городов, как Каир или Багдад. Но и в других сарацинских государствах той поры имелись больницы, странноприимные дома, сиротские приюты, дома престарелых и лечебницы для душевнобольных. Причем все вышеперечисленные богоугодные заведения существовали в двух раздельных вариантах - как для женщин, так и для мужчин. В них царил поистине образцовый порядок. Врачи, имевшие законченное высшее образование, ежедневно совершали обход всех больных. В перерывах между визитами врачей о пациентах заботился санитарный персонал. О больных пациентках заботились женщины-врачи, также имевшие высшее образование, и квалифицированные санитарки. У каждого больного имелась собственная койка. Уже в 923 г. один сарацинский министр распорядился открыть ведомственную больницу специально для служащих своего министерства. Труд врачей облегчался ярко выраженным стремлением тогдашних мусульман к чистоте и гигиене (им было предписано Кораном пять раз в день совершать ритуальные омовения и т.д.). Так, по сообщения арабского писателя Ибн Джобаира, проживавшего в Дамаске в эпоху султана Сирии и Египта Салах ад Дина (Саладина), “в этом городе имеется около 100 общественных бань, а в пригородах - более 40 зданий для совершения омовений; все они снабжены водопроводами”.

          В эти густо населенные земли постоянно совершали вторжения все новые чужеземные завоеватели, приходившие чаще всего из глубин Азии. Однако, осев на завоеванных территориях, они, как уже было сказано выше, в скором времени утрачивали свой воинственный дух. Тем не менее, жители Среднего Востока обладали превосходным вооружением, что не удивительно, ибо они были знакомы со всеми видами металлов и металлообработки. Не зря во всем мире славились дамасские мечи. Кстати, в описываемую эпоху они были преимущественно прямые, так что встречающиеся в нашей литературе утверждения типа «мечи христианских рыцарей своей прямизной вполне отвечали прямоте вооруженных ими воинов Христовых, являясь подобием Креста Господня – в отличие от серповидного оружия азиатов», и т.п., несмотря на всю свою красивость, у сожалению, не выдерживают проверки историческими фактами! Ближневосточным мусульманам давно был известен и порох (через китайцев), хотя они еще не использовали его для стрельбы. Подобно франкским рыцарям, сарацинские “фарисы” носили панцирные рубашки, под которые поддевали двухслойные войлочные куртки. Огромной популярностью пользовались спортивные состязания всех видов, упражнения с оружием, скачки и поединки между всадниками, покрытыми броней. По мнению некоторых исследователей, турниры были переняты западным рыцарством именно от сарацинских фарисов в эпоху Крестовых походов (так же, как сами арабы в свое время переняли их у персов Сасанидской эпохи), в то время, как в предшествующую эпоху под словом „турнэ“ на Западе понимали не поединки с оружием, а прoсто конные состязания, вроде скачек.

          Теперь несколько слов о взаимоотношениях между местными христианами и мусульманскими завоевателями. Чем дольше адепты этих двух религий жили бок о бок друг с другом, тем большую терпимость они проявляли друг к другу. Дело зашло так далеко, что практически все государственные должности (кроме должности “кадия”, то есть судьи, остававшейся привилегией исключительно мусульман) оказались доступными для исповедника любой религии. Мусульманские владыки имели даже визирей (первых министров), исповедовавших иудейскую веру. Поэтому приток христианских паломников в Иерусалим, не иссякавший никогда, всегда был желанным для мусульман - хотя бы  из-за денег, получаемых ими от паломников. В XI в. христианские святыни Иерусалима посещало до 20 000 паломников ежегодно. Порой в магометанских городах даже строили новые христианские церкви. Многие христианские монастыри пользовались среди мусульман большой популярностью, поскольку монастырские виноделы занимались распивочной торговлей запрещенным для магометан вином. С другой стороны, мусульмане нередко тоже совершали паломничества и посещали христианские церкви поклониться выставленным там святым мощам и иным реликвиям «назореев».

          Если сравнить ситуацию, существовавшую в Святой Земле до начала эпохи Крестовых походов, с положением в тогдашней Центральной Европе, то Европа окажется отнюдь не в выигрышном положении. Городов в современном понимании этого слова Центральной и Западной Европе тогда почти не было. А те немногие города, которые сохранились там с античных времен, насчитывали не более 10 000 жителей каждый. Единственными сохранившимися оазисами культуры были монастыри, хотя далеко не все монахи умели читать и писать. Библиотеки даже старейших и крупнейших монастырей редко когда могли похвастаться более чем несколькими сотнями томов. До нас дошла дарственная  грамота норманнского короля Англии Вильгельма II (“Рыжего”) 1091 г. (всего за 5 лет до начала I Крестового похода!), выданная одному из английских монастырей. Сам король, его герцоги и другие вельможи, в том числе и архиепископ, вместо подписей, скрепили дарственную грамоту крестами, под которыми составитель дарственной подписал имена дарителей. По воспоминаниям же византийской царевны Анны, дочери константинопольского Императора (или, как говорили сами византийцы, „автократора“) Алексея I Комнина, она в том же самом 1091 г., за пять лет до начала I крестового похода,  на досуге развлекалась чтением Платона и Аристотеля в оригинале. Какой разительный контраст!

Христианские паломники и Крестовые походы

        Глубинный смысл паломничества в Святую Землю заключался (и заключается по сей день) в стремлении верующих христиан посетить места земной жизни Спасителя. Паломничества начались еще в самую раннюю эпоху существования христианства. Паломники (пилигримы) прибывали в Палестину изо всех стран, где только существовали христианские общины. Слово «пилигрим» происходит от латинского слова „перегринус“, то есть „странник“. Соответствующее ему русское слово «паломник» - от обычая странников в Святую Землю привозить оттуда пальмовые ветви, которые они затем хранили под образами и с которыми ходили, вместо заменявших их в холодных северных странах ветвей вербы, в церковь в День Въезда Господня в Иерусалим (известный на Руси в просторечии как ”вербное воскресенье”). Огромное значение для всего христианского мира имело паломничество в Палестину Святой Елены, матери Императора Константина Великого. Царица Елена не только посетила все места земной жизни и деятельности Христа, но и немало способствовала распространению почитания святых мест среди христиан Римской Империи. Она оказалась, так сказать, самой удачливым археологом античного мира, ибо в поисках реликвий Страстей Господних по ее приказанию были раскопана Голгофа и удалены все постройки, закрывавшие Живоносный Гроб Господень. Дело в том, что древнеримский Император Адриан, подавивший второе антиримское восстание иудеев (132-135 гг. п. Р.Х.), приказал насыпать поверх Голгофы террасу и построить прямо над Гробом Господним языческий храм богини Венеры (Афродиты). Но проживавшая в Иерусалиме древнехристианская община не забыла, где расположено место, на котором разыгралась Божественная драма. Благодаря тому, что эта изустная традиция оказалась сохраненной, Святая Елена смогла произвести свои раскопки в нужном месте. Правда, согласно одной древней легенде, царице ей пришлось для этого подвергнуть пыткам некоего иудея Иуду, в конце концов указавшего ей, где именно копать. Чтобы сделать Гроб Господень доступным взорам всех христиан, Константин повелел построить над Живоносным  Гробом молитвенный дом, позднее превратившийся в Храм Гроба Господня. Невзирая на все превратности судьбы, Храм Святого Гроба Господня на протяжении тысячелетий остается главной святыней всех христиан мира. Не удивительно, что именно этой святыне в первую очередь и стремились поклониться паломники в Святую Землю.

        Однако Императрица Елена обрела еще и другую реликвию, обладавшую величайшей ценностью в глазах всех христиан - Святой Истинный Крест, на котором Христос сам принес себя в жертву за страждущее человечество. Неподалеку от скального грота (кувуклии) были найдены 3 креста с гвоздями. Нашедшие их не сомневались в том, что обрели в их числе и Истинный Крест. Радость обретших кресты была поистине неописуемой, тем более, что они были уверены, что определили среди трех крестов Истинный. Все это, конечно, легенды. Исторические корни обретения Святого Истинного Креста скрыты во мраке времен. Императрица Елена послала частицу Истинного Креста своему сыну в Константинополь, а большую часть Креста, оправив ее в серебро, отдала на сохранение в храм Живоносного Гроба Господня. С тех пор эта реликвия, наряду с самим храмом Гроба Господня и с другими святынями, стала предметом почитания и поклонения всех христиан Востока и Запада. В истории Крестовых походов она играла совершенно выдающуюся роль. Так, например, в решающей битве при Хиттине епископ Акконский нес ее перед всем христианским войском, пока она не попала в руки сарацин после сокрушительного поражения армии крестоносцев.

          Когда сарацины в 637 г. отвоевали Палестину у василевсов (царей) православной Византии, паломничества к святым местам не прекратились. Правда, сарацины переделали некоторые церкви в мечети и подвергли христианский культ определенным ограничениям, однако они не чинили никаких препятствий христианским паломникам.

          И лишь в 969 г., когда власть над Египтом и Палестиной перешла к халифам измаилитской (то есть еретической, с точки зрения правоверных мусульман-суннитов) династии Фатимидов, последние стали препятствовать паломничествам христиан в Святую Землю. По приказу Фатимидов христиан начали притеснять, угнетать, а с паломников к святым местам взимать специальный налог. Затем положение христиан снова несколько облегчилось, но только на время, пока из Центральной Азии в Палестину через Багдад не вторглись туркмены, именовавшиеся, в честь своего первого предводителя Сельджука, турками-сельджуками. Их появление в Святой Земле и связанные с ними сложности, возникшие перед паломниками, послужили непосредственным поводом к началу Крестовых походов. Подлинным шоком для всего христианского мира стала судьба крупнейшего паломничества XI в., проходившего под предводительством архиепископа Майнцского и епископов Бамбергского, Регенсбургского и Утрехтского, за которыми в Святую Землю последовало от 7000 до 12 000 паломников. В соответствии с давней традицией, пилигримы не имели при себе никакого оружия. Воспользовавшись этим, жадные до чужого добра сельджуки напали на беззащитных паломников и ограбили их, а многих ранили и даже убили.

         И тогда в возмущенных христианских сердцах и умах зародилась мысль о необходимости вырвать из рук неверных землю, освященную земным пребыванием Спасителя.

         К тому же Иерусалим был важен христианам не только как место страданий и Гроба Спасителя, но и с учетом их мистических представлений об Иерусалиме Небесном. Последний как бы отбрасывал на земной Иерусалим небесный отблеск Горнего Мира. Менее образованные крестоносцы попросту ассоциировали Иерусалим Земной с Иерусалимом небесным, то есть с раем. Побывать в Иерусалиме, а тем более завершить там свой жизненный путь, означало для них побывать в раю, или попасть в рай после смерти. Насколько эта кажущаяся сегодня многим из нас странной идея привлекала поначалу лишь мирных паломников, а затем и вооруженных пилигримов- крестоносцев, со всей очевидностью явствует из дошедших до нас слов проповеди, произнесенной епископом Венецианским Энрико перед своими земляками, собравшимися 25 июня 1100 г. у Гроба Господня. Епископ напомнил им о чувстве безграничной благодарности, которой каждый христианин должен испытывать к Господу, который выполнил в отношении Новозаветного народа Божия обетования, данные Им народу Божию в Ветхом Завете: “...ибо ныне вступили мы в Святыню Господа, однако что пользы в том, чтобы войти в Иерусалим земной и в рукотворный Храм, если христиане не станут также частью общины Иерусалима небесного, незримого Храма Царства Божия...”.

        Существовало, впрочем, еще одно обстоятельство, имевшее огромное значение. Одновременно с захватом сельджуками власти над Палестиной христианская Византия подверглась нашествию кочевых орд пацинаков (известных русским под именем “печенегов”, которых византийцы - на манер античных эллинов - именовали „скифами“) и нападениям воинственных горных племен, которым она оказалась не в состоянии сопротивляться. Попавший в безвыходное положение восточно-римский Император Алексей I Комнин обратился к папе римскому Урбану II (1088-1099 гг.) с предложением возобновить  переговоры об унии между Византией и Римом. Письмо василевса римскому папе и доныне сохранилось в архивах Ватикана. При этом византийский самодержец, однако, стремился прежде всего получить с Запада военную помощь.

        На Западе же эпоха классического христианского религиозного сознания приближалась к своему апогею.  Власть и авторитет папства укреплялись от папы к папе. В конце концов, папа Иннокентий III (1198-1216 гг.) смог сделать следующее заявление: «Господь передал под власть Петра не только всю Церковь, но и весь мир». С той поры папы римские, как символ этой двойной, духовной и светской, власти, стали носить тиару с двойной короной. При папе Григории VII (1073-1083 гг.) этот процесс вступил в свою решающую фазу. Григорий (в миру – Гильдебрандт) бывший монах бургундского Клюнийского монастыря, центра реформ, направленных на обновление и упорядочение западной церкви, призванный папой Львом IX (1049-1054 гг.) в Рим, стремился к осуществлению идеи Царства Божьего на земле под руководством папы римского, требуя ото всех духовных и светских властей безусловного подчинения   папе, как наместнику (викарию) Христову на земле. Его целью было устроение христианского сообщества таким образом, чтобы руководство им осуществляла только папская власть. Сам Григорий VII формулировал свою мысль следующим образом: «Апостольская (папская) власть подобна солнцу, королевская же власть - луне. Подобно тому, как луна светит отраженным светом солнца, так императоры, короли и князья властвуют лишь по воле папы, а папа - по воле Божьей. А посему власть Папского престола неизмеримо больше власти тронов. Король ниже папы, подчинен ему и обязан ему послушанием, ибо папа наместник самого Бога по воле Божьей, и все подчинено ему одному». Позднее папа Бенедикт XI даже публично появлялся перед верующими, опоясанный мечом и с золотыми шпорами, предшествуемый монахом, несшим два меча, как символы высшей светской и духовной власти папы над всем миром, под возгласы: «Вот, здесь два меча!» (Лк. 22б 38), и, не колеблясь, обращался к пастве со словами: «Аз есмь Кесарь, аз есмь Император (Ego sum Caesar, ego sum Imperator)!».     

     Этим претензиям римских пап на абсолютную верховную духовную и светскую власть противостояли, однако, претензии королевской и Императорской власти, носившей сакральный характер  еще со времен Константина Великого. При этом римском Императоре (которого, как основателя «Нового Рима» – Константинополя – с полным правом можно считать подлинным создателем Восточной Римской, то есть Византийской Империи) была разработана теория христианского государства. На первом, созванном по воле Константина, Никейском Вселенском соборе была провозглашена идея о Римской Империи как Христианской державе и о римском Императоре как носителе не только верховной светской, но и верховной духовной власти. С тех пор - то есть задолго до папы! - римский (а позднее – восточно-римский, или «византийский», Император) официально рассматривался своими подданными, в том числе и духовного звания, как наместник Бога на земле. После формального восстановления Западной Римской Империи франкским королем Карлом Великим в 800 г., претензии на подобное же отношение со стороны своих подданных стали высказывать и имевшие германское происхождение Императоры так называемой «Священной Римской Империи», а затем - пришедшей ей на смену «Священной Римской Империи германской нации». Правда, восточно-римские василевсы не признавали претензий Запада на римское наследие, ссылаясь на то, что Одоакр, начальник германских телохранителей последнего западно-римского Императора Ромула Августула, сместив его с престола в 476 г., заставил римский сенат официально постановить, что западной части Римской Империи (формально продолжавшей считаться единой, что символизировалось двумя головами имперского римского орла на одном теле!) отныне не нужен собственный Император, и что Римская (Ромейская) держава, после ста лет разделения, вновь имеет только одного и истинного Императора – на Востоке, в Новом Риме, то есть в Константинополе! После принятия римским сенатом данного судьбоносного постановления, Одоакр, удовольствовавшись для себя «скромным» званием правителя Италии - под верховным главенством Константинопольского Императора -, отослал тому в «Новый Рим», или «Царьград» (перевод древнего, применявшегося первоначально к «ветхому», италийскому Риму выражения «царский град» - urbs regia),  отнятые им у Ромула Августула знаки Императорской власти – диадему (корону) и багряницу (пурпурную мантию), заявив при этом, что «как на небе есть только одно солнце, так и на земле должен быть только один Император - владыка всех народов». Таким образом, 476 г., привычно воспринимаемый нами сегодня как «год падения Западной Римской Империи», воспринимался современниками событий, наоборот, как год восстановления целостности и единства Римской Империи! Правда, неблагодарный восточно-римский Император Зенон уничтожил Одоакра руками своего союзника, остготского короля Теодориха, но и последний, в течение всего своего правления в Италии (493-526 гг.), правил именем константинопольского Императора, чеканил на своих монетах его изображение и на всех публичных надписях ставил свое собственное имя только позади Императорского. При восточно-римском Императоре Юстиниане I Великом, строителе Софийского Собора в Константинополе, правившем в I половине VI в., был положен конец владычеству готов в Италии, присоединенной к Империи. «Первый Рим» был снова подчинен «Второму Риму» – граду Святого Равноапостольного Царя Константина. Вместе с Италией он оставался частью священной Христианской Империи, пока римские папы, обуреваемые жаждой власти, не пришли к мысли о необходимости противопоставить Константинополю и Восточной Римской Империи, как законной преемнице Древнего Рима и хранительнице истинной, Православной веры, свою собственную, западную «антиимперию» во главе с франкскими королями. Свергнув законную династию франкских королей Меровингов, чей основатель и первый король франков Хлодвиг основывал свою власть на титулах римского патриция и консула, полученных им от восточно-римского Императора, и помазанный на царство галльским духовенством, подчиненным православному Патриарху Константинопольскому, узурпаторы Каролинги, в лице Карла Великого, короновались из рук папы римского Императорской короной Запада – короной давно не существующей державы, воссоединенной с Восточной Римской Империей постановлением римского сената за три с половиной века перед тем! Папа Лев III на Рождество 800 г. провозгласил в римской базилике Святого Петра короля франков Карла «Римским Императором Карлом Августом». Так потомок узурпаторов некоролевской крови получил Императорский титул, упраздненный римским же сенатом еще в 476 г.! Причем Карл получил этот несуществующий титул из рук римского епископа, который этим титулом абсолютно не вправе был распоряжаться! Тем не менее, преемники Карла Великого, западные Императоры германского происхождения, рассматривавшиеся своими подданными как наследники и правопреемники владык древней Христианской Римской Империи, считали себя вправе требовать решающего голоса не только в светских, но и в чисто религиозных вопросах, рассматриваемых западным духовенством в качестве своей безусловной прерогативы. Символическим выражением этих претензий западных Императоров было их елеопомазание в алтаре («восьмое таинство») и возложение на них епитрахили (столы) - части священнического облачения - при коронации, или «помазании на царство», что подчеркивало духовно-священнический аспект Императорской власти. В этом своем «первосвященническом» качестве Императоры Запада совершали инвеституру (назначение) имперских епископов и аббатов, вручая им перстень и посох. Вследствие столкновения претензий пап и Императоров Запада одновременно на верховную светскую и духовную власть, между ними произошел конфликт всемирно-исторического значения - так называемый «спор об инвеституре». Своего пика этот конфликт достиг в момент, когда папа Григорий VII был объявлен низложенным римско-германским Императором Генрихом IV на Вормсском синоде в 1076 г. и, в свою очередь, отлучил Императора от Церкви. Столкновения между папами и Императорами продолжались на протяжении десятилетий, поэтому крестоносное движение, организованное по инициативе папы, первоначально не нашло большого отклика в германских землях. Император и вельможи его Империи были всецело заняты внутренними распрями. Бесконечные волнения в собственной стране не позволяли им участвовать в вооруженных «паломничествах» в Святую Землю.

        Совсем иначе повел себя король французский. Он охотно откликнулся на папский призыв, но не мог внести в крестоносное предприятие особо существенного вклада из-за ограниченности сил и средств, находившихся в его распоряжении. Территория тогдашних владений французских королей ограничивалась лишь центральной и северо-восточной Францией. Бургундия и Лотарингия входили в «Священную Римскую империю (германской нации)», а весь Запад сегодняшней Франции - во владения королей Английских из Анжуйской династии Плантагенетов.

        С наибольшим воодушевлением на призывы папского Рима откликнулись различные государства, основанные норманнами в Северной Франции, Англии, Ирландии, Южной Италии и на Сицилии. После проведения подготовительного Собора в Плаценции (Пьяченце), куда также прибыли посланцы василевса Алексея I Комнина с просьбой о военной помощи, папа Урбан II произнес на Клермонском соборе 27 ноября 1095 г. крылатые слова: «Так хочет Бог!» (по сей день остающиеся девизом Ордена Рыцарей Святого Гроба Господня). Добровольцы, пожелавшие отправиться в вооруженное паломничество, стали, по инициативе папы Урбана, высказанной на Клермонском соборе, нашивать себе на одежду кресты из крашеной ткани. Впервые в истории Средневековья большая группа мирян стала носить на одежде единообразный опознавательный знак. Это нововведение сохранилось по сей день, как в военной, так и в гражданской сфере. Знак Святого Креста стал первым знаком принадлежности к единому войску и выражением решимости участников крестового похода умереть на пути к Святому Граду Иерусалиму или довести дело его освобождения от власти неверных до победного конца. С тех пор крест считался отличительным знаком христианского ополчения, воинства (militia), под которым в описываемую эпоху на Западе подразумевалось прежде всего рыцарство, в связи с его тогдашней решающей ролью в военном деле. Использование креста в качестве военного знака отличия служило выражением совершенно новой для того времени идеи слияния Воинства Небесного с воинством земным. Отсюда было уже рукой подать до креста орденских рыцарей-монахов, которые, со знаком креста на одежде, щитах и знаменах, указывавшим на главный, религиозный, смысл их служения, мечом защищали христианские святыни от неверных.

         Призыв папы оказался необычайно успешным. Желающих участвовать в Крестовом походе (само это выражение появилось позднее, современники говорили о «странствиях» или «паломничествах» в Святую Землю – хотя само выражение «крестовый поход» означает, в принципе, не что иное, как «крестный ход» (хотя и с оружием!), то есть нечто, совершенно обычное в церковной жизни!) оказалось так много, что возникли серьезные проблемы с транспортировкой столь громадных масс крестоносцев. Их передовой отряд, фактически не имевший над собой единого командования, был уничтожен сарацинами в Малой Азии. Главное войско паломников, ядро которого составляли отряды герцога Нижней Лотарингии Готфрида Бульонского, потомка Карла Великого, и его брата Балдуина Булонского, переправившись через Дунай, собралось зимой 1096-1097 гг. близ Константинополя, где вождям крестоносцев пришлось принести ленную присягу православному Императору Византии, как своему сюзерену, то есть верховному светскому повелителю. Между прочим, это факт говорит о том, что взаимное анафематствование друг друга папой римским и патриархом Константинопольским в 1054 г. (позднее названное «великой схизмой») вовсе не воспринималось современниками, ни на Востоке, ни на Западе, как окончательный «раскол» некогда единой Христианской Церкви на Восточную и Западную. Правда, воспитанным в традициях «цезарепапизма» (то есть подчинения духовной власти светской) византийцам порой казались странными нравы и поведение западного духовенства, в особенности – тех латинских клириков, что участвовали в Крестовых походах. Как писала царевна Анна Комнина в своей «Алексиаде»: «Представление о священнослужителях у нас совсем иное, чем у латинян. Мы (православные христиане – В.А.) руководствуемся канонами, законами и евангельской догмой: «не прикасайся, не кричи, не дотрагивайся, ибо ты священнослужитель». Но варвар-латинянин совершает церковную службу, держа щит в левой руке и потрясая копьем в правой, он причащает телу и крови Господней, взирая на убийство, и сам становится «мужем крови», как в псалме Давидовом. Таковы эти варвары, одинаково преданные и Богу и войне». Тем не менее, отношение византийцев-ромеев к западным «латинским схизматикам», в огромных количествах нанимавшихся в византийскую армию и даже составлявших костяк лейб-гвардии константинопольских василевсов (именовавшейся «этерией», как некогда гвардия «друзей» у Александра Македонского), оставалось скорее сочувственным - до самого захвата латинянами Константинополя в 1204 г. Крестоносный энтузиазм гнал христиан вперед. Даже трудности пути не могли остановить их победного марша.

        Почти одновременно в Святую Землю устремились норманнские крестоносцы (через г. Бари в Южной Италии) и южно-французские воины Креста во главе с папским легатом (через Далмацию). Все три армии соединились под Антиохией в Сирии. И тут выяснилось, что у них нет ни единого командования, ни даже желания действовать совместно. Хотя почти все предводители христианской армии находились между собой в родственных или вассально-сеньориальных отношениях, «голос крови» и вассальная верность играли «за морем» еще меньшую роль, чем на родине. Трудности начались с того, что Балдуин, брат герцога Нижней Лотарингии, и его люди, самовольно отделившись от остальной армии, на свой страх и риск завладели весьма удаленным от Иерусалима, формально являвшегося главной целью похода, графством Эдессой (древней Осроеной), более 50 лет остававшимся во власти западных христиан.

        Вслед за Балдуином сходную активность проявил предводитель южно-итальянских норманнов Боэмунд Тарентский, после продолжительной осады и кровопролитных боев завоевавший (для себя!) город Антиохию (3 июня 1098 г.) и основавший княжество Антиохийское. Этим победам крестоносцев способствовала деятельная поддержка со стороны населения завоеванных ими территорий, состоявшего в основном из христиан, хотя и восточных Новые господа придали своим заморским владениям привычную западноевропейскую форму. Pыцари Балдуина и Боэмунда получили в лен новые земли и расселились по всему Переднему Востоку, не думая о продолжении похода на Иерусалим.

         Вследствие подобных «кровопусканий», остаток войска Готфрида, вознамерившееся продолжать поход на Иерусалим, оказался столь незначительным, что возникли сомнения в возможности отвоевать Иерусалим у мусульман без прибытия новых подкреплений из Европы. К счастью для крестоносцев, в порт Яффу (Иоппе или Иоппию, ныне – Тель-Авив), только что захваченный Христовым воинством, прибыла небольшая, состоявшая всего из 4 кораблей, итальянская флотилия, преследуемая отрядом египетского военного флот вплоть до самой гавани. Находившиеся на кораблях генуэзцы успели не только благополучно сойти на берег сами, но и вытащить на берег свои суда и грузы. Эти спасенные от египтян корабли очень пригодились крестоносцам. Теперь в их распоряжении оказалось достаточно дерева и других материалов для постройки осадных машин, а матросы оказались весьма опытными в этом деле мастерами. С огромными трудностями, преодолевая бесчисленные опасности, крестоносцы доставили все в свой лагерь у стен Святого Града.

        В соответствии с религиозным характером крестоносного предприятия, приступу предшествовала основательная богослужебная подготовка. Не подлежало никакому сомнению, что если крестоносцам и суждено взять город, они смогут сделать это лишь в силу религиозного воодушевления и безграничного упования воинства Христова на победу правого дела. Поэтому 8 июля 1099 г. все воины Креста, босые, но в полном вооружении, взошли крестным ходом на Елеонскую гору, а затем на гору Сион. То обстоятельство, что наблюдавшие со стен за крестным ходом мусульмане на глазах у паломников предавали поруганию кресты, еще больше распалило религиозные чувства и боевой дух крестоносцев. Однако до самого утра 15 июля штурмующие не могли похвастать особыми успехами. Им помогло неожиданное видение. Многие узрели на вершине Елеонской горы некоего рыцаря (в котором иные позднее узнали самого Святого Великомученика и Победоносца Георгия!) указывавшего осаждавшим, куда направить решающий приступ. Отряду герцога Готфрида, последовавшему указанию неведомого рыцаря, удалось, подведя к указанному месту осадную башню, взойти на крепостную стену и отогнать с этого места защитников города. Крестоносцы ворвались в город, тесня отступающих во все большем беспорядке мусульман, убивая их, разя направо и налево, до самого «Храма Соломонова» (а точнее - до расположенной на месте храма мечети Аль-Акса), где они учинили такую резню, что буквально ходили по щиколотки в крови (некоторые хронисты утверждали, что «не по щиколотки», а «по колено», а иные - что «кровь, пролитая в мечети, доходила по самые конские удила»). Но и в городе воины Божьи стали вести себя совсем «не по-Божески». Словно обезумев от сознания своей великой победы, завоеватели бегали по улицам Иерусалима, убивая без разбору всех подряд - мужчин, женщин и детей. Они отпраздновали свою победу ужасающей «кровавой баней». Методы ведения военных действий крестоносцами повергли мусульман сначала в изумление, а затем в ужас. На Востоке давно уже не было принято вести войну с такой степенью беспощадности.

        С завоеванием Иерусалима казалась достигнутой главная цель Крестового похода - возвращение величайших святынь христианского мира. Однако крестоносцам пришлось продолжать вести борьбу с египтянами, у которых они отвоевали Палестину. Кроме того, завоеванные «франками» (как называли на Востоке всех западных христиан, или «латинян») земли нуждались в налаженной системе управления. Уже 17 июля 1099 г. князья крестоносцев собрались на совещание, чтобы принять решение о государственном строе своей ближневосточной державы  и избрать кого-либо из своей среды правителем Иерусалимского государства. Мнения разделились. Одни выступали за теократию, то есть за своеобразное церковное государство во главе с патриархом (которого еще предстояло избрать). Другие предпочитали видеть во главе нового государства светского владыку - короля. В конце концов, было решено избрать и короля, и патриарха. Это «соломоново решение», стимулировавшее внутренние распри, наряду со многими другими факторами, позднее сыграло роковую роль в судьбе Иерусалимского королевства.

        Патриархом Иерусалимским был избран капеллан (духовник) герцога Роберта Нормандского, Арнульф, а королем Иерусалимским - герцог Нижней Лотарингии Готфрид Бульонский. Однако Готфрид, один из немногих искренних идеалистов среди вождей I Крестового похода, решительно отказался от предложенной ему чести. Лишь после долгих уговоров он согласился встать во главе Иерусалимского королевства, да и то без принятия королевского титула, ибо он, по его собственным словам, «не желал носить златой венец там, где сам Христос носил венец терновый». Готфрид удовольствовался титулом «Адвоката (защитника или охранителя) Святого Гроба Господня». По легенде, именно он первым украсил свой белый плащ ниже левого плеча изображением кроваво-красного Иерусалимского костыльного креста с четырьмя маленькими красными крестиками по краям, в память о крестных муках Спасителя (четыре креста меньших размеров символизируют стигматы – раны на руках и ногах распятого Христа, оставшиеся от гвоздей, а большой центральный крест – рану от копья римского сотника Лонгина, пронзившего ребро Распятого, чтобы убедиться в его смерти). Во всяком случае, рыцари Ордена Гроба Господня, избрав этот крест цвета искупительной крови Спасителя своей эмблемой, по сей день именуют его «крестом Готфрида Бульонского». Правил Готфрид недолго и умер уже 18 июля 1100 г., совершив, по собственному убеждению, величайшее дело своей жизни и прославив весь свой род на веки вечные. За неполный год правления он успел, однако, заложить основы государственного строя Иерусалимского королевства и присоединить к своим владениям, кроме Иерусалима, палестинские города Хеврон, Вифлеем, Рамлу, Лидду, Наблус, Тивериаду и Назарет. Главные порты страны - Аккон (Акка, Акра, Аккарон, Сен-Жан д’Акр, Птолемаида), Кесария и Аскалон оставались в руках мусульман, хотя и изъявили готовность платить регулярную дань Иерусалимскому королевству.

Возникновение Ордена Святого Иоанна Иерусалимского госпиталя

         Все специалисты по истории Крестовых походов и военно-монашеских Орденов связывают возникновение и становление Ордена Святого Иоанна с госпиталем (странноприимным домом), основанным в Иерусалиме купцом из итальянского г. Амальфи, неким Мауро (Мавром) ди Панталеоне, благодаря добрым отношениям, существовавшим между ним и халифом аль-Мустансиром. Не существует полной ясности в вопросе, основал ли Мауро ди Панталеоне свой госпиталь «на пустом месте» или же на базе уже существовавшего в Иерусалиме ранее странноприимного дома. Дело в том, что уже франкский король и Император Карл Великий, основатель «Священной Римской Империи», окружал Святую Землю и отправлявшихся туда христианских паломников неустанной заботой. Сохранилось описание монахом Бернардом своего паломничества в Святую Землю в 867-870 гг., согласно которому уже в то время в Иерусалиме «существовал госпиталь славного Императора Карла, в котором находили кров и пищу все паломники, прибывавшие в Иерусалим».

       Сегодня мы не знаем, как именно выглядел странноприимный дом, основанный амальфийцами для паломников, но ясно одно - он не мог быть хуже, чем аналогичные странноприимные дома, содержавшиеся мусульманами, двери которых были открыты и для христиан. В момент приближения войск крестоносцев к Святому Граду ректором (настоятелем) Иерусалимского странноприимного дома был некий Герард (Жерар). Все современные хронисты Крестовых походов в голос утверждают, что этот Герард был родом из Амальфи или из другого итальянского города - Скала. Историк Ордена Святого Иоанна Иерусалимского, Делавиль, даже утверждает, что еще в 1705 г. на главной площади г. Скала стоял памятник Герарду с надписью на пьедестале, в которой он именовался основателем Ордена иоаннитов. По другим сведениям, Герард происходил из Прованса на юге Франции. После установления власти крестоносцев над Иерусалимом госпиталь был значительно расширен. Многие паломники поступили в странноприимный дом в качестве членов братства или добровольных помощников, так что на его базе вскоре образовалось новое сообщество, члены которого решили посвятить всю свою жизнь уходу за паломниками и больными. В этот период и зародился Орден Святого Иоанна как таковой. Новое сообщество было утверждено в своих правах тремя папскими буллами. Первая из них, булла папы Пасхалия II (1099-1118 гг.), от 15 февраля 1113 г., гарантировала самостоятельность странноприимного дома и право свободного избрания членами братства его предстоятеля. Вводная часть данной буллы содержала следующую характерную формулировку: «Достопочтенному сыну Герарду, руководителю и настоятелю ксенодохиума (название странноприимного дома по-гречески, соответствующее латинскому «госпиталис»), что в Иерусалиме, и его законным преемникам на все времена». Папа явно пророчил новому сообществу долгое будущее, ибо обращал свою буллу не только к Герарду лично, но и к его преемникам на посту ректора госпиталя. По этому поводу папа писал: «Когда же ты, являющийся в настоящее время провизором и настоятелем этого места (госпиталя – В.А.), в свое время умрешь, то никто да не будет выдвинут там хитростью или насилием (в качестве преемника – В.А.), кроме как избранный и введенный в должность тамошней братией по Божественному внушению».

        Согласно современному уровню знаний, первые Правила (статуты или устав) Ордена Святого Иоанна Иерусалимского были сформулированы и записаны при преемнике Герарда, магистре Раймунде дю Пюи (1120-1160 гг.), около 1150 г., во всяком случае, не ранее 7 июля 1153 г., даты их утверждения папой Евгением III (1145-1153 гг.). Эти Правила были выработаны, с течением времени, на основе директив касательно общежительства и совместного труда (Consuetudines), которые странноприимное братство первоначально само разработало для себя и которые не включали в себя требования непременного принесения всеми членами братства монашеских обетов (професса). Статуты, сформулированные при Раймунде дю Пюи, имели решающее значение для развития Ордена. Они стали основой для всех последующих уставных конструкций. Поэтому первая глава его Правил, в которой речь идет об особых целях Ордена и об орденских обетах, всегда предшествовала тексту всех последующих редакций орденского Устава. В этих дошедших до наших дней первых Правилах иоаннитов речь идет лишь о трех обетах - нестяжания (бедности), целомудрия (безбрачия) и послушания: tria quae promittunt Deo, то есть: «трех (обетах – В.А.), приносимых Господу».

        Что же касается особого обязательства странноприимцев-госпитальеров «служить убогим (бедным)», то оно, вопреки широко распространенному мнению, отнюдь не содержится в Правилах в качестве «четвертого обета». Аналогичная ситуация сохраняется и во всех последующих орденских Уставах, хотя они и содержат многочисленные положения касательно служения «господам больным» (seignors malades), как их всегда именовали члены Ордена Святого Иоанна, указывающие на наличие этого специфического обязательства. В то же время, судя по всему, члены Ордена, начиная с определенного периода, приносили обет воинского служения, хотя в Правилах, как таковых, ничего не сказано об этом. Дело в том, что в момент переговоров о планировавшемся одно время папой слиянии всех военно-монашеских Орденов в один на Лионском соборе 1274 г., чему сами Ордены противились всеми силами, присутствовавшие на соборе иоанниты заявили: «Мы по-прежнему готовы выполнять наш обет вести непрерывную брань за Святую Землю...»

       Подтверждающей права и обязанности Ордена иоаннитов булле папы Евгения III предшествовала булла папы Калликста II (1119-1124 гг.) от 19 июня 1119 г., подтверждавшая привилегии Госпиталя. Третья папская булла, обнародованная папой Анастасием IV (1153-1154 гг.) 21 октября 1154 г., была адресована: «...возлюбленному сыну Раймунду, магистру паломнического дома Святого Града Иерусалима и его нынешним и будущим братьям, которые станут его преемниками в соответствии с Правилами». В ней содержалось следующее определение орденского сообщества:

       «Мы воспрещаем вашим благочестивым, принятым в ваше сообщество братьям, принесшим обеты и облекшимся в орденское облачение, возвращаться обратно в мир, и да не дерзнет никто из них, после принесения обетов, снять с себя  взятый им на себя Крест Господень и свое обетное облачение, и перейти в иное место или в иной монастырь под предлогом более или менее строгой орденской дисциплины против воли или вопреки совету братии или без дозволения магистра». 

       Данная папская булла имела чрезвычайно большое значение для Ордена, поскольку в ней папой Иннокентием II (1130-1143 гг.) было дано подтверждение независимости госпитальеров от подчинения местным епископам, а также дозволение впредь принимать в свои ряды клириков и священников, причем не только в главный госпиталь, расположенный в Иерусалиме, но и в госпитали, расположенные во всех подчиненных ему орденских владениях. Эти духовные лица подчинялись, кроме орденского капитула, только лично папе. Тем самым госпитальерами была получена полная церковно-правовая гарантия независимости. Странноприимное братство, с точки зрения канонического права, превратилось в полноценный Орден. Многочисленные дошедшие до нас папские буллы и бреве однозначно свидетельствуют о заботе, которой папы окружали Орден иоаннитов. Невозможно даже  перечислить все знаки папского внимания и благоволения, полученные Орденом в эпоху Крестовых походов. Принципиально важные для него буллы Иннокентия II и Анастасия IV постоянно подтверждались их преемниками на Апостольском престоле.

        Что же касается вопроса, как этот возникший на базе братства по уходу за больными монашеский Орден превратился в рыцарский Орден, деятельность которого, наряду с выполнением изначальной задачи - уходе за больными и убогими - приобретала все более ярко выраженный военный характер, то ответить на него нелегко. Невозможно зафиксировать в истории Ордена какую-то определенную дату начала этого процесса. В то время, как «бедные рыцари Христа и Храма Соломонова» (тамплиеры) изначально поставили себе целью вооруженную защиту паломников по пути к святым местам и обратно, и, соответственно, изначально несли воинское служение, связанное с постоянным ведением боевых действий, иоанниты пришли к этому лишь постепенно, в ходе долговременного процесса. Правда, многие историки толкуют буллу папы Иннокентия II Quam amabilis Deo 1131 г. как содержащую указание на военную деятельность иоаннитов. Булла, в частности, гласит:

        «Ибо там (в Иерусалимском госпитале – В,А,) вновь возвращают силы бедным и нищим, там больным на тысячу ладов выказываются примеры любви к ближнему, и все, здоровью которых был причинен вред вследствие многочисленных опасностей и трудностей, восстанавливают там свои прежние силы, дабы иметь возможность посетить места, освященные земным пребыванием Спасителя нашего. Братья сего (странноприимного – В.А.) Дома, вместе с избранными ими и содержащимися за их счет солдатами и лошадьми, всегда готовы отдать свою жизнь за свою братию (паломников – В.А.). Они защищают паломников от нападений неверных как по пути к святым местам, так и на обратном пути».

         Другие историки толкуют данный текст таким образом, что иоанниты содержали наемных солдат или рыцарей, обеспечивая вооруженную охрану паломников силами этих наемников, не являвшихся членами Ордена как такового. То есть, иоанниты стали заниматься тем же, что и тамплиеры, но не силами членов самого странноприимного братства. С точки зрения этих историков, гарнизон замка Бейт Джибрин, подаренного иоаннитам королем Иерусалимским Фульконом (Фулько) в 1136 г., также состоял не из членов их Ордена, а из наемников. По мере нарастания мусульманского давления на Иерусалимское королевство иоанниты оказались вынужденными, начиная с 1140 г., поставлять в королевскую армию воинские контингенты, состоявшие из получавших от Ордена плату наемных рыцарей, именовавшихся в орденских документах той поры «сервиентами» (servientes). Этих наемных рыцарей XII в., хотя и получавших от Ордена жалование за свою военную службу, но принадлежавших к благородному сословию, не следует путать со «служащими (услужающими) братьями», появившимися в Ордене позднее, также именовавшимися «сервиентами» (по-латыни) или «сержантами» (по-старофранцузски), но не имевшими рыцарского звания.   Примерно начиная с 1140 г. в Госпитале имелось три  различные группы «сотрудников» (collaboratores). Наряду с братьями, занятыми уходом за больными и убогими, имелись нанятые за счет Госпиталя воины и приглашенные священники, занимавшиеся духовным окормлением госпитальеров и пациентов. Принимать в Орден священников было дозволено лишь в 1154 г. И до сих пор отсутствует необходимая ясность в вопросе, с какого именно времени члены Ордена Святого Иоанна Иерусалимского стали подразделяться на хорошо известные, казалось бы, всем и каждому три категории (класса): братьев-рыцарей, братьев-священников и служащих (услужающих) братьев.

         По мере возрастания мусульманской военной угрозы для христианской державы, братство странноприимцев было реструктурировано в рыцарский (военный) Орден. Правда, самое раннее упоминание о существовании в Ордене «вооруженных братьев» (Fratres armorum) содержится лишь в Статутах (Уставе) магистра Роже де Мулэна (кстати, фигурирующего в некоторых летописях под именем «брат Рюдигер фон ден Мюлен») 1182 г. Следовательно, процесс милитаризации Ордена окончательно завершился примерно к 1180 г. Проходил он не без внутренних распрей и столкновений. Так, например, магистр Жильбер Ассайи (1163-1170 гг.) в ходе этих внутриорденских конфликтов дважды слагал с себя обязанности предстоятеля Ордена. Лишь по завершении этого многотрудного процесса Госпиталь Святого Иоанна, вне всякого сомнения, превратился в духовно-рыцарский Орден, владевший в пору своего расцвета более чем 50 замками в Палестине и Леванте.

           Благодаря своей пользовавшейся всеобщим уважением деятельности, своим заслугам и привилегиям Орден приобретал все больше благодетелей и дарителей (донатов) среди мирян, оказывавших ему помощь и поддержку и желавших приобщиться к орденской братии. Раймунд дю Пюи, вскоре после своего избрания магистром Ордена иоаннитов, около 1170 г. указал на такое духовное благодеяние, как приобщение к молитвенному братству. В своем послании всем епископам и прелатам он, в качестве преемника «господина Герарда, служителя убогих во Христе», обратился к ним с просьбой не уставать давать пожертвования и передавать их его посланцам, дабы «стать им соучастниками в благодеяниях и молитвах, совершаемых в Иерусалиме». В заключение послания магистр странноприимцев писал: «Тот же, кто вступил в наше братство или же вступит в него, может быть так же твердо уверен в милости Божией, как если бы он сами сражался в Иерусалиме. Ему уготован венец праведника».

        После возвращения Иерусалима под власть христиан в истории Госпиталя начался период бурного развития, обеспеченного благодаря многочисленным пожертвованиям и дарениям, как в Святой Земле, так и в странах, из которых туда приходили паломники. Уже в 1110 г. король Иерусалимский Балдуин I подтвердил дарственную, полученную иоаннитами от его покойного брата Готфрида Бульонского, и сам щедро одарил Орден. Папа Пасхалий взял под свое покровительство «все владения, полученные, от щедрот Божьих, этим ксенодохиумом по ту и по эту сторону моря, как в Азии, так и в Европе». Иерусалимский странноприимный дом превратился в уникальный лечебно-оздоровительный комплекс, не имевший себе равных на Западе и уступавший, пожалуй, только основанному почти одновременно с ним византийскому странноприимному дому Спаса-Вседержителя (Пантократора) в Константинополе. Последний, в свою очередь, возник на основе давней странноприимной традиции восточной церкви, вершиной которой являлись медицинские и реабилитационные заведения, основанные еще в IV в. святым Василием Великим у врат Кесарии Каппадокийской и  рассматривавшиеся всеми последующими странноприимными домами как своего рода недосягаемый образец. Вероятно, иоанниты в 1182 г., когда их Капитулом под председательством Роже де Мулэна были приняты важные решения, находились под влиянием положений о странноприимном доме Спаса Вседержителя, от которого они, скорее всего, переняли разделение на отделения для больных различными болезнями, а также правила тщательного и добросовестного ухода за больными. От византийцев они могли узнать также многое о болезнях, лекарственных средствах и диете. В госпитале Спаса Вседержителя уже тогда имелись главные врачи, старшие врачи и врачи-ассистенты. Единственное, в чем главный госпиталь иоаннитов в Иерусалиме превосходил византийский госпиталь, были его размеры. По утверждениям немецкого паломника Иоанна Вюрцбургского, уже в 1170 г. иерусалимский госпиталь принимал до 2000 больных одновременно. По другому сообщению, датированному 1177 г., в орденском Госпитале в Иерусалиме, наряду с находившимися там на излечении 900 больными, были дополнительно размещены 750 раненых воинов, пострадавших в битве при Рамле 25 ноября 1177 г., в которой христианское войско одержало блестящую победу над султаном Саладином. А византийский странноприимный дом в Константинополе, по крайней мере, в первые десятилетия своего существования, был рассчитан на обслуживание всего 50 пациентов. Как и на Западе, в основе восточно-римской гуманитарной, санитарной и благотворительной деятельности лежала принципиальная идея о странноприимном доме как месте служения Христу. Так, в учредительной грамоте византийского госпиталя Спаса-Вседержителя было записано: «Ибо все, что только ни делается для страждущей братии нашей, делается для Господа». Таким образом, как на Западе, так и на Востоке, больных рассматривали как братию Христову. Однако представления иоаннитов в этом вопросе заходили гораздо дальше, причем в двух аспектах. В орденских Правилах (Уставе) больные неизменно именовались «господами», а рыцари Ордена – «слугами». Иоаннитам вменялось в обязанность день и ночь рассматривать больных как своих господ и ухаживать за ними. В Статутах эта обязанность сформулирована следующим образом: «Братии Странноприимного дома надлежит денно и нощно радостно и самоотверженно ухаживать за больными как за своими господами» (Quod fratres hospitalis noctu dieque libenter custodiant infirmos tamquameorum dominos). Обычай прислуживать больным за завтраком, обедом и ужином практиковался и в более поздний, мальтийский период в истории Ордена, в его Большом госпитале на Мальте до последнего дня существования островного орденского государства. Каждый «язык» («ланг», или «нация») Ордена иоаннитов исполнял в больнице в один из дней недели эту почетную миссию кормления больных.

         Вторая особенность, внесенная иоаннитами в социально-благотворительную деятельность западных христиан, заключалась в обычае именовать больных «убогими во Христе» (pauperes Christi). Такое значение данного термина стало общеупотребительным лишь в западной церкви. Восточные христиане употребляли слово «убогие» в значении «бедные», но не в значении «больные». Все Великие магистры иоаннитов во вводных формулах своих указов и грамот неизменно именуют себя «слугами убогих во Христе». Насколько это представление, свойственное первоначально только членам Ордена иоаннитов, со временем вошло в общее словоупотребление на средневековом Западе, явствует из вводных формул полученных Орденом дарственных грамот, чаще всего звучащих следующим образом: «Богу, Святому Иоанну Крестителю и святым убогим», а в распоряжении по папской канцелярии содержится следующая фраза: «Мы предоставляем вам возможность, при отсутствии возражений с чьей либо стороны, принимать свободных из сословия мирян, получивших отпущение грехов (в Орден – В.А.) с целью служения убогим во Христе» (Laicos quoque liberos absolutos ad conversionem et pauperum Christi servitium absque alicuius contradictione suscipiendi nihilominus vobis concedimus facultatem).

        В описании своего  паломничества в Святую Землю в 1170 г. Иоанн Вюрцбургский сообщает:

   «К церкви Святого Иоанна пристроен странноприимный дом, размещенный в нескольких помещениях, где собрано весьма большое число слабых и больных, которые получают там лечение, уход и восстанавливают свое здоровье, что требует ежедневно огромных расходов. Во время моего пребывания там число больных, как я узнал от служащих братьев, составляло до 2000 человек. Некоторые из них были так тяжело больны, что порой за сутки из странноприимного дома выносили до 50 умерших. Но число больных непрерывно пополнялось. Кроме размещенных в нем больных, сей (странноприимный – В.А.) дом снабжал продовольствием еще столько же человек, не являвшихся его пациентами. Он осуществляет благотворительную деятельность поистине необозримого размаха, ибо всем убогим, даже если они не поступают на лечение в дом, но просят пропитания, дается таковое. Поэтому сумма расходов, вероятно, не поддается точному исчислению, и точно не известна даже самим управителям и счетоводам странноприимного дома».

       С учетом того, как мало в описываемую эпоху делалось в области социального призрения, и того, что забота о бедных и уход за больными осуществлялись только в монастырях и сходных с монастырями заведениях, причем в очень скромных масштабах, можно понять то глубокое впечатление, которое благотворительная деятельность Ордена иоаннитов оказывала на современников. Свидетельством благодарности и уважения, которыми Орден Святого Иоанна пользовался повсеместно, являются многочисленные дарения, полученные Орденом в западной Европе для достижения его уставных целей.

        Но и позднее, когда Орден иоаннитов во все большей степени вынужден был посвящать себя вооруженной борьбе с сарацинами, теснившими христиан в Святой Земле, и во второй стадии истории Ордена, когда он, базируясь на Родосе, а позднее - на Мальте, принимал самое деятельное участие в обороне Европы от турок, служению больным было приравнено к военной службе. Проводившиеся периодически заседания Генерального капитула регулярно посвящались вопросам ухода за больными и убогими.

        Даже после происшедшей со временем некоторой стабилизации ситуации в Святой Земле, королевство Иерусалимское по-прежнему не представляло собой единого государственного образования с четко очерченными границами. Существование государств крестоносцев в Леванте протекало в непрерывной вооруженной борьбе за удержание власти над аннексированными территориями и против мусульман, вторгавшихся в них извне. Естественно, это нисколько не способствовало безопасности прибывавших и отбывавших паломников. Поэтому всем братьям-рыцарям Ордена иоаннитов со временем была вменена в обязанность вооруженная защита паломников. Вероятно, примером для иоаннитов послужил переживавший период бурного роста Орден тамплиеров, основанный исключительно в целях обороны Святой Земли и вооруженной борьбы с неверными.

Константинопольское приорство Ордена Святого Иоанна

         Значение Константинопольского приорства объяснялось его географическим положением на стыке двух миров - восточноевропейского и азиатского, высоким рангом восточно-римской Патриархии и ее приматом над всеми епископствами восточной церкви, а также тем обстоятельством, что Константинополь являлся резиденцией восточно-римских византийских Императоров. Вероятно, иоанниты уже давно пришли к осознанию выдающегося значения этого города и основали там свой странноприимный дом, судя по всему, являвшийся центром управления всеми филиалами и владениями Ордена на «греческой» (восточно-римской) территории.

         В собрании рукописей орденского историка Делавиля сохранилисб два письма, датированные 1163 г., в которых Петр Немецкий, брат Иерусалимского госпиталя и приор (настоятель) константинопольской церкви Святого Иоанна, фигурировал в качестве советника и посланника восточно-римского «Императора-рыцаря» Мануила I Комнина. В первом письме приор сообщал французскому королю Людовику VII о своем официальном визите к нему по поручению византийского Императора.   

        Почему же задача, выполняемая приором Петром, имело столь большое значение для церкви, для западного мира и, не в последнюю очередь, для Ордена иоаннитов? Во-первых, вследствие ключевой роли, которую Византийская Империя играла в планах крестоносцев, поскольку двигавшиеся сушей крестоносные войска, направлявшиеся в Сирию и Палестину, всегда проходили через византийские земли и Константинополь. Поэтому отношение византийских императоров к крестоносцам имело решающее значение для успеха или провала, по крайней мере, трех первых крестовых походов. Все зависело от того, преградят ли они крестоносцам вооруженной рукой путь через свои владения, или же окажут помощь западным христианам, как своим собратьям по вере. Плохо вооруженные и еще хуже организованные войска крестоносцев остро нуждались в византийской продовольственной и военной помощи. С одной стороны, византийцы не сомневались в том, что крестоносцы пришли  на Восток как борцы за христианскую веру, с намерением освободить Святую Землю от неверных. С другой стороны, вооруженные паломники с Запада не скрывали своего намерения завоевать ее. И в связи с этим возникал резонный вопрос: для кого именно они собирались ее завоевать?  Между восточной и западной ветвями некогда единой христианской Церкви существовали сильные разногласия, обострившиеся благодаря взаимному отлучению римского папы и константинопольского патриарха в 1054 г. Для восточных христиан освобождение Святой Земли было не столько духовным христианским подвигом, сколько вопросом национальной политики, а именно - возвращением в лоно Византийской Империи отторгнутых от нее азиатскими варварами ближневосточных провинций. Поэтому предводители I Крестового похода были задержаны в Константинополе и смогли продолжить свой путь только принеся ленную присягу византийскому Императору. Последнее означало, что Император как бы отдавал им, как своим вассалам, в лен все земли, которые крестоносцам предстояло отвоевать у сарацин на Востоке, чтобы, с византийской точки зрения, возвратить их законной владелице – (Восточной) Римской Империи - и кормиться частью получаемых с этих земель доходов, в качестве жалованья. Такова была древняя практика римских императоров - использовать одних варваров против других и селить «дружественных» варваров в пограничных провинциях Империи в качестве военных колонистов, именовавшихся «союзниками» («федератами»). Византийцы всецело пребывали в плену прежних греко-римских представлений, сформировавшихся еще в пору античности, и по-прежнему именовали русских «тавроскифами», поляков – «сарматами», немцев – «алеманами», французов – «кельтами», шведов – «готами», а итальянцев – «лангобардами». По сути дела, идея Крестовых походов, как подвига преимущественно духовного, оставалась вообще довольно чуждой византийцам и другим восточным христианам. Византийское войско, присоединившееся в I крестовому походу, при осаде Никеи крестоносцами тайно сговорилось с мусульманским гарнизоном, впустившим ночью греков в город, и оставило западных христиан ни с чем. А ведь те шли на Восток, по папскому призыву, не по собственной инициативе, но стремясь помочь своим восточным единоверцам, в ответ на слезный призыв о помощи самого «василевса ромеев» - византийского Императора!

         Положение византийской Империи до захвата власти династией Комнинов было крайне тяжелым. Первому Императору из этого рода, Алексею I (1081-1118 гг.), с превеликим трудом удалось вывести Империю из кризиса, расширить ее владения и обеспечить прочность имперских границ. В европейской части своей Империи ему пришлось защищать весьма протяженную границу по Дунаю от вторжений варваров с Севера и одновременно усмирять беспокойные, постоянно стремившиеся к независимости балканские народности. Азиатская часть Империи, в основном Малая Азия, была почти полностью утрачена Империей на протяжении XI в., и не было никакой надежды отвоевать ее у мусульман собственными силами. Сельджукские наездники гарцевали почти что у самых ворот Константинополя (правда, все еще на азиатском берегу Босфора). Отвоевать у турок часть малоазиатского побережья византийцам удалось лишь с помощью пришедших им на помощь с Запада участников I Крестового похода. Преемники Алексея I, Императоры Иоанн II (1118-1143 гг.) и Мануил I (1143-1180 гг.) Комнины, властители энергичные, целеустремленные и в то же время мудрые и осмотрительные, продолжали начатое основателем их династии дело собирания имперских земель. Естественно, они учитывали при этом и новую обстановку, сложившуюся, благодаря Крестовым походам, и для византийской Империи. В своей политике они стали во все большей степени ориентироваться на Запад. Мануил I Комнин, сын венгерской принцессы, в свою очередь, женатый на Марии Антиохийской, племяннице первого представителя династии Гогенштауфенов на престоле «Священной Римской Империи (германской нации)», Конрада III (1138-1154 гг.), пытался путем налаживания как можно более тесных контактов с Западом получить оттуда помощь для своей Империи. Он постоянно обменивался послами с главами западных государств. Одним из своих посланников Император Мануил назначил иоаннитского приора Петра Немецкого, пользовавшегося доверием самого римского папы, о чем василевс ромеев Мануил был хорошо осведомлен. С учетом господствующего положения дворян французского происхождения в Ордене иоаннитов, случай подобного возвышения немецкого рыцаря представляется крайне редким. Скорее всего, приору Петру было поручено выполнение столь важной функции потому, что он был действительно выдающимся, искусным дипломатом, блестяще справлявшимся даже с самыми сложными поручениями. Подтверждением этого заключения может служить сохранившееся письмо папы Александра III (1159-1181 гг.) Великому магистру иоаннитов. Последний, судя по всему, намеревался отозвать Петра Немецкого с поста приора константинопольского госпиталя. В своем послании папа убеждает Великого магистра оставить приора Петра на его важном посту, взывая к мудрости Великого магистра и напоминая ему об уважении, которое тот должен испытывать к римскому престолу.

          Дело в том, что Петр Немецкий, как советник восточно-римского Императора, был важен и для папы. Католическая церковь не оставляла попыток склонить восточную церковь к унии и преодолению раскола, обострившегося после возложения кардиналом Гумбертом  буллы с папским отлучением на алтарь константинопольского Софийского собора в 1054 г. Письмо Александра III Великому магистру иоаннитов является убедительным свидетельством заинтересованности папского престола в поддержании постоянного диалога с восточно-римским Императором. Он не желал оставлять неиспользованным ни одно средство для поддержания контактов.

          Из обоих писем явствует, насколько приора Петра ценили византийский Император и папа. Александр особо подчеркивает в своем письме многолетнее служение приора Петра в Константинополе. Из его первого письма королю Людовику можно сделать вывод, что приор Петр был знаком с королем французским. Вероятно, они познакомились еще в 1147 г. В тот год король Франции, участвовавший во II крестовом походе, проездом через Константинополь встретился с Императором Мануилом Комниным и долго беседовал с ним. В честь визита французского короля богослужение в Софийском соборе совершалось одновременно и по восточному, и по западному христианскому ритуалу - невзирая на все разговоры о расколе церквей!

        Точная дата учреждения Константинопольского приорства иоаннитов неизвестна. Мы также не имеем сведений о количестве относившихся к нему орденских госпиталей и о владениях Ордена в пределах данного приорства. Известно только, что в этом городе, одном из величайших центров христианского культа и собрании величайших христианских святынь, очень давно существовали основанные иоаннитами Орденский дом, госпиталь и странноприимный дом для паломников. В храмах Константинополя хранились такие христианские реликвии, как частица Святого Истинного Креста, гвозди, погребальная плащаница Христа (известная в настоящее время как «Туринская плащаница», Святое Копье, и, по некоторым сведениям, даже Святой Грааль) и многие другие священные для всех христиан реликвии, что превращало столицу Восточной Империи в центр притяжения для паломников не только с Востока, но и с Запада. Для размещения паломников и крестоносцев  в городе, наряду с госпиталем Спаса Вседержителя, имелось еще 12 странноприимных домов. Вероятно, это и побудило Орден иоаннитов учредить свой филиал в Константинополе – ведь именно уход за паломниками являлся его изначальной задачей.

        Как уже упоминалось выше, важнейшее значение для странноприимной деятельности Ордена иоаннитов имел госпиталь Спаса Вседержителя. Именно оттуда исходили главные импульсы устройства главного орденского госпиталя в Иерусалиме. Первое орденское положение об устройстве больницы, принятое Генеральным капитулом под председательством Великого магистра Роже де Мулэна в 1182 г., имело в качестве великолепного образца для подражания «Типикон» (учредительную грамоту с уставом) госпиталя Пантократора 1136 г.

         Из вышеупомянутого отчета о заседании Генерального капитула в 1182 г. явствует, сколь большое значение Орденский дом в Константинополе имел для госпитальерской деятельности Ордена. В отчете подробно перечисляется, какие поставки состоятельные приорства Ордена обязаны осуществлять в Иерусалимский госпиталь. Так, приорство Французское обязано было поставлять ежегодно 100 штук зеленого сукна для больничных одеял; приорство Сен-Жилльское - такое же количество штук сукна такого же цвета и качества; приорства Пизанское, Венецианское и Антиохийское - по 1000 локтей крашеной хлопчатобумажной ткани ежегодно;   приорство Константинопольское - 2000 штук фетровой ткани. Ученым предстоит еще много исследований в области пока что мало изученной истории Константинопольского приорства иоаннитов. Нам не известна его роль в Латинской Империи, основанной после завоевания в 1204 г. Константинополя западными крестоносцами; не известно также, когда приорство прекратило свое существование. Скорее всего, оно просуществовало до завоевания византийской столицы турками-османами в 1453 г., в ходе которого были уничтожены все западные христианские миссии и учреждения.

Орден тамплиеров

         В отличие от истории Ордена иоаннитов, история тамплиеров постоянно находилась в центре внимания многочисленных исследователей, что породило поистине необозримую литературу о рыцарях Храма. История возникновения Ордена храмовников вкратце такова. Бургундский рыцарь Гугон де Пайен (Гуго де Пэйн) и 8 его соратников в 1119 г. принесли орденские обеты перед Патриархом Иерусалимским. Кроме обычных трех монашеских обетов нестяжания, безбрачия и послушания, они принесли еще один, придавший их сообществу совершенно новый и по тем временам уникальный характер - обет обеспечивать безопасность на дорогах и защищать паломников от нападений сарацин (и львов – единственных животных, на которых было по уставу дозволено охотиться храмовникам!) по пути от побережья до Иерусалима и обратно. Король Балдуин I предоставил в распоряжении этих «Христовых рыцарей» часть королевского дворца, прилегавшую к бывшей мечети Аль-Акса, именовавшейся крестоносцами «Храмом Соломоновым». Поселившихся на месте древнего Храма «рыцарей Христа» вскоре стали называть «храмовниками» (тамплиерами). Однако новое сообщество пока что не имело собственного устава. Храмовники обратились к настоятелю цистерцианского Ордена Бернару Клервоскому, составившему для них проект устава, утвержденный в 1128 на соборе в Труа. Вторично устав тамплиеров-храмовников был утвержден буллой папы Иннокентия II в 1139 г. При этом внутренний распорядок орденской жизни был усовершенствован, а сам Орден получил многочисленные привилегии. Важнейшим нововведением было перенесение основного упора с защиты рыцарями Храма паломников на новую задачу - вооруженную борьбу за веру. По новому уставу, эта вооруженная борьба и являлась главной целью Ордена храмовников, для достижения которой он и был основан. Уникальность этой задачи, верность которой каждый рыцарь, вступавший в Орден, подтверждал специальной клятвой, явствует из текста тамплиерской присяги:

        «Я имярек, рыцарь Ордена Храма, обетую Господу моему Иисусу Христу и его викарию имярек, суверенному папе и его преемникам, хранить им неукоснительное послушание и верность; и я клянусь не только словом, но и оружием и всеми моими силами защищать мистерии веры, семь таинств...Я также обетую подчиняться Генеральному (Великому – В.А.) магистру Ордена и быть ему во всем послушным согласно Уставу, предписанному нам отцом нашим, Святым Бернаром; клянусь во всех случаях, когда это будет необходимо, переплывать моря, отправляясь на битву; оказывать помощь (в войне – В.А.) против неверных царей и князей; клянусь никогда не бежать от троих врагов, а, напротив, в случае, если это будут неверные, сходиться с ними лицом к лицу...»

         По мере нарастания крестоносного энтузиазма западного рыцарства в борьбе за Святую Землю росла и численность воинства Ордена Храма. Этому способствовал и известный трактат святого Бернара «О похвале новому рыцарству» (De laude novae militiae). В нем Бернар восторженно восхваляет стремительный расцвет нового Ордена, возникновение которого он сравнивает с чудом, происшедшим произволением Божьим. Осуждая нечестивую жизнь мирского рыцарства, он славит богоугодную жизнь этих рыцарей-монахов, выполняющих свои уставные задачи в духе братской любви, смиренного послушания и добровольной бедности. С учетом огромного авторитета, которым цистерцианский аббат пользовался повсюду в Европе, этот трактат побуждал многих вступать не только в Орден тамплиеров, но и в Орден иоаннитов и вообще, в ряды крестоносцев. Как раз в период написания трактата численность обоих крупнейших духовно-рыцарских Орденов значительно возросла. Подобно цистерцианцам, монахам Ордена Бернара Клервоского, тамплиеры носили белые рясы и плащи. Позднее, при папе Евгении III (1145-1153 гг.), тамплиерам был, в качестве знака отличия, присвоен красный крест. В то время красный крест считался символом мученичества, а также символом Христовых воинов, как бы заранее приготовившихся обрести мученический венец в борьбе за веру. Поначалу храмовники носили красный крест на плече, подобно всем участникам I Крестового похода (сами они как бы постоянно пребывали в состоянии «перманентного крестового похода»), но позднее стали украшать свои одежды на груди и спине, стяги, щиты, шлемы и прапоры на копьях большими красными крестами, хорошо видными издалека. Герб Ордена рыцарей Храма представлял собой щит с черной главой и лапчатым красным крестом, доходящим до краев щита, на серебряном поле. В то же время в Уставе тамплиеров, в отличие от уставов иоаннитов и Тевтонского (Немецкого) Ордена, отсутствовало всякое упоминание о благотворительности. «Бедные рыцари Христа и Храма Соломонова» изначально являлись чисто военным сообществом. Знамя тамплиеров – так называемый «Босеан» (что означает по-старофранцузски: «пегая кобыла») было черно-белым, хотя и не известно точно, какой именно расцветки – то ли белое с узкой горизонтальной черной полосой сверху, то ли в вертикальную черно-белую полоску, то ли в черно-белую шахматную клетку.

        Описание дальнейшего развития Ордена тамплиеров выходит за рамки данного очерка. Ограничимся лишь указанием на то, что тамплиерами в бесчисленных боях и сражениях было проявлено незаурядное мужество. Они участвовали в вооруженной борьбе с врагами  христианства не только в Азии, но и в Европе. Так, тамплиеры способствовали изгнанию мавров из Испании и Португалии. В Силезии тамплиеры, вместе с иоаннитами и тевтонскими рыцарями, приняли участие в битве объединенного польско-немецкого войска против татаро-монголов при Лигнице (Легнице) в 1241 г. В битве при Лигнице пало около 50 членов «Ордена Христа и Соломонова Храма». Когда египетский султан Бейбарс, захватив в 1266 г. орденский замок Сафед, предложил пленным тамплиерам жизнь в обмен на переход в ислам, 150 храмовников предпочли смерть вероотступничеству. Впечатляет и тот факт, что из 22 Великих магистров Ордена Храма 5 пали на поле брани и еще 5 умерли от ран, полученных в бою. Благодаря постоянному пополнению своих рядов новыми добровольцами из Европы, многочисленным привилегиям и дарениям, тамплиеры, наряду с иоаннитами, стали одной из двух господствующих сил в крестоносных государствах. Благодаря своим богатству, могуществу и независимости от местных магнатов Орден Храма вскоре превратился в «государство в государстве», и его проводимая в собственных интересах политика, особенно в последние десятилетия существования крестоносных государств, нередко шла во вред последним.

          Позднее Орден и его члены были несправедливо обвинены в ереси, кощунстве и разврате. Процесс тамплиеров, инсценированный в начале XIV в., вследствие интриг короля французского Филиппа IV и папы-француза Климента V, и приведший к уничтожению Ордена Храма, был подробно изучен современными исследователями, так что в результате от возведенных на храмовников голословных обвинений не осталось и следа. Вырванные у арестованных тамплиеров при помощи пыток признания не имеют никакой силы и ценности. Последний Великий магистр тамплиеров, Жак де Молэ, публично сожженный на костре в Париже в 1314 г., даже перед лицом смерти неустанно клялся в невиновности Ордена.

       В соответствии с папской буллой Ad providam 1312 г. владения упраздненного Ордена тамплиеров должны были перейти к иоаннитам. Многие светские князья, движимые низкой корыстью, игнорировали волю папы или исполнили ее не в полном объеме. В Германии Орден тамплиеров владел 50 командорствами, большинство из которых, в соответствии с папским указом, достались иоаннитам. Многие из рыцарей-тамплиеров этих командорств также вступили в Орден Святого Иоанна Иерусалимского.

Превращение странноприимного братства  иоаннитов  в рыцарский Орден

         Как уже говорилось выше, иоанниты, наряду со своими изначальными госпитальерскими, или странноприимными, задачами, обязались также нести военную службу. Уже на самом раннем этапе существования Иерусалимского королевства иоанниты, наряду с тамплиерами, играли немаловажную роль в боях с магометанами.

         Постепенно военная сторона деятельности Ордена Святого Иоанна стала преобладающей. Папы, которым был непосредственно подчинен Орден иоаннитов, поначалу были озабочены этим «смещением акцентов» в деятельности Ордена, рассматривая в качестве первоочередной и главнейшей обязанности иоаннитов заботу о паломниках и уход за больными и убогими. В своей булле Piam admodum (1178 г.) папа Александр III (1159-1181 гг.), обращаясь к магистру Роже де Мулэну, призывал его «...в меру сил соблюдать освященные временем правила и добрые обычаи своего блаженной памяти предшественника...Братия должна браться за оружие только тогда, когда раздается общий призыв к обороне страны или к осаде крепости неверных под знаком Креста. Вследствие этого не должна, однако, ни в коей мере умаляться забота об убогих».

         Из дополнений к Уставу, принятых Генеральным капитулом иоаннитов в 1181 г., явствует, что эти призывы оказались услышанными. Однако даже папам оказалось не под силу остановить процесс превращения странноприимного братства в воинский союз. Благодаря все более частому и активному привлечению иоаннитов к военным действиям иерусалимскими королями и росту процента братьев-рыцарей среди членов Ордена военно-рыцарский элемент все больше выходил на первый план. Вместо изначально монастырско-монашеского, характер Ордена иоаннитов стал военно-монашеским. После того, как Орден обязался выполнять военные задачи, его госпитальерская деятельность, утратив свой первоначальный характер основной, продолжала осуществляться уже не всеми членами Ордена, а только частью иоаннитов, а именно - братьями духовного звания, которым помогали служащие братья. Так было положено начало разделению его членов на три класса.

        Первый магистр Ордена иоаннитов Раймунд дю Пюи (до него предстоятели иоаннитов именовались «ректорами»), в течение 40 лет своего правления, постепенно придал Ордену преимущественно воинский характер, который Орден сохранил вплоть до конца существования орденского государства на Мальте. Именно он положил начало преобразованию Ордена из сообщества братьев-странноприимцев в рыцарский Орден. Именно при нем руководство Ордена перешло к рыцарям, начавшим играть в орденской среде доминирующую роль. Принадлежавшие к сообществу клирики, хотя и превратились в действительных членов Ордена, стали играть, по сравнению с братьями-рыцарями, второстепенную роль. На раннем этапе существования Ордена они чаще всего являлись капелланами (священниками) в госпиталях и рыцарских общежитиях, или же возглавляли, в качестве приоров, священнические конвенты (орденские общины наподобие монастырских). Третью группу членов Ордена составляли служащие (услужающие) братья. Они трудились в госпиталях или участвовали в военных походах в качестве вспомогательных войск.

       Кроме того, Орден иоаннитов содержал отряды наемной легкой кавалерии, так называемых «туркопулов», или «туркополов», упомянутых впервые в булле 1131 г. В ней говорится, что Орден иоаннитов содержит за свой собственный счет отборный отряд оруженосцев и снабжает их лошадьми, с целью охраны паломников от нападений неверных по пути к местам паломничества и обратно. Крестоносцы впервые познакомились с подобным родом войск, состоявшим исключительно из наемников, у византийцев, у которых и переняли его, под тем же названием. Нанимавшиеся Орденом иоаннитов туркопулы рекрутировались по большей части из местных восточных христиан (греков, армян, сирийцев, арамеев-иаковитов, несториан, монофизитов, маронитов и т.п.), а частично из крещеных мусульман. Позднее в туркопулы зачисляли всех без разбору и без различия нации и вероисповедания. Эти вооруженные мечом и луком со стрелами наемные воины не представляли большой ценности в полевых сражениях на открытой местности. Их задача заключалась в том, чтобы внезапными нападениями вносить сумятицу и панику в ряды противника, производить разведку и вступать в бой повсюду, где тяжело вооруженные рыцари не могли сражаться достаточно эффективно.

        Наемная легкая кавалерия Ордена сохранила за собой наименование «туркопулов» и в последующие столетия, когда в Святой Земле давно уже не осталось никаких крестоносцев.  Даже в период пребывания Ордена иоаннитов на Родосе и на Мальте они продолжали содержать отряды туркопулов. Пилье (глава) английского «языка» Ордена иоаннитов выполнял функцию «Туркополье» (Туркопольера), то есть начальника наемной конницы Ордена. Последний английский Туркопольер умер в 1550 г. Кстати, возникший в Палестине в 1198 г. Тевтонский Орден также имел отряды туркопулов, продолжая использовать их под тем же названием и после ухода из Святой Земли, в боях с язычниками Пруссии, Прибалтики и Литвы. Даже в уставе Тевтонского Ордена, отпечатанном в 1806 г. в Кенигсберге, встречается упоминание о «Туркопольере», как особой высокой руководящей должности Ордена.

        Однако решающую роль в бою играли не туркопулы, а рыцари Ордена, каждый из которых был обязан иметь при себе трех лошадей и двух служащих братьев. Каждый из этих служащих братьев обязан был иметь двух лошадей и, в случае исправного поведения, мог быть принят в число рыцарей Ордена. Защитное вооружение рыцаря описываемой эпохи состояло из панцирной рубашки, вероятно, довольно тяжелой. На рисунке, датируемом примерно 1080 г., изображены два человека, несущие вдвоем одну такую панцирную рубашку. Впрочем, этот рисунок толкуют по-разному. Может быть, дело вовсе не в большом весе панцирной рубашки. Она обозначалась в тогдашней литературе различными терминами - по-латыни: «lorica brunica», «brunica», «bruina» или «brunia» (отсюда древнерусское: «бронь», «броня»); по-немецки: «Bruenne»; по-французски: hauberс, hauberge или haubert  («защита», «прикрытие», «укрытие»). Само первоначальное значение слова «лорика» восходит к латинскому прилагательному «loreus» («лореус»), то есть «кожаный». Соответственно, у римлян термин «лорика», или «лорика бруниа», первоначально означал кожаный панцирь (который со временем стали обшивать металлическими пластинками). Именно в таком значении его переняли у римлян германские народы. Но в описываемую эпоху этим термином обозначалась чаще всего длинная, доходившая до колен, железная кольчуга с рукавами и капюшоном. Подчеркнем особо: чаще всего, но не всегда, поскольку кольчуга оставалась очень дорогим защитным вооружением, и наряду с ней продолжала использоваться традиционная кожаная “броня”, обшитая металлическими бляхами. Поэтому представляется уместным использовать для обозначения защитного вооружения крестоносцев той поры термин “панцирная рубашка”, как более общий, подразумевая под ним как традиционную пластинчато-чешуйчатую на кожаной (или даже суконной) основе, так и кольчатую “бронь”. О доспехах западных „паломников“ ромейская царевна Анна Комнина, дочь василевса Алексея I, признанного вождями I Крестового похода, после ряда конфликтов, вылившихся даже в вооруженные столкновения, своим верховным сюзереном, писала следующее (именуя западных крестоносцев „кельтами“, как того требовала апеллирующая к античности византийская традиция):

        „Кельтские доспехи представляют собой железную кольчугу, сплетенную из вдетых друг в друга колец, и железный панцирь из такого хорошего железа, что оно отражает стрелы и надежно защищает тело воина. Кроме того, защитой кельту служит щит – не круглый, а продолговатый, широкий сверху, а снизу оканчивающийся острием; с внутренней стороны он слегка изогнут, а внешняя его поверхность гладкая, блестящая, со сверкающим медным выступом (умбоном – В.А.). Стрела, безразлично какая – скифская (печенежская – В.А.), персидская (сельджукская или арабская – В.А.) или даже пущенная рукой гиганта, отскакивает от этого щита и возвращается назад к пославшему ее. Поэтому-то…Император, знакомый с кельтским вооружением и стрельбой наших лучников, и приказал им, пренебрегая людьми, поражать коней и окрылять их стрелами, чтобы заставить кельтов спешиться и таким образом сделать их легко уязвимыми. Ведь на коне кельт неодолим и способен пробить даже вавилонскую стену; сойдя же с коня, он становится игрушкой в руках любого“.

        Под „железным панцирем“ здесь подразумевается чешуйчатый панцирь, неоднократно упоминаемый Анной Комниной в „Алексиаде“: „Однако сам Император не вооружался; он не надел чешуйчатого панциря, не взял щита и копья, не опоясался мечом, а остался спокойно сидеть на императорским троне…“; „Мариан быстро метнул в графа другую стрелу и ранил его в руку; стрела пробила щит, прошла сквозь чешуйчатый панцирь и задела бок графа…“ и т.д. Скорее всего, этот „чешуйчатый панцирь“ – не что иное, как упомянутая нами выше „brunia“ („бронь“), или панцирная рубашка. 

        Каждый рыцарь-иоаннит был вооружен прямым обоюдоострым мечом. Меч был прямым, так как ковался с обеих сторона, в отличие от сабли, кованой только с одной стороны и потому изогнутой. Шлем рыцаря представлял собой простую, несколько удлиненную кверху полусферу из нескольких склепанных железных пластин и наносником (носовой стрелкой), защищавшим нос и лицо рыцаря от ранений в бою. В качестве наступательного оружия служило легкое, но длинное копье с древком из (импортного) ясеня. Каплевидный щит, нередко с металлической шишкой-умбоном, состоял из досок, обтянутых кожей и окованных по краям металлическим ободом. Уже в XII в. засвидетельствовано использование на щитах геральдических  фигур, однако еще без конкретной связи с представителем того или иного рода. Если предположить, что госпитальеры-иоанниты уже тогда метили свои щиты знаком орденского креста, то это был наверняка еще не восьмиугольный „мальтийский“, а простой прямой крест, состоявший из двух перекрещивающихся под прямым углом белых полос - продольной и поперечной, на черном или красном поле.

        Цистерцианский аббат Бернар Клервоский писал в своем трактате “О похвале новому рыцарству”:

        “Рыцари Ордена никогда не носят богато украшенных одеяний и редко  моются. Со своими нечесанными волосами они выглядят косматыми; они покрыты пылью, и кожа их, под бременем вооружения, от постоянного ношения кольчуги и от жаркого солнца, покрыта густым загаром. Они ничего не жалеют для приобретения сильных и быстрых коней, но сбруя и седла их коней не имеют никаких украшений, ибо все их мысли направлены на брань и победу, а не на узорочье или выставление себя напоказ. Таких-то сильных и верных мужей, вооруженных мечами и опытных в воинском искусстве, избрал себе Бог для охраны Святого Гроба Господня”.

         На время правления магистра Ордена иоаннитов Раймунда дю Пюи приходится и учреждение организации для женщин-членов Ордена. Это обстоятельство не являлось чем-то из ряда вон выходящим, ибо в эпоху Средневековья постоянно учреждались духовные женские Ордены, обычно присоединявшиеся к расположенным неподалеку мужским монастырям. Само собой, такая крупная больница, как Иерусалимский госпиталь, постоянно нуждалась в заботливых женских руках. Новая женская организация была основана под небесным покровительством Святой Марии Магдалины, руководствовалась в своей жизни и деятельности Уставом, в основе которого, как и у госпитальеров-иоаннитов, лежали правила монашеского Ордена августинцев, и находилась под омофором Патриарха Иерусалимского.

       Следующим шагом к расширению сферы деятельности Ордена явилось завещание короля арагонского Альфонса I (1104-1134 гг.), успешно ведшего в своей стране борьбу с Исламом, но умершего молодым и бездетным. В завещании он назначил своими наследниками духовно-рыцарские Ордены иоаннитов, тамплиеров и Святого Гроба Господня (сепульхриеров, или “каноников Храма Гроба Господня”). Каждому из наследовавших ему военно-монашеских Орденов арагонский король завещал по трети своих владений. Королевское завещание являлось наглядным выражением огромного уважения, которым пользовались в ту пору духовно-рыцарские Ордены, как “воины Христовы” и борцы с Исламом. Не зря даже древнерусские летописцы именовали западных рыцарей-монахов “Божьими дворянами” (а вовсе не “псами-рыцарями”, в отличие от Карла Маркса!). Однако, составляя свое завещания, арагонский король-крестоносец наверняка руководствовался не только уважением к орденским воинам-монахам, но и четким осознанием того, что только эти представители “Церкви Воинствующей” были в состоянии довести Реконкисту до победного конца - изгнания всех мавров-мусульман с Иберийского полуострова. Правда, последняя воля покойного короля, выраженная в завещании, была выполнена не в полной мере, но, тем не менее, Ордены, и в том числе, иоанниты, благодаря дипломатическому искусству Раймунда дю Пюи, получили в Арагоне, наряду со значительными суммами наличных денег, немалые земельные владения. В соответствующем договоре, заключенном между иоаннитами и Арагоном в 1141 г., арагонская корона также обязалась не заключать с неверными мира без согласия вышеупомянутых трех рыцарских Орденов и Патриарха Иерусалимского. Со своей стороны, эти Ордены, и в том числе иоанниты, обязались оказывать арагонской короне всемерную и постоянную военную поддержку в борьбе против мавров. Последнее обстоятельство было очень важным, поскольку светские вассалы арагонских королей были обязаны им воинской службой только в продолжение строго определенного числа дней в году.

      В Сирии и Палестине новые “латинские” владыки Святой Земли, под влиянием утонченной роскоши расслабляющей цивилизации культурного Востока буквально на глазах теряли свою прежнюю воинственность. Между тем военное положение, без оказания срочной помощи людьми и материалами из Европы, грозило стать катастрофическим. Поэтому папа Евгений III (между прочим, ученик Бернара Клервоского) вновь призвал западных христиан к Крестовому походу (1147-49 гг.). Благодаря страстным проповедям Бернара Клервоского недостатка в “паломниках” (как тогда именовали крестоносцев) не было; общее руководство походом осуществлял король французский.      

         Аббат Бернар писал папе в Рим:

         “Вы повелели, я повиновался; и власть того, кто дал повеление, сделала мое послушание плодотворным. Я отверз мои уста; я стал говорить; и вскоре число крестоносцев умножилось до бесконечности. Ныне города и села стоят пустые, покинутые своими обитателями. На семь женщин не найдется и одного мужчины. Повсюду видишь вдов, мужья которых пока еще живы”.         

         Последняя фраза Бернара, между прочим, свидетельствует о религиозном воодушевлении крестоносцев, заранее как бы вычеркивавших себя из списка живых. В соответствии с давней паломнической традицией, странствие в Святую Землю рассматривалось подавляющим большинством из них как лучшее и величайшее деяние во всей их жизни, подобное обретению потерянного рая; продолжать после этого земную жизнь становилось как бы “не обязательным”; считалось, что те, кто умирал (или погибал в бою с неверными) в ходе паломничества, наверняка войдут, как святые мученики, в Царствие Небесное.

         Как упоминалось выше, немцы как таковые (не считая лотарингцев и бургундцев, также входивших в “Священную Римскую Империю германской нации”) до сих пор не сыграли значительной роли в Крестоносном движении. Единственное, в чем выражалась их ревность к делу распространения христианской веры, так это обращение в христианство язычников-славян на восточной границе Империи. Миссионерская деятельность, сочетавшаяся с военными походами на язычников, практиковалась немцами с начала XII в. на славянских землях Померании (Поморья) и Бранибора (Бранденбурга). Побудить немецких крестоносцев обратить свои взоры к Святой Земле удалось лишь Бернару Клервоскому, объехавшему со своими проповедями все германские земли. После возвращения Бернара во Францию его дело с успехом продолжал Адам Кельнский, аббат (настоятель) цистерцианского монастыря в Эбрахе, собрат Бернара по Ордену. На Рождество 1146 г. Бернар встретился на Шпейерском рейхстаге с королем германским Конрадом III (1138-1152), первым представителем династии Гогенштауфенов на троне Карла Великого. Аббат произнес на рейхстаге столь пламенную проповедь, что успех был обеспечен. Сам король Конрад и многие из вельмож его Империи “взяли крест” (то есть, обязались участвовать в крестовом походе). Немцы спустились по Дунаю, однако основная часть их войска до самой Святой Земли не дошла. Близ Дорилея, в Малой Азии, немецкая армия, попав в искусно расставленную сельджуками ловушку, подверглась почти поголовному истреблению. Удалось спастись бегством от сарацин только самому Конраду и десятой части его разгромленного войска. Среди немногих спасшихся был и епископ Оттон Фрейзингский; составленная Оттоном хроника этого завершившегося полной неудачей Крестового похода дошла до наших дней. Французскому войску, двинувшемуся в поход почти одновременно с немцами, была уготована столь же печальная судьба. В ходе боев с мусульманами в Палестине, в которых приняли активное участие Ордены тамплиеров и иоаннитов, рыцари-монахи также понесли тяжелые потери. Магистру Ордена Святого Иоанна не оставалось ничего другого, как попытаться получить помощь из Европы. В 1157 г. он объездил испанские королевства, Португалию и Францию, неустанно ища спонсоров, но, наряду с вопросами финансирования, не забывая и о пополнении сильно поредевших рядов иоаннитов новыми воинами Христовыми.

        Однако политическая ситуация в Европе ощутимо изменилась по сравнению с предыдущими десятилетиями. Во Франции возникли серьезные внутренние трудности. С тех пор, как престол Священной Римской Империи германской нации занял энергичный Фридрих I Барбаросса (Рыжебородый), центр власти тогдашней Европы переместился из Парижа и Рима ко двору этого выдающегося представителя династии Гогенштауфенов. Характерно, что Раймунд дю Пюи в 1158 г. обратился за подтверждением привилегий Ордена иоаннитов не к папе, а к римско-германскому Императору Фридриху, как бы признавая тем самым за ним, а не за папой первенствующее положение в христианском мире Запада.

        После 40-летнего правления магистра Раймунда дю Пюи, сыгравшего столь важную роль в развитии Ордена Святого Иоанна Иерусалимского, десятилетие, прошедшее со дня его смерти (1160 г.) поставило перед Орденом иоаннитов новые задачи. То, что он считался способным к выполнению подобных задач, красноречиво свидетельствует о возросшей военной силе Ордена. Не случайно король Иерусалимский в своих военных походах на египтян опирался главным образом на рыцари Ордена иоаннитов. В ту пору Иерусалимским королевством правил Амори (Амальрик) III (1162-1173 гг.). Амори был человеком с четко сформулированными политическими целями. Он первым из “латинских” правителей осознал, что главная угроза государствам крестоносцев исходила от Египта. Поэтому борьба с этим исламским государством на нильских берегах стала основной внешнеполитической проблемой его правления, решить которую он пытался то силою меча, то договорным путем, опираясь главным образом на поддержку правившего в 1163-1170 гг. магистра Ордена иоаннитов Жильбера Ассайи. Когда в 1168 г. возник вопрос о целесообразности нового крестового похода против египтян, именно Великий магистр госпитальеров убедил короля и вельмож решиться на войну с Египтом. Король Амори обещал щедро вознаградить иоаннитов за предложенную ими военно-политическую помощь и заранее даровал Ордену Святого Иоанна в договоре, заключенном с ним 10  октября 1168 г. в Акре, в собственность десять городов в Египте (который, правда, еще предстояло завоевать!), в том числе богатый город Бильбайс с прилегающими землями, ежегодный доход с которых равнялся 100 000 золотых. Со своей стороны, Орден иоаннитов обязался постоянно предоставлять королю военную помощь - 500 рыцарей и такое же количество легких кавалеристов-туркопулов. Судя по всему, Великий магистр иоаннитов рассматривал условия данного договора как желанную возможность основать свое собственное, самостоятельное орденское государство. Ради этого Орден иоаннитов согласился принести большие жертвы людьми и деньгами, надеясь, что они впоследствии окупятся сторицей. Поход в Египет состоялся, но окончился неудачей. Правда, обещанный иоаннитам город Бильбайс удалось захватить, несмотря на отчаянное сопротивление его защитников, но главная цель - захват Каира („Вавилона“) и последующее - завоевание всего Египта, не была достигнута. На помощь египтянам прибыло сильное сарацинское  войско из Дамаска, что вынудило крестоносцев отказаться от продолжения борьбы и отступить обратно в Палестину. Иоанниты понесли в ходе боевых действий серьезные потери, что вызвало острый конфликт в Конвенте (Совете братьев), в результате которого Великому магистру пришлось в 1170 г. сложить с себя полномочия и выехать из Святой Земли. На сохранившейся иллюстрации к средневековому описанию этого неудачного крестового похода в Египет черно-белое знамя храмовников “Босеан” с подписью (“vexillum templi”) и красное, с прямым белым крестом знамя иоаннитов (“vexillum hospitalis”) изображены перевернутыми вверх ногами, в знак поражения, нанесенного сарацинами крестоносцам в Египте. 19 сентября 1183 г. Жильбер Ассайи, отплыв из Дьеппа в Англию, потерпел кораблекрушение и утонул в Ла Манше.      

         Еще в период пребывания короля Амори с войском в Египте он получил известие о вторжении сарацинских войск в графство Триполийское, для обороны которого не имелось достаточно сил. Амори, являвшийся не только королем Иерусалимским, но и регентом Триполи, всецело осознавал необходимость срочно укрепить оборону графства. Главная проблема заключалась в том, где найти необходимые для этого силы. Король предпочел снова опереться, как на вспомогательную силу, на войска духовно-рыцарских Орденов. Поэтому Амори передал им в 1167 г. и в последующие годы целый ряд триполийских замков с прилегающими землями. Замок Тортоза и почти весь север графства Триполийского достались рыцарям-тамплиерам. Иоанниты уже владевшие сильнейшим замком графства - Крак де Шевалье - получили во владение вдобавок плодородную Букайскую равнину (более известную нам как „долина Бекаа“ – место ожесточенных боев израильтян и марионеточной „армии Южного Ливана“ с палестинскими боевиками, ливанскими шиитами и друзами в 1982 г.). Расположенный на юге этой области замок Аккар, захваченный мусульманами в 1165 г., был отвоеван иоаннитами в январе 1170 г. Как регент графства Триполийского, Амори передал иоаннитам отвоеванный ими у сарацин замок, а в придачу - г. Арку. Так Орден Святого Иоанна стал  владельцем всей долины Бекаа.

          Склонность короля Иерусалимского передавать духовно-рыцарским Орденам замки и крепости, усилилась после захвата сарацинами графства Эдессы. На протяжении десятилетий это графство служило плацдармом “латинян” на Востоке, не позволявшим сравнительно недавно исламизированным туркам-сельджукам соединиться с арабами Сирии и Северной Африки. После падения Эдессы, от христианских владений на Среднем Востоке осталась лишь узкая полоска прибрежной земли, защитить и удержать которую можно было лишь при помощи хорошо продуманной системы крепостей. Правда, христианские властители и раньше предпринимали попытки упрочить свое положение в завоеванных странах путем строительства замков и крепостей. Но теперь эта фортификационная деятельность была значительно усилена. В ходе возведения планомерной и целесообразной системы укреплений были усилены уже существовавшие ранее и построены новые замки. Система укреплений была глубоко эшелонированной. Внешняя оборонительная линия состояла из целого ряда замков и отдельных сторожевых башен. Во второй линии обороны, в прибрежной полосе, в стратегически важных пунктах, господствовавших над окружающей местностью, были построены мощные крепости, имевшие центральное значение для обороны всей страны. За казавшимися несокрушимыми  крепостными стенами были устроены склады оружия и продовольствия для снабжения передовой линии обороны.

        Важнейшее значение имели замки, защищавшие государства крестоносцев с юга. Главным врагом христианских государств Востока были мусульманские  правители Египта. Именно оттуда пришел султан Саладин, разгромивший войска крестоносцев в битве при Хиттине, после которой “франки”-латиняне не продержались в Святой Земле и сотни лет. Поэтому “латиняне” возвели в прибрежной полосе, на границе с пустыней, крепости Газу, Дарон и Бейт Джибрин. Для наблюдения за караванными путями между Дамаском и Каиром, по которым также шли паломники к мусульманским святыням Мекки на Аравийском полуострове и осуществлялась торговля с Индией, и для осуществления контроля над этими путями крестоносцы построили мощные крепости Монреаль и Керак, а еще южнее и, соответственно, еще ближе к границам Египта - крепости Петру и Эйлат. 

        Разумеется, большинство этих  укреплений поначалу находились в руках самого короля или его ленников. Когда же христианские государства в XII в. оказались под все возрастающим давлением своих исламских соседей, король Иерусалимский и его вассалы оказались более не в состоянии нести постоянно возраставшие затраты на их поддержание в надлежащем состоянии, расширение и ремонт. Поэтому владельцы большинства замков продали или даже передали их в дар Орденам, поскольку только Ордены были в состоянии тратить огромные суммы на текущий ремонт старых и строительство новых укреплений. Эти деньги Ордены брали из пожертвований, стекавшихся в Святую Землю со всей Европы (например, в Германии в XIII в. двадцатая часть всех сборов взималась в помощь христианам Святой Земли). Кроме того, немалые суммы Ордены получали в форме доходов от своих земельных владений, мельниц и пр. К тому же Ордены, благодаря постоянному пополнению своих рядов за счет свежих бойцов с Запада и вспомогательных войск из числа местных жителей, нанятых орденскими вербовщиками на Востоке, могли обеспечивать замки и крепости достаточно многочисленными гарнизонами, хотя постоянно страдали от ”недокомплекта” (для обороны одной только крепости Крак де Шевалье „по штатному расписанию“ требовался двухтысячный гарнизон!).

        Выше было описано, как Ордены свыклись с ролью своеобразной постоянной армии крестоносных государств и как их военная помощь последним становилась все более необходимой по мере обострения вооруженных конфликтов с соседними исламскими государствами. Вероятно, объединенной мощи военно-монашеских Орденов (во всяком случае, двух крупнейших из них - госпитальеров и тамплиеров) оказалось бы достаточно для успешной обороны укреплений Иерусалимского королевства от нападений сарацин - но лишь при условии, если бы Ордены, в соответствии со своими уставными обязанностями, действовали бы в тесном союзе и согласии. Между тем, трагизм положения крестоносных государств усугублялся недостаточной координацией действий между правителями отдельных государств и противоречиями между духовно-рыцарскими Орденами. С тех пор, как Ордены разбогатели и усилились, они стали соперничать между собой в борьбе за власть и земельные владения. Эти противоречия нередко выливались в кровавые распри. Даже папам не удавалось наладить между Орденами более-менее прочные мирные отношения. Так, папа Александр пытался в 1179 г. выступить посредником между Орденами иоаннитов и храмовников в такой форме, как если бы речь шла об установлении мира между двумя враждебными государствами. Но межорденские распри продолжались, и папа Григорий IX (1227-1241 гг.) был вынужден в 1235 г. официально поставить Орденам в вину то, что они, вопреки своим прямым обязанностям, вредят Святой Земле своими непрерывными стычками по самым ничтожным поводам (например, из-за права владения несколькими мельницами или территорией, на которой когда-то находился христианский замок, уже срытый к тому времени сарацинами!), вместо того, чтобы защищать страну от мусульман.

        В лице Роже де Мулэна, “магистра Иерусалимского Госпиталя” в 1177-1187 гг., Орден странноприимцев вновь обрел выдающегося военного вождя и организатора. Он не только, в соответствии с заветами своих великих предшественников, всемерно поддерживал беспрекословную дисциплину и высокий боевой дух в рядах собственного Ордена, но и выступал в качестве опытного советника владык крестоносных государств. Наилучшим свидетельством выдающейся личной храбрости магистра явилась его героическая смерть в бою с сарацинами. Из орденского Устава, названного его именем, явствует, что он, невзирая на выдвинувшуюся на первый план военную деятельность иоаннитов, по-прежнему уделял неослабное внимание изначальным задачам и духу странноприимцев, служению бедным, больным и убогим. Под его руководством Генеральный Капитул госпитальеров в 1181 г. осуществил ряд нововведений, поставивших Госпиталь во главе всех известных в ту пору на христианском Западе странноприимных домов.