Я истребитель! Я истребляю!

  - Приятно познакомится,- ответил я.

  - Давайте начнем осмотр...

  - ... в общем, все хорошо. Заживление идет даже лучше чем мы предполагали, это показывает, что ваш крепкий и молодой организм справляется с ранениями. Вы что-то хотите спросить?

  - Хотел? Да я у вас уже раз пять спрашивал, что со мной?

  - У вас Вячеслав, тяжелое ранение левой ноги, перебита малая берцовая кость. Мелкие осколки получили также левая сторона тела. Живот грудь, досталось также и левой руке.

  - А-а-а. Ну да, у меня же на крыле пушечный снаряд разорвался. Помню-помню, а как же. Но вот посадку нет. Помнится, как на аэродром свой ястребок вел, и все, расплывчато как-то... Можно еще воды, а то горло пересохло?

  - Да, конечно. Маша!

  Снова попив воды из чайника, я поблагодарил с Машу и спросил:

  - Так, когда я на ноги встану?

  - У вас тяжелые ранения. Полгода в госпитале это минимум, что я могу вам обещать, и это если осложнений не будет. А пока отдыхайте. Помните что сон лучшее лекарство.

  - Понятно. Да, кстати, а какое сегодня число и время?

  - Второе сентября. Десять часов дня. Отдыхайте,- сказала Елена Степановна и, подхватив папку, в которую что-то записывала при обследовании, направилась к выходу, а вот сержант задержался. Выпроводив всех из палаты, он подошел к койке и присев на стул, сказал:

  - Ну что Суворов, давай знакомиться?

  - Давайте,- ответил я осторожно.

  - Я в курсе, так что со мной можешь разговаривать спокойно.

  - Вы это о чем?- разыграл я удивление.

  - Дивизионного комиссара помнишь? Макарова?

  - Помню,- кивнул я.

  - Ну вот и хорошо. А теперь давай рассказывай все что произошло, начиная с вылета на сопровождение бомбардировщиков...

  - Шредера?- изумленно воскликнул я.

  - Именно.

  - Да вы шутите!!! Его группа была специально подготовлена для борьбы с асами противника,- не унимался я.

  - Да точно, это он. Я тебе позже газету принесу он там с одним из своих подчиненных, капитаном Кляузе.

  - Вот это новость так новость. Сколько говорите я сбил?

  - Семь, восьмой разбился при посадке. Геринг рвет и мечет.

  - Весело. Вы не знаете, что было после моей посадки?

  - Ну почему не знаю, разговаривал я с вашим полковым особистом. Никифоров кажется. Он довольно подробно все рассказал, специально вам передать просил...

  '....Что-то прохрипев, Вячеслав замер.

  - Остановка сердца!- выкрикнула Лютикова, и с не девичьей силой оттолкнула Никифорова в сторону стала делать реанимационные действия. Особист ни сказал ни сказал не слова, наблюдая как деловито работает Марина.

  Стоявшие вокруг бойцы и командиры молча наблюдали как она делает непрямой массаж сердца, и искусственное дыхание. Врач из полка Запашного, военфельдшер Микоян, контролировал ее, проверяя у лейтенанта пульс.

  - Отошли все! Нам нужен воздух и освещение!- рявкнул он.

  - Есть пульс,- через секунду выкрикнул Микоян. Через полчаса Суворов уже лежал на операционном столе, под капельницей и плазмой.

  - Кровь больше не требуется,- отгоняла сестра Галя, добровольных доноров, от санчасти.

  Как только шумиха вокруг раненного улеглась, и все снова занялись своими делами, иногда замирая и глядя на санчасть, к Запашному подошел приехавший с Никифоровым сержант, и лихо кинув руку к пилотке, представился:

  - Товарищ подполковник. Старший сержант Суворов, представляюсь по случаю назначения.

  - Суворов?- удивленно спросил подполковник, изумленно разглядывая лицо новичка.

  - Да. Алексей Николаевич,- подтвердил Алексей, уже устав объяснять попутчикам и незнакомым людям, что он не тот Суворов, который всем известен, хоть и похож.

  - Похож,- как будто прочитав мысли Алексея, задумчиво сказал Запашный,- только цвет глаз другой, у Вячеслава они голубые, а у вас сержант, карие.

  Вокруг новичка с таким знакомым и родным всем лицом стали собираться все, кто был рядом. Слышались удивленные ахи и охи.

  - Так вы родственники?- спросил Никитин.

  - Нет, товарищ подполковник. У меня уже интересовались два месяца назад товарищи из органов, но я сразу сказал им, что не знаю Вячеслава Суворова.

  - Но ведь похож,- выкрикнул кто-то из толпы.

  - А ну все разошлись!- рявкнул Запашный.

  Бойцы как-то мгновенно испарились, вслед за ними потянулись летчики обоих полков, бросая на ходу любопытные взгляды на двойника всеми любимого летчика.

  - Пойдемте в штаб там и поговорим!- приказал Запашный и командование обоих полков, включая сержанта, потянулись к штабу.

  Пока начштаба изучал документы сержанта о переводе, комполка расспрашивал сержанта, одновременно приглядываясь к нему, и чем больше он наблюдал за ним, тем больше понимал, какая между ними разница.

  Характеры у двойников были совершенно разными. Вячеславу достаточно просто поговорить с любым незнакомым человеком, рассказать пару анекдотов, как они уже не разлучные друзья, ну приятели в крайнем случае, настолько он был общителен, и интересен как собеседник. Алексей был другим, серьезен, не многословен, редко улыбчив. От Вячеслова, просто от общения с ним набираешься позитива, именно поэтому многие летчики так любили его вечерние посиделки, пока не начались концерты. Алексей же такого настроя не давал.

  - Документы в порядке,- сказал начштаба.

  - Ну что ж сержант. Назначаю вас во вторую эскадрилью. Какими машинами владеете?

  - Перед самым выпуском одним из первых сдал на отлично пилотирование новейшим истребителем 'ЛаГГ'.

  - О, как? Даже здесь похожи ... Ладно сержант приступайте к службе...'

  - И что сейчас этот двойник летает в моем полку?- спросил я задумчиво. Значит, мне не показалось, я и вправду видел прадеда. Не бред, как я думал.

  - Да. Насколько я знаю да. Хотели его выдать за тебя, но после отказались от этой идеи. Приказ сверху пришел, так что он уже не двойник, а просто очень похожий на тебя летчик и однофамилец, уж не знаю как так получилось

  - А Лютикова?

  - Довезла тебя до операционной, тут в Москве, но после того как тебя приняли местные врачи, отбыла по месту службы.

  - А мои вещи?

  - Все у завсклада.

  - Понятно. А награждение?

  - Ну я уж думал ты не спросишь. Думаю скоро. Как только сообщу, что ты очнулся, будут решать.

  - Понятно. И что теперь будет?

  - Ты как себя чувствуешь?

  - Спасть хочу.

  - Я не о том, разговор с корреспондентами выдержишь?

  - Конечно.

  - Ну тогда завтра-послезавтра жди. Ставкой решено осветить твой подвиг. Бой нашего аса против десяти немецких - это очень сильно. Так что готовь речь. Я завтра днем приду к тебе, обсудим ее.

  - Хорошо,- сладко зевнув, ответил я.

  Как только особист вышел я накрылся одеялом, стараясь не шевелиться, и вспомнил о прадеде. Мы действительно были очень похожи.

  Он был летчиком. Закончил войну гвардии капитаном, комэском в штурмовом полку. Начинал на истребителях, а закончил на илах. Но не это было странным. Уж я то знал, он мне сам рассказывал, что до конца сорок второго, он был инструктором в летной школе по боевому пилотированию, где получив звание младшего лейтенанта, все-таки добился отправки на фронт. Так что я никак не ожидал его увидеть на фронте в сорок первом. Как же я все-таки изменил историю, раз произошло такое?

  Утром, меня осмотрела группа врачей всех возможных специальностей. Там даже был гинеколог, по совместительству стоматолог, который быстро осмотрев мои зубы, сказал, что все в порядке. Я его осмотр воспринял скептически, но не запретил, поизучав некоторое время мою пломбу на одном из коренных зубов, приговаривая:

  - Чудесненько-чудесненько. Миленько. Кто делал?- судя по всему, пломба его изрядно заинтересовала.

  Пришлось быстро сочинить историю, про незнакомого врача, который поставил ее. Врач отвязался, но в дальнейшем заскакивал ко мне периодически, осматривал зубы. Что-что, а с ними у меня было все в порядке - кроме этой злосчастной пломбы - зубы были ровненькие, белые, результат работы профессионального стоматолога. Родители кучу бабок вбухали в них, что позволило спокойно улыбаться, не стесняясь неровных зубов, как было ранее, в детстве.

  Почти час врачи кружились надо мной, осматривая и записывая что-то в историю болезни. Наконец эта утомительная процедура закончилась и что-то обсуждавшие врачи вышли, предоставив работу медсестрам, и все началось по новой.

  Три медсестры стайкой кружили вокруг меня, ставя уколы и давая таблетки. Взяв несколько анализов, они также вышли.

  - Как тяжело день-то начался,- пробормотал я, проводив их взглядом.

  - Эй, а завтрак?- крикнул я вслед.

  - Через десять минут усе будет,- сказала заглянувшая санитарка.

  - Тогда ладно, а то я думал, забыли про меня,- пробурчал я. Все кто болеет становятся такими несносными, за собой я такого не замечал, но все бывает в первый раз в жизни.

  День до обеда пролетел молниеносно, меня не трогали, так что я отдыхал, читая 'свежую' газету недельной давности.

  Среди списка награждений моей фамилии не было, но своих я нашел, хорошо, что хоть их не обошел дождь наград. А вот про мой бой, там было все, так как выпуск был дополненный, как гласил заголовок. Видимо прошлой выпуске статья была общая, а в этом уже дополненная, увеличенная.

  - Вот и почитаем, что тут пишут,- пробормотал я, разглядывая фотографии.

  Статья была интересная, даже для меня.

  В принципе ничего так написано, кое-что не правильно, как-то, что я очнувшись когда меня вытаскивали из кабины самолета пробормотал:

  ' Товарищ командир задание выполнено...'- и потерял сознание. Это был явный вымысел корреспондента.

  А вот бой был описан довольно грамотно, видна рука специалиста, похоже, корреспондент с фамилией Андреев нашел грамотного профи. Были вставки от подполковника Шредера, как его привезли в штаб фронта, и где он давал показания. Много что было. Упомянули даже про разбившийся восьмой 'мессер' при заходе на посадку.

  В общем, профессионально написанная статья про героя-летчика. Можно было бы возгордится, но нечем. Тут можно сказать одним словом, я в том бою дрался на смерть, решив для себя, что не отступлю. В общем, там я умер. Так решил для себя перед началом боя, и это помогло. Ни страха, ни каких других чувств, в том, уже известном на всю страну воздушном бою я не испытывал. Решив для себя: 'Или я их, или они меня, другого не будет! Не отступлю!'

  Именно поэтому я не боялся атак 'мессеров' смело поворачивая им на встречу и встречая огнем, не обращая внимание на то, как на плоскостях и корпусе появляются все новые дырки, главное для меня было уничтожить как можно больше гитлеровцев. То, что я дрался с легендарной в мое время группой полковника Шредера, удивило меня. Если бы я знал до боя, шансов бы у меня не было. Совсем. Но я не знал, похоже, это и спасло, не погиб, выжил.

  Фото на обратной стороне заинтересовало меня. Там было командование моей дивизии. Около десятка командиров позировало перед камерой. С интересом я посмотрел на заголовок статьи.

  - О как! 'Успешный налет нашей авиации на крупный железнодорожный узел сорвали планы подготовки немецко-фашистских войск к крупному наступлению!'- вслух прочитал я.

  Статья была интересная. Если отбросить мусор, то получалось группа наших бомбардировщиков примерно в тридцать машин, на рассвете налетела на этот узел, и смела бомбами все что только можно. Корреспондент написал, что с задания не вернулся только один самолет сбитый зенитками, это была явная ложь. Число можно смело увеличить раза, как минимум, в три. Думаю, не меньше пяти не вернулось. Уж я-то знаю, навидался, и как действуют немцы в таком случае, осведомлен прекрасно.

  На фотографии был командир дивизии, начштаба, комиссар, и еще пятеро незнакомых командиров. Это они участвовали в разработке операции.

  Несколько секунд я разглядывал капитана стоявшего за левым плечом полковника Миронова. Это был тот самый командир, что я видел в беседке, когда прибыл к генералу. Что-то в его лице было знакомое, но я ни как не мог вспомнить.

  Продолжая пристально рассматривать фото, краем сознание зацепил в памяти воспоминание, как вдруг в палату вошла санитарка с подносом. Время обеда.

  Воспоминание, как появилось, так и исчезло испуганное появлением Марьи Петровны. С легкой досадой бросив газету на табурет, что стоял рядом, я принялся за еду.

  Проводив взглядом уходящую с грязной посудой санитарку, почувствовал, что упустил что-то важное, но сколько я в дальнейшем не смотрел на фото, воспоминание ко мне больше не вернулось.