Египтянка (сборник)

Володя закурил, задумчиво глядя в окно, и вдруг повернувшись к Андрею, весело объявил:

– А ты молодец! Очень все грамотно получилось.

Андрей даже опешил. Он приготовился отстаивать свое мнение; может быть, даже ругаться, рискуя собственным положением, но то, что он «молодец», явилось полной неожиданностью. Выглядел он, видимо, настолько растерянно, что Володя даже рассмеялся.

– Не понял, да? Все просто, как в частушке. Каждая баба должна знать свое место, согласен?

– Безусловно.

– То, что я ее тут иногда трахал, это ты, наверное, понял. Иначе, за кой хрен ей такую зарплату платить? Короче, зарвалась девочка, права стала качать. А мне ж, сам понимаешь, это на фиг не надо. Мы с Танькой неплохо живем и скандалы мне совершенно ни к чему; тем более, ревнивая она до ужаса. Дураку понятно – это легкое приключение на работе; у нее же претензий стало не в меру. А выгнать повода не было – она ж у нас официально числится; тут и с КЗОТом считаться приходится. А теперь все проще. Сейчас мы девочку на место поставим… рылом не вышла условия мне диктовать, – он сел за компьютер, и пока тот входил в программу, придвинул листок бумаги, – значит, говоришь, позавчера прогул. Это у нас четырнадцатое, да?

– Да, – Андрей прекрасно понял ситуацию. Все абсолютно закономерно – от такой стервы ничего другого даже ждать не приходилось. Тем не менее, он все еще никак не мог прийти в себя, слишком долго настраиваясь на битву за принятое решение.

– Хорошо, – продолжал Володя, – а пятнадцатого опоздание. Шестнадцатого прогул… сейчас три приказа оформлю, и никакой КЗОТ не подкопается, – его пальцы забегали по клавиатуре.

– Слушай, Володь, ты оставайся; объясни ей все, и как директор, запись сделай, – Андрей достал из сейфа Викину трудовую книжку, – а я пока заброшу мешки в Павловск.

– Не, так не пойдет, – Володя поднял от экрана хитрые глаза, – на кого ж ты меня покидаешь? Она тут меня еще изнасиловать попытается, а потом ментов вызовет, типа, я до нее домогаюсь, а она не дается – вот и причина для увольнения. Лучше я поеду в Павловск, а ты заварил эту кашу, до конца ее и расхлебывай. Закалка у тебя военная, а я, гражданский интеллигент еще растаю от ее стриптиза, согласен?

Андрею ничего не оставалось, как молча кивнуть. Действительно, перед ним ломать комедию она вряд ли станет, тут Володя прав.

– Вот и все, – Володя быстро подписал приказы и разложил их веером; потом погрозил пальцем ни в чем ни повинным листкам бумаги, – запомни, детка, во всем надо знать меру. Кстати, – он поднял голову, – раз уж ты кадровые вопросы взял на себя, то позаботься и о новой секретарше. Пусть теперь это будет девочка на твой вкус.

– Какой вкус? – Андрей даже смутился, – никакого вкуса у меня нет. Просто дадим объявление в газету.

– Ой, не надо! – Володя картинно заломил руки, – знаешь, что такое газета? Кастинг на неделю, и даже, если найдем что-то подходящее, поток ведь не остановишь – еще месяц придется отбиваться от всяких прошмандовок, беседовать, выслушивать их горестные истории… сделаем проще. Я сейчас пяток объявлений распечатаю, а ты расклей их на ближайшей остановке. Придет два-три человека – из них выберешь, а потом объявления дождем смоет, и дело с концом. Учитывая прошлый горький опыт, тест будет такой… – он поднял глаза к потолку, – «Возраст от тридцати, внешние данные значения не имеют, опыт работы секретарем не требуется…» Чтоб еще такое загнуть?

– Хватит, – Андрей испугался, как бы Володя не перегнул палку настолько, что ни одна уважающая себя женщина просто не откликнется из чувства самоуважения.

– Ну, как скажешь. А то я как-то наигрался в служебные романы, – вынув из принтера объявления, Володя протянул их Андрею, – удачи, кадровик ты наш новоявленный. Если павловские позвонят, скажи – к обеду буду, – он весело подмигнул, – счастливо оставаться.

– Погоди. Может, ты сразу объявления расклеишь? Все равно мимо остановки поедешь.

– Да?.. – Володя недовольно сморщился, – ладно, давай.

Выйдя из подъезда, он остановился; представил, как вылезет из новенького «Форда» и, словно девчушка из «Avon», начнет лепить на столб бумажки, а еще кто-нибудь прочтя такой дурацкий текст, будет смеяться ему вслед и крутить пальцем у виска. Чувствовать себя смешным, он боялся больше всего.

Володя сунул объявления в карман, чтоб выбросить в ближайшую урну. …Может же с первого раза никто не откликнуться? Может. Запросто… Но выйдя из подъезда, остановился; достал один из листков, густо намазал клеем и налепил прямо на дверь. …А это тебе, Викуля! Чтоб знала – место занято!..

* * *

Проснулась Катя поздно, отдохнувшая и умиротворенная, выспавшаяся впервые за много дней. Родители уже ушли, и это стало еще одним маленьким праздником. Она потянулась, подняв руки над головой; с удивлением увидела рукава свитера. …Как я могла уснуть, не раздеваясь, да еще, так крепко?.. Вспомнила, что ей что-то снилось, но никак не могла восстановить в памяти, что именно. Кажется, она хотела придумать себе другую жизнь, хорошую и беззаботную, но, вот, что из этого получилось?..

…Нет, бал со свечами, я наглым образом украла из какой-то книжки… оно, конечно красиво и привлекательно, но не мое… А ведь что-то же я успела себе придумать, если спала так сладко, и настроение мое изменилось таким коренным образом… Как же вспомнить-то!.. Но, видимо, наши сны, как и наша жизнь, существуют лишь до тех пор, пока мы существуем в них. Эта мысль сильно удивила Катю, потому что из нее невольно вытекала следующая – а чем тогда жизнь отличается от снов? Получалось, что ничем. Только в жизни еще масса ненужных, обременительных проблем, связанных с добыванием денег на еду, косметику, одежду и прочие атрибуты этой же самой жизни. Замкнутый круг какой-то…

Всплывшее вдруг слово «деньги» мгновенно разрушило, возникшую было, идиллию, но даже оно не смогло уничтожить ее полностью – все равно осталась маленькая щель, в которую можно забиться, как только станет совсем невмоготу бороться за существование здесь.

Катя встала и пошла в ванную. За вчерашний день глаза стали привыкать воспринимать предметы в виде неясных расплывчатых изображений; она даже подумала, что в отсутствии очков нет никакой трагедии. …Без них я, наверное, и выгляжу симпатичнее… хотя… Она наклонилась к зеркалу – очень непривычное лицо, зато глаза стали необычайно большими и выразительными (она читала о таком эффекте, но никогда не решалась опробовать его на себе). …Оказывается, надо просто решиться – решиться сломать все и начать заново!.. Эта мысль показалась такой твердой и радостной, что в душе даже мелькнула надежда на какие-то коренные изменения, которые должны произойти, именно, сегодня. Ведь сегодня она выйдет в город с совершенно другим настроением, и остальной мир тоже должен почувствовать это.

Катя умылась, долго подводила глаза, и когда вышла из ванной, отделенной от остального пространства глухими стенами, то увидела в окне низкое осеннее солнце и небо, в какие-то полчаса неожиданно ставшее лазурно голубым. На улице вряд ли потеплело, но сама слепящая яркость окружающей природы, словно подтверждала робкую уверенность в начале новой жизни.

После ухода родителей чайник уже остыл и его пришлось греть заново. На это время Катя вернулась в комнату. Солнечные блики делали ее радостной, будто наступил некий праздник, с которым так не гармонировала вся ее одежда непонятного грязно-синего цвета. Ужасно не хотелось вновь таскать на себе эту тусклую шкуру, приносившую одни неудачи и разочарования.

Катя задумчиво открыла шкаф. Среди летних платьев у нее имелось несколько относительно модных (в меру материальных возможностей); осенняя же одежда стоила гораздо дороже, поэтому об ее обновлении она даже не решалась заводить речь. И вдруг Катя вспомнила, что еще в студенческие годы у нее был шикарный красно-белый свитер! Он должен храниться в одном из чемоданов, пылившихся на антресолях. Вот он полностью соответствовал и погоде, и настроению.

Она сняла тяжелый чемодан, едва не уронив его; вытащила свитер; встряхнула. По непонятной причине моль пощадила мягкую, аппетитную шерсть; показалось даже, что она сохранила едва уловимый запах совсем другой, беззаботной осени.

Переодевшись, Катя подошла к зеркалу. В другое время она б постеснялась выходить в таком виде на люди – свитер стал каким-то куцым, хотя ей казалось, что ее рост не мог измениться; к тому же грудь выпирала совсем неприлично. Но сегодня особенный день! Сегодня ей совершенно наплевать на то, что скажут окружающие – ей хотелось нравиться себе.

Катя слегка взбила волосы, сделав прическу более пышной похожей на растрепанную гриву – как еще изменить внешность, она не могла придумать, поэтому проглотила бутерброд с чаем и выскочила на улицу, словно опаздывая на первое свидание.

Солнечный свет ударил в глаза. Катя зажмурилась и отвернулась к темному чреву подъезда, но дверь уже закрылась, зато она увидела листок, которого не было вчера вечером.

…Небось ЖКО сообщает, когда включат отопление, – она наклонилась к объявлению. «ООО требуется секретарь-женщина. Возраст от тридцати…» Катя с удивлением прочитала адрес дома, в котором жила. Даже квартира находилась в ее подъезде, только на первом этаже! Еще раз изучила ровные строчки букв, набранных на компьютере. Сначала она подумала, что сослепу не уловила чего-то самого важного, скрывающего неминуемый подвох; потом решила, что это розыгрыш, но кому и зачем понадобилось шутить над ней так зло? Потом вспомнила, что около года назад тетя Валя переехала к очередному мужу, а квартиру сдала. Скорее всего, там, действительно, находилась какая-то организация, потому что окна по вечерам не светились, а утром и днем незнакомые мужчины иногда заходили в их подъезд, но не поднимались на верхние этажи.

Она стояла перед странной бумажкой в полной растерянности – такого просто не могло быть в реальности, потому что, если б она сама придумывала объявление о найме себя на работу, то не смогла б сочинить ничего точнее и правильнее. Она вдруг подумала: …А как иначе? Оно ведь и написано специально для меня; именно, для меня, слепой курицы, его повесили прямо на двери, чтоб я не вздумала не заметить!..

Катя перевела дыхание и шагнула обратно в подъезд; остановилась, поднявшись на три короткие ступеньки; боязливо протянула руку и нажала кнопку звонка. Мелькнула предательская мысль, что все равно это ловушка, непонятная и необъяснимая, а она, как дура, сама лезет в нее. Но коричневая обшарпанная дверь притягивала. Катя попыталась сделать шаг назад, но будто мгновенно лопнула связующая нить – стало даже холодно (или просто ее бил озноб); вернулись вчерашние мысли о распростертом на асфальте теле. Она не желала их возвращения, особенно после сегодняшней блаженной ночи и такого радостного солнечного утра. Еще раз нажала кнопку. Она не слышала шагов, и получалось, дверь открылась, вроде, сама собой. В проеме стоял невысокий седоватый человек с задумчивым лицом и тяжелым внимательным взглядом.

– Я по объявлению, – пролепетала Катя, – там, внизу на подъезде висит…

– Да? – мужчина улыбнулся и из глаз пропало напряжение.

Катя подумала, что, наверное, ждал он не ее, а кого-то другого, нежеланного и неприятного, а к ней здесь должно быть совершенно другое отношение – он просто не думал, что она придет так быстро.

– Проходите, – мужчина отступил в сторону.

Катя взглянула вокруг. Серый, кое-где лопнувший линолеум, вешалка с полочкой для головных уборов, за которой на обоях проступало грязное пятно – все осталось, как при тете Вале, совсем не напоминая офис некоего «ООО».

Замок щелкнул. Мужчина оказался совсем близко в полумраке тесного коридора. …Западня захлопнулась… – Катя, ощутила себя маленькой и беззащитной, – соседи все на работе – даже если я закричу, никто не услышит… Противный холодок пробежал по телу, сжимая в маленький жесткий комок все ее существо; сразу захотелось в туалет, но мужчина не бросился на нее и даже не попытался каким-то образом привлечь внимание. Он распахнул дверь в комнату, и сам вошел первым.

– Проходите. Садитесь.

Катя вошла. В светлой и солнечной комнате она не увидела никаких орудий пыток и, вообще, ничего зловещего и угрожающего, даже постели. На столе стоял компьютер, принтер, телефон; лежали бумаги; стул в углу занимали папки, наверное, потому что шкафа в комнате не оказалось вовсе.

…А раньше шкаф был, – автоматически отметила Катя. Она подошла к одному из двух стульев, предназначенных для посетителей, и села, не зная, на чем остановить взгляд. Мужчина уселся за стол, молча уставившись на нее; придвинул лист бумаги, потом отодвинул его (Кате показалось, что он тоже чувствует себя не слишком уверенно). Наконец, поймав ее смущенный блуждающий взгляд, он сказал:

– Неказисто, конечно, но мы собираемся переезжать – там поприличней будет. Так что, не обращайте внимания.

– Хорошо…

– Меня зовут Андрей Павлович. Я – заместитель директора. А вас, как зовут?

– Катя… Екатерина Алексеевна… Ну, Катя…

Андрей одобрительно кивнул. Разительный контраст с Викой, проявляющийся, и во внешности, и в манерах, располагал его к этой девушке, но в тоже время что-то отпугивало. Может, эта ужасная манера одеваться? Все-таки женщина должна быть хоть чуть-чуть привлекательна.

– Расскажите свою биографию. Только коротко.

– А там длинно и не получится, – в первый раз Катя попыталась улыбнуться, почувствовав, что ничего страшного не происходит, и ей задают самые стандартные вопросы.

Вся информационная часть ее рассказа заключалась в двух предложениях: родилась тогда-то, училась там-то. Все остальное сопровождалось частицами «не». Андрей смотрел на девушку и думал, приятна ли она ему? Вернее, не так… устроит ли она его для совместной работы, но никак не мог ответить на этот вопрос. Познания в психологии слишком слабо отпечатались в офицерском мозгу, и чтоб сложить мнение о человеке, ему требовалось увидеть, как он ведет себя в бою, когда пули свистят над головой, или хотя бы на марш-броске километров в тридцать. Там сразу все становилось понятно, а здесь?.. Такие неестественно распахнутые глаза с увеличенными зрачками, которые могли затмить все остальное… Как он не обратил на них внимания сразу? …Да, кадровик из меня хреновый, – он усмехнулся; легонько стукнул ладонью по столу.

– Ладно, все это не имеет значения. Это я так спросил, для порядка. Мы торгуем мешками. Видели, большие такие, по пятьдесят килограмм; в которых продают муку и сахар?

– Видела.

– Вот, это они и есть. Нас здесь двое – я и директор. Мы часто находимся в разъездах, поэтому необходимо, чтоб кто-то находился на телефоне и «снимал» информацию. Иногда требуется распечатать документы. Вот, собственно, и все, – Андрей замолчал, ожидая реакции, но ее не последовало.

Катя разочарованно думала, сколько же могут платить за такую работу. Наверное, рублей триста-четыреста в месяц, как «диспетчеру на телефоне»…

– Вы далеко живете? – сбил ее мысли Андрей.

– В этом же подъезде. Четырнадцатая квартира.

– Это хорошо. То есть, у нас не будут возникать ситуации, когда в наше отсутствие вы вдруг уйдете на целый день, потому что забыли выключить утюг, или к вам должен прийти сантехник, или заболела ваша мама? – он вспомнил несколько причин, использовавшихся Викой.

– Что вы?! Конечно, нет!.. – Катя подумала, что здесь ей будет даже спокойнее, чем дома, но произносить вслух не стала.

– Это хорошо, – повторил Андрей. Оставалась, правда, одна, немаловажная деталь – они с Володей не определили зарплату новой секретарши, а без этого вести переговоры совершенно бессмысленно, но поскольку решение требовалось принять немедленно, Андрей решил волевым решением сохранить Викин оклад. …В конце концов, зам. директора я или нет? Пусть она не будет спать с шефом – зато работать будет, как положено…

– Зарплата у вас будет десять тысяч. Минус налоги, естественно. Устраивает?

Катя смотрела на него, то ли с ужасом, то ли с восторгом – она не могла даже предположить подобную цифру, ведь это в разы превышало зарплату отца, козырявшего тем, что он содержит семью. Андрей не понимал сути молчания, поэтому добавил:

– Тем более, как я понимаю, на транспорт вам тратиться не придется. Может, потом, если мы переедем отсюда…

– Да, конечно… извините, – за эти деньги Катя готова была еще мыть полы и… «распечатывать документы» вспомнила она и ясно представила, как через секунду ее сказка рухнет. Скорее всего, ее просто выставят без дальнейших объяснений, но не сказать этого она просто не могла – потом все получилось бы еще хуже. Она почувствовала, как краснеет, но ничего не могла с этим поделать, – я… не умею работать на компьютере. Вообще. Понимаете, когда мы учились, все это только начиналось…

– Совсем не умеете? – Андрей удивился, ведь даже он уже научился одним пальцем набирать текст.

– Да…

Андрей вздохнул. Вика-то шлепала по клавишам с такой скоростью, что он не всегда успевал уследить за ее ярко красными ногтями, беспорядочно исчезавшими и возникавшими на клавиатуре, будто капельки крови. И как Володя отнесется к такому «половинчатому» секретарю?..

– Вообще-то, вы нам подходите, – за эти полчаса Катя, словно из новобранца превратилась в его солдата, и теперь он уже должен нести за нее ответственность; заботиться о ней, учить, а не списывать в стройбат или сажать на «губу» за то, что она чего-то не умеет. Он не привык так поступать… тем более, в этих странных глазах читалась такая мольба, что, не готовый к мгновенному решению, Андрей отвел взгляд. …Черт, насколько все-таки с мужиками общаться проще, чем с бабами!..

– Я думаю, что мы решим ваш вопрос положительно, – произнес он тоном закостенелого бюрократа, и сам почувствовал это, – Владимир Иванович появится, и мы с ним все обсудим. Не возражаете, если я зайду к вам потом и сообщу результаты? – Андрей улыбнулся, чтоб хоть как-то сгладить казенные фразы.

– Да, конечно, – Катя поднялась. Она уже поняла, что все ее утреннее состояние оказалось безжалостным обманом, и солнце вылезло на небо совершенно случайно, безотносительно к ней. Все рушилось в сознании настолько быстро, что она даже не поняла, как вновь оказалась на лестничной площадке, и дверь, за которой получая десять тысяч, она могла б вернуть ощущение собственной значимости и человеческого достоинства, закрылась. Она точно знала, что закрылась навсегда.

Катя подумала, что похожа сейчас на кошку, которую подобрали на улице, обогрели, накормили, а потом выбросили обратно из-за какой-то дурацкой разбитой чашки…

Идти в город и пытаться найти что-нибудь другое не осталось ни сил, ни желания. И, вообще, это бесполезно! Это пустая иллюзия, вызванная необходимостью отработать злосчастные сто рублей – последние сто рублей в ее жизни…

Катя открыла дверь квартиры. Знакомый запах охватил ее, внушая своей въедливой неизменностью, что он вечен, и вырваться из него ей не суждено никогда. Тупо глядя в расплывающееся пространство, она сняла туфли; стащила мерзкий, ставший вдруг колючим, свитер, сбросила юбку, оставив ее лежать на полу, и рухнула на диван. Слезы полились сами собой; сначала незаметно, и она утирала их рукой, размазывая по щекам, но напор возрастал – они уже сотрясали все тело; рот непроизвольно открылся, словно противная соленая жидкость должна была хлынуть и оттуда. Катя почувствовала, что задыхается от рыданий и остановиться сможет, только когда вся влага выйдет из ее организма.

Продолжалась эта истерика довольно долго, пока, обессилев, она не затихла, продолжая лишь еле слышно всхлипывать в мокрую подушку.

Вдруг стало холодно. Как вчера, она натянула, валявшийся на диване, плед; свернулась под ним калачиком, укрывшись с головой, и стала часто-часто дышать, чтоб согреть тесное темное пространство.

Темнота успокаивала. Катя перестала дрожать и даже позволила себе вытянуть ноги. Измотанные нервы требовали отдыха. Она закрыла глаза, и будто провалилась в какое-то другое измерение, в котором не было, ни чертовых компьютеров, ни странных людей, торговавших мешками, а существовала лишь темнота и тишина. Остальное все осталось за гранью восприятия, и она наслаждалась этим состоянием, близким к невесомости. Что это было, она не могла понять, но, точно, не смерть, ведь ее сознание работало абсолютно четко, отслеживая каждый миг этого странного бытия.

– …Мама, – сказала Хетти, – а я найду дорогу в Страну Вечности?

– Глупенькая, – по тому, как изменилась интонация голоса, Хетти поняла, что мать улыбается, – тебя проводит Анубис. Он только с виду страшный, пугающий всех шакальей головой… как пугает смерть. Но он добрый. На его солнечном корабле ты переплывешь Озеро Лилий, пройдешь Поля Камыша…

– И как там все будет, в Стране Вечности?

– Никто еще не вернулся оттуда, и никто не рассказывал, что там. Но я дам тебе с собой все твои платья, мы с отцом соберем много рыбы, я напеку лепешек. И еще мы дадим тебе твою систру. И кошка Миу тоже пойдет с тобой.

– Как хорошо, что Миу пойдет со мной, – Хетти счастливо засмеялась, но тут же погрустнела, опустив лицо, – жаль только, что там не будет тебя и отца.

– Может быть, мы уже будем там и встретим тебя. В Стране Вечности тебя ждет большой город…

– Больше Буто?

– Больше. Там гораздо больше домов, и все они высокие, похожие на дворец Владыки Двух Земель; там много еды…

– И я буду все это видеть? – мечтательно спросила Хетти.

– Конечно, будешь.

– Я даже увижу, как я выгляжу… на кого я похожа…

– Может быть, ты и не будешь такой, как сейчас, ведь твой дух, твой Ка, соединится со своим хранителем. Когда это произойдет, ты станешь счастливой, как птица ибис с маленьким хохолком…

– Как все это здорово! А почему мы не можем сразу родиться в Земле Вечности?

– А тогда, как можно понять, насколько прекрасна та жизнь?

– Я уже поняла это! Что еще я могу понять здесь? Ведь такую, как я, никто не возьмет замуж; у меня никогда не будет детей, своего дома, где б я пекла лепешки, плела циновки…

– Ничего, Хетти, – мать горестно вздохнула, – зато в той стране у тебя не будет никаких забот. Только дождись часа, когда Осирис вознесет ладони, выпуская твое Ка из темницы…

* * *

После ухода Кати Андрей долго смотрел в одну точку. Сегодня, когда он увидел эту девушку вблизи, она показалась ему еще более знакомой, чем в первый раз, когда растерянно выскочила из подъезда. Откуда это непонятное ощущение, понять он не мог. Неужели он просто видел ее в подъезде и так хорошо запомнил? Странно, ведь не было в ней ничего такого, на что обычно обращают внимание мужчины. А сегодня в этом подростковом ярком свитере она выглядела и вовсе смешно.

…Ерунда все это, – подумал Андрей, словно отряхиваясь от своих мыслей, – главное, правильно ли я сделал, обнадежив ее? Как отнесется Володя к тому, что она не умеет печатать?..

Андрей прошелся по комнате. Тишина и безделье не расслабляли, а, наоборот, требовали чем-то занять голову. О работе не думалось, потому что пока из Краснодара не придет новая партия мешков, пристраивать их – занятие неблагодарное и бесполезное. Проблемы надо решать по мере их возникновения – это являлось его принципом на протяжении многих лет. Жизнь настолько непредсказуема, что заранее подстраховаться от всех ее изгибов и изломов, просто невозможно; не стоит думать и о том, как Володя отнесется к его выбору. …Вчера я уже угробил кучу нервов, вырабатывая тактику в битве за увольнение Вики, а, оказалось, что мне еще и «спасибо» сказали…

Вообще-то Андрей знал много самых разных вещей, о которых мог бы думать, но они были совсем не тем, к чему хочется возвращаться добровольно. Например, он знал, как обшить грузовик листами брони и таким образом получить вполне приемлемый вариант легкого танка. Или, что из карданного вала КамАЗа можно выточить ствол для миномета, стреляющего штатными армейскими минами, а чтоб напугать противника, достаточно на ствол автомата подвесить обыкновенное ведро – тогда выстрел сразу станет похож на звук танковой пушки…

Для чего все это могло ему пригодиться, если война закончилась? Он надеялся, что все войны для него уже закончились, но продолжал оставаться солдатом – пожизненным солдатом на все времена, потому что ничего другого в жизни не знал. Хотя, может быть, и знал, но цена всего этого другого оказалась настолько мала, что просто потерялась в бессмысленной кровавой мясорубке.

Из другой жизни он помнил, что если хочешь, чтобы тебя заметили с вертолета, надо развести костер, называемый «индейский вигвам», а если предстоит пролежать на снегу всю ночь, то лучше разжигать «финский ракатулет» из толстых сосновых бревен. Еще он помнил до автоматизма, что надо делать, если перед тобой находится противник с ножом, два противника с двумя ножами, три противника с тремя ножами…