Мутанты. Время собирать камни.

В камере душно и тесно. Душно от скопления большого количества людей, испарений от грязной одежды и разгорячённых человеческих тел, запахов стоящей в углу камеры параши, крышку которой то и дело открывали, чтобы опорожниться, запаха ржавой подгнившей селёдки, которую выдали на этап — этот продукт входит в суточный сухой паёк этапника.

Этапная, это единственная камера в тюрьме, где перед отправкой в дорогу содержатся вместе: и подследственные, и осужденные впервые, и осужденные неоднократно рецидивисты, и заключённые, переводимые из одной колонии в другую, и достигшие совершеннолетия малолетки, переводимые на взрослую зону.

В общем, весь спектр разномастной толпы уголовных элементов. Изнывающие от томительного ожидания отправки на этап, обитатели камеры изыскивали всевозможные способы хоть как-то занять и уплотнить избыток времени.

Неоднократно судимые уголовники опытным взглядом моментально и безошибочно вычисляли из разношёрстной массы этапников тех, кто впервые оказался на нарах, и начинались камерные хохмы с новичками уголовной жизни, вовлекая ничего не подозревавших новичков во всевозможные игры: «хитрого соседа», «паровозик», «выборы старосты» и прочие весёлые, а порой и злые игры. Взрывы хохота постоянно раздавались то в одном, то в другом углу безразмерной по своей вместимости этапной камеры.

— Кто хочет сладко пить и есть, прошу напротив меня сесть! — в стихотворной форме весело и громко зазывал из дальнего угла камеры «катала». — У каждого есть шанс прибарахлиться на этап.

— Пусть пьяный ёжик с тобой играет, — хмыкнул один из этапников. — Знаем мы эти примочки, «Стиры», наверняка подкованы.

— Напрасно обижаешь человека, — возразил ему сидящий рядом на корточках этапник. — «Грек» классный «катала» и любого за пять минут до исподнего разденет, но играет честно, за «базар» отвечаю. Мы с ним в Будукане вместе зону топтали. Фамилия его — Арапиди, он грек по национальности, отсюда и кликуха.

— А ты, дядя, откуда и куда топаешь? — спросил худого, болезненного на вид, пожилого мужчину молодой парень лет двадцати пяти, с фигурой спортсмена и меченый родимым пятном на лысом черепе точно таким же, как у Горбачёва, за что и получил кличку — Горби. Самое удивительное было в том, что Горби был полным тёзкой своего высокопоставленного однофамильца.

— В Бире «на больничке» был. Теперь вот в Комсомольск на свою «командировку» отправляюсь.

— На «Старт»? — спросил Горби, решив показать свою осведомлённость.

— В тех местах зон хватает, — уклончиво ответил старик.

— Срок большой?

— Пятнадцать.

— Солидно, — уважительно покачал головой парень. — Режим строгий?

— Естественно.

— А чего на больничке был, наверное, туберкулёзник?

— Угадал, паря, — обречённо махнул рукой старик.

— Чего гадать, — усмехнулся Горби, — на твоём лице всё написано. Сколько уже коптишь небо в клетку?

— Шесть с половиной лет.

— И всё на строгаче?

— Был и на тюрьме. Год отсидел в «крытке». Мне «вышак» светил, но Бог миловал.

— «Крытка» — это круто.

— Лучше туда не попадать. На зоне всё-таки свежим воздухом дышишь. А там свихнуться можно в четырёх бетонных стенах.

— У меня тоже строгий режим, — с некоторой бравадой в голосе сказал парень. — Моё погоняло — Горби.

— А меня зовут Владлен Фёдорович.

— Клёвое у тебя имя, — усмехнулся Горби.

— Сокращённое от Владимир Ленин, — невозмутимо сказал старик. — В тридцатые годы многие родители так называли своих сыновей.

— Ты чего, с таким послужным списком и кликухи не имеешь? — удивился Горби.

— Откликаюсь на Графа.

К беседующим подошли два здоровенных парня, и один из них, спросил: — Так что, дед, говоришь, на больничке был?

Второй, поигрывая рельефной мускулатурой, встал за спиной старика.

— Был, да толку с того мало…

— Сгущёнку, небось, на этап получил? — продолжал расспрашивать амбал.

— Как тубику — положено, — утвердительно кивнул головой Граф.

— Так поделись с сокамерниками, у меня от ржавой селёдки изжога, а душа сладенького просит.

— Так и мне, без сгущёнки никак нельзя. Так что не обессудьте.

— Дед, тебя по-хорошему просят, а ты…Ну-ка развязывай сидор.

— Ребята, не надо шакалить, — тихо сказал Граф и глаза его при этом недобро сверкнули.

— Ты чего, пень трухлявый, не понял? — повысил голос тот, кто начал разговор. — Думаешь, если шестерик оттянул, так уже и бога за яйца ухватил?

— Не хорошо так непочтительно разговаривать с пожилым человеком, старость надо уважать, — вступился за Графа сидевший прямо на полу, мужчина.

— Это ещё кто тут вякает? — удивлённо спросил один из здоровяков, и медленно наклонился, словно хотел лучше рассмотреть того, кто посмел ему возразить. — Тебе, падла, жить надоело? Так я тебя сейчас…

Договорить он не успел. Всхлипнув, и схватившись за горло, амбал рухнул на пол. Через секунду и второй шакал корчился от боли рядом со своим дружком. Никто из сидевших и стоявших рядом не заметили ударов, так молниеносны они были. Сидевшие рядом с местом конфликта вскочили, отодвинулись, образовав круг, молча, но с нескрываемым интересом стали наблюдать за дальнейшим развитием событий.

— Ни хрена себе, вот это фокус, — удивлённо покрутил головой Горби. — Как это ты сумел вырубить двух амбалистых «шерстяных»?

— А я их и не трогал, — пожал плечами мужчина. — Наверное, споткнулись в тесноте.

Кто-то рядом нервно хихикнул, и…взорвалась тишина.

— Молодец, парень! Давить надо шакалов!

— Совсем беспредельщики оборзели!

— «Опустить» козлов, пока в отключке, чтобы другим не повадно было крысятничать! Порвать им, сукам, «тухлую вену»!

— Или в «парашу» башкой засунуть!

За дверями камеры зазвенели ключи, лязгнули железные задвижки, открылась оббитая жестью тяжёлая дверь и в камеру вошёл дежурный помощник начальника тюрьмы в сопровождении нескольких контролёров.

— Встать! — крикнул старший контролёр и этапники нехотя поднялись со своих мест.

— Что за шум, а драки нет? — спросил дежурный помощник начальника тюрьмы, грозным взглядом окидывая камеру.

— Драка как раз была, товарищ капитан, — уверенно сказал старший контролёр, кивком головы указав на всё ещё корчившихся от боли и лежащих на полу двоих этапников.

— Кто это сделал? — нахмурился капитан, медленно обводя взглядом камеру.

— Что именно? — спросил кто-то из глубины камеры.

— Кто учинил драку?! — повысил голос капитан. — Кто вместо этапа в карцер хочет прогуляться?

— Гражданин начальник, никто их не трогал, — развёл руками старик, из-за которого и произошёл конфликт. — Тут такая теснота, что не мудрено споткнуться и упасть.

— А может обморок у них от духоты, в камере дышать нечем от большого скопления людей, — добавил кто-то из сидельцев. В камере одобрительно засмеялись.

— Вы что тут мне яйца крутите?! — закричал вышедший из себя капитан. — За дурака меня держите?!

— Ни в коем случае, гражданин начальник, — с довольной ухмылкой возразил Горби.

— Молчать! — криком перебил говорившего капитан. — Опять ты бузишь?! Соскучился по карцеру?! Ведь только отсидел десять суток. Могу ещё разок устроить тебе это удовольствие.

— Прикажете его сопроводить? — тут же спросил старший контролёр и даже руки потёр от предвкушения удовольствия.

— Не надо, — недовольно поморщился дежурный помощник начальника тюрьмы. — Пусть катится к чёртям собачьим. Надоел он мне здесь, как заноза в жопе.

Старший контролёр молча пожал плечами и даже вздохнул с сожалением, словно его вдруг лишили большого удовольствия.

— Приготовиться с вещами на выход, через полчаса погрузка, — раздражённым тоном бросил на ходу капитан и вышел из камеры.

Контролёры поспешно последовали его примеру. Вновь противно заскрежетали ключи в замочной скважине, лязгнули стальные задвижки и обитатели этапной «хаты» опять расселись по своим насиженным местам.

— Спасибо тебе, парень, что впрягся за меня, — поблагодарил Граф своего заступника. — Я в долгу не останусь.

— Ты мне ничего не должен, — пожал плечами тот.

— Так ты в «законе»? — обращаясь к Графу, спросил Горби. — Кликуха ус тебя козырная.

— Нет. Я даже не «авторитет», — усмехнулся Граф. — А кличку мне такую дали за мой талант рассказчика, которым я ещё в СИЗО воспользовался. Особенно все любили слушать роман Александра Дюма «Граф Монте-Кристо», который, кстати, я помню наизусть от первой, до последней буквы. Вот так, благодаря роману, я стал Графом.

— Нормальный ход, — одобрительно засмеялся Горби. — Может, и нам расскажешь?

— Расскажу, если успею. Скоро на этап выдернут.

— Может, в «столыпине» в одну клетку попадём.

— Вполне возможно, — пожал плечами Граф и уже сам обратился с вопросом к своему заступнику: — «Ну а тебя как кличут, парень»?

— Меня зовут Руфат.

— Откуда ты?

— Из Бухары.

— Красивый город, — мечтательно вздохнул Граф. — Бывал я там, и не раз. За что срок мотаешь?

— Погранцы караван на тропе повязали.

— Какой караван?

— С опиумом и героином. Я его из Афгана в Союз доставлял.

— И сколько же тебе отвесили за это?

— Восемь лет.

— Круто, — удивился вклинившийся в разговор, Горби. — Ты что, тонну наркоты на себе тащил?

— Я не один был.

— Всех повязали?

— Всех, кого не убили.

— Зону уже топтал, или только по пересылкам кочуешь? — пристально посмотрев на Руфата, на узбекском языке спросил Граф.

— Полтора года в Экибастузе чалился, потом сняли с зоны и отправили на этап, — так же на узбекском ответил ему Руфат.

— Это вы по-каковски базлаите? — спросил Горби.

— По-узбекски.

— Выходит, вы земляки?

— Выходит, что земляки. Я в Ташкенте десять лет прожил, — сказал Граф.

Звяканье ключей за дверью камеры прервали разговор этапников.

— Сейчас начнут дёргать на этап, — сказал «Горби» и повернулся лицом к дверям.

— Пора бы уже, — согласился с ним Граф. — Поезд на Комсомольск отчаливает вечером, а уже смеркается.

Дверь распахнулась, и на пороге опять появился дежурный помощник начальника тюрьмы в сопровождении контролёров. Опытных, не впервые идущие этапом заключённых, интуиция не подвела. На этот раз два контролёра держали в руках кипы папок с личными делами этапников…

Глава 2. Этап

… Погрузка, наконец, закончилась. Вагон, снаружи очень похожий на почтово-багажный и прозванный в народе «столыпиным», рывком тронулся с места и покатился, вздрагивая и покачиваясь из стороны в сторону на стрелках, резко остановился, потом опять медленно покатился к вокзальному перрону, где был подцеплен к пассажирскому поезду сообщением Хабаровск — Комсомольск-на-Амуре.

— А теперь, я думаю, пора бы уже и червячка заморить, — сказал Граф после того, как поезд, наконец, тронулся и все устроились на своих местах.