Я пожал плечами.
— Вы же пошутили, правда? — с надеждой в голосе спросила она.
— Нет.
— На каком языке здесь говорят?
— А как ты думаешь?
— Неужели на горианском? — со страхом пролепетала она. — И мне придется его учить?
— Причем очень быстро, — сказал я. — Гориане не отличаются терпением.
— Горианский язык… — начала она.
— Это язык твоих хозяев. Ты еще не поняла, что стала рабыней?
— Нет! — закричала она. — Нет! Нет!
— Уведите, — раздраженно махнул рукой Самос и уставился на ленту, которой были перехвачены светлые волосы землянки.
Вопли блондинки неожиданно стихли. Очевидно, кто-то из стражников хорошенько ее двинул. Рабыням редко разрешается кричать. Как правило, это не возбраняется только во время клеймения.
Я постарался выбросить эту девчонку из головы. В конце концов, она всего лишь рабыня. Ее история свободной женщины закончилась. Началась история красивой невольницы.
Самос задумчиво смотрел на снятую с древка ленту. Теперь она ничем не походила на тайное послание. Обыкновенная лента для волос с причудливым и непонятным узором.
«Приветствую тебя, Тэрл Кэбот, — вспомнил я текст послания. — Жду на краю света. Зарендаргар. Народный генерал».
— Наглые твари, — проворчал Самос.
Я пожал плечами.
— Нам было не за что ухватиться. Теперь у нас есть это, — он кивнул на ленту. — Вот тебе и зацепка.
— Не говори, — сказал я.
Мы весьма примерно представляли, где следует искать конец света. Поговаривали, что он находится за Косом и Тиром, на противоположном берегу Тассы. Еще ни один человек не возвращался оттуда живым. Некоторые утверждали, что у Тассы вообще нет другого берега. Зеленые волны уходят в бесконечность, блестя под солнцем и заманивая моряков и героев все дальше и дальше. Постепенно люди погибают, и лишенные гребцов корабли плавно покачиваются под палящим солнцем. Проходят годы, может быть, столетия, прочное корабельное дерево рассыхается, в корпусе возникают течи, и суда, одно за другим, исчезают в бездонной пучине.
— Корабль готов, — произнес Самос, пристально глядя мне в глаза.
Согласно древним земным преданиям, которые конечно же на чем-то основывались, край света охраняют засевшие в зубчатых скалах чудовища. Торчащие из воды горы способны выдернуть из корабля все гвозди. По другим сведениям, край света — это действительно обрыв, с которого можно сорваться. Свирепые ветры разрывают корабль на части задолго до того, как он достигнет дна пропасти. В гигантских водоворотах к востоку и к западу от Тира нередко попадаются обломки кораблей, пытавшихся пробиться в эти гиблые места.
— Корабль готов, — повторил Самос, не сводя с меня взгляда.
Направляющийся на край света корабль строил безумный и почти совсем слепой Терсит, которого все на Горе презирали, а Самос почитал за гения. Я считал его сумасшедшим. Может, он был еще и гением, не знаю. Во всяком случае, корабль Терсита отличался от остальных горианских судов глубоким килем и квадратным корпусом. Таран размещался необычно высоко и поражал неприятельское судно не под водой, а на уровне ватерлинии. Весла были огромны, на одном весле сидело несколько гребцов, что тоже было весьма непривычно.
В Порт-Каре над этим кораблем потешались в открытую, но Терсит не обращал на злопыхателей ни малейшего внимания. Он трудился самозабвенно, вникал во все детали, ел мало и торопливо и спал прямо на верфи. Специалисты утверждали, что глубокий киль не позволит кораблю развить большую скорость, что две мачты — большая помеха в сражении, а огромные весла нарушают принцип рычага. И вообще, если несколько человек гребут одним веслом, каждый второй обязательно будет волынить. И что за смысл таранить противника над водой?
Я не специалист морского дела, я — капитан этого корабля. С моей точки зрения, корабль был неуправляем, неуклюж и неповоротлив. В лучшем случае его можно использовать как баржу в составе хорошо охраняемого конвоя. На боевой фрегат, которому предстояло схлестнуться со стремительными, подвижными и маневренными пиратскими судами — а ими кишат сверкающие воды Тассы, — он никак не тянул. До края света на такой посудине не добраться вовек.
Так или иначе, корабль Терсита был крепок и надежен. С берега он смотрелся настоящей громадиной. Выбирая место для строительства, Терсит учел все: нос корабля смотрел в сторону Коса и Тира, туда, где находился край света.
— Глаза еще не нарисованы, — заметил я. — Корабль не живой.
— Нарисуй, — пожал плечами Самос.
— Это должен сделать Терсит, — возразил я. — Он строил корабль.
Если у корабля нет глаз, значит, он слеп. Горианские моряки относятся к своим судам, как к живым существам. Некоторые считают это предрассудком. Между тем в море люди часто ощущают присутствие некой скрытой и необъяснимой реальности. Моряки не могут да и не считают нужным рассказывать о своих впечатлениях. Мне тоже приходилось испытывать нечто подобное. Как правило, это ощущение возникает ночью, когда на палубе никого нет, а в небе тускло сияют горианские луны. Кажется, что корабль, море и весь мир — живые существа. На Горе окружающий мир воспринимается живо и чувственно, в отличие от рациональной, всезнающей Земли. Природа говорит только с теми, кто готов ее слушать.
Как бы то ни было, на Горе корабли считаются живыми существами. Иначе моряки не любили бы их столь сильно.
— Корабль готов отправиться на край света, — настойчиво повторил Самос.
— Тебе не кажется странным, — сказал я, — что послание пришло именно сейчас, едва завершилось строительство?
— Кажется, — кивнул Самос. — Это действительно странно.
— Кюры хотят, чтобы мы отправились на край света.
— Наглое зверье! — Самос стукнул кулаком по низкому столику. — Они бросают нам вызов.
— Похоже, — произнес я.
— Мы долго и безуспешно искали с ними встречи. Мы не знали, где они могут быть. И вот, словно в издевку над нашей несостоятельностью, они сообщают свои координаты. Мы здесь! Давайте, недоумки, попробуйте до нас добраться!
— Верно, — кивнул я.
— Ты не веришь в их сообщение? — нахмурился Самос.
— Не знаю, — ответил я.
— Они нас провоцируют. Для них война — это развлечение.
— Возможно.
— Пора действовать, — решительно произнес Самос. — Ты должен немедленно отправиться на край света. Найти там Безухого и уничтожить его.
— До сих пор ни один человек не вернулся с края света, — заметил я.
— Боишься?
— Почему, — спросил я, — они адресовали свое послание именно мне?
— Кюры тебя знают. И уважают.
Я их тоже уважал. Я был воином. Мне нравилось играть в жестокие, безжалостные игры. Кюры хитры, свирепы и ужасны. Я всегда считал их достойными противниками.
— Неужели тебе не лестно сознавать, что от тебя зависит судьба миров? — спросил Самос.
Я улыбнулся.
— Я тебя знаю, — проворчал Самос. — Ты воин, солдат, наемник и авантюрист. Ты дерешься ради азарта. В этом смысле ты такой же проходимец, как любой кюр.
— Может, и так, — пожал я плечами. — Не знаю. Мне приходилось сражаться с кюрами. Приходилось ставить на колени обнаженных женщин своих врагов. Они умоляли, чтобы я сделал их рабынями.
— Ты — наемник.
— Я предпочитаю драться с расчетом.
— Вообще все это странно, — сказал Самос.
— Что странно?
— Мы защищаем цивилизацию от варварства кюров. Между тем в мире, который мы пытаемся спасти, нам не найдется места.
Я пристально посмотрел на него.
— В цивилизованном мире, капитан, — повторил он, — для таких, как ты, места не найдется.
— Согласен, — кивнул я.
— Разве не парадокс? — прищурился Самос. — Мы защищаем общество, в котором нас будут презирать.
Я промолчал.
— Люди всегда забывают тех, кто помог им одержать победу.
— Согласен.
— Цивилизованные люди, — сказал Самос, — низкорослые, бледные, праведные и образованные тихони и чистоплюи стоят на плечах забытых суровых гигантов.
Я пожал плечами.
— Ты один из суровых гигантов, — произнес он.
— Нет, — усмехнулся я. — Я всего лишь тарнсмен, странник в полном опасностей мире.
— Ты знаешь, — произнес Самос, — иногда мне хочется плакать.
Никогда не видел его в таком настроении.
— Неужели все наши усилия приведут лишь к тому, что восторжествует умеренная посредственность?
— Похоже на то, — кивнул я.
— Неужели наша кровь прольется для того, чтобы возрадовались жалкие трусливые овцы в середине стада?
— У них тоже есть заботы, которые кажутся им важными и нужными.
Самос сердито сплюнул.
— Они будут стимулировать свои дохлые эмоции при помощи целой индустрии развлечений, — добавил я. — Должны же они как-то разгонять скуку.
— Неужели не останется ничего настоящего? — с тоской произнес Самос.
— Не знаю, — сказал я. — В любом случае никто не отнимет у нас нашей славы и воли. Пусть даже восторжествуют слабые и осторожные. Смысл истории не в будущем. История — горная гряда с множеством вершин. Когда перед тобой гора, не видно горизонта. Но каждая вершина сияет под солнцем.
— Мы должны встретиться с кюрами! — прорычал Самос. — А ты — молодец. Тебя радует битва. Ты живешь опасностью. Ты ввязываешься в любую драку и берешь себе любую женщину.
— Если она мне нравится.
— Ты поступаешь так, как тебе хочется.
— Естественно, — сказал я. — А как еще я могу поступить?
— Воин! — произнес Самос. — Глаза нарисуют. Корабль спустят на воду на рассвете.
— Давай не будем торопиться, — сказал я, поднимаясь на ноги, Самос встревоженно посмотрел мне в глаза.
— Надо погрузить продовольствие, — пояснил я. — Набрать команду. Кроме того, неплохо сделать пробный рейс, проверить корабль и его ходовые качества.
— Нельзя терять ни минуты! — проворчал Самос. — Команду и продовольствие я беру на себя.
— Я должен знать людей, с которыми отправляюсь в плавание, — сказал я твердо. — И набирать их должен только я.
— Безухий ждет на краю света! — закричал Самос.
— Подождет.
Самос раздраженно покачал головой.
— Если он действительно ждет, — сказал я, — то можно особо не торопиться. В любом случае до края света мы доберемся не раньше, чем через несколько месяцев. Если туда вообще можно добраться.
— Это верно, — проворчал Самос.
— Кроме того, — добавил я, — начинается ярмарка в Эн-Каре.
— Ну и что?
— На турнире каиссы сойдутся сильнейшие бойцы. Сентий из Коса будет защищать свой титул против Скорма из Ара.
— Как ты можешь думать о такой чепухе?
— Это не чепуха. О турнире говорит весь Гор.
— Из-за этого ты хочешь задержать отплытие? Вообще-то тебя следовало высечь плетьми и приковать к веслу, — сердито сказал Самос.