И все эти люди отнюдь не всегда дружественно относились друг к другу — особенно армяне и азербайджанцы. Можно ещё добавить, что нефтяные магнаты разбирались друг с другом откровенно бандитскими средствами — вооруженные банды нападали на конкурентов и уничтожали, что могли. То есть обстановочка в городе и его окрестностях была веселой и без социал- демократов. А тут ещё и они появились.
Бакинские социал — демократы позаимствовали у американских профсоюзных деятелей своеобразный метод пополнять партийную кассу. Это был по сути рэкет. Приходили товарищи к фабриканту и намекали: мы тут у вас забастовочку хотим устроить. Или, может, договоримся? И многие платили. Впрочем, нефтяные магнаты порой сами давали революционерам деньги — за то, что те устраивали забастовки на предприятиях конкурентов. Этим отличались, к примеру, Нобель и Манташев. Один являлся представителем иностранного капитала, другой — российского, но в методах они были трогательно похожи.
Бакинская забастовка началась 1 июля в механических мастерских в Биби — Эйбате. Металлисты товарищей поддержали и присоединились, а следом подтянулись и представители иных профессий. Уже 6 июня промышленность в городе практически замерла. Не выходили газеты, остановилась электростанция, прервалась телефонная связь, прекратилось движение поездов, к стачке присоединились команды нефтеналивных судов. Всего бастовало около 50 тысяч человек.
Требования были следующими:
— освобождение арестованных;
— прием на работу всех уволенных участников предыдущих демонстраций — забастовок;
— введение 8–часового рабочего дня;
прекращение сверхурочных работ;
— повышение зарплаты на 20–50 %;
— уничтожение штрафов;
улучшение жилищных условий;
— отмена произвольных обысков.
Последнее было очень распространено — местная полиция, не имевшая квалификации Зубатова, вела «огонь по площадям», что рабочих сильно раздражало.
К стачке подключились Батуми и Тифлис, после чего число забастовщиков дошло до 200 тысяч человек. Лишь 22 июля она была полностью прекращена.
По новой всё началось 13 декабря 1904 года на нефтяных промыслах. На этот раз влияние большевиков было уже куда более заметным. Появился лозунг «Долой царское правительство!». Конечно, это еще не «Долой самодержавие!», но прогресс налицо. Как обычно, рабочие развлекались демонстрациями — а поскольку народ в Баку горячий, то демонстрации заканчивались столкновениями с полицией. Словом, шла нормальная классовая борьба.
Делать было нечего, пришлось властям вступить в переговоры с бастующими. Рабочие добились 9–часового рабочего дня, а для ночных смен и буровых партий — 8–часового, 4–дневного ежемесячного оплаченного отдыха (напомню, что в тогдашней России ни о каком отпуске для рабочих речь не шла). Но что самое главное: рабочие заключили первый в России коллективный трудовой договор.
Забастовки в Закавказье известны в числе прочего и тем, что в их организации принимал активное участие будущий «вождь народов», а тогда Иосиф Джугашвили. Он «зажигал» в Батуме, за что и отправился в ссылку в Восточную Сибирь — откуда благополучно бежал.
В 1903 году произошло еще одно знаковое событие — знаменитый II съезд РСДРП, после которого и появились понятия «большевики» и «меньшевики».
Фактически этот съезд был первым реальным собранием партии. Первый, как мы помним, закончился ничем. До 1900 года партией никто не руководил, а позже фактическое руководство осуществляла редколлегия «Искры». Еще бы — вокруг нее, собственно, партия и возникла. Сторонников РСДРП так и называли: «искровцы», в отличие от «экономистов». Многие полагали такое положение ненормальным — ведь у эсдеков не имелось ни программы, ни устава, ни прочих партийных атрибутов. II съезд открылся 7 июля 1903 года в Брюсселе, а затем продолжился в Лондоне.
И ознаменовался грандиозным скандалом. Камнем преткновения стал устав. Точнее, один его пункт — о членстве в партии. Ленинская формулировка была жесткой: членом партии может быть только тот, кто работает в конкретной организации.
Это понравилось не всем. Павел Борисович Аксельрод, впоследствии известный меньшевик, заявил: «Возьмем, например, профессора, который считает себя социал — демократом и заявляет об этом. Если мы примем формулу Ленина, то мы выбросим за борт часть людей, хотя и не могущих быть принятыми непосредственно в организацию, но являющихся тем не менее членами партии».
Как известно, читая или слушая политика (это относится и к сегодняшнему дню), надо разбираться, не что он говорит, а почему он так говорит. Тогда сразу отпадет необходимость копаться в аргументах — и так всё ясно. К примеру, когда нам в 1991 году говорили о суверенитете России от самой себя, это означало всего лишь одно — стремление Ельцина «вышибить стул» из‑под Горбачева.
Вот и в случае с РСДРП конфликт отражал две принципиально разные жизненные позиции. Ленин хотел получить эффективный механизм для захвата власти — и был готов идти в этом деле до конца. Спорный пункт устава выталкивал за рамки партии любителей подискутировать за рюмкой чая. Вступил — так работай, куда пошлют. Социал — демократам «вообще», по ленинской идее, места в партии не было.
А вот его противники были не столь упорны. Как показали дальнейшие события, их вполне устраивала роль «оппозиции его величества». Разумеется, вслух об этом не говорилось — чай, не «экономисты». Но суть расхождений именно в этом, а не в различном понимании марксизма. Характерно, что на сторону противников Ленина встал его старый соратник и тоже пламенный революционер Ю. О. Мартов, который в свое время, не жалея сил, бегал по мятежным заводам. Его жесткие ленинские рамки тоже не слишком устраивали. Разумеется, обе стороны, следуя правилам игры, принятым среди марксистов, обвинили друг друга в «мелкобуржуазности», а Ленина еще и в «якобинстве». Впрочем, Владимира Ильича тоже поддержали многие — под лозунгом: «Надо не болтать, а дело делать!».
А столь же многие в партии просто не понимали, почему этот, в общем‑то частный вопрос, вызвал такую яростную полемику. В эмиграции все эти теоретические моменты казались очень важными, а вот тем, кто работал «на земле» — не слишком. Например, технократ Красин довольно долго метался между двумя группировками.
Отсюда и пошло разделение на большевиков и меньшевиков — хотя первых оказалось больше только на съезде. В народных массах до сентября 1917 года было больше вторых. Формального раскола не произошло, он случился только в 1912 году, но реально в РСДРП образовались две группировки.
1 ноября 1903 года Ленин вышел из редколлегии «Искры». Точнее, его ненавязчиво вытеснили Мартов и Троцкий (последний пребывал в меньшевиках аж до июля 1917 года). Издание перешло в руки Плеханова, с которым Ленин к тому моменту насмерть поругался (как до этого — с Петром Струве). Вообще Владимир Ильич никогда не отличался терпимостью к чужим политическим взглядам. Для него политический конфликт неизбежно становился конфликтом личным, чего многие интеллигенты тоже решительно не понимали. Поэтому во многих воспоминаниях о Ленине сквозит искренняя обида — да за что ж он на меня взъелся? Ну, разошлись слегка во взглядах.
В итоге в 1904 году Ленина чуть было не исключили из ЦК РСДРП за фракционную деятельность. Хотя он‑то в дальнейшем решительно выступал против всяких фракций.
Следующий съезд большевики и меньшевики проводили раздельно. Правда, в 1906 году они объединились снова — но трещину загладить уже так и не удалось. Стоит упомянуть о судьбе «Искры». Некоторое время Красин продолжал ее издавать, несмотря на неудовольствие Ленина. Издание прекратилась в ноябре 1905 года на 112 номере.
В качестве альтернативы еще в декабре 1904 года большевики основали газету «Вперед», в редколлегию которой вошли Ленин, Богданов и их сторонники — Луначарский, Ольминский, Боровский. Фактически же Ильич и его товарищи создали альтернативный ЦК РСДРП.
Вот такие дела: война
Обе русские революции[46] начались во время войны — причем войны неудачной. Но если присмотреться, дело даже не в конкретном ходе и итогах боевых действий, а в том, как относились к ним народ и «общественность».
Для порядка стоит упомянуть и о других военных конфликтах, произошедших в описываемый период. Если не считать подавления польского восстания, то с 1861 по 1904 год их было два. Первый — присоединение Туркестана, то есть Средней Азии. Это была вялотекущая война, распадающаяся на отдельные операции, проводимые достаточно немногочисленными силами. Итог, однако, — полный успех. Дело даже не в присоединении определенной территории, а в геополитике. В Туркестан с юга активно лезла Англия — а иметь такого милого соседа возле «мягкого подбрюшья» России никому не хотелось. Отношения с англичанами были тогда просто аховыми.
Вторая — это знаменитая русско — турецкая война 1877–1878 годов. Она также вроде бы закончилась победой, хотя «сверхцель» — овладение черноморскими проливами — достигнута не была. Да к тому же на Берлинском конгрессе 1878 года российская дипломатия пустила псу под хвост значительную часть плодов победы.
Кроме того, война ознаменовалась совершенно чудовищным воровством, которое, как водится, прикрывала высокопоставленная персона — в данном случае великий князь Николай Николаевич старший.
Тем не менее, эта война пользовалась колоссальной популярностью практически во всех слоях общества. PR был проведен грамотно. Генерал МДСкобелев без всякого преувеличения стал культовой фигурой. Даже через несколько лет после окончания войны среди лубочных картинок (художественная продукция, которую покупали, в основном, крестьяне) лидировали по продажам изображения Скобелева. Оно и понятно — против лозунга «Освободим бра- тьев — славян!» что‑то сказать было трудно. Так что против этой войны не рисковали выступать даже самые упертые революционеры.
Александр III войн не вел, за что и был прозван «Миротворцем». И уж тем более не рвался расширять пределы империи. Александр Александрович придерживался принципа: надо навести порядок на той территории, которая уже имеется.
В самом деле: к примеру, Сибирь была практически не освоена! Подавляющее большинство существующих сегодня за Уралом промышленных предприятий было построено во времена СССР, а при Александре Ш там ничего не было. Строительство Транссибирской магистрали началось в 1891 году, и пока еще ее построили. Писатель А. П. Чехов в 1893 году добирался от Москвы до Дальнего Востока три месяца. Почитайте его «Записки из Сибири» про этот путь. А ведь Чехов ехал налегке. Грузовые обозы шли как минимум в пять раз дольше. Какая уж тут промышленность. Недаром в конце XIX века в Сибири возникло движение «регионалистов», которые утверждали, что Россия относится к ней как к колонии.
Транссибирская магистраль была в первом приближении закончена в 1903 году, причем значительная ее часть шла по территории Китая (КВЖД). Через Байкал поезда переправляли на паромах, так что пропускная способность дороги была
Как видим, на своей земле дел было невпроворот. Однако новый император полез дальше прихватывать новые земли — в Маньчжурию и Корею. В. И. Гурко, высокопоставленный работник МВД, впоследствии, при Столыпине, дослужившийся до поста товарища министра, причины указывает со свойственной ему деликатностью:
«Под этим двойным давлением, а именно под яркими, воспринятыми в юношестве впечатлениями своего путешествия по азиатским владениям России и под гнетом чувства своего бессилия проявить личную инициативу в делах управления ядром государства, а также в европейском международном положении, Николай II должен был роковым образом направить свои взоры к Сибири и берегам Тихого океана и там искать применения своего творчества и возможности проявления личной инициативы».
На самом‑то деле Николая II толкали на это очень многие господа, кому «движение на Восток» было выгодно. Конечно, с точки зрения кабинетных геополитиков всё правильно — «выход к незамерзающим портам» и так далее. Но ведь железный принцип как в уличной драке, так и в политике: «начиная любое действие, подумай о том, какое противодействие тебе могут оказать». То есть если собираешься кому‑то дать в морду, будь готов получить в ответ. Вот об этом всерьез не подумали. Японию в расчет принимать не желали, и, как оказалось, напрасно.
К середине XIX века Япония являлась закрытым для иностранцев государством, в котором царили средневековые порядки. Власть императора была не слишком сильной, отдельные княжества постоянно враждовали, самураи увлеченно рубили друг друга катанами[47]. Кроме самураев, воевавших в средневековых традициях, никаких вооруженных сил в Японии не имелось. Простолюдины к военной службе не допускались ни под каким видом и не могли владеть оружием под страхом смерти. Отсюда, кстати, и пошли японские искусства единоборств.
И все были бы довольны, но в 1853 году в гавань Урага прибыли пять американских военных кораблей, которые под дулами пушек вынудили японцев подписать торговый договор с САСШ. Такие методы распространения демократии получили название «дипломатия канонерок». Стало понятно, что никакой изоляцией от «ганьдзинов[48]» не спасешься. Сожрут — с.
В итоге с 1866 по 1869 год в Японии произошла так называемая «Революция Мейдзи» (по имени пришедшего к власти императора). Главным ее итогом стал переход от средневекового уклада жизни к ускоренной индустриализации, которая проводилась государством. Разумеется, сами японцы справиться бы не сумели — но им помогла Англия, которой было выгодно влезть в Японию. Гордые бритты давали японцам кредиты, они же строили для них военные суда и помогали создавать современную армию. К 90–м годам здесь уже существовали вполне приличные вооруженные силы, а Япония стала открытой страной.
Интересен такой момент. Бурные перемены фактически лишили дворянство, самураев, их привилегий. Однако всех уравняли очень своеобразно — стало считаться, что самураями является весь народ. То есть всех «подняли» до дворян. А тамошние дворяне отнюдь не являлись выродившейся аристократией, как в России или Европе. Они оставались кастой воинов со своими очень специфическими представлениями о жизни и смерти.
Так что когда слово «самураи» применяют к японским солдатам XX века, это не метафора и не пропагандистский штамп.
В армии их воспитывали на знаменитом кодексе Бусидо, который даже для русских с нашим «умираем, но не сдаемся» выглядит диковато.
Забегая вперед, стоит отметить, что японцы старались вести войну «цивилизованно» (если такое вообще можно сказать о войне). Они нарушили тогдашние понятия только в том, что начали боевые действия без объявления войны — тогда это считалось некрасивым. Но вот с пленными они обращались исключительно гуманно. Да и вообще никакими зверствами, которыми японцы прославились во Вторую мировую войну, тогда они не отметились.
…Раз уж армию создали — неплохо бы и повоевать. Японцы никогда не являлись особыми пацифистами, тем более их острова уже страдали от проблемы перенаселенности. Последовала японо — китайская война, в итоге которой японцы прихватили Корею (фактического вассала Китая). Заодно был захвачен и Ляодунский полуостров, на котором находился знаменитый Порт- Артур.
Так вот, вопрос: что, никто в России не видел усиления Японии? Видели. Еще 30 марта 1895 года на Особом совещании по вопросу о японо — китайской войне начальник Главного штаба генерал — адъютант Н. Н. Обручев говорил:
«Для нас в высшей степени важно ни под каким видом не впутываться в войну… Нам пришлось бы воевать за десять тысяч верст с культурной страной, имеющей 40 миллионов населения и весьма развитую промышленность. Все предметы снаряжения Япония имеет у себя на месте, тогда как нам пришлось бы доставлять издалека каждое ружье, каждый патрон»
Барон Розен, много лет проработавший послом в Японии, незадолго перед войной составил обширный доклад, в котором указывал, что эта страна является весьма сильным противником. Николай II написал на этом документе резкую резолюцию. Барон был смещен, вместо него назначили полковника Ванновского, который обладал весьма распространенной среди российских чиновников того времени лакейской психологией «чего изволите».
«В своих донесениях полковник Ванновский утверждал, что японская армия обладает ничтожной боевой силой и технически совершенно не оборудована. Донесения эти легли в основание того твердого убеждения, которое господствовало почти до самой войны в петербургских правительственных кругах, что Япония никогда не осмелится вступить с нами в вооруженную борьбу».
Что было нужно России в том регионе? Собственно, две вещи. — Прикрытие КВЖД.Незамерзающий порт в Тихом океане. Больше ничего.
С КВЖД особых проблем не было. С портом вышло сложнее. Сразу после японо — китайской войны Франция и Германия вынудили японцев отказаться от всех притязаний на континентальные земли и под шумок стали внедряться в Китай. Россия своего тоже не упустила, арендовав у Китая Ляодунский полуостров с Порт — Артуром. Вот это уже пахло нешуточным конфликтом. Но и тут можно было разобраться. Так ведь аппетит приходит во время еды. Появилась идея «Желтороссии», являвшаяся исключительно коммерческим проектом. Витте был не только теоретиком либеральной экономики, но и практиком.
«Витте выкроил себе на Дальнем Востоке целое царство, имеющее все атрибуты самостоятельного государства, как то: собственное войско, именовавшееся Заамурской пограничной стражей и прозванное обывателями, по имени жены Витте, Матильдиной гвардией, собственный флот, а главное, собственные финансы, так как благодаря прикрепленной ко всем этим предприятиям маске частного дела государственными средствами, на которые они действуют, Витте распоряжается без соблюдения сметных и иных правил расходования казенных сумм».
Николаю 2, а особенно императрице Александре Федоровне все эти побрякушки вроде «Желтороссии» очень нравились. А еще они велись на популярные тогда теории о «желтой опасности» — которыми под усиление Японии подводилась расовая основа. Дескать, поднимается эдакая варварская «желтая раса», которой больше нечего делать, кроме как смести европейцев. Караул, братцы![49]
А раз так, то стали появляться уже и вовсе запредельные персонажи. Например, бывший ротмистр А. М. Безобразов, который полностью оправдал свою фамилию. Он соблазнил Николая II еще одной интересной идеей — «ползучим проникновением» в Корею. Дескать, мы получаем концессии по заготовке леса и под видом рабочих и охранников перетаскиваем туда войска. А потом.
Ради этого дела была создана Восточно — Азиатская промышленная компания, в которую всадили казенные деньги. А за Безобразовым… Вы уже наверное, догадались — за ним стояли большие люди: министр двора граф И. И. Воронцов — Дашков и великий князь Александр Михайлович.
И началось.
«Тотчас по образовании лесопромышленного общества делу разработки леса в устьях Ялу придается государственное значение. Выражается это в том, что в предприятии работают лица, состоящие на государственной службе, но освобожденные от всяких иных занятий и продолжающие тем не менее получать казенное содержание. Мало того, для вооруженной защиты предприятия переводится на самую корейскую границу — в Фынь- Хувно — Чен — читинский казачий полк.
У Безобразова возникает даже мысль образовать солдатские рабочие артели для разделки леса, одетые в китайское платье и имеющие оружие, спрятанное в обозе. Когда это нелепое предположение, по настоянию Куропаткина, отвергается, Безобразов образует такие же артели из… хунхузов[50], которые вооружаются казенными ружьями».
Что интересно, никакой прибыли безобразовская компания не принесла. Да и зачем нужна прибыль, если можно качать деньги с государства? Оно проще.
Как на все эти развлечения должна была смотреть Япония? Особенно если невооруженным глазом видно, что за частниками стоит государство? Кроме того, на обострение конфликта ее толкали Англия и САСШ, которым усиление России на Тихом океане было совершенно ни к чему.
Тем не менее, японцы пытаются договориться. И дело тут, разумеется, не в миролюбии — этим качеством они не отличались ни тогда, ни впоследствии. Просто власти Страны восходящего солнца понимали: война с Россией — это «ставка на всё». Проигрыш фактически ставил крест на Японии как на самостоятельном государстве. Потому‑то и стремились решить дело миром.
Но Николаю II и его окружению было наплевать. Они‑то пребывали в уверенности, что Япония не нападет. А нападет — так ей же хуже. Ко всей этой публике подверстывался еще и Плеве, полагавший, что для стабилизации обстановки в стране необходима «маленькая победоносная война».
Между тем Япония лихорадочно готовилась к войне, что особой тайной не являлось. Но все относились к этому с полным равнодушием. Так, военный министр А. Н. Куропаткин в докладе от 15 октября 1903 года утверждал, что Порт — Артур неприступен, а дальневосточная эскадра сможет успешно сражаться с японским флотом. Между тем японские боевые корабли к началу войны превосходили российские по всем параметрам. Мало того: ведь воюют не корабли, а люди. А тут дело обстояло тоже не слишком хорошо.
В то время Главным начальником флота и Морского ведомства являлся великий князь Алексей Александрович. Как тогда острили, при нем офицеры рассматривали свою службу как бесплатные морские путешествия. Со всеми вытекающими отсюда последствиями для флота.25 января 1904 года Япония заявила о прекращении дипломатических сношений. Это означало, что война может начаться в любой день. А что в Порт — Артуре? Да ничего. Внимания не обратили.
Как бы то ни было, 27 января Япония напала первая, без объявления войны. Это стоит отметить. Можно долго обсуждать, кто прав, кто виноват в предвоенных раскладах, однако войну начинает тот, кто сделал первый выстрел. Но вообще‑то можно было предвидеть, что Япония полезет драться.
Начало войны было встречено в русском обществе с большим энтузиазмом — даже среди студентов, которые являлись самым оппозиционным социальным слоем. Спокойно отреагировали и на первые неудачи. Благодаря внезапному нападению, японцам удалось повредить в Порт — Артуре два лучших русских броненосца и, утопив груженные камнями транспорты, заблокировать выход из гавани. Из‑за того что русский форт оказался заперт, японцы без помех высадили на континент свои сухопутные силы и блокировали Ляодунский полуостров с суши. Но это списывали на вероломство самураев, тем более что Порт — Артур сражался героически. Казалось: а вот теперь‑то мы вдарим — и от японцев только пух полетит. Но не вдарили.
В задачу этой книги не входит описание боевых действий, а уж тем более — разбирательство, кто из русских военачальников как воевал. Пусть этим занимаются специалисты (тем более, что и они до сих пор отчаянно спорят на эту тему). Мы же здесь рассмотрим, как воспринималась эта война в России.
Так вот, уже летом 1904 года сначала в «обществе», а потом и в народе все чаще стал подниматься вопрос: а что, черт побери, происходит?
Нет, поражений пока еще не было. Но и побед — тоже. Главные силы армии под командованием Куропаткина, находившиеся к началу войны примерно в двухстах километрах севернее Порт — Арту- ра, медленно отступали, не предпринимая каких‑либо внятных действий. На самом‑то деле, как следует из свидетельств воевавших в Маньчжурии офицеров, главнокомандующий просто несколько растерялся, убедившись, что враг далеко не так слаб, как предполагалось. Дело, в общем, житейское. В 1941 году было куда хуже.
А газеты сообщали:
«19 апреля. Перешедшие Ялу японские войска в больших массах атаковали наши позиции у Тюренчена и Хусана. Ожесточенный бой продолжался целый день; обе стороны понесли большие потери, которые еще не приведены в известность. У нас сильно пострадала одна батарея. Ввиду превосходств сил неприятеля и большого перевеса его артиллерии наш авангардный отряд отошел от Ялу.
24 мая. (Рейтер). Японский корреспондент в Дальнем подтверждает донесение китайцев о наступательном движении японцев, но говорит, что армия их находится в расстоянии 15 миль от Порт — Ар- тура. Армия наступает вдоль обоих берегов полуострова».
«25–го июня. Из Токио в лондонские газеты телеграфируют: Русские почти не защищали главнейшие южные перевалы на двух дорогах, занятых теперь японцами. В Японии высказывают удивление по этому поводу, считая непонятным, почему Куропаткин оставил такую слабую защиту на этих важных позициях, которые необходимо было удерживать за собой, чтобы обеспечить безопасное сообщение с севером.
26–го июня. Начавшееся еще вчера наступление японцев с юга продолжалось сегодня приблизительно до полудня, когда неприятель, продвинувшись примерно до 10 верст в направлении к Гай- чжоу, остановился на позициях и начал окапываться».
И так вот день за днем.
Дальше пошло совсем плохо. 11 сентября произошло одно из самых крупных сражений этой войны — при Ляоляне. После кровопролитных боев русская армия снова отступила, а Куропаткин стал проявлять уж очень большую осторожность. Какими бы это ни было вызвано реальными причинами, в России полагали, что генерал просто трус.
В общем, уже к этому времени стало ясно, что никакой «маленькой победоносной войны» не предвидится. И сразу же встал вопрос, который при победах обычно не возникает: а ради чего мы воюем? Ответа на него не было, потому что геополитические расклады для массовой пропаганды решительно не подходят. Заклинания типа «так за Царя, за Родину, за Веру!» тоже быстро утомляют, особенно если война идет на чужой территории. А пугать «желтой опасностью» можно европейцев или американцев с их ксенофобией, но не русских.
Тем временем стали расползаться некоторые неприятные сведения о состоянии армии и тыла. Оказалось, что Транссибирская магистраль не справляется с переброской подкреплений и военных грузов. И получилось, что на театре военных действий огромная Россия имеет меньше войск, чем маленькая Япония.
Выяснилось, что русские пушки имеют только шрапнельные снаряды. Для тех, кто не знаком с военной техникой, поясню. Шрапнельный снаряд взрывается в воздухе или при ударе об землю и разлетается на множество смертоносных осколков. Это мощнейшее оружие против войск, находящихся на открытой местности. Но от таких снарядов японских солдат отлично укрывали даже китайские фанзы — домики, сооруженные из каких‑то подручных материалов. А осколочно — фугасных снарядов не имелось. Вообще. Отвечал же за артиллерию… великий князь Сергей Михайлович.
…Тут я немного отвлекусь. Русско — японская война очень хорошо продемонстрировала порочность милой традиции — назначать на высокие посты великих князей. Мало того что большинство из них были не слишком профпригодны. К началу XX века они рассматривали Россию, как дореформенные помещики — свое поместье, то есть как источник денег для беззаботной жизни. Так ведь они были еще и неподсудны. Великие князья могли творить что угодно, и все им сходило с рук. Принять против них какие‑то меры воздействия мог только лично император — а Николай II был не тем человеком, чтобы идти на конфликт с родственниками. Этот милый обычай в общих чертах так и сохранился до 1917 года.
Но вернемся к войне. Именно летом 1904 года, во время уже описанной Бакинской стачки, среди требований бастующих рабочих появились лозвунги: «Долой войну!» Зашевелилась и интеллигенция. Вреда от нее правительству было (до поры до времени) немного, но шум она поднимала изрядный. Именно с лета 1904 года и начинается бурное шевеление либералов, начавших выступать за ограничение самодержавия.
Могут сказать, что эти настроения проплачены японцами и англичанами. Конечно, без этого не обошлось. Но на любую вражескую пропаганду есть контрпропаганда — а вот с этим было очень худо. В значительной степени государственная пропаганда сама виновата. Как перед войной, так и в ее начале в прессе о японцах постоянно писали как о «дикарях», «макаках» и так далее. И вдруг оказалось, что эти дикари гоняют русскую армию, как хотят. Именно это и вызвало такой шок. Но это оказались еще цветочки. Начались поражения. Одно другого хуже.
23 декабря 1904 года был сдан Порт — Артур. Это событие вызвало просто бурю возмущения. Дело даже не в самом факте, хотя Порт — Артур являлся ключевой точкой войны — дело в обстоятельствах сдачи.
Крепость была сдана командующим, генералом А. М. Стессе- лем. Он являлся типичным «генералом мирного времени» — сидел себе на теплом месте, подворовывал, как мог, а когда начались боевые действия, элементарно струсил. Особенно после того, как стало понятно, что быстро блокаду не пробьют. Как в дальнейшем было установлено на следствии, Стессель еще с лета начал склонять общественное мнение к сдаче Порт — Артура. Не склонил — военный совет был до конца против. Крепость находилась в тяжелом, но не безнадежном положении (в Брестской крепости, кстати, сражались в куда худших условиях). Мало того. Стессель, сдавшись, озаботился тем, чтобы вывезти свое имущество.
И что самое главное — данный персонаж принадлежал к числу любимцев Николая II.
Тут уж возмущались все — и левые, и монархисты. Слово «стессель» в русской печати стало нарицательным обозначением бездарного чиновника.
В 1906 году над генералом состоялся суд. Николай II очень этого не хотел, но пришлось. Экс — командующий был приговорен к смертной казни, которую заменили 10 годами заключения в крепости. Крайне правый политический деятель В. М. Пуришкевич (впоследствии — убийца Распутина) прокомментировал приговор в широко разошедшемся стишке:
В 1909 году Николай II повелел Стесселя освободить. Это гуманизм или идиотизм? В феврале 1905 года состоялось самое крупное в этой войне сухопутное сражение под Мукденом. Закончилось оно полным поражением русской армии. Войска Куропаткина оставили стратегически важный город. После этого даже неспециалистам стало понятно, что «отыграться», если вообще удастся, то после длительной и кровопролитной войны. Куропаткина после поражения под Мукденом сняли с поста командующего, но от этого было не легче.
И, наконец, Цусимское сражение. 14–15 мая 1905 года японский флот уничтожил русскую эскадру под командованием вице- адмирала 3. П. Рожественского[51], которая шла на Дальний Восток с Балтики.
Это было полным шоком. Конечно, понимающие люди знали, что российские корабли, мягко говоря, не являлись шедеврами техники. Но, во — первых, понимающих всегда немного, а во — вторых, даже они не представляли, насколько не являются. Разумеется, тут же вспомнили великого князя Алексея Александровича, на которого повесили и то, в чем он был виноват, и то, в чем не был. А к этому еще подверстывалось «кровавое воскресенье» (о нем в следующей главе). Неудивительно, что люди даже не революционных взглядов начинали задавать вопрос: «Да что вообще эта власть может и не пора ли ее менять?».
Иногда неудачи русско — японской войны списывают на революцию. Но революция еще не началась! Она началась во многом вследствие этих событий.
Если уж речь зашла о войне, стоит вернуться к теме японской разведки. Финансировала ли она антиправительственные круги? Безусловно. Причем не столько революционеров, сколько либералов. Один из лидеров кадетской партии П. Н. Милюков в 1917 году об этом сам говорил без особого смущения. Но это была капля в море. На финансирование того, что началось в 1905 году, никаких денег бы не хватило.