Помоги проекту - поделись книгой:
Выставив караульные посты – легли спать…
Темень, хоть глаз выколи. Запах гари, разложения, дерьма – обычный запах беды. Скачущий свет фонарей, красные и зеленые точки лазерных прицелов на двери. Привычная тяжесть автомата в руке…
– Вспышка и заходим. Все вооруженные люди являются противниками. Огонь без команды.
– Так точно!
Короткая перегруппировка – кто-то толкает меня в плечо, и я занимаю место сразу за группой вскрытия двери. Они сами внутрь не пойдут – внутрь пойдем мы.
Оглушительный грохот Сайгака – на том месте, где только что был замок, в двери появляется рваная, ломаная дыра.
– Бойся!
Ослепительный, проникающий даже сквозь веки свет, громовой удар Зари
– Пошел!
Господи – это же Бейрут! Аль-Рашидин – девятнадцать! Квартира, которую я знаю, как свои пять пальцев!
Дым, пыль, отброшенный в сторону журнальный столик. Господи, да какого хрена мы сюда вломились.
– Ни с места! Вакиф ална батуха![50]
Лучи фонаря высвечивают Люнетту, она в одной ночнушке, с бессильно опущенных рук на пол капает тяжелая, черная кровь. Какой-то уродливый, непонятный пояс на ее талии – пояс шахида!
– Не двигайтесь! Все будет нормально!
– Не двигайтесь!
– Не стрелять! – каркаю я пересохшим горлом – не стрелять!
Люнетта смотрит на нас как зомби, совершенно без выражения.
– Люнетта! Это я! Дай мне свои руки! Дай их мне! Зачем ты это сделала?!
Она протягивает свои руки, в безжалостном свете фонарей я вижу глубокие, черные раны на запястьях. Просто невероятно, как она еще стоит на ногах.
– Люнетта! Это я, Александр! Все будет хорошо, слышишь! Дай мне свои руки!
Губы едва шевелятся – но я складываю слова, угадываемые по движению губ. Не будет…
Бросок вперед – и я прижимаю Люнетту к стене, не давая ей ничего сделать. Краем глаза вижу тень в самом конце длинного коридора – и я кажется, знаю, кто это. Разум отказывается поверить в увиденное.
– Стреляйте!
Вспышка!
В следующий момент я понял, что сижу на кровати и что-то кричу, кричу что-то страшное на арабском. Сердце, наверное, под двести ударов в минуту, адреналин бьет просто фонтаном…
В палатке – какой-то туман, белесый, мутный, хорошо видимый даже в темноте. От этого тумана хочется спать…
Поднялся – с трудом, ноги как деревянные, кружится голова. Пошел к выходу, на выходе наткнулся на кого-то – запнулся и упал. Поднялся с трудом – я уже понимал, что происходит что-то неладное и туман этот – убивает нас.
С трудом сохраняя равновесие, наклонился, поднял пулемет, которым был вооружен часовой у нашей палатки – М60Е4. Перекинул ремень через плечо – и открыл огонь по деревьям, по джунглям, обступавшим нас.
– Подъем! Подъем, мать вашу! Тревога!
Пулемет выхаркнул последнюю пулю и замолк, я бросил его, пошел обратно в палатку. Там у нас лежали индивидуальные дыхательные комплекты – на случай чрезвычайной ситуации – если не поможет кислород, то я знаю, что поможет…
Адреналин! У нас есть и адреналин, он есть в любой аптечке! Адреналин может заставить биться сердце, даже если оно пробито пулей!
Господи, адреналин, где он…
Когда реанимировал уже третьего – в палатку кто-то сунулся. Я повернулся, хватанул висящий на боку пистолет, включил подствольный фонарь – Ругид. Лицо какое-то красное, нездоровое.
– Свои, свои!
Я опустил пистолет
– Не спится?
– Точно. Что в вашей палатке?
– Плохо… А вы?
– Сердечное принимаю…
Откачать не удалось семерых. Пятерых наших и двоих североамериканцев. Вот так вот, не в бою потерять семь человек – от этого хотелось выть.
Схема реанимации простая – кислородная маска и укол адреналина. Если успеешь. Действие почти мгновенное… к концу спасательной операции первые спасенные уже помогали реанимировать остальных. Работали в кислородном оборудовании – чтобы снова не надышаться…
Подали сигнал срочной эвакуации. Здесь – больше нельзя было находиться…
Уже под утро, когда над Амазонией вставало солнце и все вокруг как бы посерело перед рассветом – я решил сделать обход периметра. Перезарядил тот самый пулемет, пошел к деревьям. Было такое ощущение, что за нами постоянно кто-то смотрит, хотелось как тогда – дать длинную, злую очередь по деревьям. Деревьям, у которых есть глаза…
Вот тогда то я его и нашел. Сначала показалось – обезьяна, убитая обезьяна. Потом дошло – как убитая обезьяна может быть
Это был индеец, но индеец племени, которое не было описано в справочнике, я это знаю, потому что читал справочник по дельте Амазонки. Поражал его рост… сантиметров семьдесят, не более. И, тем не менее – это был человек, с двумя руками, с двумя ногами, с головой, такой же человек, как и мы. Пуля ударила его в грудь и пробила насквозь – поэтому-то он не смог убежать и остался здесь. Но самое главное – на нем была одежда. Причем одежда, какой не было ни у одного индейского племени Амазонии – куртка с короткими рукавами и штаны. И материал, из которого все это было сшито – очень сильно походил на материал, из которого шьют армейскую форму.
Подцепив убитого мною индейца за куртку, я потащил его ближе к палаткам. Не оборачиваясь и держа джунгли под прицелом пулемета. Чувствовал – нельзя оборачиваться…
Примерно через полчаса – прибыл эвакуационный вертолет…
Пытаться вытащить обломки мы не стали. Слишком велик риск.
Флагман ударной авианосной группировки "Янки", контр-адмирал ВМФ САСШ Тад Брюэрти, сидя в своей флагманской каюте в корме огромного авианосца – здесь меньше всего слышны шум реактивных двигателей и грохот катапульты – с удивленным раздражением читал срочную и совершенно секретную радиограмму "Только для адмирала", адресованную ему из Норфолка. Он перечитал ее а, потом еще один раз. И так ничего и не понял.
– Сэр! – сказал начальник разведывательной части на авианосце, намекая на то, что нужно либо отдать бланк, либо писать ответ.
– Занесу, отдам – не терпящим возражений голосом сказал контр-адмирал.
Извилистыми коридорами авианосца, где можно плутать весь день – он пробрался на нулевую палубу, отвечая на приветствия палубных техников и летного состава, который вместе с техниками проверял находившиеся на нулевой палубе самолеты. На лифте – поднялся в штаб управления летными операциями, находящийся на самом верху острова, палубной надстройки авианосца.
– Адмирал в штабе! – крикнул один из офицеров.
– Вольно. Посторонним покинуть помещение.
Когда приказание было исполнено – адмирал протянул шифровку Чаку Догеру, боссу по летным операциям.
– Ты что-нибудь понимаешь? Лично я – ни хрена
Догер, пожилой, в аккуратно отутюженной форме афроамериканец – прочитал радиограмму, присвистнул.
– Нормально. Нас сменят через двадцать два дня, а у меня и так в казематах уже мышь повесилась. Надо заказывать срочную доставку, сэр, иначе остаток похода мы просто будем загорать тут на солнышке.
Волнение летного босса было вполне понятно – только через двадцать два дня Джон Адамс должен был сменить Рональда Фолсома на позиции Янки – со свежей командой, свежей техникой и полными артиллерийскими погребами. А на Рональде Фолсоме – пять самолетов стояли на приколе из-за того, что были израсходованы даже запасные моторы, которые взяли в поход, в артиллерийских погребах было и в самом деле – хоть шаром покати. Точнее – противокорабельные ракеты, которые должны быть в арсенале на каждом авианосце – они то как раз были нетронуты, равно как и ракеты типа воздух – воздух. А вот с вооружением класса воздух – земля было скверно. Управляемых бомб JDAM весом в одну тысячу фунтов – самый расходный тип боеприпаса – не осталось вообще, последние израсходовали на прошлой неделе. Пятисотфунтовые подходили к концу, осталось немного на две тысячи фунтов – но их применять в городах, в опасной близости от дружественных сил было просто опасно. И это несмотря на то, что в нарушение регламента, выходя из Гуантанамо – они взяли на борт вдвое меньше вооружения класса воздух – воздух и воздух – корабль, за счет этого грузя в перебор самую ходовую номенклатуру "воздух-земля". Огромные авианосцы, гордость флотов всего мира, предназначенные для того, чтобы топить в открытом море суда противника всех типов и классов, атаковать друг друга – выродились в плавучие аэродромы, безопасные, потому что они в открытом море и их не обстреливают из миномета. Деквалифицировались и летчики: еще в начале века самолеты главного противника как минимум по разу в день пытались прощупать ПВО авианосца… сейчас же русские, североамериканские, римские корабли расходились в океане контркурсами, часто даже без облета друг друга… у каждого были свои дела и это было намного важнее, чем играть друг у друга на нервах. Американцы вляпались в Бразилии, а русские – на Востоке и некогда гордые альбатросы, летчики палубной авиации – тупо доставляли к цели бомбу за бомбой, ведя затянувшуюся и всем уже поднадоевшую войну.
– Значит, мы не сможем выполнить приказ?
– Никак нет, сэр. Можете вызвать Руки, но я и без этого скажу: нечем. Нужна срочная доставка… как можно более срочная. Термитных бомб я почти и не брал, нужны также на тысячу фунтов и на пятьсот.
– То-то нам эту срочную доставку сделают. Сам-то веришь? – по-простецки спросил адмирал одного из офицеров, с которых он начинал еще помощником летного босса на Форестолле
– Тогда никак, сэр. Нужно передать наверх – у нас нет вооружения для выполнения подобной задачи.
– Нет вооружения…
Через два часа пришла ответная радиограмма. Как и прошлый раз, срочно, секретно, но задача принципиально другая. Теперь – им предписывалось использовать свои самолеты для миссии воздушного патрулирования и прикрытия к востоку от зоны удара. По-видимому с запада – должны были прикрывать палубные эскадрильи Седьмого флота САСШ.
– Все окей, сэр?
Контр-адмирал, последний раз садившийся за штурвал палубного истребителя – бомбардировщика восемь лет назад – показал большой палец. Активировал систему дыхания – и в легкие с шипением потекла воздушная смесь из баллона.
Один из матросов палубной команды показал – вперед – и в этот же момент катапульта авианосца со свирепой силой бросила самолет F/A 18D вперед. Серым пятном по правую руку мелькнул остров, они разгонялись по первой, длинной дорожке. Оторвавшись от палубы самолет на мгновение клюнул вниз – но работающие на форсаже двигатели подхватили стальную птицу и потащили вперед и вверх со свирепой силой укрощенного человеческим гением огня.
Взлетели…
Зачем контр-адмирал Брюэрти решил лететь на задание, пусть и в учебном кресле двухместного самолета – спарки, тем более что врачи категорически запретили ему полеты на реактивных самолетах? Может быть, потому что контр-адмирал не понимал, какая чертовщина происходит в его зоне ответственности – а их учили, что в твоей зоне ответственности ты отвечаешь за все.
А может, он просто соскучился по небу. Кто знает?
– Дог[51] два – один – всем Догам, занять эшелон пять тысяч, курс на триста тридцать, ориентируйтесь по мне. Верхний край на четырех тысячах.
Адмирала охватило то редко появляющееся у него в последнее время чувство восторга от свободного полета в воздушном океане – то самое, какое возникло у него, когда он еще мальчишкой сел в Тайгер Мота. Если бы не та дурацкая автокатастрофа, после которой ему оставалось только что отправлять самолеты в полет, а не летать на них самому…
Остроносые, вытянутые в стрелу Шершни пробили верхний край облачности – и вышли в бездонный, залитый светом солнца океан. Внизу – ничего не было кроме мягкой ваты облаков, вверху – ничего не было кроме бесконечности, солнце светило, разбивалось тонкими разноцветными лучиками на темном забрале шлема. Контр-адмирал начал подпевать – как он всегда это делал в кокпите самолета…
Дог – ведущий заложил широкий вираж, меняя курс с трехсот тридцатого на сто восьмидесятый, тот же самый маневр повторили и все самолеты группы Дог, идущие оборонительным строем. Контр-адмирал еще раз взглянул на солнце – и тут увидел приближающиеся со стороны севера точки. Каждая из них – уже была размером с большую муху и продолжала расти.
Поделиться книгой: