Прикосновение теней

Она так счастлива, что я готова ее возненавидеть.

Она светится, улыбается, изгибая губы таких мягких, божественных очертаний, что часть меня инстинктивно жаждет ее поцелуя.

Это она — фаворитка Короля Невидимых? Неудивительно, что он был одержим ею!

Когда она начинает скользить прочь по одному из коридоров — самому черному, впитывающему огонь свечей в канделябрах, — я рывком поднимаюсь на ноги.

И следую за ней, лечу, как мотылек на огонь.

По словам В'лейна, фаворитка была смертной. Именно ее смертность стала первой костяшкой домино в длинном извилистом Ряду.

Почти миллион лет назад Король Видимых попросил истинную Королеву Видимых — после ее смерти многие королевы занимали трон лишь затем, чтобы их свергли другие, набравшие большую силу и поддержку, — превратить фаворитку в Фейри, сделать ее бессмертной, чтобы избавить их от разлуки. Королева отказала, и тогда Король создал для фаворитки Белый Особняк и Зеркала. Он прятал любимую от мстительной Королевы там, где она могла жить, не старея, и ждать, пока он овладеет Песнью Творения и сам сможет превратить ее в Фейри.

Если бы только Королева исполнила его маленькую просьбу! Но правительница Истинной Расы была властной, ревнивой и мелочной.

К несчастью, пытаясь повторить Песнь Творения — таинственную штуку, связанную с созиданием, силу и право, которое ревностно защищала Королева и принятый ее расой матриархат, — Король создал Невидимых, неполноценных полуживых существ, которых не смог убить. Они жили. Они были его сыновьями и дочерьми.

Он создал новую реальность, Темный Двор, где его дети могли играть, пока он продолжал свою работу во имя любви.

Но однажды один из отпрысков предал его, и Светлая Королева все узнала.

Они сошлись в битве, которая должна была положить конец войне. Видимые обрушились на своих Темных собратьев, которые хотели лишь иметь право на существование.

Костяшки домино падали одна за другой: смерть Светлой Королевы от рук ее Короля, самоубийство фаворитки, акт «искупления», когда Король создал чудовищную «Синсар Дабх».

Он назвал себя Королем Невидимых — никогда больше его не будут связывать с испорченными и мелочными собратьями, следовательно, он будет не Видимым, буквально. Он больше не называл свой дом Темным Двором. Двор стал просто Невидимым.

Однако к тому времени Двор превратился в темницу для его детей, жуткое скопление теней и льда. Жестокая Светлая Королева в последний раз использовала песнь Творения — не для созидания, не для того, чтобы сделать бессмертной возлюбленную Короля, а чтобы уничтожить, пленить и пытать любого, кто осмелился ей перечить.

А костяшки все падали...

Книга, в которой содержалось знание Короля Невидимых, вся его тьма и зло, каким-то образом очутилась в моем мире, и люди стали ее охранять. Как она вырвалась, я еще не выяснила, но уверена: убийство Алины, моя изломанная жизнь, смерть Бэрронса — все это результат цепи событий, которые начались миллион лет назад из-за одной смертной.

Мой мир, мы, люди, — лишь пешки на доске бессмертных.

Мы просто попались им на пути.

Джек Лейн, выдающийся адвокат, поставил бы на суде на Короля Невидимых, а не на Дэррока, и доказал бы косвенную вину фаворитки.

Поскольку случилось немыслимое, истинная Королева погибла, не успев передать Песнь Творения одной из Принцесс-наследниц, и с этого начался упадок расы Фейри.

Многие Принцессы всходили на трон Видимых, но мало кому удавалось занять его надолго и дать отпор соперницам. Королев убивали, изредка ограничиваясь свержением и изгнанием. Численность расы уменьшалась.

Фейри уже не могли создать ничего нового. Древние силы были утеряны, с течением времени старая магия забывалась, и настал день, когда правящая королева больше не смогла усиливать стены между реальностями и удерживать смертоносных Невидимых.

Дэррок воспользовался этой слабостью и обрушил стены. Теперь Фейри и люди сражались за контроль над планетой, которая была слишком маленькой и хрупкой для обеих рас.

А все из-за единственной смертной — костяшки домино, которая вызвала обвал.

Я следовала за той, кого считала именно этой смертной — пусть и не во всех смыслах этого слова, — по чернильно-черному коридору.

Если она действительно фаворитка Невидимого Короля, она не вызывает во мне злости, хотя я имею право злиться.

Она тоже пешка на их бессмертной доске.

Она сияет изнутри. Ее кожа мерцает прозрачным светом, который озаряет стены тоннеля. Коридор становится темнее, с каждым шагом он все более странный. И, на контрасте с ним, она — ангел, скользящий в аду.

Она — тепло, убежище и прощение. Она — мать, любовница, дочь, истина. Она — все.

Ее шаги все ускоряются, она спешит по тоннелю, беззвучно касаясь обсидианового пола, и смеется от радости.

Мне знаком этот звук. Я люблю его. Он означает, что ее любовник уже близко.

Он идет. Она чувствует его приближение.

Он так силен!

Именно сила привлекла ее в нем. Она никогда не встречала никого похожего на него.

Она трепетала, когда он выбрал ее.

Благоговела каждый день, когда он продолжал выбирать ее.

Ужас летел перед ним от Темного Двора, сообщал ей, что он уже в пути, наполнял ее дом (тюрьму), где она жила сказочной жизнью (отбывала наказание не по своей воле), окруженная всем, чего ей хотелось (иллюзиями, она скучала по своему миру, который так далеко, и все ее близкие так давно умерли), и ждала его с надеждой (все возрастающим отчаянием).

Он отнесет ее на кровать и будет заниматься с ней любовью, пока его черные крылья не распахнутся широко, так широко, что закроют весь мир, и, когда он будет двигаться в ней, ничто иное не будет иметь значения, только этот миг, только их темная ненасытная страсть, бесконечная и взаимная.

Не важно, кто он, — он принадлежит ей.

То, что происходит между ними, нельзя осуждать.

Любовь не знает, что такое добро и зло.

Она существует. Просто существует.

Она (я) торопится по темному, теплому, приветливому коридору, торопится в его (свою) постель. Нам нужен наш любовник. Мы слишком долго ждали.

В ее комнате я замечаю свою раздвоенность.

Половина будуара фаворитки снежно-белая. Она ярко освещена. Другая половина заполнена густой, соблазняющей, приглашающей чернотой. Грань проходит точно посредине.

Свет и отсутствие света.

Я наслаждаюсь и тем, и другим. Ничто меня не беспокоит. Никакого конфликта с тем, что обычный мозг воспринял бы как ярлыки Добра и Зла или из-за чего сошел бы с ума.

У кристально-белоснежной стены будуара на возвышении стоит огромная круглая кровать, задрапированная шелковыми покрывалами. Белые лепестки, разбросанные повсюду, наполняют воздух ароматом. Пол выстлан коврами из белого меха. В огромном алебастровом камине потрескивают белые дрова, горящие серебристо-белым пламенем. В воздухе плавно парят крошечные бриллианты.

Женщина торопится к кровати. Ее одежда тает.

Но нет! Это не для его удовольствия, не теперь! Его желания иные, они глубже. Сегодня он куда более требователен.

Она оборачивается, и мы смотрим, приоткрыв рот, на темную половину комнаты.

Отделанная черным бархатом и мехом, устланная мягкими черными лепестками с его запахом, лепестками, которые так легко сминаются под нашей кожей, вся его половина — кровать.

От стены до стены.

Она нужна ему вся. (Разворачиваются крылья, ни один смертный не может видеть сквозь них!)

Он идет. Он уже рядом.

Я обнажена и готова. Я хочу. Хочу. Только поэтому я живу.

Мы стоим с ней рядом и смотрим на кровать.

И вот он там, он подхватывает ее на руки — но я не могу его видеть. Я чувствую, как вокруг нас смыкаются огромные крылья.

Я знаю, что он там. Она окружена энергией, тьмой, влажностью и теплотой секса, и я дышу запахом страсти. Я сама страсть, и я пытаюсь увидеть его, почувствовать его, и вдруг...

Я просто животное на алых простынях, и Бэрронс во мне. Я кричу, потому что даже здесь, в будуаре раздвоенности и иллюзий, я знаю, что это нереально. Я знаю, что я его потеряла. Он ушел, ушел навсегда.

Я не вернулась туда, в подвал, вместе с ним, не стала снова при-йа, вынырнувшей на поверхность достаточно, чтобы ответить на вопрос о выпускном, а затем нырнувшей обратно из реальности в безумие, чтобы не понимать, что случилось, и не начинать заниматься тем, чем, как я уже начала догадываться, мне придется заниматься.

Я не стою там несколько дней спустя, в наручниках с меховой оторочкой, не смотрю на его постель, не думаю о том, как бы снова забраться в нее и притвориться, что я еще не пришла в себя и могу продолжать все эти дикие животные вещи времен моего сексуального безумия — полностью осознавая, кто я и с кем это делаю.

Он мертв. Мертв. Я столько потеряла.

Если бы я знала...

Король поднимает фаворитку. Я вижу, как она опускается на тело, которое я не могу различить в темноте, и (я насаживаюсь на Бэрронса; боже, как хорошо!) фаворитка напрягается, выгибает шею и издает звук, который не принадлежит нашему миру (я смеюсь, когда кончаю, я жива), и, когда его широкие крылья распахиваются, заполняя черноту будуара и выплескиваясь вовне, он испытывает больше наслаждения, чем знал за все время своего существования. Подлая Королева отказывала ему в этом? (И я в этот миг познаю радости больше, чем когда-либо, потому что нет ни хорошего, ни плохого, есть только миг.)

Но подождите — Бэрронс исчезает!

Ускользает от меня, растворяется в темноте. Я не потеряю его снова!

Я вскакиваю на ноги, путаясь в простынях, спешу поймать его.

Становится холоднее, дыхание замерзает в воздухе.

Впереди только черное, синее и белое, заслоняющее весь свет.

Я со всех ног бегу к черноте. Но руки ложатся мне на плечи, разворачивают, заставляют вернуться!

Они слишком сильные! Они тянут меня по черному коридору, и я борюсь с этим телом, которое смеет нам мешать!

Это наше место! Чужой здесь умрет! Даже если осмелится просто подглядывать за нами!

Жестокие руки толкают меня, бросают на стену. В ушах звенит от столкновения. Меня снова и снова тянут и толкают. Я отскакиваю от стены к стене, пока это наконец не прекращается.

Я дрожу и начинаю плакать.

Руки обхватывают меня, крепко обнимают. Я прижимаюсь лицом к твердой мускулистой груди.

Я слишком маленькая лодочка, которая надеется выжить в море эмоций. Я цепляюсь за его воротник. Пытаюсь дышать. Я дикая. Я изнемогаю от желания. Внутри у меня пусто, так пусто.

Я потеряла все, и ради чего?

Я не могу унять дрожь.

— Какая часть фразы «увидев черный пол, немедленно поворачивай назад» была непонятна? — рычит Дэррок. — Мать твою, ты отправилась в самый черный из всех коридоров! Что с тобой не так?

Я едва отстраняюсь от его груди. В этот миг я могу только смотреть вниз. Под нами бледно-розовый пол. Дэррок вытащил меня в один из «закатных» коридоров. Я пытаюсь нащупать копье. Его снова нет.

Ко мне постепенно возвращается сознание.

Я отталкиваю Дэррока.

— Я тебя предупреждал, — холодно говорит он, уязвленный моей злостью.

Это его проблемы. Я тоже чувствую себя уязвленной.

— Ты ничего не объяснил, просто велел держаться подальше! Почему ты не рассказал мне?

— Я не объясняю людям материи Фейри. Но раз уж иначе ты не станешь слушаться... Черные полы — это его крылья. Никогда не ступай на них. Ты недостаточно сильна, чтобы выжить там. Остатки того, что ступило на них, до сих пор тут блуждают. Они могут поймать тебя. Ты заставила меня вернуться и подставила нас обоих!

Мы смотрим друг на друга и глубоко дышим. Дэррок накачан плотью Невидимых и гораздо сильнее меня, но я неплохо сопротивлялась. Попытка вытащить меня далась ему нелегко.

— Что ты делала, МакКайла? — тихо спрашивает он.

— Как ты нашел меня там?

— По своей метке. Ты была крайне обеспокоена. — Золотые искры в его глазах сияют. — И крайне возбуждена.

— Метка позволяет тебе узнавать мои чувства? — возмущаюсь я.

Одно унижение за другим.

— Только самые сильные. Принцы определили твое местонахождение. И радуйся, что им это удалось. Я вовремя тебя нашел. Ты бежала к черной части будуара.

— Ну и что?

— Линия, разделяющая черно-белую комнату, — это Зеркало. Самое большое из всех, что создал Король. А также самое первое и самое древнее, не похожее на остальные. При необходимости оно же служило для казни. Ты бежала к Зеркалу, которое ведет прямо в спальню Короля Невидимых, в замок из черного льда в глубинах их тюрьмы. Еще несколько человеческих секунд, и ты была бы мертва.

— Мертва? — Я кашляю. — Почему?