– Зачем шапочка?
– День искупления.
– Сегодня что ли?
– И ты еще зовешь себя евреем?
– Ты что, стал мои ребе?
Я и не представлял, насколько мне не хватало тебя, мрачно расхаживающей по дому.
– Он пылок. Это меня согревает.
– А не зажечь ли больше светильников, чтобы согреться?
– Мертвый?
– Похоже на то.
– Что это было?
– Я его убил.
По воле сената и народа наш любимый отец, Гай Юлий Цезарь, провозглашается диктатором. Пожизненно. Далее: пятый месяц года отныне именуется в его честь июлем.
– Имена имеют определенный вес, верно?
– Назови кота рыбой, но плавать он не научится.
Плебеи обожают глядеть на драки себе подобных – обходится дешевле театра, а кровь самая настоящая.
– Так ты неплох, говоришь?
– Неплох? Я могу добиться оправдания Медеи!
Если бы ты тогда сказал мне, что намерен пойти в Рим, попросил бы у меня клятву верности, то я бы принес ее. Я бы, конечно, подумал, что ты сошел с ума, но все равно поклялся бы тебе в верности, потому что видел в тебе моего отца. Но ты не спрашивал меня о моей верности тебе. Ты потребовал ее под угрозой оружия. Я ничему не изменял.
– Опомнись! Ведь на каждой стене ты нарисован с ножом у моего горла! Я был бы дураком, если бы не придавал этому значения.
– Только тиранам нужно страшиться тираноборцев! А ты ведь не тиран! Ты сам столько раз говорил мне об этом.
Ему нельзя было подниматься, тем более садиться на лошадь. Теперь все его раны раскрылись как кровавые цветы.
– У меня нет желания сражаться на арене, Цицерон, приходится ублажать народ на другой лад.
– Ну построй что-нибудь еще, храм какой-нибудь, убей кого-нибудь – народ радуется буквально всему!
Мы столько лет вместе, а ты все еще удивляешься, что я способен сам завязывать себе ремешки на сандалиях.
– Вот странно!
– Неужели?
– С чего это вдруг? Она же меня ненавидит.
– И я тебя ненавижу. Это же дружбе не помеха.
– Прислушайтесь. Почему такая тишина? Тиран мертв, народ же должен радоваться. Где же ликующая толпа у ваших дверей? Где же возгласы о свободе?
– Народ боится перемен. Уныние вполне естественно.
– А если мы не захотим мира с тобой?
– Если не будем друзьями, значит, будем врагами, и я пойду на все, чтобы вас уничтожить.
– Он вульгарный зверь, и без Цезаря он сам себя сведет в могилу. Он гость в моем доме!
– Он не в доме, он на улице.
– И ты, мама!
– Прошу, вразуми своего сына. Он со своими друзьями должен покинуть город. Я не могу гарантировать им безопасность.
– Не надо так радоваться! Ты лжец. Ты нарушил клятву и поднял восстание. Вот и всё! То же самое мог сегодня сделать и актер.
– Ну тогда хорошо, что это сделал я, иначе ты бы сейчас на коленях отсасывала у этого актера.
Рим – для сраных римлян!
Торговля – основа гражданских отношений.
– Не хочешь получить искупление, центурион?
– Искупления нет.
– Право на искупление есть у всех, Люций. Даже у тебя.
– Что вы тут делаете?
– Дышим коноплей.
– Я это заметила. Из-за вас весь дом провонял! В будущем, делайте это на улице.
– Да, мама.
– Ты вчера поздно вернулся.
– Дела.
– И ты по делам напился, проблевался и полез ко мне.
– Не похож на торговца.
– Ну, мы все не похожи на тех, кем являемся.
– Скажи, а тебе понравилось спать с моей женой?
– Что?!
– Ты же поэтому мне не рассказал! Потому что ты спал с ней!
– Те переходишь границы.
– Ты спал с моей женой? Я задал вопрос!
– Уйди с дороги.
– Я задал вопрос!
– Какая разница, что я скажу? Ты мне не поверишь.
– Если скажешь правду, я поверю.
– Варен, клянусь костьми матери, между мной и Необи ничего не было. Ничего. Никогда.
– Я тебе не верю! Говори правду!
– Ладно, я спал с ней, ясно?! Спал! И еще половина мужиков со всего холма! Только ты уходишь – опаньки! – ноги врозь и очередь у ворот!
– Это слова Марка Тулия Цицерона! «В юные годы я защищал нашу республику, и в старости ее я не брошу. Я искренне благодарю Марка Антония, который предоставил мне такую многообещающую тему для обсуждения. Я обращаюсь лично к тебе, Антоний: постарайся выслушать меня как… как… э-э…»
– Продолжай.
– «Постарайся выслушать меня как трезвый и умный человек, а не вдрызг пьяный, помешанный на сексе урод. Ты, конечно, много достиг. Редко кто может похвастаться банкротством, еще не достигнув почетных годов. Ты принес нам войну, чуму и разрушение. Ты для Рима как Елена Троянская, но. но все же.»
– Продолжай.
– Продолжай!
– «Женская роль всегда подходила тебе как нельзя лучше».
Признание незаконно без пыток.
– Не падай духом, ты же еще жив!
– Очень надеюсь! Потому что если это загробная жизнь, то я ожидал большего.
– Что прикажете делать?
– Не знаю. Сделай что-нибудь! Отрежь ей лицо!
– У тебя нет опыта, нет связи.
– Зато у него есть армия!
Мне очень нравятся наши беседы в редкие моменты, когда ты не обкуренная.
– Почему ты бросил меня тут ради Варена?
– Ему нужна была моя помощь. Я не мог это так оставить. Дети.
– Варен. Ты его любишь, а не меня.
– Нет! Я люблю тебя.
– Но его больше.
– Нет. Глупости. Если бы вы оба тонули в реке, я бы спас тебя первой. Без раздумий.
– Клянешься?
– Клянусь! Ты в два раза легче.
– Легче?
– В два раза. Не такая тяжелая, проще спасать.
– Я была на отличном вечере с Иокастой, а этот дерзкий грубиян похитил меня.
– И принес домой к матери. Странное какое-то похищение.
– Мне очень жаль. Но, при всем уважении, их возмущение ничем не подкреплено. Что будет, если я не подчинюсь?
– Может быть, они бросят в тебя сандалиями?
– Куда ты направляешься?
– Не твое дело!
– Да я из вежливости спросила.
Когда сомневаешься – атакуй!
– Это так несправедливо! Не я убила ее драгоценного сына. Ей надо вопить перед твоим домом.
– Все, что ей надо – это немного внимания. Выйди, дай на себя поорать немного, и тогда она скоро уйдет.
Боги подземные, я, Сервилия из древнейшего и священнейшего рода Юниев, из чьих костей воздвигли семь холмов Рима, я взываю, услышьте меня! Прокляните эту женщину! Пошлите ей горечь и отчаяние на всю ее жизнь! Пусть не будет она чувствовать ничего, кроме пепла и стали! Боги подземного мира, всё, что у меня осталось, я жертвую вам, дабы вы исполнили мою волю!
– Мне сообщили, что римские властители не требуют взяток. Требуется подносить взятку как дар. Это так?
– Да. Да, это так. Боюсь, что мы самые ужасные ханжи.
– И это я слышу от мальчика, чей так называемый отец был объявлен богом!
– Это честь, которую он заслужил.
– Он сделал это только для того, чтобы тебя звали Сыном Бога. У тебя нет собственных достижений, поэтому ты пытаешься позаимствовать славу других.
Никто не верит тому, что говорят чтецы новостей.
– Брат!
– Не брат ты мне.
На заре нашей истории мы, мужчины Римской Империи, были сильными и свирепыми, но при этом неуклюжими и нелюдимыми существами. Только когда у нас появились жены, по-настоящему началось наше восхождение к величию. Именно женщины Рима с их нерушимой добродетелью и строгой моралью завоевали весь мир. Сияние их добродетели освещает нам, мужчинам, рискованный путь к славе. Именно женщины Рима оберегали наш очаг и дом, пока мы, мужчины, сжигали Карфаген. Именно женщины Рима, подобно волчице, вскормившей Ромула и Рэма, вырастили нацию мудрых политиков и непобедимых воинов.
– Они поверили каждому слову!
– Я сам верю в каждое слово!
– Вы что-то празднуете?
– Нет, мы просто веселые люди по жизни.
– Скажи мне, бил ли тебя когда-нибудь твой муж?
– Нет. Надеюсь, я никогда не давала ему повода поступать так.
– Может быть, отец?
– Нет.
– Благочестивая женщина, это хорошо. Это хорошо. Ты должна знать, что когда мы поженимся, я буду иногда бить тебя. Рукой или плеткой. Когда я буду так делать, ты не должна будешь чувствовать себя оскорбленной, я так делаю потому, что это доставляет мне сексуальное удовольствие. Не забывай про это и не расстраивайся.
Мне дорога моя жизнь. Какой бы она не была.
– Сэр, ваша жена дала указания передать вам кое-что.
– Да?
– Она дала указания сказать вам, что вы трусливая мразь.
– Так и сказала? А что ты думаешь об этом?
– Здесь не место для моих мнений.
– Ну все равно скажи.
– Это приказ?
– Да, это приказ.
– Ты не трус, но твоя душа тяжело больна. Эта болезнь будет точить тебя до самой смерти.
– В самом деле? И что это за болезнь?
– Не знаю, я не врач.
– Нет, ты не врач. а почему же ты так уверен в своем диагнозе?
– Я узнаю симптомы. У меня та же болезнь.
– Этого не может быть. Этого не может быть! Что я сделал такого? За что мне такая кара?
– Ах ты эгоистичный ублюдок, это ведь я умираю!
Он требует сдаться. Да я скорее съем своих собственных детей, нежели сдамся ему!
Царица должна умереть в одиночестве, таков обычай. Ее последним словом было ваше имя.
Этот человек превратил преданность в порок.