Гроссмейстерский балл

— С некоторых! — исчерпывающе ответил Левка.

Он соскользнул с подоконника и побежал вниз, перескакивая через ступеньки. Верблюд остался с одним горбом.

Филипп оттолкнулся всем телом от рамы, подошел к перилам и заглянул вниз. На площадке второго этажа мелькнула фигура Нины из конструкторского.

— Его бдительности может позавидовать целая погранзастава, — пробормотал Филипп и повернулся к Стасу: — Пошли, что ли?!

— Как, по-твоему, он не мог ошибиться в расчетах?

— Левка?!

— Во всяком случае, необходимо еще раз пересчитать, прежде чем подымать шум.

— Посмотрим, что скажет Терновский.

Стас усмехнулся и полез в карман за папиросами.

— Я тебе не завидую.

Из дверей цеха вышел Женя Маркелов. Он занял у окна место Левки.

— Я думал, что ты решил не работать в ОТК. Где ты пропадал?

— Взвешивал и размышлял! — ответил Филипп. — Знаешь, мне поручили принимать ПОА.

Молчание.

— Ну так что?! Принимай. К сожалению, в условиях завода испытания с изотопом не предусмотрены. Глупо.

— Я знаю. Придется затребовать изотоп. Хотя бы для первых приборов.

— Речь не мальчика, а мужа, — усмехнулся Маркелов. — Для чего тебе эта возня? Есть инструкция по приемке и чертежи.

Стас притушил окурок о край подоконника и швырнул его в окно.

— Будет обычный разговор конструктора, запоровшего прибор, с представителем ОТК! Гуд бай, конгрессмены! Кстати, Филипп, без меня к Терновскому не ходи. Скушает! Я в лаборатории.

Стас ушел.

— Тебя Левка взбаламутил?

— Давай уважать слова, Женька! Не взбаламутил, а предупредил. Как честный человек и товарищ. И я буду делать то, что мне положено.

— Я знаю, ты упрям. Еще со школы знаю. Правда, мы никогда не были друзьями, но товарищами, черт возьми, были. Так что я не советую тебе вставлять палки в колеса. Можно завалить квартальный план. И начальство этого не допустит, поверь мне. Неприятностей не оберешься. И главное, ты ни за что не отвечаешь. Все по чертежам!

— Главное?! Главное — покалеченные этими чертовыми лучами люди.

— Не надо поз! За неделю — две работы с ними ничего не случится. А больше этот прибор не проработает, опытная партия с массой недоделок.

Женька, Женька! Они знакомы с четвертого класса. Они знакомы двенадцать лет. Бессменный староста! И в школе и в институте. Почему?! Не знаю. Его назначали. Классные руководители, потом деканат. Номенклатурный мальчик, номенклатурный студент. Странно, знал человека двенадцать лет и не знаю, какой он! У него искривленный мизинец на левой руке. Последствие полиомиелита. Долгие годы Женьку называли Мизинец. И все?! Нет, не все! Я его уважал. Он был неплохой староста. В институте это важно — разные ходатайства, просьбы. У них на факультете около двух тысяч студентов. И у каждого свои дела. Хороший староста — это очень важно. Вот теперь, пожалуй, и все! С Левкой познакомились в институте, а знаю о нем больше, чем о Маркелове.

— Мы не дети. Жизнь есть жизнь. Ты ведь понимаешь, мне может влететь за ПОА.

— Принимая во внимание пресс-форму для артели инвалидов?

— Кто о ней знает? И моей подписи нет в чертежах!

— А на ПОА есть?

— Еще бы! Конструктор — Маркелов! И мы неплохо с тобой посидим на аванс, что я сорвал за пресс-форму, а, Филипп?

— Взятка?

— Кретин. Мы же друзья!

— Дай закурить.

Женя достал сигареты и протянул Филиппу. «Яхта». С фильтром. «Бережет здоровье», — подумал Филипп и закурил от маленького пистолетика-зажигалки.

— Ну ладно, я пошел! — Женя подбросил зажигалку и ловко поймал.

— Погоди!

У сигареты теплый и горьковатый дым.

— В общем, я пересчитаю экран и, если подтвердятся Левкины выводы, прибор не приму!

— Напрасно! Боюсь, пожалеешь. Коллектив борется за план, а ты противопоставляешь себя коллективу. Есть такая формулировочка, — усмехнулся Женя, спрятал пистолет-зажигалку и ушел.

…Черт возьми! Мы стали совсем взрослые люди. Совсем! Со своей точкой зрения на жизнь. Когда это произошло? Школа, институт… Там все кажутся одинаковыми. Но там незаметно происходит накопление «количества». И вдруг в какое-то мгновение «количество» переходит в «качество». Левка, Женька, Филипп — исчезают! Появляются Лев Борисович, Евгений Степанович, Филипп Матвеевич! Взрослые люди.

3

Терновский сидел в своем небольшом кабинете. От его массивной фигуры кабинет казался еще меньше. Напротив, заложив нога на ногу, расположился заведующий лабораторией Зотов.

— Садитесь. Чего стоите? — предложил Зотов Филиппу и Стасу.

— Ты, Павел, распоряжайся у себя в лаборатории. Не заслужили. Пусть стоят. — Терновский оглядел ребят, продолжая копаться в ворохе бумаг.

Стас пожал плечами, Филипп, не торопясь, взял стул, слегка отодвинул его от стены и сел. Он слышал, как шорох бумаг на мгновение прекратился и вновь возобновился.

— Вы уже просматривали эту стопку, Виктор Алексеевич, — не выдержал Стас. В его тоне было искреннее доброжелательство.

— Не твое дело! — взорвался Терновский и повернулся к Филиппу: — Почему не приняли три прибора ПОА?

— Видите ли…

— Механическая часть в порядке?! — перебил Терновский. — Демагогию я рекомендую оставить в институте. Здесь производство. Завод! Механическая часть в порядке?

— В порядке! — сдерживая злость, ответил Филипп. — Что-то щелкает!

— «Щелкает». И это говорит инженер! Старший контрольный мастер! — не унимался Терновский.

— Ты, Виктор Алексеевич, напрасно. Парень несколько дней как на работе. Он даже не знает, как сдаточную подписать. Учить надо! — произнес Зотов и вышел.

Секунду Терновский прицеливался «двустволкой» в голубую дверь, потом что-то недовольно пробормотал и притих. Стас с интересом разглядывал кончики своих сандалет. Филипп разглядывал Стаса.

— Садись тоже, — кивнул Терновский Стасу. — Чего уж там.

— Вы не беспокойтесь, — голосом доставщика телеграмм ответил Стас. — Я и постоять могу. Мне нетрудно. Это Филиппу трудно с непривычки. Ничего, притрется.

— Прав Павел. Учить надо. А я тут раскричался, старый дурень. Сами понимаете, квартал сдаем. Думаете, мне легко? Да и нас никто не учил.

— Это заметно, — выдохнул Стас.

— Чего?

— Я?! Ничего. Вам показалось.

— Надоело все. Скорей бы на пенсию уйти, — почему-то впадая в дружескую откровенность, произнес Терновский. — Занялся бы садоводством на своей «сотке». В этом году огурчики снял. Один к одному.

— Зеленые? — поинтересовался Стас.

— Замечаю, давно замечаю: шутишь ты надо мной. Случается, и хамством пахнет, — проговорил Терновский.

Стас смутился. Его лицо слегка побледнело, потом покрылось розовыми пятнами. Под глазами и на лбу.

— Да что с вас взять? Молодо-зелено. А приборчики ПОА все же надо принять, я так полагаю. Помолчите-ка! Дайте сказать. Я ведь начальник отдела, и я в конечном счете отвечаю. Есть постановление государственной комиссии: уровень радиации в условиях завода не замерять. Изотоп вставляют в прибор только на месте работ…

— Неправильное постановление! — проговорил Филипп.

— Это не наше дело. Комиссия состоит из авторитетных товарищей.

— Ну и что?! Может быть, они ошиблись.

— Ты, я вижу, тоже из этих… демагогов. Сразу видно, жизни не нюхал. И куда присылают?! В ОТК. Раз прибор соответствует чертежам — принимай! За остальное отвечают разработчики и конструкторский отдел. Так мы с вами вряд ли вытянем квартальный план. На всякий случай ты мне служебную напиши, после первого разберем. А пока давайте не превышать полномочий. Все! Можете идти!

— Конечно. Какое нам, собственно, дело?! — произнес Стас.

Филиппу показалось, что он не понял Стаса. Нет, все верно. Он не ослышался. Это, пожалуй, подлость.

— Наша хата с краю, — продолжал Стас. — Только дело в том, что в этих приборах недопустимо велик уровень шумов транзисторов — сто микровольт. Прибор срабатывает вхолостую.

Терновский оглушительно хлопнул ладонью по столу и вскочил. Его круглое лицо побагровело.

— Так куда ты раньше смотрел? А?! Ну, погоди, Ларионов! Магнитофон ремонтируешь?! Халтурщик! Убирайтесь отсюда! Оба!

Филипп и Стас выскочили. Уборщица Маша испуганно посмотрела на них. В коридор высунулись любопытные физиономии: крик Терновского был слышен всему отделу.

На площадке остановились и закурили.

— Ничего не понимаю. Ты ведь мне сказал, что с электроникой все в порядке, — заговорил Филипп.

— Электроника в ажуре. Просто я чувствовал, что шеф прикажет тебе принять эти приборы. Отказать у тебя нет оснований. Вопрос о повышенной радиации — болтовня. Покамест. Нужны расчеты! Теперь, по крайней мере до понедельника, у тебя будет возможность подготовить расчеты. Надо подсунуть их прямо директору. Жаль, главный инженер в отпуске.

— Значит, весь удар ты взял на себя?!

— С тебя полбанки. Впрочем, можно отделаться кружкой пива, по случаю субботы!

— Идет! Я, признаться, подумал, что ты сволочь.

— Первое впечатление. Есть один шалман под названием «Святой Себастьян». Пиво — в массы. К пиву — элегантные бутерброды.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

1

В «Святом Себастьяне», что скрывался под вывеской «Пиво — воды», было прохладно и шумно.

Слева от двери выстроились голубые автоматы с бутербродами, справа — красные, с пивом и водой. И слева и справа кассы. В кассах продаются жетончики. Стас свернул налево, Филипп — направо. Получив два жетончика, Филипп опустил их в щель. Через секунду автомат взволнованно задышал, семафорно перемигнул красно-зеленым огоньком и выплеснул в граненую кружку дозу пива. Филипп подставил вторую кружку. Еще одна доза. Точно до кромки. Как в аптеке. Взяв обе кружки, Филипп оглянулся. Стас расположился возле окна и махал Филиппу рукой. Однако пройти к нему было не так просто, особенно с полными кружками в руках.

Около столов, в беспорядке расставленных по залу, митинговали.

— Все же у собак еще очень низкая сознательность, — доносилось С левой стороны. — Вот у меня пес, сеттер…

Филиппу хотелось рассмеяться, он скосил глаза и оглядел мужчину, который жаловался на низкую собачью сознательность. Мужчина был пьян. За пазухой у него обрисовывался предмет, напоминающий очертаниями бутылку. Мужчина уважал кредо закусочной, выраженное лаконичной надписью: «Распитие водки запрещено!»

Филипп почувствовал, как пиво выплескивается из кружки. Нечего смотреть по сторонам.

Стас двинулся навстречу Филиппу и взял одну кружку. На пятнистом мраморе стола лежали четыре бутерброда: два с колбасой, два с сыром. Небольшие и аппетитные. Стас поставил кружку и бросил в нее щепотку соли. Соль опускалась на дно кружки светлыми точечками.

— Пиво — это вещь! — проговорил Стас. — Я пил как-то на выставке черное чешское…

Филипп молчал. Он слабо разбирался в этом вопросе. Ему пиво всегда казалось кисловато-горьким. Филиппу было жарко в пиджаке.

— А какие девочки разносили это пиво! — продолжал Стас. — С одной я познакомился. Анжелка. Студентка. Изучает русский. Работала официанткой вместо практики. Три часа сидел за ее столиком, а потом оказалось, что у нее жених. А как у тебя с этим вопросом? Не женат?

— На выданье, — ответил Филипп и снял пиджак. — Куда бы его пихнуть?

— Давай сюда!

Стас взял пиджак, отвернулся к окну и нацепил его на шпингалет.

— Порядок!

— Теплое, — проговорил Филипп, отпивая глоток.

— Нормальное, — вставил Стас. — Просто у тебя плохое настроение.