Колыбельная
Спи.
Я выключу всех петухов
в радиусе километра.
Спи.
Я разобью все фонари,
чтоб не светили всуе.
Спи.
Я из рогатки собью луну
и пинков надаю ветру.
Спи.
Я морским узлом завяжу
Звонкие дождевые струи...
Спи...
Я буду твоим сном -
цветным,
эротическим,
сладким...
Бесшабашным
котом
мартовским
(Мр-р-р!)
на нежности падким...
Везде, куда смогут добраться
мои очумелые губы,
затлеют
на бархатной коже твоей
терпкие поцелуи...
А руки,
мои загребущие руки,
теряя сознание
от встречи
с тайными тайнами
твоего мироздания,
заблудятся в чаще волос...
И дрожью
и стоном
и звоном
падающих с неба звезд
станет душа,
готовая вспыхнуть...
Эй, любимая,
радость моя,
может быть хватит дрыхнуть?..
Ревность
Рассвет,
белым котом,
забрался к тебе на колени.
Ты ласково гладишь его,
а во мне просыпается ревность.
Я тоже хочу быть котом,
но только -
полуночно-черным;
и так же
лежать у тебя на коленях,
дремотно мурлыча,
и впитывать кожей
твои осторожные пальцы,
блуждающие
в сумраке моих сновидений.
Уверовав в бессмертие души
Уверовав в бессмертие души,
ступить в прохладу старенькой церквушки,
где благостно-смиренные старушки
о чем-то молят Господа в тиши.
И там, в себе, в нехоженой глуши,
дойти до позаброшенной избушки,
где тихий мальчик, позабыв игрушки,
извечных истин угли ворошит.
Крестясь несмело, встать под образами -
глаза в глаза; о времени забыть
и чувствовать, как неразрывна нить
протянутая жизнью между нами.
Не обмануть ни делом, ни словами.
И всех грехов уже не искупить.
Горьки губам разваренная сыть
и кровь Его вприпивку со слезами.
А уходя и оглянувшись вдруг,
"Храни тя Бог!" услышать и в волнении
почувствовать, как ранит раздвоением
колоколов в лазурь летящий звук.
Осмелиться и заступить за круг,
очерченный удушливым сомнением.