Третий ангел

— Может быть, это я не прощу.

Не сказав больше ничего, Пол развернулся и пошел к лифту.

Она ничего для него не значит. Мадлен принялась одеваться. Чувствовала себя разбитой и печальной. Спустилась в ресторанчик при отеле, он был почти пустым. Лишь один немолодой человек пил в баре и какая-то пара смеялась, сидя за столиком. К Мадлен подошла официантка и объявила, что уже время закрывать ресторан, но она наврала ей, что только что прилетела из Штатов и не успела пообедать. Тогда официантка принесла ей салат и пирог с начинкой. Подала и вино «Пино гриджио». В зале было довольно прохладно, но Мадлен все еще задыхалась от жары.

— Пирог вкусный? — поинтересовалась официантка.

Он показался Мадлен совсем черствым, но салат был неплохой, а вино и того лучше, потому она кивнула:

— Неплохо.

Пообедав, провела в ресторанчике еще почти час, попивая вино. Когда наконец поднялась, чтобы уйти, в зале оставались только бармен и пожилой господин. Смеявшаяся пара и официантка уже ушли. Мадлен поднялась на седьмой этаж в лифте и, едва выйдя из него, тут же заблудилась. И только долго проплутав, она нашла наконец свой 708-й номер. Отпирая дверь, лениво подумала, есть ли на этом этаже другие постояльцы. По крайней мере, по дороге ей не повстречался ни один человек. Выключила неисправный кондиционер и распахнула окно. Комнату наполнил городской шум, залетевший ветер оказался сухим и пыльным. Не сняв платья, она улеглась на кровать.

Отец оставил их, когда девочкам было одиннадцать и двенадцать лет, как раз в то время, когда мать проходила курс химиотерапии. Он снял дом в городе, примерно в трех милях от побережья. Мать сказала, она не винит его. Объяснила им, есть люди, самой природой неприспособленные примириться с болезнями; одна мысль о больнице вызывает у них головокружение. Но дочери не поверили ей. Если у их отца и кружилась от чего-то голова, то только от его собственных эгоистических поступков.

Они часто проносились на велосипедах мимо дома, в котором жил отец, но тот казался необитаемым. Когда же девочки звонили ему по телефону, трубку снимала какая-то женщина. Элли говорила, что это, наверное, знакомая отца или его экономка. Как раз тогда Мадлен начала наносить себе порезы под коленками и на руках. Не знала, чего она хочет больше — причинить боль себе или кому-нибудь другому. И каждый вечер звонила той женщине, с которой жил отец. Месть постепенно приобрела привычный вкус, и чтобы с ней не сродниться, следовало быть осторожной. И девочка стала очень осторожна. Она ничего не рассказала об этом даже сестре. Уже одиннадцатилетним ребенком она поняла, что месть — это исключительно частное дело.

Однажды отец снова появился в их доме. Припарковал машину прямо на дороге и вызвал дочерей. Казался таким злющим, будто это они перед ним провинились.

— Почему вы терроризируете невинного человека? Не звоните нам больше. Если еще хоть раз позвоните, я поменяю номер телефона. И вообще, она просто владелица дома, в котором я снимаю жилье. Мы практически незнакомы.

Элли понятия не имела о телефонных звонках, но не стала ни в чем винить сестру. Вместо этого сразу приступила с обвинениями к отцу.

— Чем менять номер, тебе лучше вернуться к нам. Ты нам нужен.

— Это ваша мать подучила вас?

— Она даже понятия не имеет об этом, — ответила Элли.

Мэдди молчала, опустив голову.

Отец вернулся к машине, за ним, не отставая, спешила Элли. Когда он сел за руль, девочка увидела, что он плачет. Не обернувшись к дочерям, не опустив стекло, чтобы попрощаться, он сразу уехал.

Позже, когда они остались вдвоем в своей комнате — сидели на одной кровати, взявшись за руки, за спинами одна подушка на двоих, — сестры продолжали разговор об отце.

— Вообще-то мне его жалко, — сказала старшая.

— А мне — нет, — сердито отозвалась младшая — Он не заслуживает нашей жалости. Оставил нас с больной женщиной.

— Он заплакал, когда уезжал.

— Крокодиловы слезы. Папка-крокодил.

— А ты действительно звонила ей каждый день? — поинтересовалась Элли.

— И даже по два раза.

— Ты думаешь, она и вправду просто домовладелица?

— А ты думаешь, он и вправду крокодил?

Обе рассмеялись. Элли даже удивилась, оттого что Мэдди так хорошо умеет хранить секреты.

— Ты вообще многого обо мне не знаешь. Слышала бы, что я ей говорила…

Именно Элли взяла на себя наблюдение за тем, чтобы все докторские предписания выполнялись. Она часами ждала мать подле кабинета химиотерапии, следила за процедурами, читала матери вслух, подливала ей в стакан имбирного эля. Все решили, что девочка хочет стать доктором. Мадлен тоже давно решила вопрос о своем будущем — и не только о своем.

— Я ей сказала, что убью ее, а кости повешу сушиться в нашем дворе, — сообщила она сестре. — Потом сварю из них суп.

Элли передернуло:

— Мэдди, как ты можешь!

— И выпью ее кровь. И воткну в глаза сотни иголок, — продолжала девочка. — И если она в самом деле всего лишь домовладелица, то она в одну минуту вышвырнет его вон.

Но женщина, подходившая к телефону, не была похожа на домовладелицу. Скорей она казалась чьей-то испуганной подружкой.

— Слушай, не делай этого, — попросила сестру Элли — У нас будут неприятности, и мама с отцом с ума сойдут от страха.

— Мне-то что? Я их обоих ненавижу.

Мать словно ничего не замечала — ни порезов на руках и ногах Мэдди, ни телефонных разговоров по ночам.

— Пусть убираются отсюда и оставят нас вдвоем, — продолжала девочка. — Может, к нам придет голубая цапля и мы будем жить вместе с ней.

— И не мечтай об этом. Скорей уж за нами явится полиция, и нас увезут в детский дом. И потом, кто тогда будет заботиться о маме?

— Кто угодно, — упрямо стояла на своем Мэдди. — Только не я.

Обед, который давали новобрачные, собрал довольно много народу; всех гостей рассадили за таким длинным столом, что общий разговор оказался практически невозможным. Что было, вероятно, к лучшему. Когда в зал вошли жених и невеста — как ни странно сильно опоздавшие, хоть это было отнюдь не в правилах Элли, — все встали и зааплодировали. Первое блюдо — холодный паштет с чесночными тостами — уже было давно подано. Родители Пола — Фрида и Билл — оказались довольно приятной парой, также Мадлен узнала среди собравшихся миссис Ридж, ту самую женщину, которая жила в Кенсингтоне. На ней был черный костюм от Шанель и шляпка, определить возраст этой женщины казалось невозможным. К счастью, она не узнала Мадлен, наверное, даже не разглядела ее во время того апрельского происшествия.

— Привет. — Элли отыскала в толпе сестру.

— Привет.

— Ты остановилась не в том отеле, где родители?

— Поблизости. В том самом, о котором мама так часто рассказывала.

— Понятно. Я рада, что ты здесь.

Элли казалась до крайности изможденной и тоже сильно похудевшей. У Мадлен мелькнула мысль о том, что свадебный костюм будет просто болтаться на сестре.

— Пол ненавидит такие мероприятия, — продолжала та. — Наверное, нашел спасение. — Она кивком указала на бар. — Господи, хотела б я тоже так сбежать. Навсегда.

— О чем ты? — переспросила Мадлен, но Элли ничего не ответила, и она продолжила: — Ты не счастлива?

На лице сестры не было ни малейшего следа макияжа и выглядела Элли ужасно: бледная, измученная.

— А что, произвожу впечатление очень счастливой?

Но тут к ней слетелись подружки, которым не терпелось узнать о предстоящей церемонии, она махнула рукой и ушла с ними. Для Мадлен оставался только один способ пройти через испытание — как следует напиться. Что она и сделала. С таким успехом, что даже ее отец это заметил и спросил:

— Что с тобой случилось?

— Почему вы вечно думаете, что со мной что-то случилось? Все в порядке.

И тут же улизнула в бар. Пол сидел у стойки с бокалом шотландского виски. От светильников ложились на пол маленькие серповидные островки желтоватого света. Глаза Пола казались неестественно большими.

— Она знает про нас, — заявила Мэдди, усевшись рядом. — Только что сказала мне, что очень несчастна.

Пол обратил к ней отсутствующий взгляд, словно не узнал, кто это.

— Я серьезно… — Мэдди только сейчас почувствовала, до чего она пьяна. — Ей все известно. Ты доволен тем, что сделал?

— Я сделал все, что мог, чтобы она оставила меня. Но этого не произошло. Она понятия не имеет о том, что такое измена. Даже не знает, как это делается. — Пол выглядел опустошенным. — Поэтому мы и намерены пожениться. Можешь меня поздравить.

— Ты можешь объяснить мне одну вещь? Почему именно я? Почему ты не мог устроить это с кем-нибудь другим?

— Просто ты там оказалась. И изъявила согласие. К тому же именно с тобой я мог обидеть ее всего сильней.

— Слушай, ты просто больной.

— В самую точку. Я знал, что ты так скажешь.

Мадлен поднялась и вышла из бара. Подумала, что Пол попытается задержать ее, но он и бровью не повел. Спустилась по лестнице к выходу. Если она сейчас упадет и сломает себе шею, никто этого даже не заметит. Младшая, второсортица.

Объект для сравнения: белое и черное, полное и пустое, находка и потеря.

На такси Мэдди вернулась в отель. Прежде чем подняться в номер, заглянула в бар. Там было чуть больше посетителей, чем накануне: та же молодая пара, что сидела тут вчера, несколько делового вида мужчин. И давешний старик, перед которым стояли два стакана с виски и чашка кофе.

— Мне, пожалуйста, то же самое, что заказал этот человек, — попросила она.

— Кто? Тедди Хили? — переспросил бармен. — Он у нас каждый вечер. И пьет всегда одно и то же. Чтобы не пьянеть, придумал пить по одной чашке кофе после каждой пары виски.

Мэдди взяла поданный ей стакан, мигом осушила его до дна, после чего направилась к лифту и поехала к себе. Позже она даже не могла вспомнить, как добралась до своего номера. В жизни она не пила так много, как в этот свой приезд в Лондон. Предательство плодит предательство. Она не собиралась никого обижать, в том числе и себя, и не станет этого делать. Встала, подошла к окну. Отсюда, с седьмого этажа, она видела острые углы кирпичных зданий, крыши, каминные трубы. Неба почти не было видно, и она высунулась подальше. В воздухе носился чуть солоноватый запах моря. Теперь перед ее глазами расстилалась проезжая магистраль, мелькали светлые и красные огни, доносился шум дорожного движения.

Опять вспомнился сикомор, росший во дворе их дома. Они с Элли проводили долгие часы, прячась в его ветвях. Однажды сестры увидели, как из дома появилась мать и, не заметив их, опустилась на траву и заплакала. Они знали: женщина надеялась, что цапля ей поможет. Элли доверчиво уставилась в небо, но она, Мэдди, не сомневалась, что никто сюда не явится. Ее страшили высота и сила собственного разочарования. Страх младшей сестры был очевиден, и Элли прошептала:

— Не смотри вверх. Просто закрой глаза и сиди не двигаясь. Я скажу тебе, когда она прилетит.

Мадлен только успела заснуть, когда ее разбудил крик из номера напротив. Проснулась и глянула на часы — опять то же самое время — десять тридцать, похоже, это повторяется каждую ночь. Может быть, все любовные ссоры таковы: люди просто снова и снова повторяют друг другу одни и те же слова. Она подошла к двери и сжала пальцами дверную ручку. В ушах эхом отдавалось ее собственное бурное дыхание, когда она стала прислушиваться к спору незнакомцев. Затем, скрестив ноги, уселась на пол около двери и приложила к ней ухо.

— Как ты могла так поступить? — спрашивал мужской голос.

И Мадлен разрыдалась, хоть понятия не имела, о чем идет речь. Все-таки в тот день, когда они с Элли забрались на сикомор, ей следовало открыть глаза. Может быть, это помогло бы ей научиться любить мать. Может быть, мать полюбила бы ее в ответ.

Она так и заснула на полу, свернувшись у двери. И утром у нее болели все кости. Спустившись к завтраку, она остановилась у стойки портье, чтобы пожаловаться на своих шумных соседей. Дежурила молодая женщина, Кара Аткинс, ответственная за услуги, как бы малы и неопределенны ни были эти услуги в «Лайон-парке».

— Пара, которая живет в номере напротив моего, страшно шумит. Они ведут себя просто неприлично. Мне даже заснуть не удается.

— Сожалею. Позвольте, я проверю. — Мисс Аткинс провела пальчиком по странице регистрационного журнала и отыскала номер комнаты Мадлен. — О, вы, оказывается, живете на седьмом этаже, в семьсот восьмом номере?

— Да. И ваши постояльцы шумят каждую ночь. Понимаю, в конце концов, их поведение не мое дело, но эти люди мне мешают.

— Администрация отеля будет счастлива переселить вас на другой этаж, — сказала мисс Аткинс.

Но Мадлен тут же попросила ее не беспокоиться. Она все-таки надеялась, что Пол навестит ее, и не хотела упустить свой шанс.

В столовой за одним из столиков опять сидел Тедди Хили и спал. Съежился как мышь и даже тихо похрапывал. Было понятно, что именно так он и провел всю ночь. Относились к нему тут внимательно: Тедди Хили принадлежит к одним из самых старых постояльцев отеля, и администрация не расположена забывать об этом. Шокированная таким недостойным зрелищем, Мадлен тут же дала себе слово не распускаться. С нынешнего дня и впредь. Ей совсем не хочется закончить свои дни пьянчужкой в баре какого-нибудь отеля. И уподобиться брошенной супруге-цапле с выщипанными перьями. Поэтому она наскоро выпила кофе, подкрепилась тостом с джемом и поднялась обратно к себе, чтобы захватить платье — подходило время, назначенное для последней примерки. Когда Мадлен оказалась на своем этаже, она с удивлением заметила, что дверь в 707-й номер распахнута, и заглянула туда, надеясь, что шумная пара уже выехала.

Комната была пуста. Здесь не только не было никого из постояльцев, здесь не было даже мебели. Ни кровати, ни комода, лишь лежали брошенными у стены несколько матрацев. И почему-то в этом номере было жутко холодно, у нее даже пар изо рта поплыл легкими белыми облачками. В спальне ее матери тоже всегда было прохладно, и Мадлен с трудом заставляла себя войти туда, она попросту боялась. Может быть, в этом она похожа на своего отца, всегда готового бежать даже при тени трудностей? Элли приходилось брать ее за руку и вести к матери. «Это же наша мама, глупая, — успокаивала она ее. — Тебя тут никто не укусит».

Мадлен снова спустилась в вестибюль.

— Я случайно выяснила, что тот номер стоит нежилой, — сообщила она мисс Аткинс. — Там даже кровати нет. Кто же там в таком случае шумит?

— Э-э, как бы вам сказать… — Портье замялась. — Говорят, его зовут Майкл Маклин.

— А кто это? Какая-нибудь знаменитость? Почему вы думаете, что мне о чем-нибудь говорит его имя?

— Это наше местное привидение. По крайней мере, так утверждают некоторые. Сами понимаете, я не верю в такие глупости.

— Великолепно. Во всяком случае, я рада, что оно переехало.

— Но оно никуда не переехало. В этот номер мы не ставим мебель уже лет двадцать, но призраку это не мешает. Привидения свободны в своих поступках. И не предупреждают ни швейцаров, ни горничных о том, что поселятся в гостинице.

— Вы же сказали, что не верите в его существование.

— Я и не верю. Но на самом деле я его однажды видела.

— Шутите? — Но, заглянув в глаза Кары Аткинс, она получила ответ на вопрос. — О боже, вы это серьезно.

— Несчастье произошло в тысяча девятьсот пятьдесят втором году, так что наше привидение довольно молоденькое для своего статуса. Если это, конечно, привидение.

— Так вы верите?..

— Конечно. Один из участников происшествия приходит в наш бар каждый вечер. Возможно, снова и снова переживая то событие. Но он никогда не говорит об этом.

— Вы говорите о Тедди Хили, да? О том пожилом джентльмене, который бывает по вечерам в баре?

— Да, о нем.