Ощущая озноб, для идущего вслед
Возвращу вопреки, виновато, всерьёз
Абрикосовый сад и оранжевый свет,
И Любовь, и Надежду, и слёзы берёз[?]
Праведная лёгкость бытия
Праведная лёгкость бытия
ВПЕРВЫЕ В "ЛГ"
Элла КРЫЛОВА
Стихи и проза неоднократно публиковались в журналах "Знамя", "Новый мир", "Дружба народов", "Арион", "Звезда", "Золотой век", "Вестник Европы", "День и ночь", а также в зарубежных изданиях: "Вестник РХД" (Франция), "Время и мы" (США), Millelbbri (Италия), Russian women poets (Великобритания, США), Tuli & Savu (Финляндия), Borussia (Польша), "Поэзия третьего тысячелетия" (Германия), "Русский журнал в Атланте" (США).
***
Мной никогда ещё так остро
не ощущался острый край
(клинок маэстро Калиостро)
порога, за которым... рай?
А может быть, меня потушат,
как утром - маячок свечи?
А может быть, меня потушат
с укропом - чёрту на харчи?
Одним глазком бы глянуть в арку,
откуда, может быть, глядят
те, что испили смерти чарку,
сюда, в любезный сердцу ад!
Полнота
Из ванной запах чистого белья,
и свежий бриз в открытое окошко.
Лисичек крупных полное лукошко.
И праведная лёгкость бытия.
Цветущих лип медовая струя.
И шумный и сплошной июльский ливень,
несущий миру жизнь, а не погибель.
Свеча пред Девой. В храме - ектенья.
И если не предаст меня язык,
то я остановлюсь на афоризме:
ничто не стоит жизни, кроме жизни,
в ней цель и смысл, и вечен каждый миг.
И верится: чего ещё просить?
Пришёл покой - не гостем, а собратом.
Его попотчуй ужином богатым.
И не порвётся в пальцах Парки нить...
Пионов роскошь из ближайших сёл.
Рай нараспашку - кто устал, входите!
Котёнок дремлет на Бхагавад-гите.
И мы в обнимку, крепко. Бог во всём.
***
Мой нищий Бог, моя свобода
бродить по улицам ночным,
ни для семьи, ни для народа,
ни для кого не быть своим.
Облокотясь на парапет
Москвы-реки, роняя в воду
бессонный пепел сигарет,
Тебя, мой Бог, мою свободу
с бездомной псиной рифмовать,
с листвой осенней обречённой,
воспринимать как благодать
холодный дождь, в тоску влюблённый,
и поездов полночный зов
куда-то вдаль, где пункт конечный,
конечно, будет бирюзов
от незабудок, да, конечно...
Ангел
Я - громогласный ангел Божий,
и я - оборванный прохожий,
презрен для гегемона дня.
Сей гегемон одет в Версаче,
прописан на рублёвской даче
и всё жирней - за счёт меня.
Я ж всё бледнее и худее:
в России - новой Иудее -
благая весть сошла на нет.
Народ в рассеянье подался,
а в душах тех, кто здесь остался,
мечтой маячит Новый Свет.
И в мир иной никто не верит.
Двуногих здесь мудрее звери,
на бойню прущие гуртом:
"Грех прошлой жизни мы отплатим,
близки к божественным объятьям,
в которых нам и свет, и дом".
Корова говорит корове:
"Я пролила немало крови
в Варфоломеевскую ночь".
Корове вторит бык с акцентом:
"Я был у КГБ агентом,
угробил собственную дочь".
"А я была конквистадором".
"А я... я был тореадором", -
другой покаялся бычок.
О Боже, всё перемешалось,
палач и жертва, страх
и жалость.
Что, кости в Лету - и молчок?
Когда ж конец коловращенью?
Неужто к вечному отмщенью
приговорил Ты бедных нас?
И Бог ответствует беззвучно:
"Творил вас и люблю поштучно.
И рай для каждого из вас
