Беглецы

Нет, — думал атлант, — что бы там не уготовили ему создатели вселенной и каков бы ни был на этой земле его жребий, капризы фортуны волновали его так же мало, как вой степного волка, загоняющего несчастную жертву в смертельный капкан. Он терпеливо сносил все тяготы судьбы, зная наперед, что час его неизбежно придет.

Покинув скалистые берега далекой родины, Кулл окунулся в мир полный неведомых и жестоких опасностей. Перед его спокойным взором менялись великолепные города, богатые государства и экзотические страны. Мелькали незнакомые лица и бесконечные лиги замысловатых дорог.

Вглядываясь в туманную даль будущего, он видел, понимал и чувствовал, что старый привычный мир с каждой пройденным мгновением меняется прямо у него на глазах. Время широкой поступью меняло лик планеты, и Кулл был свидетелем и участником этих необратимых перемен.

Гибли люди, повергались в прах белокаменные столицы и неприступные башни всесильных владык.

Атлант проезжал мимо, не слишком отягощаясь тем, что видели его глаза и слышали уши. Всесильные Боги знают лучше, какие детали пришло время убрать с полотна вечности и что должно исчезнуть во тьме быстротечных веков.

Какой смысл попусту сожалеть о том, чего не в силах исправить. — Кулл глубоко вздохнул. — Что выбито в скрижалях предначертанных событий никому еще не удавалось отменить? Мало ли цивилизаций и континентов кануло во тьме быстротечных веков…

Как ни жаль ушедших лет, бессмысленно горевать о том, что было и прошло? Куда важнее жить тем днем, который дарован самой жизнью. Тем более что каждый новый день несет в себе достаточно изменений, с которыми всесильные

Боги вряд ли бы сумели управиться, не будь у них тех, кто поклоняется им из поколения в поколение, надеясь только на то, что Боги не оставят их без щедрой награды.

По лицу атланта пробежала легкая тень, губы тронула ироническая усмешка.

Во имя Валки, если этому миру суждено погибнуть, даже и тогда Кулл не откажется пройтись по его развалинам в надеже испытать предназначенный рок на прочность.

Иначе и не стоило жить, ибо потомок славных атлантов обязан был уйти из этого мира под рев ликующей толпы, оставив позади себя восторженные воспоминание о своем народе и прекрасной Атлантиде.

Из тех, кто хорошо знал Кулла, никому бы и в голову не пришло упрекнуть этого человека в том, что мысли его оторваны от реальности и блуждают где-то в неведомых далях. Каков бы ни был внутренний мир могучего атланта, он не был ни самодовольным, ограниченным чурбаном, какими полны дворцовые покои большинства королевств, ни легкомысленным мечтателем, ни спесивым болтуном.

Что же касается честолюбия, то, по правде сказать, оно еще никому не повредило, если, разумеется, не считать тех глупцов, что позабыли о здравом смысле прежде, чем сумели чего-нибудь добиться.

К тому же, кто может знать наверняка, как бы вел себя любой другой человек, будь у него в крови чуть больше горячей закваски вместо прокисшей жидкости текущей по дряблым жилам.

Атлант задумчиво покачал головой.

Встреча с бароном Осгорном была для него не более чем мелкая случайность в паутине прочих незаметных случайностей, которыми так богата жизнь. Еще пару дней назад он находился в дешевом кабаке, чуть ли не на самом краю застывшего мира. На дне его кружки плескался кислый напиток, а в кармане гулял ветер. Однако же не успела луна и трижды взойти на ночной небосклон, как он уже вновь сидит на породистом скакуне и скачет туда, где его ждут новые приключения и новые возможности доказать суровому миру, на что способен тот, кто чувствует крылья за спиной, а не груз постоянных неурядиц.

Кулл твердо посмотрел вперед.

Нет, что ни говори, клеветать на обстоятельства было бы глупо, ведь в этом мире всем отмерено поровну: и этой земли, и воды, и солнца, и холода.

Только большинство предпочитает без конца сетовать на неблагодарную планиду, стремясь прикрыть своё бессилие и скудоумие житейскими неурядицами, другие же, стиснув зубы, идут вперед, стойко снося все, что им уготовано неласковыми прикосновениями судьбы.

Будто чувствуя мысли хозяина, каурый нетерпеливо встряхнул рыжеватой холкой.

«Да, дружище, — атлант похлопал жеребца по мощному загривку. — Куда бы ни загоняли нас в жизни коварные обстоятельства, удача все одно, время от времени подбрасывает нам все новые возможности для того, чтобы мы вовремя уловил ее призывный зов. Нужно только вовремя ухватить ее за узду и тогда она сама пойдет тебе навстречу, словно покорная кобыла за твердой рукой хозяина».

Кулл вновь похлопал каурого по загривку. Подбодренной ласковым прикосновением хозяйской ладони, жеребец слегка прибавил шагу. Его подковы, словно пудовые гири, звонкий впечатывались в ледяной наст. Ни конь, ни всадник ни в чем не уступали друг другу. Здоровые помыслы атланта во всем дополняли безудержный бег каурого иноходца

Ближе к вечеру, после целого дня неутомимой скачки, отряд барона Осгорна миновал обширную пустошь, украшенную одинокой скалой, и въехал в незнакомое ущелье. Высоченные горные кручи сразу же вплотную приблизились к людям, давя на них своим окаменевшим угрюмым молчанием.

Брул неприязненно передернул плечами. Ему, жителю зеленых лесов, где жизнь бурлила не хуже кипящей воды, были не по душе ни эти отвесные горы, ни трескучий мороз заоблачных вершин.

Он вяло обронил несколько слов о том, что если бы не пустые карманы в его поношенной куртке, эти суровые места вряд ли узнали бы о существовании пикта. На что непоседливый Мойли незамедлительно отрезал, что эти горы простояли не одну тысячу лет и простоят столько же. Что для них маленький неприметный человек? Всего лишь жалкая муха на просторной ладони вечности…

Пикт тут же пообещал положить занозистого коротышку на эту самую ладонь.

— Надеюсь хоть она, прихлопнет твою ядовитую глотку, — с большим чувством произнес он.

— Не волнуйся, пикт, — миролюбиво заметил Мойли. — Молчание вселенной от нас не уйдет. И тебе, и мне найдется местечко в ее потайных закромах.

Постепенно начало смеркаться, когда всадники оказались возле остатков полуразрушенного моста, переброшенного через глубокую пропасть.

Ее невыразимая бездна, скрытая белоснежным маревом тумана, терялась в немыслимой пустоте. Один из наемников потехи ради сильным ударом сапога сбросил вниз приличный валун. Он канул в пропасть без единого отзвука, заставив людей прочувствовать всю глубину жуткого провала.

— Не иначе как сами демоны уготовили эту могилу, — в полной тишине молвил один из наемников.

Люди ненадолго умолкли, суеверно поминая тех немногих богов, на которых уповали в час непредвиденной опасности.

— Да не трясись ты прежде времени, Филин, — неожиданно звонко откликнулся кто-то, — для твоего тщедушного тела эта бездонная постель слишком велика.

— Зато для тебя в самый раз, Рубан, — неласково отозвался Филин. — Хоть там-то твоей болтовни никто не услышит.

Силак сурово нахмурил брови и велел обоим запихнуть свои длинные языки куда-нибудь на самое дно непомерных глоток. В противном случае он сам это сделает.

Словоохотливый Мойли приобщил к словам Малыша несколько живописных оборотов, заставивших молодую женщину слегка покраснеть.

Пока шла нехитрая перебранка, Кулл внимательно изучил то, что осталось от моста. Часть его все еще каким-то чудом держалась на месте. Узкая полоска бревен шириной не более полутора локтей висела между небом и землей, предлагая всем желающим испытать свою судьбу на прочность.

По правую сторону шаткого сооружения сохранились остатки разрушенных перил, на которых болтался чей-то оборванный ремень. Помятый медный колокольчик, привязанный к его свободному концу, вяло бился о полусгнившие доски. Долгий унылый звук оглашал окрестности безрадостным звоном.

Силак подошел к самому краю провала, проверяя скользкие бревна на прочность.

Убедившись в их надежности, он подал знак одному из своих людей двигаться на ту сторону. Обвязавшись веревкой, воин осторожно двинулся на противоположный край бездны.

Девушка, затаив дыхание, во все глаза смотрела за опасными движениями смельчака. Кулл перехватил ее испуганный взгляд, когда наемник неловко оступился на ледяной поверхности бревен. С трудом удержав равновесие, кряжистый молодец перевел дух и шаг за шагом преодолел ужасный провал.

— Давай, давай, пошевеливайся увалень, — ворчливо подбодрил смельчака Силак. — Проветришь штаны в другом месте.

Хотя в голосе Малыша слышалась недовольство, его глаза говорили совсем о другом. Ибо, каким бы хладнокровным наемником он ни был, ему нельзя было отказать в заботе о своих боевых товарищах. На его месте так бы поступил любой рачительный командир, обладающий хоть каплей здравого смысла. Впрочем, Силаком руководила не только забота о ближних, но и здравый расчет. Поскольку, какую бы кучу золота ты ни получил за свою ратную службу, без надежных напарников его вряд ли удастся унести далеко.

От Кулла не ускользнул ни тон, ни скрытое беспокойство Силака. Наблюдая за его действиями, он только усмехнулся.

Тем временем, очутившись на той стороне, вояка быстро обмотал один конец веревки вокруг торчащего из земли утеса.

Противоположный конец, закрепленный Филином к огромной балке, торчащей на месте исчезнувшей опоры, позволил натянуть веревку над пропастью.

Несколько крепких дубовых бревен, валявшихся неподалеку, также не остались без внимания смекалистых мужчин.

Гортанный окрик Малыша — и вот уже мерзлые стволы деревьев крепко-накрепко перетянуты сыромятными ремнями.

Еще несколько усилий, сдобренных забористыми кабацкими словцами, и довольно прочный мосток переброшен через невыразимую бездну. Получилось незамысловатое, но довольно крепкое сооружение, чуть больше четырех локтей в поперечнике, вполне достаточное для того, чтобы по нему можно было без особой опаски перебраться на противоположную сторону.

Головы лошадям из предосторожности накрыли платками, чтобы они не пугались жуткого провала.

В следующий миг воины без излишней спешки один за другим деловито и сосредоточенно перебрались через бездонную пропасть. Каждый вел в поводу коня, осторожно присматривая за тем, чтобы животное не оступилось.

Переход прошел так быстро и ловко, что молодая женщина даже не успела как следует испугаться.

Только чуть побледневшее лицо, да руки, вцепившиеся в ладонь барона Осгорна, выдали ее напряжение.

Последним шел Дорби. Не успел он и шагу ступить на мост, как позади него из узкой горловины ущелья вылетел отряд черных всадников.

Они скакали молча, не издавая ни угрожающих окриков, ни громогласных воплей, призванных запугать или ошеломить противника. Впереди огромными скачками неслась стая голодных псов. Заметив близкую добычу, собаки яростно взвыли.

Зазвучавший охотничий рожок заставил их прибавить прыти. Вслед за ними под гулкий грохот копыт к кошмарному провалу летело не менее сорока всадников.

Не нужно было обладать хорошим чувством времени, чтобы живо сообразить одну простую вещь: не пройдет и нескольких мгновений, как волна преследователей окажется возле застывшего Дорби. Видя, что ему не уйти, огромный неповоротливый наемник выхватил широкий меч, оттолкнул в сторону свою кобылу и принял боевую стойку.

Люди Барона Осгорна действовали с безупречной слаженностью. Даже Кулл, побывавший во многих кровавых стычках, восхитился их боевой сноровкой и хладнокровием. Часть из них немедленно ощетинилась вскинутыми луками. Другая половина заняла позицию между мостком и лучниками.

Атлант присоединился ко второй группе, на ходу вытаскивая грозный зарфхаанский палаш. Его лицо не предвещало ничего доброго тому, кто осмелится поднять против него оружие.

Сейчас Кулл был на стороне Барона Осгорна в качестве простого воина, чье ратное искусство было по достоинству оценено.

Что с того, что это была всего лишь пьяная потасовка на постоялом дворе? Наблюдательный человек и в обыкновенной драке способен отличить, кто стоит перед ним: заносчивый мальчишка или опытный вояка, способный уложить не один десяток хвастливых мужчин.

Барон Осгорн что-то прокричал ему, но за шумом Кулл не сумел как следует расслышать его слов. До него донеслось только окончание фразы:

— …будешь держаться как можно ближе к шестерке моих берсеркеров!

Атлант только кивнул.

Звонко защелкала тетива луков. В следующую секунду десяток выпущенных стрел нашли свои цели, сея смерть и панику в рядах нападавших.

Несколько коней, буквально нашпигованных стрелами, рухнули на землю, вспучивая ледяную корку наста фонтанами снега. Всадники, выброшенные из седел, повалились на землю. Под лязг исковерканного железа и громкие крики раненых на них накатила следующая волна преследователей.

Однако новый залп лучников уложил и этих смельчаков. В общую свалку на всем скаку вломилась следующая группа всадников, устроив невообразимую сумятицу на краю пропасти. Собакам досталось не меньше.

Те из них, что остались живы, поскуливая, бросились прочь.

Тут уже со страшной силой заработал меч Дорби, превращая упавших людей, собак и коней в дымящие останки. В пылу устроенной бойни наемник крушил головы подвернувшихся лошадей, оскаленный морды псов и чьи-то безумные глаза.

Под лезвие его безжалостного клинка попадались чьи-то вскинутые вверх руки и торчащие сапоги, покрытые стальными пластинами.

Морозный воздух над застывшими горами огласили хриплые предсмертные стоны. В них слышались жуткие проклятьями, перемешанные диким ржанием издыхающих коней. Кого не сумел достать сверкающий меч Дорби, уложили лучники. Их каленые стрелы со смертельным свистом вонзались в глотки тех, кто так неосмотрительно сунулся к полуразрушенному мосту.

Брул довольно оскалился.

— Хороша потеха…

Возбуждение пикта передалось и Куллу. Однако он и виду не подал, что быстротечный бой хоть как-то затронул глубины его души. Опытный воин, он прекрасно понимал, что настоящая схватка предстоит впереди.

Дорби вскинул окровавленный меч и с вызовом засмеялся. Под холодным небесами безымянных гор, подернутыми туманной мглой, раздался его громовой хохот.

У ног великана на обагренном кровью снегу валялось не менее дюжины мертвецов. Стоя над грудой изрубленных тел, громадный наемник откровенно потешался над теми, кто не решался его атаковать.

Видя, что их нападение не увенчалась успехом, отряд преследователей остановился на приличном расстоянии. Позади них из ущелья выехало еще несколько десятков всадников.

Их предводитель восседал на черном, как смоль, жеребце. К нему незамедлительно подскакал какой-то человек, горячо указывая на свалку возле полуразрушенного моста.

Несмотря на расстояние, Кулл разглядел выражение неудовольствия, вспыхнувшее у него на лице.

Тем временем Дорби схватил под узды свою кобылу и направился к краю пропасти. Ступив на скользкие бревна, он осторожно прошествовал на противоположную сторону.

Как только верзила преодолел этот участок пути, Барон Осгорн незамедлительно отдал короткую команду. Несколько человек тут же бросились ее выполнять.

Вместе с Дорби тройка удалых вояк принялась стаскивать сооруженный не так давно мосток в пропасть. Понимая, что им никак не удается сдвинуть тяжеленные бревна вниз, к ним на помощь поспешил Филин и Рубан.

Подбадривая друг друга свирепыми криками, ватага смельчаков, принялась за дело. Противники поняли, что добыча ускользает от них, и во весь опор понеслись к страшному провалу. На этот раз они действовали более осмотрительно. При поддержке арбалетчиков большая их часть спешилась и ринулась к людям Дорби. Трое тотчас упали, пронзенные стрелами лучников Барона Осгорна.

Остальные попятились, сея в своих рядах сумятицу и смятение. В спешке один с ужасающим криком обрушился в пропасть. В последний момент он успел вцепиться в плащ ближайшего к нему воина и увлечь его за собой.

Дорби страшно оскалился. Сейчас этот великан был больше похож на разбушевавшееся чудовище, чем на человека.

Он был весь забрызганный кровью, словно беспощадный алый демон, поднявшийся из глубины преисподней. Филин что-то яростно прокричал ему, но тот даже и ухом не повел. Действуя, как заправский мясник, Дорби перерубал огромным мечом сыромятные ремни, которыми были скреплены дубовые бревна.

Серебристое лезвие раз за разом опускалась вниз, с тупым звуком вонзаясь в мерзлую древесину.

Один из противников пытался достать его длинной валузийской саблей, с хищным прищуром целя ему в грудь. Брул одним молниеносным движением поднял лук. Щелчок тетивы — и первая же стрела, отбила у храбреца всякую охоту лезть вперед.

Он нелепо взмахнул руками, опрокидываясь навзничь, как подкошенный репейник. Из оголенного горла торчало белоснежное оперение.

Однако арбалетчики противника были не менее удачливы, чем глазастый пикт.

Из тех, кто бросился к мосткам, чтобы скинуть их в пропасть, в живых остался только громадный Дорби. Один тяжелый болт пробил ему левую ногу, раздробив бедро, другой распорол кожаные доспехи, и намертво застрял в ключице. Из последних неимоверных усилий великан сумел-таки столкнуть обледенелые бревна вниз. На краткий миг противники замерли.

В полном молчании было слышно, как останки моста с грохотом полетели в непроглядную бездну, гулко ударяясь о выступы скал. Вслед за ними съехало тело мертвого Филина и без единого звука кануло в ужасающий провал.

Презирая жуткую боль, Дорби пошатнулся и медленно поднялся на одно колено. Даже издали было хорошо видно, каким нечеловеческим напряжением сковано его покрытое потом и кровью лицо.

Он злобно сплюнул, намереваясь повернуться к своим собратьям, которые уже спешили ему на помощь, но в следующий миг целая туча тяжелых стел, буквально изрешетила его с ног до головы, не оставив на нем ни одного живого места.

Парочка горячих наемников, прикрываясь щитами, попыталась оттащить его от края пропасти, но колючие стрелы, как зловещие осы, заставили их отступить назад.

На той стороне пропасти гневно заулюлюкали, посылая злобные проклятия в адрес Барона Осгорна.

Он хмуро посмотрел на обидчиков, поправил позолоченную маску, плотно облегающую его лицо, и отдал команду двигаться дальше. Вслед им полетели еще большие оскорбления, поддержанные воем голодных собак.

Хищные псы подняли такой злобный лай, что только покойник не поспешил бы убраться от них куда-нибудь подальше.

Напоследок ядовитый Мойли, на глазах черных всадников, столпившихся на противоположной кромке бездны, похлопал себя по заднице, давая ясно понять, какого он мнения о растерянной куче противников. После чего показал крохотный кулак и пришпорил коня.

Десяток смертельных стрел, выпущенных ему вослед, с тихим шорохом воткнулись в затоптанный снег, так и не долетев до маленького человечка.