Помоги проекту - поделись книгой:
— Я был знаком с ним очень недолго. А с тех пор я его не видел, да и ничего не слышал о нем.
— Хм, да! Он бы мог по меньшей мере ра-азок написать вам, но он та-ак плохо га-аворил пра-а вас. Как только моя дочь упоминала вас, он сразу же сердился.
— У него были для этого причины?
— Не-е, никаких. Но он начинает опрокидывать рюмки с утра, а поэтому весь день ходит как в тумане.
— Не может быть!
— Да, это так! Должно быть, он унаследовал это от матери, которая умерла а-ат белой горячки.
— А что думает по этому поводу ваша дочь?
— Что она должна думать! Ей нечего сказать. Если она хочет, чтобы муж чего-то не делал, ей нужно только попросить его, чтобы как раз это он и сделал.
— Ах вот что! О Боже! Но это же ужасная жизнь…
— Кошки с собакой! — выхватил он у меня изо рта окончание фразы. — Но, знаете, мы, мильонеры, можем себе такое позволить. Он живет внизу, она наверху. За целый-целехонький день они не перекинутся ни а-адним словцом, разве что он выйдет к обеду.
— И он держал себя так с самого начала?
— Не-ет. Наверху, в Ол-Швомп, он вел себя иначе. Там мы жили как бы единой семьей, но с тех пор как нашим компаньоном стал мистер Поттер, мой зятек стал са-авсем другим и начал жить очень странной жизнью. Знаете, я очень хорошо отношусь к этому Поттеру. А он придерживается та-акже высокого мнения а-а ма-аей дочери.
— Справедливы ли жалобы вашей дочери на то, что вашему зятю приходится много работать?
— Глупости! Не-е ве-ерьте этому. Поттер ведет все дело. Он и бегает, и пишет, работает день и ночь. А Вернер… тот просто лодырь. Он стал членом клубов и всяких там других обществ, где изрядно напивается и играет в карты. Да он был бы а-аслом, если бы этого не делал, потому что он теперь мильонер, и может па-азволить себе та-акое. А Поттер обязан за него работать.
Он все продолжал и продолжал говорить в подобном духе и заходил все дальше и дальше. Старик нес полный вздор, защищаясь только миллионами своего зятя. Он и не думал о том, в каком свете предстают передо мной хозяйственные и семейные отношения в доме, что меня сильно встревожило. При этом мне было не особенно ясно, любит ли Марта своего супруга. Если истинной любви не было, то она старалась скрыть это. Супруги первое время жили довольно хорошо, но потом появился Поттер и познакомился с четой Вернеров. Мне показалось, что этот янки охотится за состоянием Вернера. А тот все передоверил американцу, все глубже и глубже заходя в западню, в которой его подстерегала финансовая катастрофа. Вероятно, Поттер хотел довести до краха дело своего компаньона, а сам получить вместе с его состоянием и прекрасную юную фрау.
Что же я мог здесь поделать? Для разоблачения этого человека нужно время, и пожалуй, очень много времени, а тогда, наверное, уже будет слишком поздно. Я должен попытаться получить какие-то финансовые данные об их совместном деле, а против этого, разумеется, выступят оба компаньона. При этом я легко мог попасть в неприятное положение. Пока красноречивый старик без устали что-то болтал, я многое передумал и пришел в конце концов к тому, что самым лучшим для меня было бы воздержаться от вмешательства в чужие дела.
Вскоре пришла фрау Фогель и позвала нас к столу. Марта отослала слугу, потому что, по-видимому, хотела остаться с нами наедине. Еда была простой, и я заметил, что молодая женщина снова за долгое время немного оттаяла. Выйдя из-за стола, мы снова смогли взять по сигаре, а Марта отправилась в соседнюю комнату, которая, как я вскоре понял, была музыкальным салоном. Раздались вступительные аккорды фортепиано, а потом зазвучал великолепный голос бывшей певицы. Она пела немецкую песню.
Я сидел спиной к входу, повернув лицо к музыкальному салону. Виннету сидел напротив меня и слушал, затаив дыхание. Он не понимал немецких слов, но весь был захвачен пением. Вдруг лицо его совершенно изменилось, я увидел, что он пристально смотрит на дверь и даже сделал движение, словно собираясь встать со стула. Я быстро обернулся. За мной, на пороге раскрытой двери стояли двое мужчин: нефтяной принц и, как я узнал позднее, Поттер. Компаньон миллионера оказался крепким молодым человеком, но в данный момент лицо его выражало подозрительность и настороженность. Сильно покрасневшие глаза Вернера уставились прямо на меня. Он заметно покачивался. С первого взгляда было видно, что он пьян.
На мне был мексиканский наряд, а поэтому он меня узнал только тогда, когда я обернулся. Но когда он увидел мое лицо, то сейчас же его руки сжались в кулаки, и он, сильно шатаясь, пошел на меня, выкрикивая:
— Вот он, мерзавец, который хотел отбить у меня жену! И теперь он с нею? И она поет для него эту песню? Тысяча чертей! Поттер, хватай его! Сейчас мы пересчитаем ему кости!
Поттер намеревался уже откликнуться на его приглашение, и тогда я встал. Но прежде чем они ко мне приблизились, появилась Марта. Она услышала голос мужа и прервала пение. Она промчалась мимо меня, встала между нами, широко раскинула руки и закричала:
— Ни шагу дальше! Ты оскорбляешь не только меня и мою честь, но и себя самого!
— Прочь с дороги! — набросился он на нее. — Я хочу поговорить сейчас с ним. С тобой я разберусь позже!
— Я не отступлю ни на шаг! Я совершенно случайно встретила герра доктора и, естественно, пригласила его к себе. Ты хочешь оскорбить нашего гостя!
— Гостя? Гостя! — издевательски расхохотался он. — Моего гостя зовут Поттером. Я его пригласил! А этому чернильному пятну из Германии я устрою головомойку. Иди сюда, Поттер! Мы будем его колошматить, пока он не перестанет кричать! Прочь с дороги, баба!
Он схватил жену за руку, но сразу же отпустил, потому что рядом с Вернером вырос Виннету. Одно его властное движение заставило обоих нападавших отступить на несколько шагов.
— Кто из вас двоих владелец этого дома? — спросил апач на чистейшем английском.
— Я, — ответил Вернер, с большим трудом стараясь удержаться в вертикальном положении.
— Я — Виннету, вождь апачей. Слышал ты обо мне?
— Тысяча чертей!.. Виннету, Виннету!
— Да, такое имя я ношу. Кажется, ты с ним знаком. Но мне не известно, знаком ли ты также с моим характером и правилами моего поведения. Не советую тебе близко познакомиться с ними! Послушай лучше, что я тебе теперь скажу! Здесь вместе со мной находится мой друг и брат Олд Шеттерхэнд, с которым мы повстречали твою жену. Она пригласила нас зайти, и мы пошли за ней, чтобы оказать тебе честь своим присутствием. Мы поели в твоем доме, а она спела нам песню. Вот и все, что произошло. Если ты ее накажешь, Виннету отомстит за нее. Власть моя протирается до самого центра этого огромного города и до самого последнего уголка самого отдаленного дома. Я буду наблюдать за тобой. Скажи одно только гневное слово, и один из моих апачей ответит тебе ножом. Теперь ты знаешь, чего я хочу. Если ты будешь действовать вопреки моим советам, ты погибнешь!
Потом он схватился за свой пояс, вытащил золотую монету, положил ее на стол и добавил:
— Вот плата за съеденное нами в твоем доме. Олд Шеттерхэнд и Виннету могут не принимать от тебя подарков, потому что они богаче тебя. Я сказал!
Вернер ничего не осмелился возразить. Он стоял словно школьник, который только что получил нагоняй от учителя. Поттер, казалось, разозлился, но тем не менее испытывал при этом какую-то тайную радость. Я положил свою руку ему на плечо и спросил:
— Мастер, вы слышали мое имя, а значит, теперь знаете, кто я такой?
— Да, — ответил он.
— Ваши планы я вижу насквозь. Будьте великодушны по отношению к вашему компаньону, иначе вы не найдете у меня снисхождения. Я вернусь сюда и буду судить вас не по параграфам ваших книг и актов, а по строгим законам прерий. Ваш компаньон расскажет вам обо мне. Не верьте ему, будто он меня знает! И не верьте, что я добрый и всех прощаю. И притом вы видите, что я серьезно хочу оставить на ваших мускулах след печати Олд Шеттерхэнда.
Я обхватил правой рукой его плечи и сдавил их. Он не столько вскрикнул, сколько по-настоящему взвыл. Ну, а я с Виннету направился к двери. Мы прошли, ни разу не оглянувшись, до порога, вышли в прихожую, а потом забрались в лифт. Нажатие на кнопку привело его в движение, и мы стали опускаться; а потом мы покинули дворец, которому, по моему предчувствию, была предназначена судьба стать домом нищеты.
На следующий день мы уехали из Сан-Франциско, а еще три месяца спустя простились с Виннету на полтора года. Я оставил ему своего жеребца, а прежде чем расстаться, мы уговорились, как это бывало и раньше, о точном времени и месте нашей следующей встречи.
Несколько месяцев я оставался на родине; потом я снова отправился в странствие, на этот раз на Ближний Восток, и путешествовал там в течение двадцати месяцев. После возвращения оттуда я на некоторое время погрузился в чтение литературы и очень мало бывал на людях. Но раз в неделю я все же посещал одно певческое общество, почетным членом которого я состою еще и сегодня. Эти визиты были для меня лучшим отдыхом.
Однажды в субботу, после репетиции, мы собрались вместе, чтобы поговорить о благотворительном концерте, и в нашу уединенную комнату зашел хозяин и сказал мне:
— Нас посетили два господина. Они хотят с вами о чем-то переговорить.
— Кто такие?
— Я их не знаю. Один из них молод и выглядит очень прилично, а другой, темнокожий, весьма странный на вид. Он ничего не говорит, не снял шляпу и так смотрит на меня, что мне просто стало не по себе.
— Чарли! — услышал я вдруг через открытую дверь.
Я моментально вскочил. Ведь это только Виннету так произносил мое немецкое имя. А вот и он сам остановился перед дверью! Виннету, знаменитый вождь апачей, в Дрездене! А как выглядел могучий воин: темные брюки, такой же жилет, обтянутый снизу поясом, мешковатый короткий пиджак. В руке он держал суковатую палку, а на голове красовался цилиндр! Его-то и не снимал вождь апачей! Я рассказываю о его появлении очень коротко, но вряд ли мне надо доказывать, что неожиданное его прибытие вызвало у меня удивление столь же большое, по меньшей мере, как и мой восторг.
Я бросился к нему, а он столь же стремительно пошел ко мне навстречу. На полпути мы попали друг к другу в объятья. Мы снова и снова обнимались, разглядывали один другого, и наконец разразились шедшим от всего сердца смехом, что с апачем еще никогда не случалось. Он увидел своего друга Шеттерхэнда таким типичным бюргером, а лицо храброго воина апачей было таким спокойным и забавным, что удержаться от смеха не было никакой возможности.
Виннету не стал дожидаться ушедшего докладывать о нем хозяина, а пошел следом за ним. Ну, а вместе с Виннету был приехавший вместе с ним молодой человек, и это был не кто иной, как… Франц Фогель, прежний ученик моего капельмейстера.
Все присутствовавшие певцы знали апача по моим рассказам, и он в их воображении был окружен сияющим ореолом. Сначала они не хотели мне верить. Они не могли и представить, что он может появиться не в индейском костюме, без своего знаменитого «Серебряного ружья». Я догадывался, почему он не снял свою шляпу — он упрятал под цилиндр свои длинные, темные волосы. Я снял с него головной убор, волосы освободились и упали подобно водопаду на плечи, спадая на спину. Теперь присутствовавшие поверили, что перед ними действительно апач. Все стали здороваться с ним, а когда наш замечательный бас пропел ему здравицу, то остальные шумно его поддержали.
Как часто я просил Виннету поехать как-нибудь со мной в Германию или навестить меня там! Но просьбы мои всегда наталкивались на отрицательный ответ. Видимо, какая-то очень серьезная причина побудила его теперь приехать ко мне. Он видел по мне, как я хочу узнать цель его приезда, но покачал головой и сказал:
— Пусть мой брат не беспокоится. Послание, которое я привез, очень важное, но за время моего пути прошла уже целая неделя, так пусть пройдет и еще один час.
— Но как же ты смог меня здесь найти?
— Виннету приехал не один, а вместе с молодым бледнолицым, которого зовут Фогелем. Он знает, где ты живешь, и привел меня сюда. Там мы услышали, что ты находишься там, где поют, тогда и я захотел услышать пение, которым все наслаждаются. Потом мы вернемся назад, в твое жилище, и там я тебе скажу, почему я поехал через Большую Воду.
— Хорошо, я подожду до того часа, а ты пока послушаешь немецкое пение.
Когда певцы услышали про желание апача, они, разумеется, весьма охотно согласились для него спеть. Мы же с Фогелем сели за отдаленный столик и заказали пива, которое Виннету пил охотно, но очень умеренно. Потом начались выступления, превратившиеся в настоящий концерт. Все его участники очень гордились тем, что их может услышать такой известный человек.
Мы с Виннету взялись за руки. Я был очень счастлив тем, что наконец-то вижу его на своей родине, а он был рад оттого, что смог мне доставить это удовольствие. Думаю, что в глазах присутствующих мы представляли из себя очень трогательную пару. Сейчас бы нас не признал никто из тех, кому довелось видеть нас вместе в прерии или в горах. Виннету казался мне черной пантерой в овечьей шкуре, видимо, и он думал про меня нечто подобное. В Германии, как, впрочем, и везде, прежде всего внимание обращают на одежду, костюм делает человека.
Было, пожалуй, около полуночи, когда апач объяснил, что он наслушался достаточно песен. Ревностные музыкальные братья охотно удерживали бы его и до утра своим пением, а то и еще дольше. Но Виннету поблагодарил певцов, и мы ушли. Он ни словом не обмолвился о том, что слышал, но так как я знал его характер, то мог себе, пожалуй, представить, какое глубокое и неизгладимое впечатление оставило в его душе пение немцев.
Когда мы пришли ко мне домой, он внимательно огляделся, осмотрел каждый предмет, время от времени закрывая глаза, чтобы получше все отложилось в его памяти. Я снял со стены две трубки мира, набил их табаком и протянул одну из них апачу. Фогель удовлетворился сигарой. Потом я расположился на софе, покуривая трубку и поглядывая на своего лучшего, вернейшего и благороднейшего друга, а он сказал:
— Мы приехали из-за прекрасной белой скво, которую я посещал с тобой в Сан-Франциско.
— А, Марта, ваша сестра?
— К сожалению, да, — ответил Фогель. — Мы ничего не можем вам рассказать про нее утешительного. Я пробыл за океаном четыре месяца.
— Это слишком мало!
— Да, но для меня вполне достаточно. Эти месяцы стали для меня годами, потому что они не принесли мне ничего, кроме горьких разочарований. Мой зять обанкротился.
— A-а, к сожалению, я так и предполагал! А как дела у Поттера, его компаньона?
— Разумеется, он тоже обанкротился.
— А вот в это я никак не могу поверить. Он высосал все деньги из вашего зятя и наверняка припрятал солидную сумму. Можно ли это банкротство посчитать обманом?
— Нет, потому что ни один человек не потерял ни пфеннига.
— Никто не потерял ни пфеннига, но тем не менее было объявлено о несостоятельности банка? Значит, за такое короткое время огромное состояние было полностью израсходовано? Как такое стало возможным?
— Поттер много потерял на спекуляциях. Мой зять доверял ему во всем.
— Это можно было предвидеть. Поттер занялся вашим зятем, заранее нацеливаясь на его разорение, а свое обогащение. Если бы это было не так, то столь большое состояние нельзя бы было истратить за такое короткое время. Для видимости, он будто бы потерял его на разных спекуляциях, а в действительности он набил себе полный кошелек. Надеюсь, что его еще можно поймать за руку.
— Я этому не верю, потому что, будь это так, он бы не стал задерживаться в Сан-Франциско, а давно бы исчез. Моего зятя, естественно, пустили по миру. То немногое, что у него осталось, он отнял у семьи и спрятал в свой собственный карман. При этом он ходит из притона в притон и пьет, пока вместе с последним центом у него не вылетает разум.
— А что же теперь делает ваша семья?
— Плохи их дела. Когда я туда приехал, то еще ни о чем не догадывался. Я полагался на Вернера. Я думал, что благодаря денежной поддержке с его стороны, буду делать быстрые успехи на сцене. Но уже через три недели его банк лопнул. Я приехал только для того, чтобы стать лишним едоком. Родители и сестра были в отчаянии. Правда, Марта сохранила хладнокровие и думала о спасении. Я помог ей. Нам пришла в голову отличная идея — давать концерты. На первое время на самое необходимое хватало денег, которые сестра выручала за немногие бывшие у нее лишние вещи. Мы подумали и про вас. Мы и так вам многим обязаны. Если бы вы тогда были в Америке, то, конечно, помогли бы нам делом и словом. Но вас-то там и не было. Тогда Бог привел в наш дом Виннету.
— Как? Он приехал к вам домой?
— Да.
— Трудно поверить. После того, что мы у вас пережили, нельзя было ожидать, что он когда-нибудь снова захочет посетить ваш дом.
— Это был уже не тот дом. Нас буквально вышвырнули из дворца. Мы снимали крохотную квартирку. К счастью, в Сан-Франциско приехал Виннету. Он вспомнил о нас, отыскал наше жилище и попытался утешить нас. Я почти сгораю от стыда, признаваясь, что он дал нам денег. Мы не решались их взять, но он уверил нас, что мы скоро сможем отдать ему долг. Он пообещал также серьезно поговорить с Поттером и с тех пор не выпускал его из виду. И вот пришло официальное письмо из Нового Орлеана. В нем сообщалось, что там умер наш дядя, брат моей матери.
— A-а, припоминаю. Ваша бабушка рассказывала мне, что у нее был сын, который уехал в Америку, и больше о нем ничего не слышали. Она была убеждена, что с ним в дороге приключилось несчастье, и он умер.
— Это так. Но он вовсе не умер, а ничего о себе не сообщал. Он просто оказался неблагодарным. И вот недавно он умер миллионером. По меньшей мере, так сообщали нам власти.
— Я бы не очень рассчитывал на это богатство. Вы же узнали, какую цену оно может иметь, если попадет не в те руки. Но как это нью-орлеанским властям пришло в голову разузнать ваш адрес в Сан-Франциско?
— Они просмотрели старые письма и записки умершего, узнали, откуда он родом, и в итоге написали в Германию. Оттуда и сообщили наш новый адрес.
— Ну, значит, вам помогли. Если вы докажете, что являетесь единственными наследниками и других притязаний на наследство нет, вам очень скоро его передадут.
— Конечно, это было бы хорошо, но в деле есть одна закорючка. Мы оказались вроде бы единственными наследниками, но в то же самое время — и не единственными. У покойного был сын, но он куда-то пропал.
— Да, это может надолго затянуть дело.
— Вот то-то и оно!
— Сына будут разыскивать через газеты, и только когда никто не сможет ничего о нем сообщить, его будут считать погибшим. К сожалению, может, придется ждать много лет.
— Да, мы должны ждать. Если бы только нам пока выплатили хоть часть наследства!
— Вряд ли это получится. Либо все, либо ничего.
— К тому же в Новом Орлеане за дело взялся адвокат пропавшего. Он объявил себя другом юноши и уверяет, что тот еще жив. Сын нашего покойного родственника взял себе в спутники очень опытного и надежного человека. Этот спутник — так утверждает адвокат — сообщил бы, конечно, если бы молодой путешественник не просто пропал, а погиб. Адвокат хорошо организовал поиски своего друга и добился отсрочки судебного решения о наследстве.
— Это еще больше затянет дело. Какую фамилию носила в девичестве ваша мать?
— Егер.
— Стало быть, и старый миллионер был тоже Егером. Кем он был?
— Сначала сапожником. Уехал он из Германии подмастерьем, потом в Нью-Йорке купил магазинчик, видимо, благодаря удачной женитьбе, а потом стал потихоньку все больше богатеть.
— Сапожный подмастерье? Нью-Йорк? Магазинчик? Удачная женитьба? О, мне кажется, что это весьма знакомая история, которую я уже слышал.
— Какая история? Где вы ее слышали?
— Подождите-ка немного, подождите! Я должен порыться в памяти.
Я встал с софы и некоторое время ходил по комнате. Я вспомнил о письме, найденном мною в вещах Мелтона. Письмо это написал его племянник. Я прошел в библиотеку и вынул только что упомянутое письмо из ящика, в котором оно хранилось, чтобы прочесть его Фогелю.
— Да, здесь же все четко изложено. Связано ли это письмо с обсуждаемым нами случаем?
Я должен был получить полную ясность, а поэтому продолжил расспросы:
— Значит, Егер стал владельцем сапожного магазинчика в Нью-Йорке? А не занимался ли он поставками для федеральной армии?
Поделиться книгой: