Вечная Вдова

Завадский Андрей Сергеевич.

Эссарские хроники: Наследие предков.

Книга 1: Вечная Вдова

Пролог

Город, выросший у слияния двух рек, почти круглый год скованных льдом, был мертв. Он был мертв давно, уже десятки столетий, некогда покинутый своими жителями, точнее, теми из них, кому довелось уцелеть. Но даже мертвый, он сохранил былое величие, хоть и некому было восхищаться им ныне. Возносились в небо шпили роскошных домов, взиравших на мир черными проемами окон, высилась громада дворца, самого величественного из всех, какие только были возведены руками человека.

Заброшенный город был огромен. Улицы, прямые, точно прочерченные по линейке, пронзали обширную равнину, к которой с далеких гор вели ажурные акведуки, прежде снабжавшие миллионы жителей чистейшей водой. Это был полный жизний цветущий рай, истинное сердце мира... покуда смерть во всем своем ужасающем величии не явилась в благодатный край, обдав его своим ледянящим дыханием. И теперь всюду, на выложенных идеально подогнанными плитами улицах, на просторных площадях, на уцелевших кровлях дворцов, на мостах, тех, которые устояли перед натиском льда, лежал снег.

Ледяной ветер, приносивший снег, спускался с окованных вечным льдом горных вершин, проносясь над безжизненными равнинами, и окутывая своим смертельным дыханием покинутый и давно забытый город. Струи ледяного воздуха пронизывали давно опустевшие дома, рождая снежные вихри на мостовой, по которой уже долгие века не ступала нога человека, как и иного создания из плоти и крови, неважно, было ли оно наделено разумом.

Ветер проникал всюду, в самые укромные уголки громадного мегаполиса, и заунывный вой его был единственным звуком, которые слышали изо дня в день серые камни стен, если, конечно, камни могли слышать хоть что-то. Так продолжалось из года в год, долгие века, когда каждый день ничем не отличался от мириад дней минувших. Но однажды все изменилось, и мертвых камней коснулись людские голоса.

Путников, явившихся в это царство безмолвной стужи откуда-то с полудня, было немного, лишь десять, и они вошли в мертвый город с востока, словно выбравшись из самого сердца ледяной пустыни. В молчании они ступали по скованным стужей улицам, косясь на возвышавшиеся на каждом перекрестке статуи, величественные изваяние героев или владык, вершивших свои подвиги в столь давние времена, что имена их стерлись из памяти смертных.

Город, давно уже не ждавший гостей, встретил пришельцев молчанием. Лишь ветер выводил свои заунывные песни, как и сотни лет подряд, не умолкая ни на мгновение. И люди, явившиеся в это место из дальних краев, вдруг почувствовали на себе мириад чужих взглядов, словно то взирали на них провалами окон дома, мимо которых проходили в молчании чужаки.

  - Проклятое место, - не выдержав, буркнул себе под нос один из пришельцев, нервно стискивая ложе легкого арбалета, на ложе которого покоился короткий железный болт. Слова, произнесенные в полголоса, в этой тиши показались громогласным криком, многократно отразившись невесомым эхом от гладких стен. - Зря мы сюда явились! Это настоящий склеп!

Спутники его, все как один, вооруженные, покосились на своего товарища, нарушившего молчание, словно негласный уговор, и кое-кто из них едва слышно зашептал древние заговоры от злых духов. Право же, оказавшись здесь, нетрудно было поверить в мстительных призраков.

  - Верно! Словно могилу раскапываем, - подхватил шагавший плечо к плечу с арбалетчиком воин, придержившавий висевший на поясе тяжелый фальчион с широким клинком. - Негоже это, древний прах тервожить! Не уйти нам отсюда поздорову!

Сказав это, умолкнув на полуслове, точно испугавшись самого себя, путник бросил короткий взгляд в спину того, кто шел впереди, широкими шагами меряя заметенную снегом мостовую, предводителя малочисленного отряда. Лишь тот один из всего десятка был спокоен, словно камень, ничем, ни жестом, ни взглядом, ни уж тем более словом не выражая настороженности и тем паче страха. Уверенно ступая во главе небольшого отряда, он лишь бросил полупрезрительный взгляд на того, кто осмелился разомкнуть уста в этом месте, и тот, суровый воин, лицо которого было украшено шрамами, а в бороде и усах серебрилась седина, вдруг смутился, едва не покраснев, точно девица.

Человек, что шел впереди своих спутников, гордо распрямив спину и несколько картинно положив могучую длань на эфес меча, был высок, широкоплеч и хорош собой. Правильные черты лица не могли не привлекать внимания скучающих красавиц, в коротко подстриженных волосах не было ни намека на седину, аккуратная бородка немного сглаживала жестко очерченный подбородок.

Едва взглянув на этого светловолосого гиганта, весьма еще молодого, распространявшего вокруг себя эманации силы и холодной решимости, сразу тянуло назвать его рыцарем, пусть мужчина сейчас не носил никаких гербов. Рыцарских лат на нем, кстати, также не было, что, разумеется, вовсе ничего не значило, ибо порой и благородным господам приходится странствовать инкогнито, скрывая овеянные вековой славой гербы и сменив привычные латы на неприметные доспехи простого рубаки.

Тот, кто явился в мертвый город, впервые за несколько веков, был снаряжен как раз для путешествия, явно пытаясь не привлекать внимания своим обликом. Надежную, но неудобную броню заменяла тяжелая кольчуга, длиной доходившая до колена, поверх которой был накинут волчий полушубок. Да и сам этот воин походил на волка-трехлетку, еще полного сил, и даже не полностью растерявшего юношеский задор, но уже не единожды ощутившего чужую кровь на своих клыках, и более не испытывавшего страха перед боем, готового убивать без колебаний.

Мертвый город, ступив на улицы которого, спутники этого бойца, суровые воины, не могли удержать рвущихся из глубины души охранительные молитвы, не пугал того, кто преодолел тысячи лиг, чтобы увидеть эти древние камни. Это был хищник в человеческом обличье, не чуждый чести, но способный отнять жизнь без тени сомнения, если хоть на миг сочтет это необходимым. Царившее вокруг безмолвие будоражило кровь, и воин с вызовом смотрел в темные проемы окон, точно желал более всего в своей жизни, чтобы из них наконец явились те самые духи возмездия, которых так страшились его товарищи.

Как и все прочие, кто явился в древний город, на несколько часов позволив ощутить жизнь его стенам, светловолосый воин был вооружен. На поясе гиганта висел длинный прямой меч, с которым соседствовал кинжал. Оружие не казалось особенно богатым, не отличаясь обилием украшений, но, очень возможно, ценность его заключалась в клинках, ибо иная сталь ценилась намного дороже золота.

Услышав ропот за своей спиной, робки слова, произнесенные подрагивавшим голосом, вожак даже не обернулся, продолжая путь к одному ему известной цели. Но не все его спутники смогли просто промолчать.

  - Мы лишь возьмем то, что принадлежит нам по праву наследования, не более, - словно обращаясь сразу ко всем, и ни к кому конкретно, спокойно произнес невысокий узкоплечий человечек, с каждым словом выдыхая густые клубы пара. Он был с головы до пят закутавшийся в тяжелую доху. Это было весьма предусмотрительно, поскольку мороз с каждым часом все усиливался, несмотря на то, что была уже поздняя весна. В прочем, в этом неприветливом краю разницы между срединой лета и срединой зимы почти не существовало уже много веков. Также этот человек единственный из всех не имел настоящего оружия, за исключением длинного кинжала с позолоченной рукоятью.

Они явились с юга, десять человек, девять из которых, несомненно, были воинами, и, весьма вероятно, воинами умелыми. Небольшой отряд был способен незаметно прокрасться мимо врага, и мог не бояться стычки, если придется, прорываясь с боем и действуя, как единое целое, мастерством побивая число. Одно то, что каждый из пришельцев был вооружен настоящим мечом, оружием дорогим, доступным не всякому солдату или наемнику, о многом могло сказать сведущему человеку. В прочем, по меньшей мере, на расстоянии сотни лиг от этого места людей не было вовсе.

Небольшой отряд явно возглавляли эти двое, светловолосый гигант и его неприметный спутник, и едва ли можно было сказать, кто из них был истинным предводителем. Прочие же восемь человек являлись не более чем обычными телохранителями, быть может, достаточно умелыми, но и только. Их присутствие было вполне оправдано, поскольку путь к этому городу, некогда бывшему столицей огромной державы, лежал через владения жестоких и кровожадных варваров, готовых убивать любого чужака.

Войдя в город, отряд, ощетинившись клинками и оголовками арбалетных стрел, некоторое время продвигался по широкой улице, которая вывела воинов на берег неширокой реки, скрывшейся под ледяным панцирем. Через русло был перекинут мост, каменный, способный простоять века, прежде, чем неумолимое время разрушит его. Путники ступили на этот мост, и дробный стук подкованных сапог разнесся над городом.

Миновав реку, пришельцы, ведомые тем, который был невысок и неприметен, без особой спешки, двинулись туда, где возвышалась громада дворца, башни которого вздымались на сотни ярдов ввысь, довлея над разбросанными всюду домами. Однако, не доходя до этой обители давно усопших владык, отряд свернул в сторону, оказавшись на просторной площади, одна из сторон которой обрывалась берегом реки, другой, немного более широкой, но также покрытой ледяной коркой. Стало понятно, что пришельцы очутились на острове, причем весьма обширном и словно целиком отданном под дворцы и храмы. Набережная некогда была закована в гранит, ныне сорванный во время ледохода.

  - Итак, куда идти дальше, - спросил рыцарь, взглянув на своего спутника. - Тебе ведома дорога?

  - Налево, - произнес невзрачный человечек, перехватив пристальный взгляд гиганта. При этом его передернуло, ибо за те долгие годы, что они были знакомы, он так и не смог научиться бесстрастно переносить этот взгляд, не выражающий абсолютно ничего. Казалось, эти глаза, пронзительно-голубые, точно чистейшая бирюза, обратились в кусочки льда, такой холод и безразличие сквозил в его взгляде. И это было страшно.

Воинам, что сопровождали своих господ в этом опасном и долгом походе, не нужно было приказывать дважды. По-прежнему настороженные, опасливо озиравшиеся по сторонам, они двинулись в указанном низкорослым человечком направлении, не выпуская из рук оружия. Кругом царила мертвая тишина, не нарушаемая даже карканьем воронья, которого здесь просто не было. Постепенно воинам начали чудиться пристальные взгляды, бросаемые вослед им из каждого провала окна, из-за углов и вершин изящных башен, возвышавшихся повсюду. Это был, конечно, лишь обман, вызванный чрезмерным напряжением, но легче от такой мысли не становилось.

Наконец довольно узкая улочка, засыпанная настоящими сугробами, вывела путников на площадь, в самом центре которой вздымалась ввысь, буквально пронзая кажущееся необычно низки небо заостренным шпилем, величественная башня. Даже сейчас, когда провалы стрельчатых окон зияли непроглядным мраком, когда всюду лежал снег, достигавший высоты человеческого роста, невозможно было не испытать какой-то священный трепет, взглянув на это сооружение, во всем облике которого не было ни малейшего излишества. Пришельцам, которые почти все были воинами, эта башня невольно напомнила клинок меча, будучи такой же совершенной.

  - Здесь, - уверенно произнес невзрачный человек. Среди этих мертвых стен он, в отличие от казавшихся намного более мужественными спутников, держался весьма уверенно и абсолютно невозмутимо, словно явился в родной город, уверенно шагая по лабиринту тянущихся на многие мили улиц, улочек и переулков. - Это она, Башня Тайн! Недели утомительного пути по скованным стужей равнинам, ночевки под открытым небом, коварные варвары, подстерегающие всюду, ничто не смогло остановить нас. И теперь остается лишь распахнуть эти двери, войти внутрь и взять то, ради чего мы проделали весь этот путь.

Да, они были первыми из людей, за многие сотни лет увидевшими величественный город, о котором ныне никто не помнил, город, теперь существовавший лишь в старых сказках и на пожелтевших от времени, таких хрупких, что невозможно было просто прикасаться к ним, страницах древних хроник. Они добрались сюда, невзирая на многочисленные опасности, несмотря на стужу, царившую здесь круглый год вот уже несколько веков... и на тень древнего заклятья, витавшего над этим городом.

Сбросив тяжелую доху и оставшись в коротком камзоле, едва ли могущем защитить от порывов пронизывающего ветра, но зато и не сковывавшем движений, человечек, оказавшийся еще более тщедушным, чем выглядел прежде, приблизился к входу в башню, преодолев семь широких ступеней. Ухватившись за массивные бронзовые кольца, он потянул на себя тяжелые створки, между которыми возникла темная щель, проем, достаточный, чтобы в него мог свободно пройти один человек.

  - Ты уверен, что здесь именно то, что мы ищем? - спросил гигант, положив широкую ладонь на эфес клинка. Судя по его тону, этому рыцарю был почти безразличен любой возможный ответ его спутника.

  - Мы достигли цели, милорд, - взглянув на могучего воина, без тени сомнения ответил тщедушный человек, во взгляде которого порой проскальзывало нечто неосязаемое, призрак некой силы, сокрытого от чужих глаз могущества, природа которого была неясна. - Они не могли ничего забрать отсюда, ибо просто не имели достаточно времени. Если верить старым записям, то, что нам нужно, находится на втором ярусе.

  - За те века, что стоит та башня, бесхозная, без охраны и присмотра, любой мог обчистить ее, - пожал плечами рыцарь. - Ты так уверен, что именно мы первыми явились сюда?

  - Нет никаких сомнений, - усмехнулся его собеседник. - Никто и никогда не пытался проникнуть в этот город с тех пор, как жизнь покинула сии земли. Дорога сюда забыта давно, и обширные ледяные равнины, лишенные всякой жизни, стали стражем, не худшим, чем ужас, некогда заставивший целый народ оставить этот благодатный край.

Невзрачный человечек, пожалуй, способный легко затеряться в любой толпе, ибо самому пристальному взгляду не за что было зацепиться в его облике, остекленевшим взглядом окинул панораму города, окутанного белоснежным ледяным ковром.

  - Некогда эти берега утопали в садах, где наливались соком спелые фрукты и щебетали привольно порхавшие птахи. Лето не уходило отсюда, даруя людям, жившим в этом величественном городе, тепло, - произнес стоявший на ступенях, ведущих в башню, человек. - Здесь кипела жизнь, билось сердце самой величественной державы, которую видело небо. Но все изменилось, и с некоторых пор никто уже не осмеливается являться сюда.

Сомневаться в словах своего спутника и пришельцев не было причины, ибо они своими глазами могли узреть то, что некогда, скорее всего, действительно было обширными садами, вечно зелеными, подобными бескрайнему изумрудному морю. Стройные ряды скрученных, словно с жуткой агонии, странно искривленных древесных стволов, промерзших столь глубоко, что тлен и разложение стали не властны над ними, начинались, стоило только миновать городские стены.

Стены эти, монументальное сооружение высотой не менее двадцати ярдов, сложенные из отшлифованных до зеркального блеска идеально подогнанных блоков черного камня, тоже вызывали невольное уважение. Они опоясывали огромный город сплошным кольцом, тянущимся, вероятно, на десятки миль, и оставалось только поражаться, задавшись вопросом, каких усилий потребовало в незапамятные времена возведение этих укреплений, в сравнении с которыми меркли любые из существующих цитаделей.

Пока один из предводителей малочисленного отряда предавался воспоминаниям, вызывая в памяти строки летописей, воины расположились вокруг башни, просматривая все прилегающие улицы. Им по большему счету не было дела до того, кто обитал в этом городе, и почему он был покинут жителями. Превыше тайн древности было служение своему господину, которого эти умелые бойцы намеревались защищать в случае любой опасности ценой даже собственных жизней.

  - Ты пойдешь внутрь один, маг? - спросил рыцарь, не сводя взгляда с вонзавшейся в серые облака, низко стелющиеся над землей, башни.

  - Будет лучше, если мы войдем туда вместе, милорд, - предложил тот, кто был назван магом. - И пусть еще двое сопровождают нас.

  - Витар, Карл, - назвал рыцарь имена своих спутников. - Вы со мной! Остальные, смотрите в оба, и будьте готовы ко всему. Барг - за старшего!

Два воина, суровый ветеран, кряжистый седой мужик, и стройный юноша, тем не менее, удостоившийся чести сопровождать своего вождя в долгом и опасном походе, переглянувшись, одновременно вытянули из ножен клинки, став по обе стороны от лестницы. Их товарищи, став вокруг башни, взяли на прицел своих арбалетов подступающие дома, словно опасаясь притаившейся там засады.

  - Напрасная предосторожность, - покачал головой маг. - Варвары, что населяют эти земли, никогда не посмеют явиться сюда. Страх станет нашей защитой, лучшей, чем стрелы и мечи! Здесь мы находимся в большей безопасности, чем где-либо еще.

Вероятно, маг был прав, ибо за последний день, что отряд провел в пути, им не встретилось никаких следов местных жителей, словно и впрямь опасавшихся приближаться к мертвому городу. Снежный покров пребывал в девственной неприкосновенности, и нигде невозможно было обнаружить хоть какой-то след. Не только отпечатков человеческих ног, но даже и звериных лап не было видно, куда бы ни падал внимательный взгляд искушенных воинов и следопытов.

  - Что ж, - рыцарь смерил взглядом башню, осмотрев ее от подножья до шпиля. - Не будем стоять на пороге. Идем!

Они вошли, сразу оказавшись в гулком сумраке. Внутри башня казалась еще больше, чем снаружи. Рыцарь не придал этому никакого значения, приняв, как должное. Но его спутник, тот, кто величал себя магом, мысленно лишь восхитился мастерством чародеев древних эпох, умевших проделывать такие фокусы с пространством, какие и не снились нынешним волшебникам, пусть те и именовали себя хоть трижды великими. Сейчас только и можно было с горечью подумать, сколь многое унесли с собою в могилу чародеи минувших веков.

Пришельцы шли по анфиладам комнат и сводчатым коридорам, невольно стараясь ступать как можно тише, дабы не нарушать пронзительную тишину. Даже мельчайшие детали здесь, в этих залах из серого мрамора, были призваны внушать почтение и некоторый страх, и те, кто незваными ступили под своды башни, в полной мере прониклись этими чувствами.

Чародей не мог сдержать трепета перед величием великих магов прошлого, чью мощь он ощутил сейчас в полной мере. И еще он чувствовал волнение, ибо мечта его, замысел, что этот маг лелеял много лет, сейчас была близка к осуществлению, стоило только сделать несколько шагов.

Воины, что шли позади, готовые в любой миг стать на защиту своих предводителей, ничего не понимали в магии, но и их огрубевшие сердца не оставила равнодушными царившая в этой башне, давно покинутой, но не утратившей и сотой доли своего величия, торжественная атмосфера. Они чувствовали себя чужаками здесь, незваными гостями, и старались быть как можно менее заметными, не произнося ни слова и даже дыша тише, чем обычно.

Из всех, кто ступил под своды шпиля, названного некогда Башней Тайн, пожалуй, только рыцарь, словно разучившийся чувствовать, обратившись в зомби, голема, ожившую куклу, взирал на подчеркнуто строгое великолепие совершенно бесстрастно, едва ли не со скукой, которая, в прочем, тоже не касалась его сердца уже многие годы, точно так же, как радость или любовь.

Если снаружи влияние неумолимого времени было хоть немного заметно, то здесь, в этих покоях, давно оставленных их хозяевами, все выглядело так, точно и не минуло больше полутысячи лет с того мига, как умер величественный город. Мозаики были такими же яркими, точно неведомые мастера едва закончили работу над ними, золота сияло, ничуть не потускнев за века, и гобелены, украшавшие стены, ни несли на себе и намека на тлен.

Коридор, обвивавший башню, вывел пришельцев, почувствовавших себя воришками, забравшимися в жилище богатея, к широкой лестнице, спиралью закручивавшейся вверх. Маг, не раздумывая, сделал первый шаг, став на нижнюю ступень, изготовленную, как и вся лестница, из настоящего янтаря.

Покои второго яруса, отделанные розовым камнем, производили несколько более легкомысленное впечатление. И опять можно было только подивиться спокойствию мага, разгуливавшего по скованным стужей и безмолвием комнатам, точно явился к себе домой. Уверенно он двинулся по широкому коридору, оставив своих спутников далеко позади.

Наконец маг добрался до цели и, толкнув тяжелую дверь, оказался в довольно тесном помещении, заставленном книжными шкафами. Мельком взглянув на корешки переплетных в кожу, украшенную золотым тиснением, томов, пришелец приблизился к столу, на котором стоял серебряный шандал с тремя оплавившимися свечами. Ощущение было такое, точно неведомый хозяин лишь отлучился на мгновение, и может вернуться в любой миг, зажечь фитили свечей и вновь погрузиться в чтение.

  - Вот она, - произнес маг, указывая своему могучему спутнику, скользнувшему в открытую дверь, на книгу в алом переплете, лежавшую на столе. - Это записи Ардалуса, одного из самых искусных чародеев всех времен. Именно эти записи, раз оказавшиеся доступными чужому взгляду, заставили этого великого чародея бежать, точно загнанный зверь, спасая свою жизнь.

Рыцарь, став рядом с магом, осторожно коснулся кожаной обложки, раскрыв книгу. Пожелтевшие от времени страницы оказались испещрены ровными строчками символов, которые, будучи по отдельности вполне понятный, вместе теряли всякое значение. То был древний алфавит, самый древний, каким пользовались первые люди, явившиеся в этот мир.

  - Он бежал на восток, преследуемый всеми, ибо был единственным, открывшим секрет абсолютной мощи, - с нотками торжественности молвил маг. - В один миг великий чародей превратился в гонимого всеми преступника. Он исчез, обманув всех, но эти записи сохранились, ибо потомки могущественного мага не оставляли надежд отыскать его последнее пристанище. Они не смогли совершить это, но мы пройдем по его следам до конца, обретя древнюю реликвию, в существование которой многие просто не верят.

И чародей, явившийся в мертвый город, поднял со стола старинный том. Здесь, в этом оплоте высокого волшебства, было немало такого, за обладание чем иной маг не пожалел бы и жизни. Но тот, кто пришел с востока, миновав бескрайние пустоши, покрытые вечным льдом, взял лишь одну книгу, и ничего более. Он научился быть скромным в желаниях, и сейчас одно из таких желаний исполнилось. А большего этому человеку было и не нужно.

Никто, пожалуй, ныне не смог бы понять истинной ценности этого ветхого тома, страницы которого были испещрены аккуратным мелким почерком того, кто вот уже тысячу лет, как умер, оставив после себя однако же, долгую память. О нет, в этой книге невозможно было найти формулы могущественных заклятий, здесь вовсе не было ни слова о магии, о ее сути. И, тем не менее, это был ключ к могуществу, попросту невообразимому, кончик путеводной нити, что могла привести к власти.

  - Найди то, что древний чародей защищал ценой собственной жизни, маг, - негромко молвил рыцарь. - Сделай это, и я осыплю тебя золотом. Ты станешь по праву называться самым могущественным волшебником во всем изведанном мире, став по правую руку от моего трона.

Маг коротко кивнул, мысленно уже готовясь вновь отправиться в путь. Ему предстояло совершить путешествие на восток, преодолев тысячи лиг и подвергшись множеству опасностей. Но он был готов к этому, однако, не ради золота или любой иной награды. Власть, абсолютная власть, двигала им. Но пока истинные чувства и мысли неприметного человечка должны были оставаться тайной. Предстояло еще свершить очень многое, прежде чем заветные мечты воплотятся в жизнь.

  - Да, господин, я найду это, пусть даже придется отправиться на край земли, - произнес маг, глаза которого зажглись странным блеском. И намного тише, так, что не мог услышать даже стоявший в двух шагах от него рыцарь, добавил спустя мгновение: - И тогда ты и все те, что мнят себя владыками земными, преклонятся перед моей мощью.

Глава 1 Перед рассветом

Небо над долиной неторопливо катившего на закат свои воды Эглиса было в эту ночь ясным, и сотни звезд, раскатившиеся бриллиантовой россыпью по пронзительно-черному своду, бесстрастно взирали с недосягаемой высоты на землю. И словно их отражение в огромном зеркале, мерцали, перемигиваясь со звездами, десятки костров, усеявших голые холмы, с юга окаймлявшие реку. Обычно безлюдный край, холодный, неприветливый, а порой и смертельно опасный для чужаков, в эту ночь был полон жизни. Вокруг каждого из множества костров сидели или лежали, кутаясь в шерстяные плащи, и ближе придвигаясь к огню, пришедшие с полудня люди. Для четырех сотен мужчин, сильных, здоровых, по большей части еще весьма молодых, эта ночь, проведенная вдали от родного дома, могла стать последней в их жизни. Четыреста человек, не своей волей оказавшиеся здесь, в этой промерзшей пустоши, готовились на рассвете встретить свою смерть.

Возле одного из костров, расположенного на самом краю лагеря, расположились четыре человека. Было холодно, порывы ледяного ветра, дыхание пробуждающейся зимы, как говорили в этих краях, налетали с далеких северных гор, и потому мужчины, чтобы согреться, садились ближе к огню, с веселым треском пожиравшему подбрасываемые ветки сухостоя. Здесь было очень мало лесов, и только невысокий кустарник, бурно разраставшийся в укрытых от ветра лощинах, служил источником топлива. Поэтому развести жаркий огонь было весьма непросто, и мужчины спасались от стужи, передавая по кругу кожаную флягу, распространявшую вокруг себя терпкий запах вина. Драгоценного напитка, выданного по приказу командира небольшого отряда, как раз должно было хватить, чтобы согреться, но явно не доставало для того, чтобы хоть малость захмелеть. Четверо здоровых, крепких воинов были привычны к выпивке, а потому нисколько не опасались того, что от дара виноградных лоз из жаркого полуденного края их рука станет не такой твердой, а глаз - менее острым, чем должно для грядущей битвы.

Мужчины, удобно расположившиеся вокруг костра, и постепенно переставшие замечать порывы холодного ветра, заставлявшего забыть о том, что на юге уже минула середина лета, знали, что могут не дождаться следующего вечера, но сейчас они не думали об этом. Кто-то уже настолько свыкся с мыслью о смерти, сам не один раз обрывая чужие жизни, и потому твердо зная, что однажды подобное произойдет и с ним, что не придавал предстоящему бою ни малейшего значения, положившись на волю судьбы. Иные же, хотя для них все это было в первый раз, старались не выказать свои чувства перед старшими товарищами.

  - А вот, помню, как-то ходил я против корханцев, - немолодой уже, но еще по-прежнему сильный воин, седовласый богатырь, способный, пожалуй, голыми руками свалить медведя, похвалялся былыми своими подвигами, в такт словам размахивая флягой, в которой еще соблазнительно плескалось вино. - Служил я тогда в Дьорвике, что на юге, в пограничной страже. Степняки в ту пору решили устроить набег, собрались с силами, да и перешли границу. А какая там граница? Равнина, гладкая, что твой стол, для всадников сущее раздолье. Нас тогда было сотни полторы, а из Корхана пожаловало едва ли не полтысячи гостей. Нечего было и думать, чтобы эту орду встречать на границе, обошли бы нас стороной, и давай поселки жечь, пока мы там стоим. И командир наш, воин опытный, немало схваток прошедший, решил, хоть такого приказа и не было, отступить к реке. Головой своей рисковал, ясное дело, ведь ошибись он, пропусти врага, живо на плаху бы бросили. В Дьорвике дисциплина в войске железная, а все потому, что тамошний король слуг своих возвышает не за голубую кровь, а за верность и доблесть в бою, - наставительно молвил седой ветеран. - Всякий может стать полководцем, но уж коли признали тебя, не смей ослушаться воли старшего. Карают там сурово, и не важно, землю твои предки пахали, или во дворцах жили, с серебра да золота яства вкушали.

Воин высморкался в два пальца, а все прочие терпеливо ждали продолжения истории. Рассказчик, однако, не спешил. Он помолчал несколько мгновений, должно быть, вернувшись во времена своей молодости, когда жизнь казалась проще и ярче.

  - Ну вот, отошли мы, значит, от границы к реке, там мы и встали, напротив бродов, решили степняков дожидаться, - наконец нарушил молчание старый воин, словно внезапно заметивший заинтересованные взгляды своих товарищей, не решавшихся поторопить ветерана, но желавших узнать, чем закончились те давние события. - Вдоль берега кольев натыкали, ловчих ям даже накопали. Словом, подготовились к встрече, как смогли. И действительно поперли корханцы точно на нас. Полезли в воду, из луков стрелять принялись, а течение сильное, хоть и мелко, а коней с копыт сбивает. Да и мы тоже не дремали, известное дело. Пока они в воде барахтались, из самострелов да луков мы их там, что куропаток, набили. Пожалуй, с сотню степняков мы положили, а сами едва дюжину бойцов потеряли. Повертелись корханцы на том берегу, повизжали, саблями помахали, да и двинулись обратно в степь. - Словно только сейчас обнаружив у себя в руках сосуд с драгоценным напитком, воин сделал добрый глоток, довольно крякнув, и степенно утерев ладонью седые усы, спускавшиеся до середины груди.

  - Эх, кабы и нам так завтра, - протянул молодой парень по имени Ратхар, сидевший по левую руку от рассказчика. Он не отрываясь, смотрел на старого воина, жадно ловя каждое его слово, и в широко открытых глазах парня метались сполохи костра. - Правда, здорово было бы, дядька Аскольд?

Юноша, которому едва исполнилось восемнадцать зим, был не столь привычен к крепкому вину, как его товарищи, а потому уже немного захмелел, и речь его стала немного несвязной. Да и волнение перед битвой, для него первым настоящим боем, давало о себе знать.

  - Двинулись они, значится, в степь, отошли от границы лиг на полста, - продолжал, словно и не расслышав слов Ратхара, тот, кого называли Аскольдом, - покружили, сделали добрый крюк, да и вернулись, только севернее того места, где мы их первый раз встречали. Покуда стража дьорвикская спохватилась, вырезали подчистую пять селений, да с сотню душ в полон увели. Снарядили за ними погоню, и я, старый, там был, да разве ж сыщешь, поймаешь ли степной ветер? Что с теми полонянами стало, мне неведомо, но мыслю, продали их в Шанграских горах. Мы же в тот раз со зла налетели на становище какое-то, всех, кого там нашли, порешали, да и вернулись к себе. - Старый воин, десятник, под началом коего ныне служил и Ратхар, и прочие, что слушали сейчас рассказ о былых походах, в сердцах сплюнул, отвернувшись от огня. Он был родом из Гарда, а потому почитал огонь превыше всего, никогда не оскверняя его, и не допуская, чтобы такое случилось у него на виду. - Эх, вспомнить сейчас стыдно, ведь детей малых конями топтали, баб на копья вздымали, а думали, будто месть мстим!

  - Так война ведь, десятник, - развел руками другой воин. - Чего тут жалеть?

Это такой же юнец, как и Ратхар, тоже русоволосый и белокожий. Они были похожи, точно братья, только глаза его были не серыми, цвета стали, а карими. И сколь схожи они были с Ратхаром внешне, настолько же похожей была буря чувств, кипевшая в глубине души каждого из них, и стыдливо скрываемая от старших товарищей.

Для парня по имени Скарт это тоже был первый поход, и он грезил о подвигах, славе и богатой добыче, но мысль о смерти, которая избирает своих жертв, невзирая на то, молоды они, или стары, искушенные то воины или неумелые сопляки, не оставляла его весь минувший день.

  - Война, малой, это когда ты грудь на грудь с равным в поле рубишься, а когда баб с пацанятами мечом сечешь - это не война, а убийство, - тяжело вздохнув, ответил Аскольд, и под взглядом старого рубаки Скарт потупился. - Коли хочешь знать, что есть война, лучше Кайдена спроси.

Десятник кивком указал на молчавшего доселе четвертого воина, сидевшего на корточках в стороне от огня, и, кажется, задремавшего. В отличие от юношей, переполненных волнением, пусть и тщательно скрываемым даже от самих себя, и уж подавно, от всех прочих, он старался использовать оставшееся до рассвета время с толком, набираясь сил.

  - Верно, Кайден, - подхватил Ратхар. - Ведь твой народ славится, как непобедимые бойцы, способные в одиночку уложить десяток вооруженных врагов голыми руками. Чего же вы ютитесь на своих островах, когда могли бы завоевать целое королевство?

Кайден, еще довольно молодой мужчина, смуглый, темноволосый, высокий и прямой, точно клинок меча, только усмехнулся, взглянув на своего юного товарища. Его глаза, пронзительно голубые, точно сапфиры чистой воды, насмешливо сверкнули, когда тот, кого назвали Кайденом, бросил на своего юного товарища оценивающий взгляд. Он и впрямь был родом с острова Скельдин, клочка суши, лежавшего в нескольких днях пути к востоку от материка.

Архипелаг, омываемый теплыми водами морского течения, славился своими залежами янтаря, высоко ценимого в самых дальних краях, но равно был известен и тем, что каждый мужчина, живший там, был действительно умелым воином. Боевое искусство скельдов, передававшееся по наследству, было окутано тайной, ибо обитатели тех островов никогда не брали в обучение чужаков, и многие поговаривали об особой магии, которой владели островитяне.

  - А зачем нам твое королевство, - чуть устало, точно в сотый раз подряд отвечал на один и тот же вопрос, спросил воин, пристально взглянув на Ратхара. - Для чего оно рыбакам и мореходам? Нам хватает той земли, что даровали нашим предкам милостивые боги, ее мы защищаем от недобрых гостей, приходящих порой из-за моря. Нас мало, и нам не нужна целая страна. Наше мастерство воинов нужно вовсе не для того, чтобы покорять иные народы, обращая их в рабство, или подобных глупостей. Мы можем защитить себя от врага, оборонить своих жен и детей, свои дома, а именно это и должно делать тем, кто смеет считать себя мужчинами. Жизнь человека священна, и отнимать ее, разрывать сотканную Небом нить можно, только защищая другие жизни, но не ради того, чтобы потом во хмелю похваляться подвигами в грязном кабаке. Так завещали нам пращуры, что пришли на острова с запада, и тем живет наш народ много веков.

  - А что ж тогда наш десятник, - у Ратхара от выпитого развязался язык, и сейчас он произносил речи, которых на трезвую голову поостерегся бы. - Сколько он по свету ходил, сколько сражался? И ведь не на пороге дома врагов встречал, а в дальних краях да под чужими знаменами бился! Он что ж, не мужчина?!

  - Молод я был тогда, - снисходительно усмехнулся в усы Аскольд. - Чего уж!

Десятник ничуть не обиделся на слова своего юного товарища. Старый воин понимал, что это говорит не сам Ратхар даже, а выпитое вино, да и самого его потянуло вдруг поговорить. Никому было неведомо, суждено ли пережить завтрашний день, и воины спешили высказать все невысказанное прежде кому угодно, товарищу, побратиму, случайному знакомому, очищая совесть, облегчая душу, ведь может статься, следующий раз говорить они уже будут перед душами пращуров.

  - Ветер в голове гулял, что уж говорить, - вздохнул с некоторой грустью Аскольд. - Мечтал о славе, о подвигах, вот и бродил по земле от края до края, разве что в орочьих лесах не довелось побывать, а так всюду был по эту сторону Шангарского хребта. Эх, - десятник вздохнул, не то чтобы очень грустно, скорее даже довольно. Видимо, вспомнил в этот миг что-то из былых своих приключений. - На родине, правда, не был с той поры, как ушел из дому, да теперь в Альфионе мой дом, и его завтра буду защищать.

  - А с эльфами бился, старшой, - сверкнув глазами, спросил вдруг Ратхар, сделавший еще один глоток из пустевшей понемногу фляги. - Скажи, бывал ты в эльфийских лесах?

  - Довелось, - кивнул Аскольд, скривившись. - Едва ноги унесли оттуда. Нет ничего хуже, чем в лесу драться с эльфами. Длинноухих лес и защитит, и от холода укроет, и о неприятеле весточку пошлет, а для чужих он хуже любой крепости, никогда не пустит, ежели не захочет. Я тогда в дьорвикском войске служил, вот и ходили в И'Лиар. Полсотни нас выступило в тот поход, гнались за шайкой эльфов, разоривших несколько хуторов, а вернулось семеро. Эльфы - воины, хоть куда, а уж на свой земле им равных нет и не будет. Даром, что ли, даже эссарские легионы их лесные цитадели взять не могли, а уж не чета те воины были нынешним, и в бой их вели не нынешние горлопаны-рыцари, а великие стратеги.

Воины замолчали, задумавшись каждый о своем. Юноши мечтали о походах и битвах, о воинской славе, а старшие вспоминали тех, с кем в былые времена бились плечом к плечу, и кого уже не было под этим небом.

  - А завтра, десятник, как думаешь, выстоим ли, - волнение перед боем давало о себе знать, и долго молчать Ратхар не мог. - Выдержим, или ляжем тут все? Говорят, варваров множество, несколько сотен.

  - А может, они и не пойдут сюда, - предложил Скарт. - Ты же сказывал, как степняки вас обманули, кружным путем пройдя. Вдруг и эти так же задумали? Мы их тут ждать будем, а они за нашей спиной станут деревни жечь да крестьян резать.

  - Нет, эти пойдут на нас, - уверенно ответил за десятника Кайден, нахмурившись. В голосе его чувствовалось напряжение. - Хварги больше всего боятся, что их назовут трусами, и если мы стоим здесь, они не посмеют пройти стороной. Так велит их честь, и значит, будет бой, здесь и сомневаться не в чем. А уж выстоим ли, то одним богам ведомо, но что не побежим, это точно. Северяне не берут пленных, а если кто и попадется к ним живым, его все равно прикончат, только чуть позже, перед образами их богов. Если потерпим поражение, всех ждет один исход, только не нужно заранее готовиться к худшему. Нас много, во главе - опытный воин, не единожды и с варварами переведывавшийся, так что сдюжим, если боги не попустят.

  - Скажи, Кайден, - Ратхар придвинулся поближе к островитянину. - А как вышло, что ты покинул свою родину? Ваших почти не встретишь на материке, как мне сказывали. - Юноша сам удивился своей смелости. В иное время он не решился бы задать товарищу такой вопрос, но сегодня была особенная ночь, и много было разрешено из того, что прежде казалось немыслимым.

Воин же задумался, сомневаясь, стоит ли сейчас отвечать на вопрос Ратхара, но вспомнил, что завтра, очень может быть, некому и не с кем будет уже беседовать.

  - Меня изгнали, - лицо скельда помрачнело, и голос его стал глухим. - Теперь мне нет пути на родные острова.

При этих словах Кайден против своей воли коснулся шрама на левой щеке, там, где мужчины его народа носили клановую метку. И перед глазами его на мгновение вновь встал отец, подносящий к лицу сына раскаленный железный прут.

  - Изгнали, - вскинул брови Скарт, прислушавшийся к разговору. - Но за что?

  - Ты, верно, знаешь, что мы никого и никогда не учили своему воинскому искусству, - это было правдой, и юноши, удивлявшиеся, почему умелый воин ни разу не продемонстрировал свое мастерство на плацу, наставляя новобранцев, застыли, внимая каждому слову товарища. - Вернее, лишь для одного рода в давние времена мы сделали исключение. Лучшие из лучших покидали острова, отправляясь в столицу Эссара, и там учили всему, что умели сами, наследников престола Империи, ведь истинный правитель должен быть лучшим во всем. Но с той поры минули века, пала древняя держава, и запрет почти никогда не нарушался. Предки заповедали нам держать в тайне наши умения, но я стал одним из тех, кто их нарушил.

Боец, мыслями вернувшийся на много лет назад, вздохнул, словно вспомнив нечто постыдное. Он умолк, а Ратхар и Скарт, по-детски простодушные, хоть и пытались изо всех сил казаться взрослыми мужчинами, едва сдерживались, чтобы поторопить товарища.

  - Однажды, я тогда был совсем юным, возле наших берегов о скалы разбился корабль, пришедший с юга, - вымолвил, наконец, Кайден, заметив вдруг, что все, собравшиеся в эти минуты возле почти прогоревшего костра, не сводя с воина глаз, ожидая продолжения рассказа. - Мы подобрали только одного человека, мальчика, моего ровесника, и мой отец приютил его в нашем доме. Мы сдружились с этим юношей, я стал считать его почти братом, и однажды решил обучить его тому, чему меня самого учил опытный наставник. Я думал, раз этот юноша живет под одной с нами крышей, вкушает наш хлеб, его не должно считать чужаком. Но старейшины моего народа решили иначе, и нас с побратимом в год моего совершеннолетия изгнали из племени. На попутном корабле, бросившем якорь возле наших берегов, мы прибыли на материк, где пути наши разошлись. С той поры минуло двенадцать лет, которые я провел в странствиях. Я ничего больше не умею, кроме как сражаться, и тем зарабатываю себе на хлеб.