Один к двум

— Как?! — округлила глаза людка. — Ты даже не проводишь меня до ближайшего села? Бросишь одну в этом темном и зловещем лесу?!

— Нет, я покажу тебе пальцем на светлую и безопасную опушку, — жеребец тут же выполнил свое обещание, — за которой ты увидишь торговый тракт. Посидишь часок на обочине, какой-нибудь воз да проедет.

— Но я слышала, как один разбойник говорил другому, что поблизости водятся кентавры! — драматическим шепотом сообщила людка.

Трий поморщился. Он терпеть не мог этого дурацкого слова, которым люди называли его расу — видите ли, чтобы с обычными лошадьми не путать. Все бы ничего, но словечко было созвучно одному из табунниковых ругательств (видимо, именно его услышал от местных жителей первый ступивший на Шаккару человек).

— И что с того? — Жеребец с ненавистью поглядел на ноги, кокетливо пошевелившие ему пальцами. — Съедят они тебя, что ли?

— Нет, но сейчас же весна… — Людка смутилась и покраснела. — А они такие… такие… в общем, порядочной девушке вроде меня с ними лучше не встречаться!

— И как ты себе это представляешь?! — вконец обозлился Трий. — Такую гхырню только людк… девушки придумать и могли, которым ихняя порядочность в одном месте жмет!

— Хам! — Людка надула губки и отвернулась. Подождала, полюбовалась комарами (сами насекомые любованием не ограничились) и с еще большим возмущением поняла, что извинений не дождется. — Эй, ты чего сидишь?!

— А что я должен делать?

— Ну… встать хотя бы!

— Если бы я мог это сделать, то только бы ты меня и видела, — огрызнулся Трий, осторожно счищая иголки с расшибленных коленей.

— Ой, — тон людки тут же поменялся на встревоженно-сочувственный, — что у тебя с ногами? Ты их поранил?

— Нет, — сквозь зубы процедил Трий. — Они от меня сбежали!

— Чего? Так вот же…

— Их должно быть вдвое больше! — в сердцах брякнул жеребец.

— А! — невесть что сообразила людка. — Сейчас.

Девушка метнулась к зарослям орешника и, громко потрещав ветками, приволокла Трию две длинные палки.

— Фот, — торжествующе сообщила она, на ходу отгрызая последнюю измочаленную, но не сдающуюся веточку. — Тфои нофые кофтыли! Мерфкие рафбойники, как они пофмели напафть на калеку!

Жеребец, который совсем было вознамерился лечь и помереть прямо здесь, уставился на нее в полнейшем недоумении.

— Давай, вставай! — Людка всунула палки ему в руки рогулинами кверху и услужливо подхватила Трия под мышки. — Раз, два…

Гнедой не успел опомниться, как очутился на ногах. Он судорожно впился в палки и закачался на них, как новорожденный жеребенок.

— Бедненький! — Девушка продолжала заботливо его поддерживать, только мешая сохранять равновесие. — И давно ты… такой? С детства, да? Заболел или спиной ударился? А…

— Часа два, — буркнул Трий, глянув на солнце.

— А что случилось?

— Угораздило на мага наткнуться, он в меня каким-то заклинанием и засветил…

— Тогда тебе срочно надо к придворному чародею! — вдвое против прежнего засуетилась людка, и без того напоминавшая жеребцу звонкого, вертлявого овода. — Вдруг оно какое-нибудь ползучее, к вечеру еще и руки отнимутся?

— А вдруг оно еще и заразное? — вкрадчиво предположил Трий. Ну да, так этот чародей и кинется ему помогать!

— Таких не бывает, — возразила людка (украдкой, впрочем, отряхнув руки о юбку). — Думаешь, ты один от этого мага пострадал? Да во дворец каждый год по дюжине жалобщиков приходит! Половина, правда, сами с головой не в ладах или нажиться хотят. Всем невинно пострадавшим король обещает бесплатное исцеление и моральную компенсацию, это все равно дешевле, чем постоянных лесников держать. Да и маг обычно по мелочи гадит: то икоту нашлет, то облысение… странно, чего это он на тебя взъярился? — Девушка подозрительно уставилась на жеребца.

— Я его испугал, — признался Трий. — Нечаянно, правда.

— Нечаянно не считается, — решительно возразила людка. — Пойдем вместе, я подтвержу, что ты невинный… ну, то есть жертва. К тому же ты меня спас, и тебе полагается награда!

— Разбойников король тоже оплачивает? — удивился жеребец.

— Нет, глупый! Он оплачивает меня, я его племянница!

— О боги… — Трий слишком хорошо успел уяснить, что от племенных кобылиц лучше держаться подальше. Угораздило же снова нарваться!

— Ты что, не рад?! — возмутилась девушка. — Да любой рыцарь нашего королевства спит и видит, как оказаться со мной наедине… эй, а где твои штаны?! Их что, тоже маг украл?

— Угу, — буркнул жеребец, рассудив, что с мерзкого старикана не убудет, а признаваться людке, кто он, совсем не с копыта.

— Старый извращенец! — с чувством сказала девушка. — Хм… думаю, вот эти тебе подойдут.

И тут же так ловко содрала штаны с одного из разбойников, будто всю жизнь только этим и занималась.

— Одевай!

— Как? — Трий недоуменно уставился на протянутую ему тряпку. Девушка расценила его вопрос по-своему, отнеся к нынешней ситуации, а не к штанам вообще.

— Поднимай ногу! Выше… еще выше… ой! Знаешь, я думаю, лучше сделать это лежа…

Жеребец, который уже и так лежал, приподнял голову и поглядел на нее с предельно недружелюбным выражением, дозволенным в отношении кобылиц.

— И безрукавка у тебя какая-то совсем жидкая, — продолжила девушка, хозяйственно ухватив разбойника за рукав.

Трий хотел возразить, что он в ней даже зимой ходил, но спохватился, что его действительно познабливает. Хлипкому человеческому телу требовалась более теплая одежда, а заодно и обувь. Кошмар какой-то — не говоря уж о том убожестве ниже пояса… весенний задор как рукой сняло.

Гнедой безропотно позволил натянуть на себя все, что девушка сочла нужным, и снова поставить себя на ноги.

— Ну давай, пошли! — поторопила довольная людка. — Наш чародей мигом все исправит, обещаю!

Жеребчик вздохнул и сделал первый неуверенный шаг.

* * *

Спустя три часа Трий понял, что погорячился насчет телег. Ни одна по тракту так и не проехала. Оставалось только надеяться, что они идут к жилью, а не от него.

Гнедой более-менее приноровился ковылять на этом пятипалом убожестве, чувствуя себя большим калекой, чем если бы ему прокололи сухожилия. Пятки жгло углями, зверски болела поясница — спину приходилось держать по-другому, и хотя «стараниями» мага его позвоночник обрел нужные изгибы, жеребец постоянно забывался и откидывался назад, каждый раз еле избегая падения.

Как выяснилось, самка человека мало чем отличалась от кобылицы. Разве что копыт к ее вздорному норову не прилагалось.

— Так что, говоришь, с тобой случилось? — рассеянно переспросил Трий, вырванный из раздумий неожиданной паузой в людкиной трескотне.

Девушка, только что закончившая излагать свою печальную историю, обвешанную подробностями, как утопленник раками, ошеломленно хватанула ртом воздух. Краткий, но эмоциональный пересказ уместился в трех словах:

— Меня похитили разбойники!

— Да ну? — удивился жеребец. — А с виду такие приличные люди…

— Приличные?! — снова взвилась людка. — Ты называешь это приличным — набросить мешок на голову ничего не подозревающей девушке, перекинуть ее через седло и уволочь за тридцать верст от дома?!

— Я видел здешних разбойников. — Трий деликатно умолчал, что он с ними еще и шашлыки из оленины жарил; ребята были очень компанейские и уверяли, что они не бандиты, а знахари пущи — должен же кто-то взять на себя эту неблагодарную работенку! — В лесу с банями и портными не густо, знаешь ли. А твои похитители выглядели так, словно ехали на званый ужин.

— Ну, не знаю, — неохотно сбавила тон людка. — Но их способ знакомства мне все равно не понравился! И где это они ужинать собирались? У кентавров?

Трий с трудом представлял себе эту картинку. Табунники вообще бы не выпустили эту компанию из леса, все переговоры с людьми велись на их земле. Особенно весной, когда племенные жеребцы приходили в ярость даже при виде собаки, приближающейся к их гарему.

— Тебе виднее, это ж тебя украли.

— Наверное, они хотели получить за меня выкуп, — поразмыслив, предположила девушка.

— Или уже получили. Авансом, — не удержался от шпильки гнедой.

— Чего?! Ах… ты… да дядя во мне души не чает! Я, между прочим, его единственная племянница, а детей у него нет.

— Так он же вроде еще не старый, — припомнил Трий купеческие рассказы о нынешнем короле.

— Нет, но жениться во второй раз не хочет, — с искренним сожалением вздохнула девушка. — А тетя семь лет назад умерла…

— Выходит, ты еще и его единственная наследница?

— Ни за что в жизни! — пренебрежительно отрезала девушка. — У меня есть дела поинтереснее, чем протирать юбки на троне.

— Например?

— Ну… писать картины. И у меня отлично получается, я даже на выставку в Стармин их возила! — торопливо добавила людка.

Трий, вопреки ее подозрениям, не рассмеялся. Художники, способные остановить мгновение, запечатлев на холсте летящую птицу или цветок-однодневку, искренне его восхищали. Вот только у табунников подобное занятие считалось пустой тратой времени. Впрочем, рисовать они и не умели.

— А я луки делаю, тоже вроде неплохие. Жалко, мой сломали, а то я бы тебе показал. — Жеребец прикусил язык, спохватившись, что «кентаврийский» лук от человеческого отличит даже ребенок.

— Ух ты! — Девушка посмотрела на него куда уважительнее. — Обожаю рисовать оружие. У дяди огромная коллекция, всех известных мастеров. Поговори с ним, может, он тебя в поставщики для войска возьмет! А ты откуда родом?

— Оттуда. — Трий неопределенно махнул рукой назад.

— С побережья? — удивилась его спутница, без раздумий вычеркнув с мысленной карты земли табунников.

— Вроде того…

— Ты ведь не коренной шаккарец, да? У тебя такой интересный акцент!

— О, смотри! — Показавшееся впереди село спасло Трия от скользкой дорожки, на которую свернул разговор. Вдвойне вовремя: уже начинало смеркаться и от леса расползался туман, под покровом которого любили охотиться мантихоры.

Людка величественным жестом поправила прическу (точнее, намекнула, что обычно она там имеется), одернула платье и смело направилась к первому же дому.

— Э-эй, извините!

— А? — Хозяин, лысый кряжистый мужик лет пятидесяти, был занят: пытался пропихнуть сквозь дыру в плетне застрявшую там свинью. Свинья не лезла и очень по этому поводу возмущалась.

— Мы хотим попросить вас об одной услуге.

— А?..

— Нам нужна ваша помощь…

— А?..

— Я племянница самого короля! Я желаю переночевать в этом доме!

— А?.. — Мужик не выдержал и по-простому дал свинье пинка под зад. Та пробкой вылетела из забора, для порядка повизжала еще несколько секунд и умолкла. — Ну, чего вам?

Девушка, успевшая вспотеть и сорвать голос, уставилась на него с невыразимым упреком. Прежде чем ей удалось отдышаться, Трий порылся в сумке и протянул мужику тяжелую монету.

— За стол и ночлег.

— Так сразу бы и говорили. — Хозяин попробовал деньгу на зуб и махнул рукой, приглашая в дом.

Селяне уже успели поужинать, но для гостей стол накрыли заново.

— Лесса, — представилась девушка, когда селянин назвал свое имя и вопросительно поднял брови.

— Трий.

— Очень приятно! — Путники переглянулись и рассмеялись, спохватившись, что за несколько часов трепа так и не удосужились познакомиться.

Человеческая еда была пресноватой и слишком горячей. Но табунники в общем-то ели все, а низшим жеребцам привередничать и вовсе не приходилось. В общине Трий был чуть ли не самым мелким и неказистым — хуже своего отца, которому все-таки удалось заслужить кобылицу (тоже не великую красавицу, что отразилось на сыночке не лучшим образом). Для человека же он оказался выше среднего роста, а по поведению хозяйских дочерей заключил, что не лишен привлекательности. Сначала жеребчик подумал, что, видно, не разбирается в местных обычаях и подобное внимание принято оказывать любому гостю, но потом заметил кислое выражение Лессиного лица и чуть не рассмеялся. Не-эт, все женщины совершенно одинаковы!

Художница, гордо усевшаяся во главе стола, с негодованием обнаружила, что места на лавке по обе стороны от гостя пользуются куда большим почетом. Хозяин постоянно гонял дочерей то в кладовку, то во двор по хозяйственным нуждам, но они неизменно возвращались, как осы к миске с вареньем. Мрачно поерзав на стуле, девушка заявила, что у окна ей слишком жарко, и, подхватив миску, пересела к Трию под бок. Помогло это ровно наполовину: соперницы стали по очереди пристраиваться с другой стороны жеребца.

Тогда Лесса начала незаметно, но решительно теснить Трия к краю лавки, пока чуть совсем не сбросила. Зато и для «цыпочек» насеста не осталось.

Теперь уже помрачнели селянки.

— Мягкий у тебя, парень, характер, — укоризненно заметил мужик, когда Лесса на минутку выскользнула во двор. — Баб в строгости надо держать, у меня бы она — у-у-у!

Трий философски пожал плечами. Жеребцов с детства приучали относиться к кобылицам как к чему-то стихийному вроде ливня и урагана, и по сравнению с ними Лесса была приятным грибным дождиком. Напротив, тихая и покорная хозяйская жена вызывала у Трия оторопь.

* * *

Наутро жеребчик сам умудрился встать с постели и после некоторых колебаний оставил костыли прислоненными к стене. Чувствовал он себя так, словно вчера галопом обскакал Шаккару вдоль побережья.