Матильда

— А что ты с ними делаешь? — спросила его Матильда.

— Ха! — ответил отец. — А тебе это зачем знать?

— Просто я не могу понять, как опилки могут помочь тебе продавать подержанные машины, папочка.

— Это потому, что ты глупая маленькая тупица, — сказал отец. Речь его никогда не была изысканной, но Матильда привыкла к этому. Она знала также, что он любил прихвастнуть, и иногда подбивала его к этому.

— Ты, наверно, очень умный, если используешь то, что ничего не стоит, — сказала она. — Вот бы мне так.

— У тебя ничего не выйдет, — отвечал отец. — Ты слишком глупа. Но я, пожалуй, расскажу об этом Майку. Ведь рано или поздно он вступит в мое дело.

Не обращая более внимания на Матильду, он повернулся к своему сыну и продолжал:

— Никогда не могу отказать себе в удовольствии купить машину у какого-нибудь дуралея, который так разбил клапана в моторе, что они стучат как ненормальные. Беру ее, разумеется, за бесценок. Затем я просто-напросто высыпаю опилки в большом количестве в двигатель, где они смешиваются с маслом, и машина бегает как новенькая.

— И сколько она будет бегать, прежде чем снова не загрохочет? — спросила Матильда.

— Столько, сколько нужно, чтобы покупатель отъехал на приличное расстояние, — усмехнувшись, ответил отец. — Миль на сто.

— Но это нечестно, папа, — сказала Матильда. — Это обман.

— Еще никто не стал богатым, будучи честным, — заметил отец. — Клиенты для того и существуют, чтобы их дурили.

Мистер Вормвуд был маленьким человечком, похожим на крысу; его передние зубы торчали из-под тонких крысиных усиков. Он любил пиджаки ярких цветов в крупную клетку и щеголял в галстуках, которые были обычно желтыми или бледно-зелеными.

— Ну, а возьми, к примеру, пробег, — продолжал он. — Тот, кто покупает подержанную машину, первым делом хочет знать, сколько миль она прошла. Так?

— Так, — ответил сын.

— Покупаю я старую развалюху, у которой на спидометре примерно сто пятьдесят тысяч миль. Беру ее, разумеется, за бесценок. Но кто же ее купит с таким пробегом? Между тем в наше время не вынешь спидометр и не открутишь цифры назад, как мы это делали раньше. Его так теперь монтируют, что невозможно что-то переделать, если только ты не какой-нибудь там чертов часовщик или еще кто-нибудь в этом роде. Так что же я делаю? Шевелю мозгами, парнишка, вот что я делаю!

— Как это? — в восхищении спросил юный Майкл. Похоже, он унаследовал любовь отца к мошенничеству.

— Я сажусь и спрашиваю у самого себя — каким образом можно изменить показание в сто пятьдесят тысяч миль и сделать так, чтобы было всего лишь десять тысяч, не разбивая при этом спвдометр? Разумеется, если бы я какое-то время поездил в этой машине задним ходом, то ясно, что это было бы то, что нужно. Цифры бы побежали назад, так? Но кому взбредет в голову ездить в чертовой машине тысячи и тысячи миль назад? Да никому!

— Конечно, никому, — согласился юный Майкл.

— Вот и я задумываюсь, — продолжал отец. — То есть, шевелю мозгами. Если уж имеешь отличные мозги, вроде моих, то ими надо обязательно шевелить. И вдруг ко мне приходит решение. Скажу тебе, в тот момент я чувствовал себя точно так же, как, наверно, тот умный парень, когда он открыл пенициллин. „Эврика! — закричал я. — Ну конечно же!“

— И что же ты придумал, папа? — спросил у него сын.

— Спидометр, — сказал мистер Вормвуд, — соединен проводом с одним из передних колес Поэтому прежде всего я отсоединяю провод в том месте, где он связан с передним колесом. Затем беру высокоскоростную электрическую дрель и соединяю ее с проводом таким образом, что когда сверло начинает вращаться, то вращается оно в обратном направлении. Понятно? Врубаешься?

— Да, папа, — сказал юный Майкл.

— Эти дрели вращаются с огромной скоростью, — продолжал отец, — поэтому как только я ее включаю, цифры начинают бежать назад с фантастической скоростью. При помощи высокоскоростной электрической дрели я за несколько минут могу сбросить со спидометра пятьдесят тысяч миль. А когда закончу, на спидометре останется только десять тысяч, и машина готова к продаже. „Да она почти новая, — говорю я клиенту. — И десяти тысяч не прошла. Одна пожилая дама ездила на ней раз в неделю за покупками“.

— А что, правда можно с помощью электродрели изменить показания на спидометре? — спросил юный Майкл.

— Я раскрываю тебе секреты торговли, — ответил отец. — Так что не вздумай кому-нибудь проболтаться. Ты ведь не хочешь, чтобы меня упекли в тюрягу, а?

— Никому не скажу, — произнес мальчик. — А ты со многими машинами такое делаешь, папа?

— Каждая машина, которая попадает в мои руки, проходит курс лечения, — ответил отец. — Им всем сбрасывается километраж до десяти тысяч, а то и меньше. Только после этого они выставляются на продажу. А самое главное, я сам все это придумал, — с гордостью прибавил он. — Я таким образом кучу денег заработал.

Матильда, которая все это время внимательно его слушала, сказала:

— Но, папа, это еще более нечестно, чем в случае с опилками. Это отвратительно. Ты обманываешь людей, которые тебе доверяют.

— Если тебе это не нравится, тогда не ешь ничего в этом доме, — ответил отец. — Тут все куплено на прибыль.

— Это грязные деньга, — сказала Матильда — Я их ненавижу.

На щеках отца выступили красные пятнышки.

— За кого, черт возьми, ты себя принимаешь? — вскричал он. — За архиепископа Кентерберийского? О честности мне тут проповедует. Ты всего-навсего глупая маленькая тупица, и у тебя нет абсолютно никакого представления о том, что мы говорим!

— Ты совершенно прав, Гарри, — сказала мать.

А Матильде она заметила:

— Как ты смеешь так разговаривать со своим отцом! А теперь закрой-ка свой ужасный рот, чтобы все могли спокойно посмотреть телевизор.

Ужинали они в гостиной перед телевизором. Тарелки стояли у них на коленях. Это были походные тарелки из фольги с отделениями для тушеного мяса, вареной картошки и горошка. Миссис Вормвуд жевала, не отрывая глаз от экрана; показывали американскую мыльную оперу. Миссис Вормвуд была крупной женщиной; волосы ее были выкрашены в платиновый цвет, однако корни волос были по цвету, как коричневые мыши. Она обильно пользовалась косметикой, а фигура у нее была такая, что казалось, она специально всю себя перепоясывает, чтобы тело не расплылось.

— Мама, — сказала Матильда, — можно я поужинаю в столовой и почитаю там книгу?

Отец вскинул на нее глаза.

— Нет, нельзя! — рявкнул он. — Ужин — семейное дело, и никто не выйдет из-за стола, пока он не закончится.

— Но мы не за столом, — сказала Матильда. — Мы никогда не садимся за стол. Мы всегда ставим еду на колени и при этом смотрим телевизор.

— А что плохого в том, что мы смотрим телевизор, могу я тебя спросить? — сказал отец. Голос его неожиданно стал вкрадчивым и угрожающим.

Матильда не решилась ответить ему и потому промолчала. Она чувствовала, как внутри у нее нарастает гнев. Она знала, что нельзя так ненавидеть родителей, но ей было очень трудно не ненавидеть их. Все, о чем удалось ей узнать из книг, открыло ей такие стороны жизни, которых ее родители никогда не знали. Если бы только они почитали Диккенса или Киплинга, то поняли, что жизнь — это нечто большее, чем мошенничество или сидение перед телевизором.

И еще. У нее вызывало негодование, что ей постоянно говорили о том, какая она тупая и глупая, ведь она знала, что это не так. Гнев ее все нарастал, и ночью она приняла решение. Она решила постоять за себя, если отец или мать будут вести себя жестоко по отношению к ней. Одна-две маленькие победы помогут ей стерпеть их выходки и не позволят сойти с ума. Ведь не забывайте, что ей еще не было и пяти лет, а человеку в таком возрасте трудно соперничать со всемогущими взрослыми.

После того, что произошло в тот вечер перед телевизором, список предполагаемых жертв возглавил ее отец.

ШЛЯПА И СУПЕРКЛЕЙ

На следующее утро, незадолго до того, как отец должен был отправиться в свой мерзкий магазин подержанных автомобилей, Матильда проскользнула в гардероб и взяла шляпу, которую он надевал каждый день. Для этого ей пришлось приподняться на цыпочки и с помощью трости подцепить шляпу с вешалки, и то она достала ее с трудом. Шляпа была с плоской круглой тульей, загнутыми кверху полями, и с пером сойки, воткнутым за ленту. Мистер Вормвуд очень гордился ею. Он полагал, что шляпа придавала ему лихой и бравый вид, особенно когда он надевал ее набекрень и облачался в яркий клетчатый пиджак с зеленым галстуком.

Держа шляпу в одной руке, а тоненький тюбик Суперклея в другой, Матильда очень аккуратно обмазала клеем внутреннюю кромку шляпы. Затем она снова повесила шляпу на вешалку с помощью трости. Она тщательно рассчитала всю операцию по времени, и клей намазывала как раз в тот момент, когда отец поднимался из-за стола, кончив завтракать.

Мистер Вормвуд ничего не заметил, когда надел шляпу, но, явившись в гараж, снять ее не смог. Суперклей — очень липучая вещь, такая липучая, что можно кожу содрать, отрывая то, что к ней прилипло. Мистер Вормвуд не хотел снимать с себя скальп, поэтому весь день был в шляпе, даже когда засыпал опилки в двигатель и изменял показания спидометра с помощью электродрели. Дабы сохранить лицо, он напустил на себя невозмутимый вид, надеясь, что его служащие подумают, будто он нарочно решил целый день быть в шляпе, как гангстер из какого-нибудь фильма.

Возвратившись вечером домой, он так и не смог снять шляпу.

— Какой же ты болван, — сказала ему жена. — Иди сюда. Я ее сниму.

Она попыталась сдернуть шляпу. Мистер Вормвуд издал крик, от которого задрожали оконные стекла.

— А-а-а! — кричал он. — Не делай этого! Отпусти меня! Ты кожу со лба сдерешь!

Матильда, уютно устроившись в кресле, с некоторым любопытством наблюдала за этим представлением поверх книги.

— Что случилось, папа? — спросила она. — У тебя что, голова распухла?

Отец метнул в сторону дочери взгляд, полный глубокого подозрения, но промолчал. Да и что он мог сказать? Миссис Вормвуд заметила ему:

— Наверно, это Суперклей. Ничего другого и быть не может. Пусть это будет для тебя уроком. С такими пакостями нужно обращаться осторожнее. Ты, вероятно, хотел приклеить еще одно перо на свою шляпу.

— Да не трогал я эту дрянь! — вскричал мистер Вормвуд. Он снова взглянул на Матильду, которая смотрела на него большими невинными глазами.

— Прежде чем иметь дело с опасными веществами, обязательно прочитай, что написано на тюбике, — говорила ему миссис Вормвуд. — Всегда все делай по инструкции.

— Что ты такое несешь, глупая курица? — закричал мистер Вормвуд, хватаясь за края шляпы, чтобы никто не попытался снова сорвать ее. — Ты думаешь, я специально приклеил ее к голове?

— Тут недалеко живет один мальчик, — сказала Матильда, — который, сам не зная что делает, намазал палец Суперклеем, а потом засунул палец в нос.

Мистер Вормвуд подскочил на месте.

— И что с ним стало? — захлебываясь от возбуждения, проговорил он.

— Палец застрял в носу, — ответила Матильда, — и ему пришлось целую неделю так проходить. Ему говорили: „Прекрати ковырять в носу“, — а он ничего не мог поделать. Выглядел он ужасно глупо.

— Так ему и надо, — сказала миссис Вормвуд. — Он вообще не должен был засовывать палец в нос. Это скверная привычка. Если бы всем детям смазывали пальцы Суперклеем, они бы быстренько избавились от нее.

— Взрослые тоже это делают, мама, — заметила Матильда. — Я вчера видела, как ты на кухне ковыряла в носу.

— Ну ладно, довольно, — сказала миссис Вормвуд, розовея.

Мистер Вормвуд вынужден был просидеть в шляпе перед телевизором в продолжение всего ужина. Он выглядел смешно и за весь вечер не произнес ни слова.

Укладываясь спать, он попытался еще раз снять эту штуковину. Пыталась это сделать и его жена, но шляпа не поддалась.

— Как же я буду принимать душ? — спросил он.

— Обойдешься без душа, — ответила ему жена. Потом, глядя, как ее муж, этот тощий маленький человечек, пробирается тайком вдоль кровати в своей пижаме в фиолетовую полоску и в шляпе на голове, она подумала — как же глупо он выглядит. Не о таком муже мечтает женщина, отметила она про себя.

Мистер Вормвуд пришел к заключению, что если с головы не снимается шляпа, то самое худшее — это то, что в ней приходится спать. Невозможно удобно устроиться на подушке.

— Да прекрати же ты ворочаться, — сказала ему жена после того, как он целый час крутился и вертелся. — К утру она будет сидеть свободно, а потом легко сама сползет.

Но и к утру она не сидела свободно и не желала сползать.

Тогда миссис Вормвуд взяла ножницы и срезала эту штуку с его головы по кусочкам, начиная с тульи и переходя к полям. Там, где шляпа прилипла к волосам, ей пришлось срезать волосы до самой кожи, так что в результате вокруг головы образовалось лысое белое кольцо, и он сделался похожим на монаха. А на лбу, где шляпа прилипла прямо к коже, осталось целое множество коричневых лоскутков, которые никаким количеством воды нельзя было смыть.

За завтраком Матильда сказала ему:

— Ты должен убрать эти кусочки со лба, папочка. Глядя на тебя, можно подумать, будто по тебе ползают какие-то маленькие коричневые насекомые. Люди могут подумать, что у тебя вши.

— Замолчи! — рявкнул отец. — Захлопни свой поганый рот!