Бычки в томате

* * *

Гости, с которыми еще до их появления возникло столь­ко заморочек, приехали через четыре часа после состоявше­гося, наконец, разговора с Ханей. Она звонить и не думала, это мне с превеликим трудом удалось ее поймать. Как я и предполагала, они со Збышеком наверстывали упущенное и совершенно погрязли в светской жизни, дома почти не бы­вая. На мой вопрос, как положить спать: порознь или вме­сте этих двоих, жутко смущенная Ханя ответила, что поня­тия не имеет.

— Я эту сторону их личной жизни не знаю, — оправдыва­лась она. — Они друг друга любят, наверняка спят вместе, но, возможно, это теперь еще и от погоды зависит.

— Как это? Их сексуальная жизнь зависит от солнечной активности или направления ветра?

— Ой, тебе все бы шутить! Я имею в виду дождь, влаж­ность, а от этого ревматизм, ты понимаешь, поломанные ко­сти очень болят...

— Дождя я не гарантирую, Дания в этом отношении, ко­нечно, ближе к Англии, но пока погода хорошая. Может, ты знаешь, что они едят?

Ханя удивилась.

— Как что? То же, что и все нормальные люди. Они не ве­гетарианцы, ничего такого за ними не замечала, может, китайскую кухню любят или рыбу? Привередничать уж точно не будут!

Я закончила разговор, нажала кнопку отбоя и отправилась в сад, где Алиция срезала сухостой, в котором я с завистью узнала прошлогодние шпорники, а это мои любимые цветы. Изложение сути разговора с Ханей много времени не потре­бовало.

Алиция выпрямилась и, постанывая, принялась массиро­вать поясницу, предварительно подкинув мне охапку сухих стеблей шпорника.

— Брось это поближе к твоим дровам. Теперь ты понима­ешь, что Ханя, конечно, милая девушка, но иногда очень ме­ня раздражает, где я им китайские блюда возьму? А рыбу са­ма жарь, я — ни за что!

— В огонь бросить сухостой? А насчет рыбы что-то не го­рю желанием

— В огонь, но не сейчас, пусть подсохнет. О дожде в про­гнозе ничего не было, надеюсь, хорошая погода еще постоит.

Я заботливо подгребла сушняк к своей куче, приговорен­ной к сожжению.

— Смотри, какая Мажена умница, придумала сразу два ва­рианта. Ну, что будем делать?

— Не знаю. Конечно, она умница.

До нас донесся звонок телефона. Я пошла в дом, телефон смолк, но тут же опять зазвонил. Я сняла трубку, поговорила и отправилась докладывать Алиции:

— Вот, пожалуйста, покой нам только снится. Эльжбета спрашивает, можно ли ей приехать послезавтра с актуальным женихом, неким Олафом, шведом. Знаешь такого?

— Не знаю я никакого Олафа, наверное, это ее последний. Что же делать? Ладно, пусть приезжают, хотя... Как раз сейчас? Я ее очень люблю и так давно не видела... А еще кофе не пила.

— Слушай, брось эти сельхозработы, вон как тебя скрю­чило. Я пошла чайник ставить, и вообще надо посоветовать­ся. Я ее тоже люблю, поэтому ей сама и ответила, насколько понимаю, правильно.

Гости у Алиции возникали сами по себе, естественным пу­тем, но теперь случай был исключительный, и эта свежесросшаяся и раздираемая чувствами Юлия наверняка потребует некоторого внимания. Где-то на нашем горизонте послыша­лись пока еще отдаленные раскаты ответственности.

Мы уселись за стол.

— С другой стороны, даже жалко, что Эльжбета приедет только послезавтра, — призналась Алиция. — Лучше бы прямо сегодня.

Заявление было понятно. Эльжбета была медсестрой, рабо­тала в Стокгольме, где параллельно окончила соответствующие курсы и получила шведское гражданство. Ее присутствие было бы весьма кстати при наличии такой гостьи-инвалидки. Невзи­рая на свою ослепительную красоту, замуж она пока не вышла, как мы подозревали, от лени, так как кроме своей работы, ко­торую она любила и к которой относилась очень серьезно, вся­ких прочих усилий Эльжбета весьма ловко и старательно избе­гала. А муж, как его ни крути, это не что иное, как дополни­тельные обязанности. Зато ротация женихов била все рекорды.

— Послезавтра тоже ничего. Лучше поздно, чем никогда.

— Ты случайно не знаешь, где мне их положить?

— Кого?

— Эльжбету с Олафом.

— У меня двуспальная кровать, — напомнила я, пораски­нув мозгами. — Мне переехать?

— Спятила? Ты хоть представляешь, что у тебя творится под кроватью?

— Понятия не имею. Представить могу все, что угодно, вплоть до противотанковых гранат. Надеюсь только, что там нет никакой живности. А что?

Алиция допила кофе, заглянула в пустую чашку, нашла ощупью на столе половинку сигареты и задумалась.

— Нет, живности нет. А вообще не помню точно, но мно­го всего.

— Ну и не заморачивайся. Сама матрасами хвалилась. Дай им эти матрасы, и пусть себе разложат их в ателье: Эльжбета уже спала на катафалке и к ателье привычная. А кроме то­го, знает тебя с детства, так что ничему не удивится.

— Отличная мысль, — похвалила меня подруга, и мы при­нялись совместными усилиями решать проблему еды.

Должна признать, с такой проблемой нам пришлось столк­нуться впервые. В доме Алиции всегда были самые разнообраз­ные продукты — салаты, копчености, сыры, обязательно хлеб и масло, а также ее любимые яйца и картошка. Ну и, конечно, замороженные полуфабрикаты. Сунул в микроволновку, и го­тово. Опять же помидоры, салат, паприка, плюс красное вино и пиво. Возможно, на полк оголодавших солдат этого и не хва­тило бы, но солдаты у нее никогда на постой не напрашива­лись. Восемь гостей это вообще не проблема, не говоря уже о двух. И с чего мы вдруг взяли, что с кормежкой могут возник­нуть трудности, только господь ведает, ведь не может один ор­топедический выздоравливающий жрать за десятерых?

К тому же я никогда до сих пор особо не вникала в тонко­сти домашнего хозяйства Алиции, независимо от того, сколь­ко и какого народу у нее гостило, разве что она сама о чем-ни­будь спрашивала или советовалась. В редчайших случаях. Про­сто я покупала разные вещи по своему усмотрению. Уборка и прочие домашние хлопоты у меня никогда энтузиазма не вы­зывали, но где лежат книги, полотенца и туалетная бумага, я знала. Что же касается остального имущества, то хоть на кры­шу его затащите, мне без разницы. А тут мы ни с того ни с се­го все вместе этим вопросом вдруг озаботились. К чему бы это?

В процессе всех этих рассуждений я вдруг вспомнила, что у нас кончилось молоко. Взглянув на часы, я поняла, что если сей момент не побегу в магазин, то уже не куплю. Потому и побежала.

Тут как раз Ханины протеже и заявились.

Выйдя из магазина и свернув за угол, я увидела перед до­мом Алиции машину, из которой вылезали занятные мужчи­на и женщина. Я притормозила и принялась наблюдать за ни­ми с огромным интересом. Мужик живенько сновал взад-впе­ред. Очень даже ничего себе мужчинка, в норме, высокий, чуть полноватый, почти брюнет с короткой бородкой. Одной рукой он извлекал чемоданы из багажника, другой помогал жене выбраться из машины. Та с трудом вышла, медленно выпрямилась. На резвую козочку она не походила, но и с ин­валидным креслом не ассоциировалась. Среднего роста, стройная и какая-то жутко пропорциональная. Вот уж у ко­го наверняка нет проблем с покупкой готовой одежды! Лица я не разглядела, зато волосы! Черные, до плеч, вьющиеся от природы. Буйная грива, целая копна! Я всю жизнь завидова­ла женщинам с такими волосами, цвет не имеет значения, главное — количество и качество.

До калитки она дошла самостоятельно с одной только не­большой сумкой на плече. Но передвигалась медленно и как-то скованно, можно сказать, с трудом, однако ни на что не опираясь. Зато следовавший за ней Ромео... Вот черт! Я толь­ко теперь сообразила, что Ханя не назвала его имени. Жена — Юлия, а он кто? Спрашивать было неудобно, но если они не представятся как нормальные люди, то придется.

Ромео пер на себе часть багажа: чемодан, дорожную сум­ку и многочисленные пакеты. Один упустил, и оттуда выпала какая-то банка. За пакетом он вернулся, а банки не заметил, Юлия тоже, она уже подошла к калитке, но обернулась, под­жидая мужа. Я опять замедлила ход, и правильно сделала, так как Ромео через минуту прискакал опять, выгреб из авто ос­тавшееся барахло, плащи, зонт, обежал рысцой машину, за­крыл ее, опять обежал, проверяя все дверцы и багажник, и окончательно скрылся в доме. Падение банки осталось неза­меченным, так как она закатилась в низенькую и реденькую, но жутко колючую живую изгородь Алиции.

Теперь и я могла войти. По пути я бросила взгляд на свою машину, соображая, закрыта ли она? Но проверять не стала, тихо радуясь, что я в Дании, а не, к примеру, в Турции. Или на обожаемой родине. Мимоходом я прихватила и банку, до которой дотянулась без угрозы для жизни с другой стороны изгороди. Взглянула и обомлела: Матерь Божья, да это ведь «Бычки в томате»!

Еще совсем недавно это был один из немногих, реально доступных в Польше продуктов. Как же-с, как же-с, такое не забывается! «Бычки в томате» и плавленые сырки! Ну и, ес­ли очень повезет, вдобавок к ним тушенка. Еще недавно в целях экономии мои дорогие соотечественники путешество­вали по Европам со своим сухим пайком. Правда, в послед­нее время сей народный обычай стал сходить на нет, да и бычки куда-то пропали. Вообще с долгоиграющими продук­тами всегда была напряженка. Помнится... Когда же это бы­ло? Пару лет назад довелось мне из первых уст слышать ис­торию о двух пареньках, которые отправились в гости к род­ственникам. Да, точно, один из вояжеров потом плакался после мне в безрукавку...

Приглашения от родни были чистой формальностью. По сути, они находились в свободном полете и рассчитывать мог­ли исключительно на себя. Парни запаслись подходящей жратвой, а именно: целым кругом краковской колбасы, тол­стенным, как полено. Как ни странно, рассеянные по всему миру родные, знакомые и друзья оказались на редкость гос­теприимными людьми, поэтому парни свой запас не только не тронули, но, наоборот, с энтузиазмом предавались чрево­угодию, знакомясь с блюдами народов мира. Понятное дело, из тех, что подешевле... Таким образом объехали они со сво­ей неприкасаемой колбасой солидную часть Италии, пол-Франции, шматок Англии и добрались, наконец, до Дании. Здесь у них знакомых не оказалось, поэтому, проев послед­ние деньги, наши путешественники уже на обратном пути, на пароме, изрядно проголодавшись, решили почать свой НЗ и достали из чемодана заветную колбаску.

И тут стало понятно, что сие изделие отечественной пи­щевой промышленности сработано на века. Уж если копче­ность, так копченость. О том, чтобы просто эту колбаску по­резать, нечего было и мечтать. Здесь даже бензопила бы не помогла, вот разве что палач с плахой и топором мог приго­диться, чтобы разрубить ее хотя бы пополам. Да и то не факт, что удалось бы, не говоря уж о том, что на пароме почему-то этих необходимейших в повседневной жизни приспособле­ний не оказалось! А предлагаемые сердобольными попутчи­ками перочинные ножики, штопоры и открывалки выгляде­ли рядом с нашим краковским монстром как детские игруш­ки. Жаль, что не нашлось под рукой крупной собаки.

Парни чуть не рыдали в бессильной злобе. Наконец, зави­дев на горизонте контуры отчизны, запулили эту прелесть за борт, решив, что если уж человек без еды может продержать­ся сорок дней, то до родного берега они теперь дотянут и без всякой краковской. Ну, и дотянули, живые и здоровые, но злые были, как черти.

Зато супруги Ромео и Джульетта, судя по этикетке на бан­ке, явно были людьми предусмотрительными и экономными. И все-таки «Бычки в томате» — это слишком! Ведь если эти консервы — ближайшие родственники краковской колбасы, только родом из Советского Союза и закатанные в танковую броню, то чем эти скопидомы собираются ее вскрывать? Взя­ли с собой открывалку?

Поглощенная воспоминаниями, я сунула банку в сумку с молоком и дочапала-таки до дома Алиции. Но входить не спешила: терпеть не могу заваруху с приемом гостей. От своего-то приезда еще не оправилась, чтобы в чужой встревать. Мужик у них есть, пусть тягает, разместятся, Алиция их обез­движит... Тьфу, черт! Все не так-то просто, не спросит же она с порога, как они спят, вместе или порознь? Бестактные во­просы — это скорее по моей части. Ничего не поделаешь, при­дется встрять, одинаково их не знаем, что она, что я...

В прихожей меня ждал сюрприз. Ромео с энтузиазмом обцеловывал Алицию, которая, я это сразу поняла, от неожи­данности не успела отскочить. Батюшки-светы, ну и живчик... А она, никак, одеревенела от такого натиска?

Юлия стояла у стола, опираясь на спинку стула, и любо­валась цветочным буйством на окне, багаж валялся посреди салона. Я сочла своим долгом вмешаться и взревела, что твоя иерихонская труба:

— Добрый вечер!

Алиция, оскалив зубы в неком подобии любезной улыбки, которая была бы уместна на лице радушной хозяйки, а в дей­ствительности скрывала самое обыкновенное бешенство, по­пыталась меня представить прибывшим, но Ромео ее не слу­шал. Он оглянулся, разжал объятия и кинулся на новую жерт­ву, то есть на меня.

К счастью, я была обременена сумками: в одной два паке­та молока и довесок в виде консервной банки, во второй — пиво, купленное в состоянии прострации. Потрясая покла­жей, я сделала любезное лицо и начала извиняться, что у ме­ня заняты руки, но пылкий гость видал мои руки в гробу и готов был заключить меня в объятия вовсе без рук...

Однако просчитался, не на таковскую напал. Есть у меня один кузен с подобными замашками, на котором я уже дав­но отработала методы против телячьих нежностей. Ловко от­биваясь тяжеленными сумками, я показала Ромео пару класс­ных приемов бесконтактного общения и прорвалась к холо­дильнику, чтобы заняться логистикой. Благодаря этому мне удалось отделаться счастливой улыбкой.

Вступительную речь Ромео целиком и полностью взял на себя. Она включала благодарность за приглашение и нижай­шие извинения за доставленные неудобства... Он так много слышал о нас от Хани и Збышека, его близких друзей! Он ко­нечно и мечтать не мог о дружбе с Алицией, но кто знает... Что за прелестный дом, прелестная страна, умеренный кли­мат! Нет жуткой жары, что стоит в Европе, хотя он жару лю­бит, а тропики обожает, прямо-таки наслаждается солнеч­ным теплом, льющимся с небес, и просто в восторге, что мо­жет познакомиться с нами лично в такой неофициальной, располагающей обстановке...

У меня возникли сомнения, что ему удастся когда-нибудь остановиться без вмешательства со стороны. А в том, что Али­ция не станет его прерывать, я была уверена на все сто. Как же, бонтонное воспитание, ничего не поделаешь! Да и долгое пребывание среди известных своей обходительностью датчан не могло остаться без тяжелых последствий. Юлия по-прежнему стояла опершись руками на спинку стула и разгляды­вая стоявшие на подоконнике цветочки.

Общество ведра с компостом за спиной мне наскучило, и я решила поучаствовать в общей оживленной беседе. В кон­це концов, могу же я себе позволить невоспитанность?

— Вы уже решили, как будете спать? — обратилась я к гос­тям со всей возможной учтивостью, но уж точно не тихо. — В двух комнатах или в одной? Вот та, — я ткнула пальцем в нужном направлении, — в этом доме самая большая.

— Как скажете. — Юлия отозвалась вежливо, чтобы не ска­зать смиренно. — Можно мне сесть?

— Конечно, конечно, пожалуйста.

Я быстренько подвинула ей стул, так как она уже собра­лась усесться на место Алиции. А место Алиции у самой сте­ны — это святое и принадлежит только ей. Но кто же станет сгонять с него только что оправившуюся после тяжких травм гостью? С учетом явно и открыто надвигавшейся на нас эпи­демии китайских церемоний и реверансов — никто. К тому же ответ Юлии никуда не годился в силу его бессодержатель­ности. Новых данных — ноль. Мое терпение лопнуло.

— Позвольте объяснить, где у нас что находится, — ска­зала я, сопровождая свои слова жестом гида. — Вот там дву­спальная кровать, она очень широкая, но стоит у стены, и вам, может быть, неудобно будет на ней лежать вдвоем. А в другой комнате кровать односпальная, для разнообразия — очень узкая. Решайте сами, где вам удобнее, это зависит от того, к чему вы привыкли. Не хочу показаться невежливой, но Ханя намекнула, что вы не совсем здоровы, отсюда и на­ши сомнения.

Алиция вдруг резко сорвалась с места и двинулась на кух­ню, делая вид, что продолжает внимательнейшим образом слушать мою речь. Притворялась она не слишком удачно, за­то весьма натурально споткнулась об один из чемоданов, сто­явших на полу посреди салона. Юлия беспомощно молчала, зато Ромео мгновенно сменил пластинку, выдвинув на пер­вый план тему извинения за причиняемые неудобства

Тут я сообразила, что если они займут две комнаты, то Эльжбете с Олафом придется бросить якорь в ателье Алиции, а если не им, то мне. Я против ничего не имела, но беда в том, что комната с телевизором была проходной, и располо­жившимся в ателье, чтобы попасть в кухню или ванную, при­дется обходить дом по саду, независимо от того, кто это бу­дет, я или Эльжбета с Олафом. Ну уж нет! Ханя дом Алиции видела, она знала, что делает, когда к нам этих гостей отфут­боливала. Должен же, черт возьми, кто-то принять решение!

Трудно сказать, с кем и как я могла бы в этот момент ис­портить отношения, но Судьба вдруг смилостивилась и нис­послала нам Мажену, которая как раз вовремя показалась в прихожей.

— Добрый всем вечер, можно войти? Кажется, мы сооте­чественники?

— Входи, входи, — обрадовалась Алиция и повернулась к нам с видом хозяйки светского салона. — Это моя подруга Мажена, она очень талантливый музыкант...

Не успела она толком представить Мажену, как на ту не­ожиданно обрушилась целая лавина эмоций — мужские объ­ятия и приветственные поцелуи. Они застали ее врасплох, но, несмотря на это, Мажена успела частично увернуться с ли­нии атаки, однако это ей не помогло. Последний звонкий по­целуй она получила в шею. Кошмар!

— Знакомьтесь, это пани Юлия, — сказала Алиция, когда улеглась пыль поцелуев.

На этом церемония представления, собственно говоря, и закончилась, что не удивительно, поскольку ни фамилии, ни настоящего имени гостя мы так и не узнали. У меня сложи­лось впечатление, что Алиция с трудом удержалась, чтобы не назвать его «Ромео».

Мажена первой оправилась от шока, тут же овладела ситу­ацией и развила бурную деятельность. Ловко скрывая тот факт, что вообще не была приглашена на поздний обед или, если угодно, ранний ужин, она разложила стол, достала вьетнамские салфетки и поинтересовалась, где дорогие гости будут спать.

Я краем глаза заметила, что кора с червяками по-прежне­му обретается на кухонном столе рядом с пепельницами. На­верное, у Алиции имелись насчет этих жучков какие-то осо­бые планы, о которых мне пока ничего не было неизвестно.

— Положим их в комнате, где телевизор, — предложила я, глядя на Мажену. — А для Эльжбеты и Олафа зарезервируем дальнюю.

— А ты?

— А я перееду в среднюю комнату. Завтра, сегодня мне лень.

— Вот и отлично. Давайте ваш багаж туда сразу и отнесем, чтобы не торчал посреди салона. Алиция, ты не против?

— Ладно, — согласилась хозяйка и обратилась к гостю: — Прошу вас, покажу, куда идти.

Мы с Маженой от удивления застыли, как громом пора­женные. А гость тем временем заливался соловьем, аккомпа­нируя, так сказать, словесно нашему деловому разговору. Мы узнали, что Ромео обожает музыку, мало того, безмерно вос­хищается сим приютом музыкантов, то бишь домом Алиции. Он восторгался Маженой и все пытался угадать, на чем же она играет, на флейте или гитаре? Мне страшно захотелось подсунуть ему в качестве идеи гусли или охотничий рожок, но я вовремя сообразила, что Мажена за такие номера мо­жет нанести увечья средней тяжести. Мы его практически не слушали, озадаченные словом, вернее, поведением Алиции. Не послышалось ли нам?

Никто из нас, понятное дело, к чемоданам не притронул­ся. Алиция соизволила раздвинуть створки двери и милости­во показать пальцем, куда всю эту кучу следует переместить. Ромео послушно перенес вещи в комнату, демонстрируя си­лы немереные, а параллельно с этим делясь с нами информа­цией о полученном в детстве музыкальном образовании. Юлия продолжала молча сидеть за столом все с тем же лю­безным выражением лица.

Назад, к холодильнику, мы пробрались через сортир и ван­ную, чтобы не шуршать у нее за спиной, а то, не дай бог, подумает еще, что нам мешает. Впечатление гостья производи­ла приятное, но застыла в такой напряженной позе, будто из последних сил пыталась сохранить вертикальное положение, видимо, она мучилась, но терпела. Честно говоря, на диване или в кресле в салоне ей было бы удобнее.  

Извлекая из холодильных недр салаты и ветчину, мы пе­реглянулись.

— Ты слышала то же, что и я? — спросила Мажена сцени­ческим шепотом.

— Ушам не верю! Она обратилась к нему на «вы»! Вид­но, что-то почуяла. И заметь, что сейчас я говорю больши­ми буквами.

— Такое раньше было?

— Так давно, что уже и не помню. А чтобы здесь, в Биркерёде, да еще по отношению к гостям! Да ни в жизнь!

Мажена, явно волнуясь, покачала головой и сделала озада­ченное лицо.

— Да уж. Прямо и не знаю, доставать картошку или нет?

— Доставай, деваться все равно некуда В крайнем случае, куплю завтра чищеную. А как будем подавать, в холодном виде?

— Давай разогреем в микроволновке... Вы что, не догово­рились?

— Не успели до конца. Кажется, у нее где-то курица была...

Мы умудрились в ударном темпе переработать и подать на стол часть Алициных запасов, в том числе ее бесценную картошку, которую она при других обстоятельствах могла для нас пожалеть. Подмеченная нами у Алиции тревожная ано­малия так нас выбила из колеи, что это затмило собой недав­нюю пламенную сцену встречи в прихожей.

Впервые за многие годы Алиция обратилась к своим гос­тям, величая их на «вы». В Дании все говорят друг другу «ты», независимо от того, министр ли общается с дворником или почтальон с аристократкой. Я своими ушами слышала, как тыкали друг другу, едва познакомившись, профессор Королевской академии архитектуры и самый обыкновенный плот­ник. Алиция же, со свойственным ей дружелюбием, вообще не признавала никакой другой формы обращения, поэтому ее сегодняшнее поведение потрясло нас до глубины души. По­веяло страшной тайной.

Алиция покончила наконец с делами по хозяйству, верну­лась к столу и сразу отметила у Юлии неважнецкое состоя­ние. А поскольку в ней всегда дремала сестра милосердия, она тут же погасила дежурную улыбку, сделала серьезное лицо и предложила гостье перейти в салон, перед этим предложив ей на выбор кофе, чай, сок и напитки. Юлия выбрала кофе. При этом Алиция обращалась с ней почти нежно, а все ос­татки раскаленной лавы из вулкана своего недовольства вы­плеснула на нас с Маженой.

— Что вы мечетесь, как заполошные? Могли бы и кофе че­ловеку подать, — сказала она с осуждением в голосе и уже совсем другим тоном обратилась к Юлии: — Если вам нужно кое-куда, то это здесь, по пути...

— Спасибо, — ответила Юлия и направилась в коридор.

Я решила считать слова, которые она произносит, так как заметно было, что по акустической части у них лидирует Ро­мео. Мы тут же воспользовались отсутствием в салоне гостей, чтобы провести летучку на предмет еды. Алиция слушала нас рассеянно и согласилась со всеми нашими предложениями за одним исключением: никакого вина! Пиво можно. На моло­ко эмбарго тоже не распространялось.

И она удалилась в салон, унося с собой две чашки кофе и сливки. Сахарница стояла там постоянно. Мы с Маженой пе­реглянулись. Ого! Что-то будет...

Юлия вышла из туалета. Медленно, с нескрываемым тру­дом, добралась до салона и элегантно опустилась в кресло средней мягкости, зато очень удобное. После этого явила нам одно из своих достоинств: обнаружилось, что она пьет кофе без сахара, только чуть-чуть добавив молока.