Дары смерти (перевод Snitch)

— А что… есть ещё?

— Ещё? — засмеялся Гарри. — Кроме тех двух, которые напали на нас? Ты это имеешь в виду? Конечно, их сейчас сотни, может, тысячи, раз они питаются страхом и отчаянием…

— Хорошо, хорошо! — взорвался дядя Вернон. — Мысль ясна…

— Надеюсь, — сказал Гарри, — потому что, как только мне исполнится семнадцать, они все: Пожиратели смерти, дементоры, может быть, даже инферии — заколдованные темным волшебником трупы — смогут найти вас и наверняка нападут. А если вы вспомните, как пытались в последний раз скрыться от волшебников, то, я думаю, вы согласитесь, что вам нужна помощь.

Наступила короткая тишина, в которой как будто через года отдалось далёкое эхо грохота выбиваемой Хагридом деревянной двери. Тетя Петуния смотрела на дядю Вернона, Дадли уставился на Гарри. Наконец дядя Вернон выпалил:

— А как на счет моей работы? Как на счет учебы Дадли? Не думаю, что такие вещи что-то значат для кучки тунеядцев-волшебников…

— Вы что, не понимаете? — заорал Гарри. — Они будут вас пытать, а потом убьют, как убили моих родителей!

— Пап, — громким голосом сказал Дадли, — Пап… Я пойду с людьми из этого Ордена.

— Дадли, — произнес Гарри, — впервые в жизни ты сказал что-то умное.

Он знал, что бой выигран. Если Дадли испугался так, что готов принять помощь Ордена, его родители не оставят его. О том, чтобы быть разлученными с их Даддикинсом, не могло быть и речи. Гарри взглянул на дорожные часы на каминной полке.

— Они будут здесь где-то через пять минут, — сказал он и, так и не дождавшись ответа, вышел из комнаты. На предстоящее расставание — скорее всего, навсегда — с тетей, дядей и двоюродным братом Гарри смотрел достаточно радостно, но в воздухе все-таки витала некая неловкость. Что говорят друг другу после шестнадцати лет взаимной неприязни?

Вернувшись в спальню, Гарри бесцельно повозился с рюкзаком, а затем пропихнул Хедвиге в клетку пару орехов для сов. Они с глухим стуком упали на дно, но Хедвига не обратила на них никакого внимания.

— Мы скоро уедем, правда, скоро, — сказал ей Гарри. — И тогда ты снова сможешь полетать.

Позвонили в дверь. Гарри поколебался, а потом выбежал из комнаты и спустился вниз по лестнице. Это было бы слишком — ожидать, что Гестия и Дедал поладят с Дурслями без посторонней помощи.

— Гарри Поттер! — взволнованно пропищал голос, стоило Гарри открыть дверь. Крошечный человечек в лиловом цилиндре склонился перед ним в глубоком поклоне. — Как всегда, большая честь!

— Спасибо, Дедал, — сказал Гарри, слабо и смущенно улыбнувшись темноволосой Гестии. — Спасибо, что вы согласились помочь… Они в той комнате: мои тетя, дядя и двоюродный брат…

— Добрый вам день, родственники Гарри Поттера! — весело воскликнул Дедал, входя в гостиную большими шагами. По виду Дурслей было ясно, что они совсем не рады подобному обращению. Гарри почти ожидал, что они снова передумают. При виде ведьмы и волшебника Дадли прижался ближе к матери.

— Вижу, вы уже собрались и готовы ехать. Отлично! План, как уже говорил вам Гарри, прост, — сказал Дедал, вынимая из жилетки огромные карманные часы и внимательно смотря на них. — Мы уедем до отъезда Гарри. Из-за опасности использования магии в вашем доме — поскольку Гарри еще не достиг совершеннолетия, это может дать Министерству повод арестовать его, — мы отъедем, скажем, миль на десять, а потом дизаппарируем в безопасное место, которое мы подыскали для вас. Вы же знаете, как водить машину, я полагаю? — вежливо уточнил Дедал у дяди Вернона.

— Знаю, как?.. Конечно, я, черт возьми, знаю, как водить машину! — заикаясь от возмущения, проговорил дядя Вернон.

— Вы очень умны, сэр, очень умны! Лично я бы голову сломал на этих кнопочках и ручках, — сказал Дедал. Ему, очевидно, казалось, что он польстил Вернону Дурсли, который явно все больше разочаровывался в предложенном ему плане с каждым новым словом Дедала.

— Даже водить не умеет, — еле слышно пробормотал он, и его усы возмущенно всколыхнулись, но, к счастью, ни Дедал, ни Гестия его не услышали.

— Ты, Гарри, — продолжил Дедал, — будешь ждать здесь своей охраны. План несколько изменился…

— Что вы имеете в виду? — тотчас спросил Гарри. — Я думал, придет Грюм и переправит меня при помощи примыкающей аппарации?

— Не может, — обрывисто сказала Гестия. — Грюм объяснит.

Дурсли, слушавшие весь разговор с выражением полного непонимания на лицах, подпрыгнули, когда чей-то громкий голос проскрежетал: «Поторапливайся!» Гарри оглядел всю комнату, пока не понял, что голос шел из карманных часов Дедала.

— Совершенно верно, у нас очень плотный график, — кивнул часам Дедал и засунул их обратно в жилетку. — Мы пытаемся сделать так, чтобы твое отправление из дома совпало с дизаппарированием твоей семьи, Гарри. Таким образом, чары пропадут в тот момент, когда вы все будете направляться в безопасное место. — Он повернулся к Дурслям. — Что ж, мы собрались и готовы ехать?

Ему на это никто ничего не ответил. Дядя Вернон все еще с ужасом глядел на оттопыренный карман жилетки Дедала.

— Наверное, нам следует подождать в прихожей, Дедал, — вполголоса сказала Гестия. Она явно чувствовала, что будет бестактно оставаться в комнате, пока Гарри и Дурсли говорят друг другу последнее нежное «прощай» и, возможно, плачут.

— Не надо, — пробормотал Гарри.

— Ну что ж, тогда до свиданья, парень, — громко сказал дядя Вернон, сделав дальнейшие объяснения ненужными.

Он поднял руку, чтобы пожать руку Гарри, но в последний момент, похоже, понял, что не в силах это сделать, и просто сжал кулак и начал качать им туда-сюда, как метрономом.

— Готов, Диди? — спросила Петуния, суетливо проверяя, хорошо ли закрыта ее сумочка, чтобы не смотреть на Гарри.

Дадли не ответил, но остался стоять с приоткрытым ртом, слегка напомнив Гарри гиганта Граупа.

— Пошли тогда, — сказал дядя Вернон.

Он уже почти дошел до двери гостиной, когда Дадли пробормотал:

— Я не понимаю.

— Что ты не понимаешь, пупсик? — спросила Петуния, взглянув на сына.

Дадли поднял огромную мясистую руку и указал на Гарри.

— Почему он не едет с нами?

Дядя Вернон и тетя Петуния замерли и уставились на Дадли, будто он только что изъявил желание стать балериной.

— Что? — громко переспросил дядя Вернон.

— Почему он тоже не едет? — спросил Дадли.

— Ну, он… не хочет, — сказал дядя Вернон, обернулся и, окинув Гарри мрачным взором, добавил. — Ты же не хочешь, верно?

— Не испытываю ни малейшего желания, — ответил Гарри.

— Вот, пожалуйста, — сказал дядя Вернон Дадли. — А теперь поторапливайся, мы уезжаем.

Дядя Вернон решительно вышел из комнаты. Они услышали, как открылась входная дверь, но Дадли не сдвинулся с места и тетя Петуния, сделав несколько неуверенных шагов, тоже остановилась.

— Что на этот раз? — прорычал дядя Вернон, снова появляясь в дверях.

Казалось, Дадли одолевают мыслм, которые слишком сложно выразить словами. Через несколько секунд явно мучительной внутренней борьбы он произнес: «Куда же он пойдет?»

Тетя Петуния и дядя Вернон взглянули друг на друга. Было ясно, что Дадли их пугает. Гестия Джонс нарушила наступившую тишину.

— Но… Неужели вы не знаете, куда едет ваш племянник? — растерянно спросила она.

— Конечно, знаем, — ответил Вернон Дурсли. — Он едет с такими, как вы, не так ли? Ладно, Дадли, пошли садиться в машину, ты слышал, что тебе сказали, мы торопимся.

И снова дядя Вернон решительно пошел ко входной двери, однако Дадли не последовал за ним.

— Едет с такими, как мы?

Гестия выглядела возмущенной. Гарри уже сталкивался с такой реакцией: ведьм и колдунов ошеломляло, что самых близких оставшихся родственников знаменитого Гарри Поттера так мало заботила его судьба.

— Все нормально, — успокоил ее Гарри. — Это неважно, честно.

— Неважно? — намного громче повторила Гестия. — Неужели эти люди не понимают, как много ты пережил? Не понимают, какой опасности ты подвергаешься, Какое особое место ты занимаешь в сердцах тех, кто борется против Вольдеморта?

— Э-э-э… Нет, не понимают, — ответил Гарри. — Они считают меня хламом, но я уже привык, на самом деле…

— Я не считаю тебя хламом.

Если бы Гарри не видел, как двигаются губы Дадли, он бы не поверил тому, что услышал. Но поскольку все так и было, он таращился на Дадли несколько секунд, пока не признал, что это все-таки сказал его двоюродный брат. Об этом свидетельствовало, например, то, что Дадли покраснел. Гарри и сам смутился и был изумлен.

— Ну… э-э-э… Спасибо, Дадли.

И снова показалось, что Дадли мучается со слишком глубокими для выражения мыслями. В конце концов он промямлил:

— Ты спас мне жизнь.

— Не совсем, — сказал Гарри. — Дементоры забрали бы твою душу, а не жизнь.

Он с любопытством взглянул на своего двоюродного брата. Они практически не сталкивались ни этим летом, ни предыдущим, так как Гарри приезжал на Бирючиновый проезд на очень короткое время и большую часть времени сидел в своей комнате. Сейчас же Гарри вдруг озарило, что чашка холодного чая, на которую он наступил сегодня утром, возможно, вовсе не была ловушкой. И хотя Гарри был очень растроган, он ощутил облегчение, что Дадли исчерпал силы для выражения своих чувств. Пару раз открыв рот, Дадли еще сильнее покраснел и погрузился в молчание.

Тетя Петуния расплакалась. Гестия Джонс взглянула на нее с одобрением, которое сменилось отвращением, когда тетя Петуния подбежала не к Гарри, а к Дадли, и обняла его.

— Так ми-и-ило, Дадличек! — сказала она, плача на его необъятной груди, — Такой с-сладкий мальчик… говорит с-спаси-и-ибо…

— Но он вовсе не сказал спасибо, — возмутилась Гестия. — Он просто сказал, что не считает Гарри хламом!

— Да, но из уст Дадли это почти признание в любви, — сказал Гарри, разрываясь между раздражением и желанием рассмеяться над тетей Петунией, все еще тискающей Дадли, будто тот вынес Гарри из горящего дома.

— Вы едете или нет? — взревел дядя Вернон, опять появляясь в дверях гостиной. — Я думал, у нас плотный график.

— Да-да, так и есть, — отозвался Дедал Диггль, смотревший на произошедший обмен чувствами с легким смущением, но теперь взявший себя в руки. — Нам действительно пора уходить. Гарри…

Он подбежал к Гарри и крепко схватил его ладонь обеими руками.

— …удачи. Надеюсь, мы снова встретимся. Надежды колдовского мира возложены на тебя.

— А-а, — сказал Гарри, — да. Спасибо.

— Прощай, Гарри, — сказала Гестия, тоже пожимая ему руку. — Мысленно мы с тобой.

— Надеюсь, все будет хорошо, — сказал Гарри, взглянув на тетю Петунию и Дадли.

— О, я уверен, мы станем закадычными друзьями, — радостно сказал Дедал, взмахнул цилиндром и вышел из комнаты. Гестия вышла за ним.

Дадли осторожно расцепил объятия матери и подошел к Гарри, которому пришлось сдержать порыв направить на него палочку. Затем Дадли протянул свою большую, розовую руку.

— Черт побери, Дадли, — сказал Гарри, заглушая новые всхлипы тети Петунии, — неужели дементоры вдохнули в тебя другую душу?

— Не знаю, — пробормотал Дадли, — увидимся, Гарри.

— Ага, — отозвался Гарри, пожимая руку Дадли. — Может, и увидимся. Береги себя, Большой Ди.

Дадли почти улыбнулся и потопал из комнаты. Гарри услышал его тяжелые шаги на дорожке из гравия, а затем как хлопнула дверь машины.

Тетя Петуния, спрятавшая лицо в носовой платок, оглянулась на звук. Она не ожидала остаться наедине с Гарри. Поспешно пряча мокрый платок в сумочку, тетя Петуния сказала: «Что же… до свидания…» и решительно пошла к двери, не бросив на Гарри ни взгляда.

— До свидания, — сказал Гарри.

Она остановилась и оглянулась. На мгновение у Гарри возникло странное чувство, что она хотела ему что-то сказать. Она бросила на него странный, робкий взгляд, какие-то слова готовы были ворваться с ее губ, но затем, слегка тряхнув головой, она торопливо вышла из комнаты вслед за мужем и сыном.

Глава четвёртая

Семь Поттеров

Гарри взбежал по лестнице в свою комнату и, оказавшись у окна, успел увидеть, как машина выкатилась с подъездной дорожки на улицу. На заднем сидении между тётей Петунией и Дадли маячил цилиндр Дедала. В конце Бирючинового проезда машина свернула, её окна полыхнули алым в лучах заходящего солнца, и она исчезла из виду.

Гарри поднял клетку с Хедвиг, «Молнию» и рюкзак, в последний раз оглядел свою небывало чистую комнату и неуклюже спустился обратно в прихожую, где сложил вещи у подножия лестницы. Быстро темнело, и вечерний свет наполнил прихожую тенями. Было так непривычно стоять в полной тишине, понимая, что вот-вот покинешь этот дом навсегда. Много лет назад часы, которые Дурсли проводили вне дома, развлекаясь, и оставляли его дома в одиночестве, были редким удовольствием. Он тут же мчался наверх — поиграть на компьютере Дадли, задержавшись разве что у холодильника, чтобы стащить что-нибудь вкусненькое, или включал телевизор и переключал каналы, сколько его душе было угодно. Воспоминания о тех временах вызвали в нём странное ощущение опустошённости, словно мысли о младшем брате, которого он потерял.

— Не хочешь в последний раз оглядеться? — спросил он Хедвиг, которая всё ещё сердилась и сидела, спрятав голову под крыло. — Мы больше никогда сюда не вернёмся. Не хочешь вспомнить старые добрые времена? Вот, например, коврик у двери. Как сейчас помню, Дадли рыдал на нём, когда я спас его от дементоров… Оказывается, он мне был благодарен, можешь поверить?.. А прошлым летом в эту самую дверь вошёл Дамблдор…

На секунду Гарри потерял ход мысли, но Хедвиг даже не попыталась ему подсказать, а продолжала прятать голову под крыло. Гарри повернулся спиной к входной двери.

— А здесь, Хедвиг, — он открыл дверцу чулана под лестницей, — я раньше спал. Тогда мы с тобой ещё не были знакомы… Надо же, я и забыл, как тут тесно…

Гарри смотрел на ряды расставленных по полкам ботинок, на зонты и вспоминал, как, просыпаясь каждое утро, видел над собой обратную сторону лестницы, частенько украшенную одним-двумя пауками. Это было ещё до того, как он узнал, кто он такой на самом деле, раньше, чем выяснил, как погибли его родители и почему рядом с ним творились всякие чудеса. Но Гарри до сих пор не забыл, что за сны уже тогда постоянно ему снились: что-то смутное про вспышки зелёного света, а однажды — дядя Вернон чуть машину не разбил, когда Гарри рассказал об этом — летающий мотоцикл…

Внезапно где-то рядом раздался оглушительный рёв. Гарри резко выпрямился, с размаху ударившись головой о низкую притолоку. Пробормотав несколько отборных ругательств из лексикона дяди Вернона, он, потирая ушибленное место и пошатываясь, поплёлся на кухню, и выглянул из окна на задний двор.

Темень будто пульсировала, воздух почти ощутимо дрожал. Затем, один за другим начали появляться силуэты — по мере того, как они сбрасывали Прозрачаровывающие чары. Над ними возвышался Хагрид в шлеме и защитных очках, восседавший, широко расставив ноги, верхом на огромном мотоцикле с чёрной коляской. Люди вокруг него слезали с мётел, а двое даже со скелетоподобных чёрных крылатых коней.

Распахнув заднюю дверь, Гарри кинулся в толпу. Раздался гул приветствий, и Гермиона порывисто обняла его, Рон хлопнул по спине, а Хагрид сказал:

— Всё путем, Гарри? Готов ехать?

— Разумеется, — ответил Гарри, радостно улыбаясь окружающим. — Но я не ожидал, что вас будет так много.

— План изменился, — прорычал Грюм, державший два здоровенных битком набитых мешка, а его волшебный глаз с головокружительной скоростью вертелся, глядя то на темнеющее небо, то на дом, то на сад. — Давайте-ка сначала в укрытие, а потом мы тебе всё расскажем.

Гарри провёл их в кухню, где, болтая и смеясь, они расселись на стульях и сверкающем рабочем столе тёти Петунии, опёрлись об её безупречно чистые кухонные приборы — Рон, долговязый и худой; Гермиона, убравшая свои густые волосы в длинную косу; Фред и Джордж, одинаково ухмыляющиеся; изуродованный шрамом Билл с длинным хвостом; мистер Уизли, лысеющий, с чуть перекосившимися очками на добром лице; Грозный Глаз Грюм, одноногий, потрёпанный в боях, с крутящимся в глазнице ярко-голубым волшебным глазом; Тонкс, чьи короткие волосы были её любимого ярко-розового цвета; Люпин, ещё поседевший и с новыми морщинами; стройная и красивая Флёр с длинными светлыми серебристыми волосами; лысый и плечистый Кингсли; Хагрид с растрёпанными волосами и бородой, стоявший сгорбившись, чтобы не задевать головой потолок, и Мундунгус Флетчер, низенький, грязный и нечесаный, с маленькими блестящими и по-собачьи печальными глазами, придававшими ему несчастный вид. При виде их в груди у Гарри разлилось тепло, ему показалось, что его сердце начало светиться. Ко всем им он испытывал огромную нежность, даже к Мундунгусу, которого во время их последней встречи пытался придушить.