— Понял, — сказал Крыс и скомандовал кому-то: — Оттащите его.
— Постой, — это уже очнулась садистка.
И снова нечто холодное прикасается к шее, а потом к затылку. Разряд. И невыносимая боль. Уже гораздо продолжительнее, чем даже в последний раз.
И наконец, спасительная темнота.
Вспышка.
Болит всё тело. Очень сильно болит. Пальцы скрючены и не разгибаются. Чувствуется, что моё лицо разбито в кровь. Ощущение, будто по мне каток проехал, и не один раз.
Давно я себя так не ощущал.
«Где я?» — сам у себя спрашиваю я и стараюсь осторожно приоткрыть глаза.
Один из них заплыл и кроме красной пелены ничего не видит, а второй вообще не открывается.
Подношу руку к лицу и трогаю глаза. Вроде оба на месте.
Просто тот, что не открывается, опух до такой степени, что веко стало похоже на какой-то твёрдый ком, прилипший к лицу.
А вот во втором глазу красная пелена это лишь запёкшаяся кровь. Сдираю коросту, кажется отрывая её вместе с бровью и веком.
Бегут слёзы, но зато я теперь вижу хотя бы одним глазом.
Осторожно поворачиваю голову, а то оказалось, что лицом я упёрт в угол между стеной и полом.
«И правда, клетка», — вспомнил я слова Босса.
Вонючая, чем-то забрызганная, с остатками какой-то ветоши по углам, маленькая, с толстенными железными прутьями.
В полный рост не встать, даже если этого очень сильно захочется.
Тем более и встать-то я не могу. Тело непослушное и какое-то одеревенелое.
Оглядываю, насколько могу, себя.
Вся одежда разорвана. Куртки и ботинок вообще нет. Футболка болтается на одном плече. Ремня нет. Штаны все в огромных рваных дырках.
Весь испачкан смесью грязи и бурой крови.
Теперь по крайней мере понятна причина того, почему тело отказывается меня слушать.
Всё просто.
На нём нет ни одного живого места. Моя многострадальная тушка превратилась в один большой ушиб.
Но что странно. Никаких переломов нет. А вот насчёт жил и связок босс оказался прав. Как минимум на ногах связки точно порваны. Не могу пошевелить ни ступнёй, ни пальцами ноги.
Что ещё?
Слышу слабый стон откуда-то слева.
Поворачиваю туда голову.
Ещё одна клетка, но значительно больше. Отсюда не видно, но мне кажется, в ней девушка. Нет, две, одна лежит, будто без сознания, вторая пытается подползти к ней.
— Джессика, Джессика, очнись, — слышу я слабый голос. — Джессика…
Всхлипы и стоны. Похоже, девушке очень больно. И она плачет.
Захотелось окликнуть её, но тут в помещение ввалилась толпа каких-то отбросов. Все вооружены, одеты в разномастную форму, в большинстве своём явно военного образца.
И что необычно, не знаю, показалось мне или нет, но по-моему, они не все похожи на людей.
— О, Корявый, смотри, эта очухалась. Возьмём её, — заговорил один из толпы, обращаясь в высокому блондину с щербатым лицом.
И эта орава приблизилась к клетке с явными пленницами.
Девушка, что пыталась позвать вторую, видимо знала, что этим нужно от неё, и поэтому она в страхе забилась в самый дальний от входа угол клетки и там сжалась в маленький и дрожащий комок.
— Смотри-ка, а она, похоже, не желает разделить с нами наше веселье, — говорит кто-то из толпы отморозков.
Я так понимаю, такой внешний вид девушек и их жалкое состояние — дело рук этих отбросов сам не знаю какого общества.
«Кстати, девушек должно быть пять», — сопоставляю я в уме то, что слышал от Крыса, с тем, что увидел сейчас.
Но никого другого тут нет. Вернее, я не вижу.
В это время какой-то темнокожий бугай со странно приплюснутым и задранным носом, а также ушами, прижатыми к абсолютно лысой голове, открывает двери клетки и ногой отпихивает лежащее у него на пути тело второй девушки, той, что сейчас без сознания.
После чего неторопливо направляется к сжавшейся в комок первой.
— Не надо, — тихо бормочет она, — пожалуйста, не надо…
И, хоть слова звучат очень тихо, я понимаю, что говорит она на русском языке.
Тот, не обращая внимания на её слова, хватает девушку за горло и, не особо напрягаясь, тянет, вернее даже несёт к выходу.
Она пытается убрать его руки со своей шеи, но у неё ничего не получается.
При этом уже совершенно неслышно продолжая что-то говорить.
Видимо бугаю быстро надоедает его дёргающаяся и старающаяся вырваться ноша, и он резко и хлёстко бьёт девушку по лицу.
Та обмякает у него в руке.
— Трок, поосторожней, иначе Босс с тебя голову снимет. Они нужны ему живыми, по крайней мере, пока мы не доберёмся до Агарской Империи, — говорит бугаю худой блондин, которого назвали Корявым, хотя на корявого внешне он не очень похож, разве что щербатым лицом.
Бугай лишь фыркает на слова блондина и, так и таща девушку по полу и держа её за горло одной рукой, выходит из клетки.
— Я первый, — лишь произносит он, проходя мимо Корявого.
И уже больше не обращая внимания ни на кого другого, направляется в сторону небольшого коридора.
— Да кто ему возразит, — слышу я раздражённый голос кого-то из толпы.
Корявый весело смотрит себе за плечо и отвечает:
— Так иди и скажи ему об этом, — и кивает в направлении удаляющейся спины.
— Ага, ищи дураков, — отвечает блондину всё тот же голос, — того, кто возразил ему в прошлый раз, Босс уже пустил на органы, — и в толпе постепенно все затихли.
Похоже, связываться с бугаём никому из них не хотелось.
Неожиданно я слышу тихое шуршание у моей клетки. Резко, насколько позволяет моё избитое тело, поворачиваю голову в ту сторону.
Я слишком отвлёкся, наблюдая за происходящим, так что не заметил того, как к моей клетке приблизился один из банды.
— Корявый, смотри-ка, а этот урод тоже пришёл в себя, хотя Док сказал, что ему, после того как с ним позабавилась Хозяйка, не меньше недели отлёживаться.
Теперь вся толпа приблизилась к моей клетке.
— Ну и рожа у этого… — сказал кто-то из подошедших, а потом добавил: — Слушай, Корявый… А ведь насчёт него никаких указаний не было.
И все они с интересом посмотрели в мою сторону.
— И что ты предлагаешь? — спросил блондин.
— Давай его стравим с теми двумя
— Хм, — протянул блондин, — а что, это неплохая идея. Только всё равно придётся предупредить Босса и Хозяйку, а то в следующий раз Трок вместо девчонки будет играться с нами. А пока вытаскивайте это и пошли.
И он кивает в мою сторону.
Двое из мордоворотов приближаются к моей клетке.
Не могу ни пошевелиться, ни сдвинуться с места. Ноги и руки совершенно не слушаются.
Особо не приближаясь к моей клетке, один из этих отморозков достаёт что-то отдалённо напоминающее пистолет и, проведя пальцем по рукояти, прицеливается мне прямо в лицо.
Вспышка. Боль. И темнота.
Вспышка.
Опять боль во всём теле, но сейчас она какая-то ноющая и ощущается, будто через некую завесу, притупляясь и напоминая о себе лишь слабыми отголосками.
Лежу не шевелясь. Даже не пытаюсь открыть глаза. Стараюсь понять, что же происходит вокруг меня.
Запах. Знакомый запах. Будто в больнице. Нет, даже не так. Будто в операционной. И хоть не пахнет хлоркой или лекарствами, но я уверен, что нахожусь в каком-то медицинском помещении.
Слышу чьи-то приближающиеся шаги.
Идут пятеро, может шестеро. Не могу определить точно из-за странного гула вокруг.
Вот, наконец, шаги и тихий разговор раздаются уже достаточно близко от меня.
На каком-то подсознательном уровне понимаю, что выдавать себя нельзя.
Что-то непонятное происходит со мной и вокруг меня.
То, что они считают меня кем-то не очень разумным, пока играет мне на руку.
Не знаю почему, но их слова о каком-то интеллектуальном индексе и тех, у кого он выше, очень сильно меня насторожили. Особенно мне не понравилась фраза про трансплантацию органов.
Страха не было, я его практически не испытываю, когда речь идёт непосредственно обо мне. На то есть свои причины, ну или это какая-то психическая патология, не знаю. Но с того давнего случая это чувство несколько преобразилось во мне.
Страх как таковой был, но он не был чем-то иррациональным и пугающим, нет, он просто служил катализатором, заставляющим меня «считать», как я это называл.
Поэтому нужно и дальше оставаться для них всё таким же, как и в первый момент нашей с ними «встречи». Не слишком разумным существом.
Как это ни странно звучит, хоть я и избит до полусмерти и не могу пошевелиться, но я всё ещё пока жив.
Нужно понять, что же всё-таки происходит.
Начинаю «считать», впадая в некий транс.
Я когда-то читал о монахах, заставляющих своё сознание отделиться от тела и представляющих вместо него абсолютную пустоту.
Вот именно это я и старался сейчас сделать.
Раз. Тишина и спокойствие. Ничего нет. Я один.
Два. Темнота обволакивает меня.
Три. Она заполняет тот сосуд, что служит вместилищем моего сознания. Заполняет его, постепенно вытесняя меня, моё «я».
Четыре. Мое «я» заняло кокой-то отдалённый клочок этого самого вместилища моего сознания, зацепилось за него. Ко мне пришло осознание того, что если я не смогу удержаться тут, то не смогу вернуться к себе в тело.
Пять. Хватит. Отдаляюсь от своего тела и наблюдаю за происходящим будто из глубины своего сознания или того, что теперь стало им.
Шесть. Вижу какое-то тёмное и непроглядное облако в том месте, где раньше был «я».