Помоги проекту - поделись книгой:
Но Бог говорит и о прощении – прощении, до такой степени связанном с Божьей святостью, что порой одно и то же слово относится одновременно к суду и к благодати. Это прощение и есть Благая Весть, которую суровость суда делает еще более радостной и всепобеждающей. Благая Весть не противоречит Закону и не отменяет его. Божье прощение не означает отрицания серьезности греха. Именно серьезность греха делает Евангелие такой удивительной радостной вестью.
Тем не менее, когда мы слышим это слово прощения, у нас меняется отношение к Закону. Груз, который раньше казался невыносимым, становится легким и даже приятным. В комментарии к Евангелию от Иоанна Лютер заявил:
Раньше Закон не доставлял мне никакого удовольствия. Теперь же я вижу, что он хорош и приятен, что он дан мне, чтобы я мог жить, и нахожу в нем удовольствие. Раньше он говорил мне, что я должен делать. Теперь я начинаю приспосабливаться к нему. И за это я поклоняюсь Богу, прославляю Его и служу Ему{5}.
Эта постоянная диалектическая связь между Законом и Благой Вестью означает для христианина, что он в одно и то же время греховен и оправдан. Получив оправдание, грешник не прекращает быть таковым. Более того, после оправдания человек начинает сознавать свою глубокую греховность. Оправдание – это не удаление греха, а факт признания нас Богом праведными, хотя мы и остаемся грешниками. Неразрывная связь между Благой Вестью и Законом проявляется и в нашей христианской жизни одновременно как грешников и оправданных верующих.
Вопреки распространенному мнению, Лютер не был ни индивидуалистом, ни рационалистом. В XIX веке, когда казалось, что рационализм и индивидуализм – знамения будущего, некоторые историки изображали Лютера провозвестником этих течений. Распространение таких взглядов часто сопровождалось попытками представить Германию родиной современной цивилизации, рационального мышления и свободы личности. В такой интерпретации Лютер стал национальным героем Германии и основоположником современной эпохи.
Но все это далеко от исторической истины. На самом деле Лютер отнюдь не был рационалистом. В качестве доказательства тому можно вспомнить, что Лютер часто называл разум "грязным" и "распутным". Что касается индивидуализма, то он был больше свойствен итальянским деятелям Возрождения, чем немецкому реформатору, и во всяком случае Лютер придавал слишком большое значение церкви, чтобы его можно было отнести к разряду подлинных индивидуалистов.
Несмотря на протест против общепринятого тогда учения и несмотря на бунт против властей римской церкви, Лютер был убежден в необходимости церкви как важного элемента христианского послания. Его богословие было богословием неличного и прямого общения с Богом, а богословием христианской жизни в сообществе верующих, которое он часто называл "материнской церковью".
Верно, что в силу крещения все христиане – священники, но это не означает, как позднее иногда истолковывали, что для приближения к Богу достаточно собственных усилий. Есть личное общение с Богом, которым христиане могут и должны пользоваться. Но есть также органически единая среда, в которой происходит общение с Богом, и этой средой является церковь. Священство подразумевает в первую очередь исполнение роли священника не для себя самого, а для всего сообщества верующих, равно как и исполнение другими этой роли для нас. Учение о священстве всех верующих не отвергает церковную общину, а, наоборот, подчеркивает, насколько она необходима. Верно, что общение с Богом не контролируется более иерархическим священством. Но нам все равно нужно сообщество верующих, Тело Христово, в котором каждый член исполняет роль священника для остальных и питает их. Без такого подкрепления предоставленный сам себе человек жить не может.
В рамках церковной жизни Слово Божье доходит до нас через таинства. Подлинным таинством может быть только обряд, который установлен Христом и который несет в себе физический символ евангельского обетования. На основании этих критериев Лютер пришел к выводу, что есть только два таинства: крещение и евхаристия. Другие обряды и ритуалы нельзя считать евангельскими таинствами, даже если они приносят определенную пользу.
Крещение в первую очередь символизирует смерть и воскресение верующего с Иисусом Христом. Но это гораздо больше, чем просто символ, ибо благодаря крещению мы становимся членами Тела Христова. Крещение тесно связано с верой, так как без веры обряд не имеет силы. Но это не означает, что человек должен уверовать до принятия крещения или что нельзя крестить младенцев, не способных иметь веру. Такая точка зрения, утверждал Лютер, отражает ложное представление, согласно которому вера есть результат человеческих усилий, то есть того, что мы должны сделать сами, а не дар Божий. Инициатива спасения всегда исходит от Бога, и именно это провозглашает церковь крещением младенцев, не способных понять, что с ними происходит. Более того, крещение не только кладет начало христианской жизни, но также создает основание и определяет условия всей жизни верующего. Крещение действует не только в момент его принятия, но и в течение всей жизни. Именно поэтому, как рассказывают, во времена тяжелых испытаний Лютер обычно восклицал: "Я крещен". Крещение позволяло ему стойко сопротивляться силам зла.
Другое христианское таинство – евхаристия. Лютер отвергал многие общепринятые положения, касающиеся причастия. Он был, в частности, не согласен с совершением индивидуальных служб, с пониманием евхаристии как повторения жертвы на Голгофе, с представлением о "наградах" в евхаристической службе, сучением о пресуществлении и с представлением о "сохранении" святых даров, то есть с утверждением, что тело Христово остается в хлебе после окончания службы. Но несмотря на несогласие с тем, что он считал искажением и неправильным истолкованием евхаристии, он продолжал придавать большое значение самому таинству и присутствию в нем Христа. Настаивая на необходимости проповеди Слова, он в то же время полагал, что зримое присутствие Слова в этом обряде занимает центральное место в христианском богослужении.
Вопрос о том, каким образом Христос присутствует в таинстве причастия, был предметом долгих споров не только с католиками, но и между протестантами. Лютер категорически отвергал учение о пресуществлении, считая, что оно чересчур тесно связано с аристотелевской, то есть с языческой метафизикой. А в том, как использовалось учение о пресуществлении, он усматривал связь с теорией, согласно которой участие в евхаристической службе представляет собой достойную награды жертву, что противоречило учению об оправдании верой.
С другой стороны, Лютер не пытался представить обряд причастия просто знаком или символом духовной реальности. Слова Иисуса при установлении этого таинства он считал ясным и непреложным доказательством Его физического присутствия в нем: "Сие есть Тело Мое". На этом основании Лютер утверждал, что во время причащения верующие действительно и буквально вкушают тело Христово. Это не подразумевает, как в случае с пресуществлением, что хлеб становится телом, а вино – кровью. Хлеб остается хлебом, а вино остается вином. Но тело и кровь Господа тоже присутствуют в них, и когда верующий ест хлеб и пьет вино, он укрепляется этим телом и этой кровью. Впоследствии интерпретаторы учения Лютера о присутствии Христа в евхаристии начали называть его "консубстанциацией" (восуществлением), но сам Лютер никогда не пользовался такими метафизическими терминами. Он говорил о присутствии тела Христа в хлебе и вине, с ними, вокруг них и за ними.
В этом вопросе с Лютером соглашались не все противники традиционного учения, и вскоре это привело к разногласиям между лидерами Реформации. Карлштадт, как и Лютер преподававший в Виттенбергском университете, утверждал, что присутствие Христа – чисто символическое и что под словами "сие есть Тело Мое" Он имел в виду Себя Самого, а не хлеб. Ульрих Цвингли, речь о котором пойдет в главе 5, придерживался аналогичных взглядов, но подкрепляя их более солидной аргументацией. В конце концов вопрос о присутствии Христа в евхаристии стал одним из основных пунктов разногласий между лютеранами и кальвинистами.
Прежде чем закончить краткий обзор богословия Лютера, необходимо сказать несколько слов об отношениях между церковью и государством. По воззрениям Лютера, Бог установил два царства: одно под властью закона и другое под властью Евангелия. Компетенция государства распространяется на сферу закона, и его главная задача – ограничить распространение греха и его последствий. Не будь государства, грех привел бы к хаосу и разрушению. Верующие же принадлежат к другому царству – царству Евангелия. Это означает, что христианам не следует ожидать, что управление государством будет осуществляться по евангельским принципам или что государство будет защищать ортодоксию, преследуя еретиков. Кроме того, у христиан нет оснований требовать, чтобы государством управляли верующие, дабы подчиняться им. Правители как таковые должны следовать закону, а не Евангелию. На царство Евангелия гражданская власть не распространяется. В сфере этого второго царства христиане не являются подданными государства и не обязаны лояльно относиться к нему. Но надо всегда помнить, что верующие одновременно оправданы и греховны, поэтому, будучи грешниками, мы находимся под властью государства.
Иными словами, это означает, что истинную веру следует распространять не с помощью гражданских властей, а только силой Слова. Но в сложных политических условиях следовать этим принципам было трудно. Лютер неоднократно отвергал предложения о помощи со стороны князей, принявших его точку зрения, но они все равно помогали ему. Когда сторонникам идей Реформации угрожали армии католиков, Лютер, сперва колебавшийся относительно того, какую позицию следует занять, затем согласился с лютеранскими князьями, что они должны воевать, так как речь идет о справедливой самозащите.
Лютер не был пацифистом. Находясь под властью закона, государство может браться за оружие, когда того требуют обстоятельства и справедливость. Когда христианский мир подвергся угрозе со стороны турок, Лютер посоветовал своим последователям взяться за оружие. А придя к убеждению, что крестьянские восстания и анабаптизм представляют серьезную опасность, он заявил, что гражданские власти обязаны подавить их. У него были серьезные сомнения относительно традиционного понимания отношений между церковью и государством. Но его собственное учение о двух царствах, на основании которого он намеревался действовать на политической арене, было трудно применять в конкретных обстоятельствах.
Десятилетие неопределенности
Отныне Лютера следует рассматривать как убежденного еретика. С пятнадцатого числа апреля в его распоряжении двадцать один день. После этого времени никто не должен давать ему приюта. Осуждению подлежат и его последователи, а его книги будут вычеркнуты из человеческой памяти.
Вормсский эдикт
Сожжением папской буллы Лютер бросил вызов власти папы. В Вормсе отказом от отречения он бросил вызов власти императора. Последний не мог допустить, чтобы мятежный монах ставил под сомнение его власть, и был готов применить к нему самые решительные меры, невзирая на охранное свидетельство, которого добился для него Фридрих Мудрый. Н о против таких мер выступили некоторые влиятельные члены рейхстага, и Карлу пришлось начать с ними переговоры. Когда рейхстаг в конечном счете согласился с пожеланиями императора и принял приведенный выше эдикт, Лютера уже нигде не могли найти.
Фридрих Мудрый, зная, что император потребует от рейхстага осудить Лютера, позаботился о его безопасности. Вооруженный отряд с ведома курфюрста похитил реформатора и доставил его в Вартбургский замок. В соответствии со своими же указаниями сам Фридрих не знал, где прячется Лютер. Многие считали его мертвым, и ходили слухи, что его убили по приказу папы или императора.
Скрываясь в Вартбурге, Лютер отрастил бороду, написал ближайшим друзьям, чтобы они не беспокоились о нем, и занялся литературным творчеством. Самым значительным его трудом в этот период стал перевод Библии на немецкий язык. Перевод Нового Завета, начатый в Вартбурге, был закончен два года спустя, а перевод Ветхого Завета занял десять лет. Но эта работа стоила затраченного времени, так как Библия Лютера не только придала импульс самому реформаторскому движению, но и способствовала развитию немецкого языка и немецкого самосознания.
Пока Лютер был в ссылке, его сторонники в Виттенберге продолжали дело Реформации. Наиболее значительными фигурами среди них были Карлштадт, о котором мы уже упоминали в связи с его участием в лейпцигском диспуте, и Филипп Меланхтон. Последний был молодым преподавателем греческого языка, по своему характеру резко отличавшимся от Лютера, но твердо уверенным в правоте своего старшего соратника. До этого времени реформаторские взгляды Лютера не слишком сказывались на религиозной жизни Виттенберга. Лютер до такой степени боялся Бога и необдуманных нововведений, что воздерживался от конкретных действий в соответствии со своим учением. Между тем за время его отсутствия многое стремительно менялось. Монахи и монахини уходили из монастырей, женились и выходили замуж. Богослужение упрощалось, и немецкий язык заменял латинский. Службы за мертвых отменялись, как и дни поста и воздержания. Меланхтон начал совершать обряд причащения "под обоими видами", то есть давать прихожанам не только хлеб, но и чашу.
Сначала Лютер поддерживал эти изменения. Но вскоре он засомневался в обоснованности тех крайностей, которые наблюдались в Виттенберге. Когда Карлштадт и его последователи начали срывать иконы святых в церквах, Лютер призвал их к терпимости. Затем в Виттенберг из соседнего Цвиккау пришли три мирянина, заявившие о себе как о пророках. Они утверждали, что к ним напрямую обратился Бог и что теперь они не нуждаются в Писании. Меланхтон не нашелся, что ответить на такие утверждения, и попросил совета у Лютера. Тот решил, что на карту поставлено само Евангелие и что он должен вернуться в Виттенберг. Но прежде он известил о своем намерении Фридриха Мудрого, дав ясно понять, что возвращается в Виттенберг, уповая на защиту не Фридриха, а Бога.
Когда речь шла о повиновении Богу, Лютер обычно не принимал в расчет политические обстоятельства, но они, как правило, благоприятствовали ему – Фридрих сумел спрятать его в Вартбурге, а затем ему удалось вернуться в Виттенберг, где его не арестовали и не казнили. Карл был полон решимости искоренить лютеранскую "ересь". Но ему угрожали более могущественные противники, и он не мог позволить себе роскошь оттолкнуть от себя германских подданных, которые поддерживали Лютера. Наиболее серьезным и неизменным соперником Карла был король Франции Франциск I, в предшествующие годы – самый влиятельный монарх Европы, не желавший мириться с возраставшим могуществом Карлоса I Испанского, ставшего также Карлом V, императором Священной Римской империи и обладателем обширных земель, по сути дела окружавших Францию. Незадолго до Вормсского рейхстага противники столкнулись в Наварре. (Как мы увидим ниже, в ходе именно этой кампании получил ранение Игнатий Лойола ставший впоследствии одним из лидеров католической контрреформации.) С 1521 года, когда собрался рейхстаг, по 1525 год Карл неоднократно воевал с Франциском. Наконец в битве при Павии король Франции был захвачен в плен императорскими войсками, и конфликт между двумя самыми могущественными монархами Западной Европы как будто бы был погашен.
За несколько месяцев до созыва Вормсского рейхстага умер Лев X, и Карл употребил все свое влияние, чтобы папой был избран его наставник Адриан из Утрехта. Новый папа, ставший последним неитальянским папой вплоть до XX века, принял имя Адриана VI и был готов к проведению реформ в церковной жизни, но не допускал никакого отхода от традиционной ортодоксальности. Он установил в Риме аскетический образ жизни и приступил к реализации программы реформ, которые, как он надеялся, дадут ответ на критику церкви и успокоят поднятую Лютером бурю. Но Адриан умер через полтора года после избрания, и от его программы отказались. Климент VII, ставший его преемником, вернулся к методам Льва, так как его гораздо больше интересовало искусство и итальянская политика, чем церковные вопросы. Вскоре между ним и императором возникли серьезные трения, и это помешало католической партии предпринять скоординированные действия против немецких реформаторов.
Карл V подписал мирный договор с захваченным в плен Франциском и вернул ему свободу и престол. Но условия договора были для Франциска очень тяжелыми, и, вернувшись во Францию, он заручился поддержкой Климента в своем противоборстве с Карлом. Последний хотел уничтожить лютеранство и избавиться от турецкой угрозы на восточных границах империи. Учитывая общую направленность этих двух целей, он рассчитывал на поддержку Франции и папства. Но в тот момент, когда он готовился к кампании, Франциск и Климент объявили ему войну.
В 1527 году императорские войска, состоявшие в основном из испанцев и немцев, вторглись в Италию и пошли на Рим. Защищать город было невозможно, и папа бежал в замок Сан-Анжело, оставив город на разграбление захватчикам. Многие из них были лютеранами, поэтому разграбление Рима приобрело религиозную окраску: Бог наконец наказывает антихриста. Положение папы было отчаянным, но в 1528 году ему на помощь пришла французская армия, пользовавшаяся денежными субсидиями Англии. Императорские войска были вынуждены отступить и понесли бы серьезные потери, если бы разразившаяся эпидемия не остановила преследовавших их французов. В 1529 году Карл согласился подписать мирный договор сначала с папой, а затем с Франциском.
Когда Карл в очередной раз готовился применить суровые меры против еретиков в Германии, к Вене, столице австрийских территорий Карла, подошли турецкие войска во главе с султаном Сулейманом. Падение Вены открыло бы всю Германию для турецкого нашествия, поэтому император и его подданные забыли на время о своих религиозных разногласиях и объединились для отпора туркам. Защитники Вены оказали решительное сопротивление, и город выстоял до прибытия немецких армий, вынудивших Сулеймана отступить.
Затем, после продолжительного отсутствия, Карл вернулся в Германию с твердым намерением искоренить лютеранскую ересь. Но в предшествующие годы произошло несколько важных событий. С 1522 по 1523 год продолжалось восстание рыцарей во главе с Францем фон Зиккингеном. С некоторого времени положение рыцарского сословия ухудшалось, и среди безземельных и бедных рыцарей резко усилились националистические чувства. Многие в своих бедствиях винили Рим, а в Лютере видели защитника немецкого народа. Некоторые, например Ульрих фон Гуттен, были убеждены в правильности религиозного учения Лютера, но считали его слишком робким. Когда они наконец подняли восстание, многие заявили, что выступают в защиту Реформации, хотя Лютер никоим образом не побуждал их к этому. Восставшие осадили Трир, но потерпели сокрушительное поражение от немецких князей, воспользовавшихся предоставившейся возможностью, чтобы лишить мелкопоместное дворянство тех немногих земель, которые у него еще оставались. Зиккинген погиб в бою, а фон Гуттен бежал в Швейцарию, где вскоре умер. Все это Лютер него ближайшие соратники рассматривали как величайшую трагедию, в очередной раз показавшую необходимость подчиняться установленной власти.
В 1524 году разразилось крестьянское восстание. С каждым десятилетием положение немецкого крестьянства становилось все более тяжелым, поэтому восстания поднимались и раньше – в 1476, 1491, 1498, 1503 и 1514 годах. Но ни одно из них не было таким широкомасштабным и разрушительным, как крестьянская война 1524 и 1525 годов. Одним из факторов, сделавших это восстание особенно ожесточенным, стала его религиозная окраска, так как в глазах многих крестьян реформаторские идеи подкрепляли их экономические требования. Сам Лютер отказывался распространять свое учение на политическую сферу для оправдания революции, но не все были с ним в этом вопросе согласны. В первую очередь это относилось к уроженцу Цвиккау Томасу Мюнцеру, ранние воззрения которого перекликались со взглядами "пророков" из этого городка, вызывавшими такое волнение в Виттенберге. Мюнцер утверждал, что значение имеет не записанное слово Библии, а откровение Духа в настоящий момент. Спиритуалистское учение Мюнцера несло в себе политическую подоплеку, так как, по его мнению, рожденные свыше Духом должны объединиться в теократическое братство для приближения Божьего Царства. Опасаясь последствий распространения этого учения, Лютер вынудил Мюнцера покинуть Саксонию. Но страстный проповедник вернулся и присоединился к восставшим крестьянам.
Но даже если не принимать в расчет участия Мюнцера, нельзя отрицать, что восставшие вдохновлялись также и религиозными мотивами. В составленных ими "Двенадцати статьях" крестьяне выдвинули как экономические, так и политические требования. В своих претензиях они руководствовались авторитетом Писания и заявляли, что если какое-то их требование окажется не соответствующим Писанию, оно будет снято. Таким образом, тогда как сам Лютер не видел связи между своим учением и восстанием, крестьяне эту связь почувствовали.
Как бы там ни было, Лютер оказался в затруднительном положении, так как не знал, какую позицию ему следует занять. Возможно, колебания Лютера были связаны с его теорией о двух царствах. Прочитав впервые "Двенадцать статей", он обратился к князьям с заявлением о справедливости требований крестьян, подвергающихся жестокому угнетению. Но когда восстание началось и крестьяне взялись за оружие, Лютер пытался убедить их использовать более мирные средства и в конечном счете призвал князей подавить движение. Позднее, когда восстание было потоплено в крови, он попросил князей проявить милосердие. Но его слова проигнорировали, и, по имеющимся сведениям, было убито свыше 100 тысяч крестьян.
Эти события имели для Реформации чрезвычайно серьезные последствия. Ответственность за восстание католические князья возлагали на лютеран, и с этого времени даже самые умеренные среди них начали искоренять ересь на своих территориях. Значительное число крестьян, убежденных, что Лютер предал их, либо вернулись к старой вере, либо стали анабаптистами. В то время как Германия переживала период смут и беспорядков, перед умеренными католиками в Европе встал вопрос о выборе между Лютером и его противниками. Эразм Роттердамский, самый известный из гуманистов, на первых этапах лютеранского движения относился к нему благосклонно, хотя посеянная им вражда была ему не по душе. Он очень не любил разногласия и расколы, поэтому предпочитал не вмешиваться в полемику. Но он был слишком известен, чтобы позволить себе такую роскошь, и в конце концов ему пришлось сделать выбор. Он часто критиковал невежество и коррупцию духовенства, но никогда не призывал к коренному пересмотру богословия, поэтому, встав перед необходимостью высказать свое мнение, он был вынужден принять сторону противников Лютера.
Вместе с тем Эразм избрал свое собственное поле битвы. Он не стал критиковать Лютера по таким вопросам, как оправдание верой, евхаристическая служба, жертва или авторитет папы, а поднял вопрос о свободной воле. Учение о предопределении Лютер провозгласил, во-первых, потому, что оно логически вытекало из положения об оправдании верой как дара Божьего, и, во-вторых, потому, что оно в значительной мере подкреплялось авторитетами Павла и Августина. Именно по этому пункту Эразм и подверг его критике, опубликовав трактат на тему о свободной воле.
В своем ответе Лютер поблагодарил Эразма за проявленную мудрость и сосредоточение на коренной проблеме, а не на второстепенных вопросах типа продажи индульгенций, мощей святых и тому подобного. Но вслед за этим он с характерной для него страстностью начал отстаивать свою собственную правоту. По его мнению, Эразм в своем представлении о свободной воле языческих философов и современных ему моралистов не учитывает огромной силы греха. Сами мы не способны избавиться от него. Получить оправдание и освободиться от силы зла мы можем только благодаря божественному вмешательству. Поэтому когда речь заходит о служении Богу, наша хваленая свободная воля сама по себе сделать ничего не может. Оправдание мы получаем только по Божьей инициативе, только благодаря божественному предопределению.
Полемика между Лютером и Эразмом побудила большинство гуманистов отойти от Лютера. Немногие, например Филипп Меланхтон, продолжали оказывать ему твердую поддержку, не порывая сердечных отношений с Эразмом и его друзьями. Но они отнюдь не составляли большинства, так что полемика о предопределении и свободной воле положила конец надеждам на тесное сотрудничество между сторонниками Лютера и гуманистами.
В ходе всех этих событий и в отсутствие императора надо было как-то управлять империей. Учитывая, что Карл V покинул страну почти сразу после Вормсского рейхстага и что направленный против Лютера эдикт был принят под давлением императора, никто и не думал исполнять его. Следующий имперский рейхстаг, собравшийся в Нюрнберге в 1523 году, провозгласил политику терпимости в отношении лютеранства, несмотря на протесты папских и императорских легатов.
В 1526 году, когда Карл был занят войной с Франциском 1 и папой Климентом VII, Шпейерский рейхстаг официально отменил Вормсский эдикт и предоставил каждому из многочисленных германских государств свободу в выборе вероисповедания. Австрия и многие южные германские земли избрали католичество, а в других частях империи начали внедрять принципы начатой Лютером Реформации. Таким образом, Германия представляла собой некую религиозную мозаику.
В 1529 году второй Шпейерский рейхстаг избрал иной курс. В это время снова возникла угроза вмешательства императора, и князья, занимавшие ранее вполне умеренную позицию, перешли в ряды убежденных католиков. В результате решение Вормсского рейхстага было восстановлено. Это побудило князей, поддерживавших Лютера, выступить с официальным протестом, после чего их стали называть "протестантами".
В 1530 году Карл V наконец вернулся в Германию для участия в Аугсбургском рейхстаге. В Вормсе император отказался выслушать аргументацию Лютера. Теперь же, учитывая поворот событий, он потребовал систематизированного изложения спорных вопросов. Этот документ, главным составителем которого был Филипп Меланхтон, получил название "Аугсбургского исповедания". Изначально он был написан от имени протестантов Саксонии, но затем свою подпись под ним поставили также другие князья и видные деятели, и он стал инструментом, с помощью которого большинство протестантов выступили перед императором единым фронтом (было еще два заявления меньшинства, выражавшего несогласие с некоторыми пунктами документа Меланхтона). Когда протестанты, подписавшие Аугсбургское исповедание, отказались отречься от своей веры, император пришел в ярость и приказал отречься до апреля следующего года, пригрозив в противном случае серьезными для них последствиями.
Под угрозу было поставлено само существование протестантизма. Если бы император объединил свои испанские и немецкие силы, он бы легко сокрушил любого протестантского князя, отказывавшегося от отречения. Протестантские князья решили, что их единственная надежда заключается в создании общего фронта. После долгих колебаний Лютер согласился с законностью вооруженных действий против императора в целях самозащиты. Протестантские земли объединились в Шмалькальденскую лигу, чтобы помешать проведению в жизнь императорского эдикта, если Карл захочет навязать его силой оружия.
Обе стороны готовились к долгой и жестокой войне, но международная обстановка в очередной раз вынудила Карла отсрочить решительные действия. Французский король Франциск строил планы новой войны, а турки намеревались взять реванш за неудачу у стен Вены. Для отпора этим могущественным врагам Карл нуждался в единой Германии. При таких обстоятельствах надо было вести переговоры, а не воевать, и в конце концов протестанты и католики заключили Нюрнбергский мир, подписанный в 1532 году. По его условиям, протестанты могли исповедовать свою веру, но им не разрешалось распространять ее на других территориях. Действие Аугсбургского императорского эдикта приостанавливалось, а протестанты предложили помощь в войне против турок. Они также обещали не выходить за рамки того, о чем было заявлено в Аугсбургском исповедании. Политическая обстановка в очередной раз благоприятствовала протестантизму, и он продолжал распространяться на новых землях, несмотря на Нюрнбергское соглашение.
Ульрих Цвингли и швейцарская Реформация
Если внутренний человек находит радость в Божьем законе, поскольку он сотворен по Божьему образу для общения с Ним, из этого следует, что не может быть никакого закона или слова, доставляющего внутреннему человеку большую радость, чем Слово Божье.
Ульрих Цвингли
Гуманизм и национализм, ставшие сопутствующими факторами реформации Лютера помимо его воли, сознательно учитывались Цвингли при проведении реформации в Швейцарии.
Ульрих Цвингли родился в небольшом швейцарском городке в январе 1484 года, то есть менее чем через два месяца после Лютера. Получив начальное образование у своего дяди, он продолжил учебу в Базеле и Берне, где были сильны гуманистические тенденции. Затем он поступил в Венский университет, по окончании которого вернулся в Базель. В 1506 году он получил степень магистра искусств и стал священником в Гларусе. Там он продолжил гуманитарное образование и в совершенстве овладел греческим языком. Сочетание в священнике богословских и гуманистических знаний было крайне необычным явлением, ибо, как показывают документы того времени, большинство приходских священников в Швейцарии были невежественными людьми, некоторые из них не удосуживались даже полностью прочитать Новый Завет.
В 1512 и в 1515 годах Цвингли участвовал в итальянских кампаниях в составе наемников от своего округа. Первый поход оказался удачным, и молодой священник увидел, как его прихожане грабят захваченные территории. Исход второго похода был прямо противоположным, и теперь он получил возможность испытать судьбу побежденных. Это убедило его в том, что одним из главных зол в Швейцарии было наемничество, разрушавшее нравственные устои общества. После десяти лет, проведенных в Гларусе, его назначили священником в аббатство, куда приходило много паломников. Там он вскоре привлек к себе внимание заявлениями, что такие дела, как паломничество, не ведут к спасению и что в Новом Завете нет ничего, что подтверждало бы правильность таких действий.
К 1518 году, когда он стал священником в Цюрихе, Цвингли пришел примерно к тем же выводам, что и Лютер. Н о к этим выводам он пришел не в результате мучительных поисков, как это было в случае с немецким реформатором, а после того, как изучил Писание по методике гуманистов, решительно выступил против суеверий, выдававшихся за христианские обряды, долго размышлял над эксплуатацией народа некоторыми иерархами церкви и практикой наемничества.
Благодаря своим проповедям, благочестивым делам и знаниям Цвингли вскоре завоевал уважение прихожан в Цюрихе. Когда там появился продавец индульгенций, Цвингли убедил власти изгнать его из города, прежде чем он успеет предложить свой товар. Затем французский король Франциск 1, воевавший с Карлом V, потребовал от Швейцарской конфедерации наемников, и ему их предоставили все кантоны, за исключением Цюриха. Папа, который был союзником Франциска, настаивал на том, что Цюрих в силу своих обязательств перед папством должен послать наемников Франциску. Этот эпизод привлек внимание Цвингли к злоупотреблению папой своей властью, и его критика суеверий и несправедливости еще отчетливее обрела антипапскую направленность.
Именно в это время Лютер вызвал брожение в Германии, выступив, наперекор императорской воле, на Вормсском рейхстаге. Противники Цвингли принялись распространять слухи, что он придерживается взглядов немецкого еретика. Позднее Цвингли скажет, что, еще ничего не зная об учении Лютера, он пришел к тем же самым выводам через изучение Библии. Таким образом, реформаторская деятельность Цвингли была не прямым результатом начатой Лютером реформации, а параллельным движением, вскоре установившим связь со своими единомышленниками в Германии. Как бы там ни было, в 1522 году, через год после Вормсского рейхстага, Цвингли был готов приступить к осуществлению великой задачи реформирования, и городской совет Цюриха поддерживал его в этом начинании.
Цюрих находился под церковной юрисдикцией епископа Констанцского, выказывавшего признаки озабоченности по поводу того, что происходило в Цюрихе. Когда Цвингли выступил против предписаний поста и воздержания, а некоторые его прихожане во время Великого поста собрались вместе и ели сосиски, викарный епископ Констанца выдвинул против проповедника обвинения перед городским советом. Но Цвингли, опираясь на Писание, отстоял свои взгляды, и ему разрешили продолжать проповеди. Вскоре после этого он расширил границы своей критики традиционного христианства, заявив, что в Библии ничего не сказано о безбрачии духовенства и что те, кто его требуют, сами не выполняют своих же предписаний. Папа Адриан VI, создававший необходимость реформы церкви, но не желавший заходить так далеко, как предлагали Лютер и Цвингли, сделал ему заманчивые предложения. Но Цвингли отказался, ссылаясь на то, что в своем требовании реформ он основывается на Библии. Это побудило городской совет устроить диспут между Цвингли и представителем епископа.
В назначенное время собралось несколько сотен зрителей. Цвингли изложил ряд тезисов и обосновал их с помощью Писания. Представитель епископа отказался отвечать ему, заявив, что скоро соберется вселенский собор, на котором будут решены все спорные вопросы. Его все же попросили попытаться доказать неправоту Цвингли, но он опять отказался. Тогда совет принял решение, что коль скоро никто не сумел опровергнуть учения Цвингли, он может продолжать свои проповеди. Это решение знаменовало окончательный разрыв Цюриха с констанцским епископством и тем самым – с Римом.
С этого момента реформы в Цюрихе при поддержке городского совета пошли стремительными темпами. Свою основную цель Цвингли видел в восстановлении библейской веры и библейских обычаев. Но конкретное содержание его программы было не таким, как у Лютера, – немец готов был сохранить все традиционные предписания, не противоречащие Библии, а швейцарец отвергал все, что не находит ясного подтверждения в Писании. На этом основании он, например, отменил использование органов в церкви, поскольку такой инструмент – как и скрипка, на которой он сам очень хорошо играл, – не упоминается в Библии. Под руководством Цвингли в Цюрихе происходили быстрые изменения. Причащение для мирян совершалось под обоими видами – с хлебом и чашей. Многие священники, монахи и монахини вступали в брак. Всеобщее образование без классовых различий стало нормой. Многие брали на себя задачу распространения идей Цвингли в других швейцарских кантонах.
Швейцарская конфедерация не была централизованным государственным образованием. Она представляла собой сложную мозаику мелких самостоятельных государств с собственными законами и правительствами, сообща решавших лишь некоторые общие задачи, в частности обеспечение независимости от Священной Римской империи. В этой разнородной мозаике одни кантоны стали протестантскими, а другие продолжали подчиняться Риму и его иерархии. Религиозные разногласия вкупе с другими источниками трений сделали гражданскую войну почти неизбежной.
Католические кантоны предприняли шаги для заключения союза с Карлом V, и Цвингли порекомендовал протестантским кантонам взять на себя инициативу и начать военные действия, пока не стало слишком поздно. Но власти протестантских земель не захотели первыми браться за оружие. Когда Цюрих наконец решил, что пришло время начать войну, другие протестантские кантоны с этим не согласились. Вопреки советам Цвингли, против католических кантонов, которые швейцарские протестанты обвиняли в предательстве за союз с Карлом V, представителем ненавистной династии Габсбургов, были приняты лишь меры экономического характера.
В октябре 1531 года пять католических кантонов неожиданно напали на Цюрих. У защитников не было достаточно времени для подготовки к сражению, так как они не знали, что находятся в состоянии войны, пока не увидели вражеские знамена. Цвингли выступил с передовым отрядом в надежде продержаться, достаточно долго, чтобы дать время для организации защиты города. В битве при Каппеле католические кантоны разгромили цюрихское войско, а сам Цвингли погиб.
Через месяц с небольшим был подписан Каппельский мир. Протестанты согласились покрыть расходы, связанные с войной, получив взамен заверение, что каждый кантон будет свободен в выборе вероисповедания. В результате в одних швейцарских кантонах прочно укрепился протестантизм, а другие остались католическими. Миграция населения из одного кантона в другой в поисках возможности исповедовать свою веру вскоре привела к тому, что одни кантоны стали чисто протестантскими, а другие – чисто католическими.
В богословии Цвингли много общего с богословием Лютера, поэтому здесь мы остановимся главным образом на различиях между этими двумя реформаторами. Различия эти обусловливаются в первую очередь путями, которыми они шли. Путь Лютера – мучительный поиск души, нашедшей в конце концов утешение в библейском послании об оправдании верой. Цвингли же был гуманистом, изучавшим Писание как источник христианской веры, и именно гуманизм побуждал его вернуться к истокам. Это в свою очередь означает, что для Цвингли в сравнении с Лютером характерно более высокое представление о силе разума.
Различия между богословскими воззрениями этих людей хорошо видны на примере того, как каждый из них понимал учение о предопределении. Они были едины во мнении, что это учение основывается на Библии и что его надо провозглашать как основание учения об оправдании только благодатью. Но для Лютера учение о предопределении было выражением и конечным результатом его собственного опыта осознания себя беспомощным перед лицом греха, и именно поэтому он заявлял, что спасение – дело не его рук, а Бога. Цвингли же рассматривал предопределение как логическое следствие самой природы Бога. По мнению швейцарского реформатора, основной аргумент в пользу теории предопределения заключается в том, что Бог, будучи всевластным и всеведущим, знает обо всем наперед и определяет развитие событий. Лютер не прибегал к такой аргументации, он довольствовался заявлениями о необходимости предопределения в связи с неспособностью человека самому сделать что-нибудь для своего спасения. Он, по-видимому, не соглашался с аргументацией Цвингли, построенной на разумных основаниях, а не на библейском откровении и не на собственном переживании Благой Вести.
В своих представлениях об изначальном христианстве Цвингли следовал определенной традиции, влияние которой не вполне им осознавалось: благодаря работам Юстина, Оригена, Августина, Дионисия Ареопагита и других авторов в течение многих лет широкое распространение получало неоплатонистское истолкование христианства. Это направление отличалось, в частности, тенденцией принижать значение материи и противопоставлять ее духовной реальности. Это, наряду с прочим, было причиной того, что Цвингли склонялся к простым формам богослужения, в ходе которых чувства верующего не отвлекаются на материальное. Лютер, со своей стороны, считал материальную сферу не препятствием для духовной жизни, а ее помощником.
Последствия этих расхождений во взглядах со всей очевидностью проявлялись в понимании реформаторами таинств, в первую очередь – евхаристии. Лютер полагал, что когда совершаются внешние человеческие действия, происходят и внутренние божественные действия. Цвингли же не признавал за таинствами такой силы, ибо это означало бы ограничение свободы Духа. По его мнению, материальные хлеб и вино и связанные с ними физические действия могут быть лишь символами духовной реальности.
Для обоих реформаторов взгляды, которые они отстаивали по вопросу о таинствах, имели важное значение, так как они составляли неотъемлемую часть их богословия в целом. Поэтому, когда политические обстоятельства побудили ландграфа Филиппа Гессенского организовать встречу немецких и швейцарских реформаторов для выработки общей позиции, вопрос о присутствии Христа в евхаристии оказался непреодолимым препятствием. Это произошло в 1529 году, когда по приглашению Филиппа в Вартбурге собрались все видные деятели Реформации: Лютер и Меланхтон из Виттенберга, Буцер из Страсбурга, Эколампадий из Базеля и Цвингли из Цюриха. По всем вопросам, за исключением смысла и действенности причащения, между ними было достигнуто согласие. Быть может, они бы пришли к единому мнению и по этому пункту, если бы Меланхтон не напомнил Лютеру, что компромисс с Цвингли в данном вопросе оттолкнет немецких католиков, которых Лютер и его соратники еще надеялись привлечь на свою сторону. Некоторое время спустя, когда разрыв с католиками стал необратимым, сам Меланхтон достиг согласия с швейцарскими и страсбургскими реформаторами.
Как бы там ни было, приписываемые Лютеру на Марбургской встрече слова: "Мы разные по духу" – заключают в себе совершенно справедливую оценку ситуации. Разногласия по вопросу о евхаристии вовсе не были каким-то второстепенным пунктом их богословских воззрений и проистекали из расхождений во взглядах, касающихся связи между материей и духом и, следовательно, природы Божьего откровения.
Анабаптистское движение
Сейчас все надеются получить спасение поверхностной верой, без плодов веры, без крещения испытаниями и страданиями, без любви или надежды и без истинно христианской жизни.
Конрад Гребель
И Лютер, и Цвингли пришли к убеждению, что за прошедшие столетия христианство перестало быть таким, каким оно было в новозаветный период. Лютер стремился очистить его от всего, что противоречит Писанию. Цвингли шел еще дальше и утверждал, что вера и практические дела должны основываться только на том, что находит ясные библейские подтверждения. Но вскоре появились люди, заявлявшие, что Цвингли не развил свои идеи до логического конца.
По мнению этих критиков, Цвингли и Лютер забыли, что в Новом Завете церковь четко противопоставляется окружающему ее обществу. Следствием этого стали гонения, так как римское общество не могло терпимо относиться к раннему христианству. Поэтому компромисс между церковью и государством, достигнутый в результате обращения Константина, сам по себе был предательством раннего христианства. Истинное повиновение Писанию требует, чтобы начатая Лютером реформация пошла гораздо дальше рамок, установленных этим реформатором. Церковь не надо путать с обществом в целом. Коренное различие заключается в том, что членом общества человек становится просто-напросто в силу факта своего рождения в нем, не требующего принятия решения с его стороны, тогда как членом церкви он может стать, только самолично приняв данное решение. Исходя из этого, крещение младенцев недопустимо, так как оно подразумевает, что человек становится христианином просто потому, что он родился в обществе, считающемся христианским. Это делает необязательным принятие личного решения, в котором и заключается сама суть христианской веры.
Большинство этих радикальных реформаторов утверждали также, что пацифизм – неотъемлемая часть христианства. Нагорную проповедь следует понимать буквально, и те, кто считает невозможным следование ей, демонстрируют недостаток веры. Христианам нельзя браться за оружие для самообороны или для защиты своей страны, даже если им угрожают турки. Как и следовало ожидать, такие воззрения не получили одобрения ни в Германии, для которой турки представляли постоянную угрозу, ни в Цюрихе и других протестантских швейцарских кантонах, опасавшихся, что протестантизм может быть в любой момент подавлен силой оружия католических армий.
Такие идеи распространялись в самых разных и как будто бы даже не связанных между собой частях Европы, в том числе – и в некоторых католических странах. Но общественное внимание они впервые привлекли к себе в Цюрихе. В этом городе была группа верующих, побуждавшая Цвингли быть более решительным в деле реформ. Эти люди, называвшие себя "братьями", настаивали на необходимости создать сообщество истинных верующих, противостоящее тем, кто называет себя христианами просто потому, что родились в христианской стране и в младенчестве получили крещение.
Когда наконец стало ясно, что Цвингли не хочет идти по этому пути, "братья" решили, что настало время самим создать такое сообщество. Бывший священник Георг Блаурок попросил другого брата, Конрада Гребеля, крестить его. 21 января 1525 года в фонтане на площади в Цюрихе Гребель крестил Блаурока, который затем совершил тот же обряд с другими. Крестили они не погружением, так как считали своей основной целью продемонстрировать не способ совершения обряда, а необходимость веры для принятия крещения. Впоследствии, когда они начали больше думать о соблюдении требований Нового Завета, крещение совершалось погружением.
Противники назвали их "анабаптистами", то есть "перекрещенцами". Это название не совсем точно отражает суть вопроса, так как "перекрещенцы" заявляли не о том, что человек должен креститься заново, а о том, что крещение младенцев не имеет силы и что первое реальное крещение происходит тогда, когда человек публично заявляет о своей вере. Тем не менее они получили название анабаптистов, утерявшее сейчас первоначальный уничижительный смысл.
Анабаптистское движение столкнулось с сопротивлением со стороны как католиков, так и протестантов. Теоретически противники анабаптистов руководствовались богословскими соображениями, но фактически их преследовали потому, что считали их взгляды разрушительными для христианства и подрывающими его основы. Лютер и Цвингли, придерживавшиеся по другим вопросам достаточно радикальных взглядов, тем не менее считали, что церковь и государство должны жить в мире и согласии, поддерживать друг друга и воздерживаться от такого истолкования Писания, которое могло бы поставить под угрозу существующий общественный порядок. Анабаптисты же, хотя они к этому и не стремились, тем не менее угрожали этому порядку. Их пацифизм был неприемлем для тех, кому было поручено поддерживать общественный и политический порядок, особенно если принять во внимание характерную для XVI века социальную неустойчивость.
Кроме того, противопоставление церкви гражданскому обществу подразумевало, что властные полномочия государства не должны распространяться на церковь. Хотя Лютер изначально не ставил такой цели, лютеранство пользовалось поддержкой принявших его князей, которые обладали большой властью как в гражданских, так и церковных делах. В Цюрихе, где жил Цвингли, решающее слово в религиозных вопросах принадлежало городскому совету. Так же дела обстояли в католических землях, где сохранялись средневековые обычаи. Разумеется, это не исключало периодических столкновений между церковью и государством. Но по крайней мере для разрешения конфликтов можно было руководствоваться установленным набором общепринятых принципов. Все это анабаптисты отвергали, представляя церковь добровольным сообществом, полностью независимым от гражданского общества. Многие анабаптисты были также ревностными поборниками равноправия. В большинстве их общин женщины пользовались равными правами с мужчинами, по крайней мере – теоретически, а к бедным и невежественным людям относились так же, как к богатым и образованным.
Все это выглядело крайне опасным, поэтому анабаптисты стали объектом жестоких гонений. В 1525 году их начали карать смертной казнью в католических районах Швейцарии. В следующем году этому примеру последовал городской совет Цюриха. За несколько месяцев гонения охватили всю Швейцарию. В Германии не было единой политики – каждое государство проводило свой собственный курс, в основном применяя в отношении анабаптистов различные старые законы против еретиков. В 1528 году Карл V распорядился приговаривать их к смерти на основании древнего римского закона, направленного против донатистов, согласно которому смертной казни подлежали все виновные в повторном крещении. Шпейерский рейхстаг 1529 года – тот самый, на котором сторонники Лютера выступили с протестом и были впервые названы "протестантами", – утвердил императорский указ против анабаптистов. Единственным германским князем, последовавшим велению совести и отказавшимся исполнять эдикт, был ландграф Филипп Гессенский. В некоторых местах, в том числе в курфюршестве Саксония, где жил Лютер, анабаптистов обвиняли не только в ереси, но и в призывах к бунту. Поскольку первое преступление было религиозным, а второе государственным, анабаптисты подпадали под юрисдикцию как церковного, так и гражданского суда.
Мученическую смерть приняли многие, возможно даже, что погибло больше людей, чем за три столетия гонений до эпохи Константина. В разных землях и странах и в разных случаях анабаптистов казнили по-разному. Одних с садистским юмором топили в воде. Других сжигали на кострах, как и еретиков в предшествующие века. Третьих пытали до смерти или четвертовали. Рассказы о героических поступках во время этих бесчинств заняли бы несколько томов. И тем не менее ужесточение гонений лишь способствовало росту анабаптистского движения.
Многие первые лидеры движения были учеными и почти все – пацифистами. Но вскоре это первое поколение погибло в гонениях. В результате движение становилось все более радикальным, превращалось в выразителя народного гнева, ранее выливавшегося в крестьянские восстания. Изначальный пацифизм был предан забвению, и его место заняли надежды на насильственную революцию.
Еще до расцвета анабаптистского движения Томас Мюнцер соединил некоторые его основные положения с надеждами крестьян на социальную справедливость. Теперь его дело продолжали многие анабаптисты. Одним из них был Мельхиор Гофман, кожевник, который, прежде чем стать анабаптистом, был сначала последователем Лютера, а потом Цвингли. В Страсбурге, где относительная терпимость позволила анабаптистскому движению набрать силу, Гофман начал возвещать приближение дня Господнего. Его проповедь воспламенила множество людей, стекавшихся в Страсбург в надежде, что именно там Новый Иерусалим станет реальностью. Гофман объявил, что его на полгода бросят в заточение и что тогда наступит конец. Он отвергал пацифизм первых анабаптистов на том основании, что с приближением конца чадам Божьим надо браться за оружие против сил тьмы. После его ареста, в котором его сторонники увидели исполнение первой части предсказания, в Страсбурге собралось еще больше народа, ждавшего лишь знамения с неба, чтобы взяться за оружие. Но столь большое скопление анабаптистов в городе побудило власти начать их преследование, кроме того, Гофман и после предсказанного им дня второго пришествия продолжал оставаться в тюрьме.
Затем кто-то заявил, что Новый Иерусалим будет установлен не в Страсбурге, а в Мюнстере. В этом городе благодаря равновесию сил между католиками и протестантами сложилась относительно терпимая обстановка, и анабаптисты не подвергались гонениям. Туда и отправились провидцы вместе со многими из тех, кого невыносимое угнетение довело до отчаяния. Царство скоро наступит. Это произойдет в Мюнстере. И там бедные получат в наследие землю.
Вскоре в Мюнстере собралось столько анабаптистов, что они завладели городом. Их лидерами были Ян Матис, голландский пекарь, и его первый ученик Иоанн Лейденский. Прежде всего они изгнали из города католиков. Епископ, вынужденный оставить свою кафедру, собрал войско и осадил Новый Иерусалим. Тем временем в городе громче звучали требования все делать в соответствии с Библией. Умеренных протестантов тоже изгнали. Уничтожались скульптуры, картины, иконы, предметы культа и утварь, связанные с традиционным богослужением. За пределами городских стен епископ убивал всех анабаптистов, попадавших в его руки. Защитники, положение которых с каждым днем ухудшалось, так как съестные припасы таяли, приходили во все большее возбуждение. Ежедневно говорили о видениях и откровениях. Во время вооруженной вылазки из города погиб Ян Матис, и осажденных возглавил Иоанн Лейденский. В результате продолжительных военных действий и огромных потерь среди мужского населения женщин стало гораздо больше, чем мужчин. В связи с этим Иоанн Лейденский, следуя примеру ветхозаветных патриархов, разрешил многоженство.
Осажденные испытывали все большие лишения, но и у епископа не хватало средств на содержание полноценной армии на поле боя. Иоанн Лейденский со своими сторонниками совершил удачную вылазку, и за это его провозгласили "царем Нового Иерусалима". Но вскоре после этого жители города, уставшие от эксцентричных выходок провидцев, открыли ворота епископу. Царя Нового Иерусалима взяли в плен и возили по всей округе вместе с его двумя основными помощниками. Затем их пытали и казнили.
Так закончилось главное событие в истории революционного анабаптизма. Почти всеми забытый Мельхиор Гофман просидел в тюрьме, по всей видимости, до самой смерти. В течение многих лет посетители церкви Св. Ламберта в Мюнстере могли видеть три клетки, в которых возили "царя Нового Иерусалима" и двух его помощников.
Поделиться книгой: