А-Прогрессор

Кхе, вот надо же. Но какой ум! Да, ошибся, но ведь только в знаке, перепутал минус с плюсом, а не по сути.

— Всему виной гордыня…

И смиренно зашептал молитву. Нет, он не пытался меня изгнать! Он замаливал грех, который сам и выдумал.

— На самом деле, если хотите, открою секрет. — Он выжидательно замер, но просить дьявола даже о такой малости, видимо, посчитал опасным и просто молчал. Но я не гордый, скажу и так. — Вы, Ламир тин Каер, не обделены вниманием небесных сущностей.

— А разве может быть иначе? — Ого, неужели я ошибся и он не святой? А с таким самомнением, сиречь гордыней, святыми не бывают. — Все люди дети Его. А как можно обделять вниманием детей Своих?

Уф-ф-ф, это не гордыня, это вера. Не буду переубеждать его в таких мыслях, а то нарвусь на стену непонимания, и все, к чему я столь долго готовился, пойдет прахом — тин просто «закроется» и перестанет со мной общаться.

— Вы меня поразили своим самообладанием.

Это была чистейшая правда. И комплимент в его адрес был вполне заслужен.

— На самом деле я безмерно напуган. — Это я вижу, но тем большей похвалы заслуживает то, как он не идет на поводу у своего страха. — Но. — Он резко меняет тему. — Как ни приятны мне были беседы с вами, я вынужден спросить: вы же не просто так ведете со мной диалоги? Рискну предположить, что вы хотите… Говоря торговым языком — купить мою душу. — И хитро прищурился. Но каков! А смогу ли я его переиграть? То, что казалось таким простым, неожиданно стало очень сомнительным.

— Нет, я не хочу уговаривать вас на продажу души. — И это правда. Я тоже не так прост, чтобы делать столь прямолинейные предложения такому собеседнику.

— Вы, мсье дьявол, не хотите заполучить мою душу? — Его удивление искренне.

— Надеюсь, вы сами поняли, какую глупость только что сказали. Я же дьявол, меня не может не интересовать душа. Любая душа. Вы меня понимаете?

— О да. Кажется, я уловил суть высказанной мной ошибки. Получается, что моя душа вам интересна, но делать предложение по ее покупке вы не хотите.

— Все верно. — Мило ему улыбаюсь, пожевывая соломинку.

— А вы хитрый, впрочем, что это я, вам и положено быть таким. — К чему это он? — Вы хотите, чтобы я сам предложил вам свою душу в обмен на что-то, что вы мне покажете как бы невзначай?

Несмотря на то что я считал себя очень хорошим актером, после этой фразы улыбка начала медленно сползать с моего лица. Как он меня просчитал?! Монах из темных веков с легкостью вскрыл мои планы, которые я сам считал чуть ли не вершиной возможного коварства.

— Вы меня обыграли. — Отвались мой хвост! Игра с открытыми картами против такого ума — шансы на выигрыш были эфемерны. — Было большой ошибкой с моей стороны подумать, что я смогу столь просто сбить вас с пути. В свое оправдание скажу, что диалоги с вами доставили мне много удовольствия. Знаете ли, в аду очень мало собеседников…

Если вспомнить, что мне, кроме Свериуса, вообще не с кем там поговорить, то я его совсем не обманываю. Раскланиваюсь, с намерением попрощаться. Проигрывать надо уметь красиво.

— И что, вы вот так уйдете?

Стоп! Вот он — шанс. Ламир же не столько монах, сколько ученый! И как обладателю столь пытливого ума ему было не чуждо любопытство. Как говорила моя бабушка: «А любопытной Варваре нос оторвали!»

— А смысл мне оставаться? — делано пожимаю плечами якобы в недоумении.

— Уйдете и не покажете, за что, по вашему мнению, я был готов расстаться с душой?

— Вы правы, в знак моего к вам уважения. — Я не могу лгать, но тут и ложь-то не нужна, это было правдой. Он заслуживал уважения. — В знак признательности за хорошо проведенное время — покажу. Приходите завтра сюда же, за час до заката. Согласны?

— Да.

У него трясутся поджилки, но голос тверд и уверен.

— Что ж, тогда буду вам благодарен, если вы к этой встрече принесете следующие предметы: плошку, деревянную или глиняную, с чистой водой, наполненную на две трети; отщеп очень легкого дерева, можете принести то, что используете для пробок, которыми закрывают бутылки с вином; и последнее, принесите еще иголку — любая иголка тут не подойдет, нужна такая, чтобы притягивалась к железу. Встречали такие?

— Встречал. Все, чего вы просите, не составит для меня труда найти к завтрашнему полудню.

— Тогда до встречи.

И, шагнув за дуб, я телепортировался в свой кабинет.

Рога мне отпилить надо! Хвост и тот, наверное, умнее головы! Нашел кого соблазнять. Этот Ламир умнее меня. Одна надежда — на «порок» любопытства. И то слабая такая надежда. Но игра начата, фишки расставлены, отступать глупо.

Пусть он умнее, но я собираюсь создать такие условия, в которых он будет играть сам против себя. Его натура естествознателя пусть борется с его же верой. Что победит? Не знаю. Но только такой подход дает хоть и эфемерный, но шанс на успех. На следующий день, ближе к закату, тин все же пришел на указанное место. Помучив его ожиданием, я материализовался немного в стороне от его взгляда.

— О, вы все же пришли. Рад вас сегодня видеть как никогда, тин Каер.

Как можно более обворожительно улыбаюсь.

— Рады? Ну конечно, вы, наверное, думали, что я не отважусь на эту встречу.

Тьфу. Нет, ну каков!

— Вы принесли то, о чем я просил?

Что Ламир принес все, я, конечно, знал. Но этот вопрос позволял немного сбить градус возникшего напряжения.

— Как и обещал. — Он расстелил на мягкой траве грубо обработанный кусок льняной ткани и выложил на него все предметы. — И что же вы с такой малостью хотите мне показать? Не вижу здесь ничего, за что стоило бы продавать душу. — Тин Каер рассмеялся и развел руками, якобы сокрушаясь. — А где горы золота, обещания долгой жизни и прочих благ?

— А разве вы на такие предложения согласились бы?

— Нет, конечно! Погубить бессмертную душу ради мирских соблазнов — это неимоверная глупость. — Слава Верховному, далеко не все в этом мире придерживаются таких взглядов! — Знаете, мсье дьявол. Я всю ночь не сомкнул глаз, молился. — Сказать ему, что результат бессонной ночи огромными буквами кругов под глазами написан на его лице? Ладно, не буду сбивать его с мысли столь плоскими шутками. — Просил Единого дать мне ответ, приходить на эту встречу или нет.

— Хоть вы и пришли, но, думаю, ответ вами получен не был. — Усмехаюсь. — И называйте меня Сергиус, если вам будет легче.

— Спасибо. Но вы ошибаетесь. Я получил ответ. — Меня как кувалдой по темечку стукнули. Очень схожий эффект оказали эти слова. — Когда уже был близок рассвет, я обратился за помощью к писанию. Так часто бывает в трудные минуты жизни. Наугад раскрыл священный текст и принялся читать со случайного места. И что вы думаете, на каких страницах писания открылась книга?

— Вы так хорошо рассказываете, что я не хочу портить своими догадками ваш рассказ.

— Мои глаза пробегали по знакомым строкам, и они открывались мне с совсем иной, не привычной стороны. На рассвете я перечитывал писание от Ивиара.

— Рискну предположить, описание того, что происходило в Лиасской пустыне? — В этой части священных текстов, записанных, как утверждает церковь, лично учениками Амиара, рассказывалось о попытках дьяволов совратить душу сына Божьего.

— Именно. О?! Мне только сейчас пришло на ум. А не вы ли, случаем…

— Не имел такой чести, тин Ламир.

И почему я не могу врать, а то так можно было бы разыграть этот момент! Но нет. Да и по правде, мне самому хотелось выиграть эту душу максимально возможно честно. Меня охватывал самый натуральный азарт.

— Спасибо за ответ. Так вот. Я продолжу свой рассказ с вашего позволения. — Киваю. — Читал писание и думал. Если Амиар смог противиться дьявольским искушениям, этим мерзким соблазнам… — Но тут он вспомнил, что не на проповеди, а я — дьявол, а не его паства. — Извините, увлекся.

— Ничего, ничего, я понимаю, что такое сила привычки.

— Благодарю. Священный текст заставил меня по-иному посмотреть на то, что вы мне предложили. Я же не дурак, понимаю, что эта встреча суть хитрая приманка, заглотни я которую, прельстись на наживку — и все. Потеряна моя душа для Света.

— Не нахожу изъяна в ваших рассуждениях. — Ну и что он тогда пришел с такими-то мыслями?! — Позвольте спросить, дорогой мой собеседник. Почему тогда решились?

— Если Амиар смог противиться искусам… Не смотрите на меня так! Я даже в мыслях не ставлю себя на одну ступень с Искупителем! Но ведь его жизнь — пример нам всем, живущим на этой земле. То… — Он смочил горло небольшим глотком родниковой воды. — То я просто не мог отказаться от встречи и прогнать вас. Ведь Амиар не изгнал дьявола, он выслушал все его посулы, он проверил силу духа своего перед искусами тьмы. И почему я, тот, кто в непомерной гордыне своей мнит себя его ничтожным последователем, должен поступить иначе?

— Все верно, не могли.

Иногда большой ум — это большая беда. Только что я получил еще одно подтверждение этой истины.

— Я готов. Жду вашего предложения.

Хм-м, и все же как мне повезло, что он хоть и умнейший из всех встреченных мной людей, но все же «продукт» той эпохи, в которой ему не повезло: родиться, расти, жить…

— Я не собираюсь вам предлагать продать душу.

— Но зачем тогда наша встреча? Для чего эти предметы?!

Я выбил его из колеи, вышел за рамки того разговора, который он наверняка продумывал всю ночь! Сбил ему мысли. Маленькая, такая незначительная, но победа.

— Я хочу вам что-то показать. Не как служителю церкви. Не как знаменитому философу и теологу. Даже не как знатоку ученых текстов разрушенной империи. А как самому умному человеку, которого я встречал. — Во всей фразе ни грамма лжи.

— Вы мне льстите.

Каким бы святым он ни был, но такие слова из уст представителя Сил — это очень греет самолюбие.

— Я понимаю, что трудно поверить в то, что скажу. — Напускаю на себя очень загадочный вид. — Но дьявол не может лгать. — С показным сожалением взмахиваю руками.

— Кхм-м. Вы недооцениваете мою образованность, мсье Сергиус. В юные годы, когда я учился в самом Уире, мне посчастливилось держать в руках оригинал писания от Ортокса. Как вы знаете, официальная церковь решила не включать тексты этого апостола в писание, так как в них слишком много рассказывается о некоторых нюансах жизни Амиара, в том числе и о времени, проведенном им в пустыне Лиасса. Впрочем, я согласен с таким решением синода: неподготовленного обывателя подобная правда может шокировать, навести на ересь. Хоть в этом тексте ничего нет еретического, но кому, как не вам, знать, что очень многое, даже прямо сказанное, можно толковать двояко. А Ортокс излагал свои мысли иногда очень иносказательно. Впрочем, извините за этот экскурс в теологию. Вы наверняка знаете все эти нюансы. — Не знал, но решил не акцентировать внимание на этом. — Ортокс писал, что Амиар говорил: «Сила дьявола не во лжи, а в правде. Дьяволы не лгут. И в этом суть не их слабость, а их сила. Ничто так не может смутить разум, как клинок правды, который нанес свой удар. Но, называя слугу тьмы — отцом лжи, вы будете правы. Ибо правда, высказанная в нужный момент, как бы истинна она ни была, способна привести того, кто слушает тьму, к ложным выводам и погубить вашу душу».

— И вы верите в это? — Надо сказать, эта цитата меня совсем не обрадовала. Мой оппонент оказался намного более подготовлен к беседе, чем ожидалось.

— Если я ставлю под сомнение труды и записи апостолов, то зачем тогда все это? — Широким жестом он умудрился не только показать на свою рясу, но и на церковь, а также на людей, в нее входивших. — А, я понял! Вы хотите смутить меня, посеять зерно сомнений. Умно, тонко, браво!

Да он вошел во вкус! И просто-таки наслаждается этим диалогом! Чего обо мне в этот момент сказать было нельзя. Я чувствовал себя буквально размазанным по траве, проигрывая словесную дуэль.

— Не приписывайте мне такой изощренности. Я лишь уточнял.

От я идиот! Ну зачем это сказал-то?! Мне приписали более умную мотивацию моего вопроса, а я… Надо было этим воспользоваться, а не так бездарно отреагировать.

— Полноте, скромность, конечно, украшает. Но вам не к лицу.

Уф-ф. Все же правильна мысль, что все мнят других похожими на себя. Так и Ламир сейчас поставил знак равенства между силой своего ума и моего.

— Как скажете, не буду вас переубеждать.

Вроде получилось подмигнуть вполне естественно. Что подтвердила его улыбка.

— И все же мне любопытно. Чего такого в плошке, нескольких пригоршнях воды, деревянной пробке и иголке? Неужели моя душа, по вашему мнению, стоит лишь такой малости?

О, а подобная мысль его задевает!

— Кому, как не вам, знать, что даже самые простые на вид вещи могут таить в себе великие тайны мироздания. Вспомните труд Аирисиуса, к каким выводам он пришел по простому своему наблюдению за обычным утренним умыванием в бочке. К какому открытию он пришел?

— «Тело, погруженное в жидкость…» Знаменитый закон Аирисиуса. Это знает любой ученый муж.

— Как вы считаете, сколько народу до него ежедневно принимало водные процедуры?

— Бессчетное множество…

Он упорно думает, это видно по испарине, выступившей на его лбу.

— Но только Аирисиус увидел в этом процессе один из природных законов, не так ли?

— Вы хотите сказать, что… О!!! Теперь я пониманию значение слов «дьявольское коварство!». Вы не будете уговаривать меня продавать душу. Вы и правда ни в чем меня не обманули! Теперь я верю, что вы поистине являетесь тем, кем представились! Вы предлагаете мне славу великого ученого! Хотя не понимаю, что в принесенных мною вещах может прятать природа? Но вы покажете один из опытов и предложите мне стать тем ученым, кто первым в истории сформулирует новый закон природы! И по вашему замыслу, я сам заложу в обмен на это знание бессмертную душу.

— Нет.

Ага, не дождется, что все будет так просто. Щаз-з. Таков был первый план, пока я не понял, с каким великим умом имею дело. Второй замысел был намного изощреннее.

— Как — нет?!

Сейчас он был намного более удивлен, чем в тот момент, когда узнал, кто является его собеседником.

— Я вам просто кое-что покажу. Как вы угадали, это будет опыт, основанный на природных явлениях. Чтобы не быть голословным, давайте прямо сейчас этим и займемся. Поставьте плошку на землю. Нет, поровнее. Наполните ее на две трети водой из бурдюка. Хорошо. Аккуратно положите на поверхность воды отщеп. Не намочите его целиком. Дайте мне, у вас руки дрожат. Вот так надо. Теперь возьмите иголку. Стоп. Давайте опять это сделаю я. Кладем иголку на отщеп. Очень аккуратно кладем, чтобы не намочить ее. Все.

— Что — все?

— Ждем, просто смотрим и ждем. И ничего не трогаем!

А то ишь ты, ручки тянет.

— Чего ждем?

— Да не мельтешите вы, вон, уже началось.

Как и полагалось намагниченной иголке, она повела себя вполне предсказуемо. Правда, в отличие от виденных мною земных компасов, сам процесс «нацеливания» на север происходил медленно. Видимо, дело было в инертности пробки, на которой лежала игла, и в сопротивлении воды.

— И? — Он удивленно смотрит мне в глаза.

— Запомните, что иголка как бы целит на вон тот скол на плошке. Запомнили?

— Да.

— А теперь возьмите любую палочку, да можете эту. И очень осторожно поверните отщеп в другую сторону.

— В какую?

— В любую, тин Каер. В любую, только, повторяю, аккуратнее!