— …человек, сынок, человек, все верно.
Барон понял, что проиграл этот спор. Слишком хорошо он воспитывал сына. Отказ невозможен, или юноша поступит по-своему даже без благословения отца. А это уже будет урон отцовскому авторитету. Как ни было больно бывалому воину, а теперь покалеченному ветерану, но он сказал:
— Ступай, сынок. Только вернись живым.
— Ты слишком много вложил в меня, отец, чтобы я, как любящий сын, мог позволить пустить все потраченные тобой усилия понапрасну.
Барон только закрыл глаза в знак согласия.
— Благословляю.
— Спасибо.
И в порыве чувств Маррис прильнул губами к дрожащей руке отца.
Барон устало вздохнул. Ему было нестерпимо больно. Болела душа. Он клял себя за свою болезнь, которая не позволяла ему твердо стоять на ногах. Клял, что так воспитал сына. Ругал себя, что не смог найти слова и отговорить своего отпрыска от этого поступка.
Солнце клонилось к закату, и Шарок, владетельный барон Горс, лучший полководец Бельграна, сосланный за излишнюю жестокость к врагам и возмутительную непочтительность к церкви в это захолустье… Этот некогда великий человек беспомощно плакал. Он уже ничем не мог помочь своему сыну, который удалялся в ночь. Сыну, который шел в одиночку, скакал, чтобы найти и убить страшнейшего хищника Аркаха, задравшего насмерть нескольких крестьян во владениях барона. Да поможет ему Единый. Беззвучно катились слезы, а губы шептали молитвы.
Только на мольбы Горса ответила иная сила…
Ликур вновь ободрал себе все руки. И вот дернули его темные силы согласиться на эту авантюру! Дома ему не сиделось! А все он, Киарис, кузен, чтоб его черти забрали. Соблазнил посулами. Надеждой на богатый прибыток.
— Возьми! — В локоть ткнулась рука соседа, протягивая грязную тряпку. — Обмотай ладонь, только крепко. Станет легче.
Плотно забинтовав разорвавшиеся мозоли, Ликур сплюнул. Он уже ненавидел своих ватажников. Ему казалось, все они вообще не испытывают никаких трудностей в этом походе. Только он один мучается с веслом, будь оно неладно. Ну не рос он в отличие от остальных около моря, непривычны его руки к этой работе, то ли дело лопата, кирка или верный лук. Но весло… О! Этот предмет явно придумали черти!
— Скоро закат, нужно найти подходящую поляну на берегу. — Голос Киариса вдохнул в Ликура надежду и придал сил.
Скоро он слезет с этой проклятой всеми святыми лодки и окажется на берегу. Слава Единому, а то он думал, что сей день продлится вечно.
Первую неделю, когда лодки шли по течению Апсиры, Ликур считал, что Киарис, пообещавший легкий и безопасный поход, говорил правду. Но когда они три дня назад свернули в бурный приток, начался форменный ад. Грести против течения, да еще по такой буйной речушке, это оказалось для него за пределами сил.
Как только лодки стукнулись своими плоскими носами о берег, Ликур буквально вывалился за борт от усталости. Боже, пожалуйста, пусть этот путь закончится поскорее! Ну не думал он, простой деревенский охотник на мелкую дичь, что казавшееся простым путешествие обернется такими трудностями.
Впрочем, так стенал и ругался только один он. Все остальные ватажники совсем не считали этот поход трудным. Наоборот, очень спокойным и легким. А некоторые из них каждый год поднимались в верховья Апсиры для охоты. Обычно это делалось в самом конце зимы, когда большинство друидов уходили на север, где на берегу студеного моря служители природы несколько недель праздновали приход весны.
В другое время в эти лесные чащи лучше было не соваться, потому что промышляли ватажники отстрелом зверя на мех. Очень прибыльное занятие, тем более местные леса буквально кишели пушным зверьем. Только вот не приведи святые попасться за этим занятием на глаза друидам. Те из охотников, от кого отвернулась удача, просто не возвращались домой. Местные племена очень чутко реагировали на пожелания своих волхвов, забивая дубинами попавшихся. И даже то, что сейчас на двух лодках их было более пятнадцати взрослых, здоровых мужиков, ничем бы не помогло. В чужом лесу от дикарей, здесь обитающих, вдали от своих домов и знакомой местности на спасение у них не имелось ни шанса. Но прибыль от добытого меха была настолько велика, что жаждущих быстрого обогащения за счет даров севера меньше не становилось. И это несмотря на то, что каждый год примерно один из пяти охотников не возвращался домой.
Меха этих лесов очень ценились всеми. Настоящее мягкое и пушистое золото. Сейчас под успокаивающий треск костра Ликур даже позабыл о боли в ладонях. Его воображение рисовало картины, как он торгует на рынке отличными шкурами. В своих мыслях он давно настрелял дюжину самых отборных зверей. Это успокаивало и умиротворяло охотника. И даже то, что еще предстояло грести несколько дней, сейчас казалось ему не таким уж и страшным испытанием.
Но хмурое утро быстро развеяло грезы, которые под неумолимым натиском предрассветного ветра выдулись из головы Ликура. Опять проклятия срывались с его губ, и нестерпимо жгло руки. Но весла ждали, и отказаться от гребли значило потерять существенную долю добычи. Сквозь скрежет зубовный он взялся за треклятое весло.
Еще три дня Ликур держался. Из последних сил, буквально только на самолюбии. А потом, в конце недели плавания по бурному притоку, уже лежа у потрескивающих бревен, он понял — все. Пусть осталось всего два, ну, может, три дня, ничего это не меняло — он просто больше не выдержит. Он останется здесь, на этой стоянке. Устроит временный лагерь. Пусть лес тут не так богат на зверя, но Ликур просто не сможет больше грести. Он решил остаться и охотиться один, а потом ватажники на обратном пути заберут его. Решено: именно так он скажет Киарису этим утром. А может, ему повезет, вдруг и тут много пушнины? Неважно, ему просто ничего не остается. Признать себя неспособным грести значило публично унизиться в глазах остальных, показать себя слабаком. А так он просто скажет, что его охотничье чутье подсказывает ему остаться. Тут все бывалые охотники, в такое они легко поверят.
Первые лучи солнца, небо без единого облачка. Ликур уже был готов поменять свое решение, но стоило ему опустить руки в леденящую речную воду, как желание все бросить и остаться снова взяло верх. Он настолько погрузился в придумывание, что и как он скажет остальным…
Сильный порыв ветра отломал от ближайшего дерева сухую веточку. Она была и правда почти невесомой, но неумолимый ветер, как будто ведомый чьей-то рукой, направил эту деревяшку прямо в лицо умывающемуся ватажнику.
Раздумья Ликура были неожиданно прерваны. Что-то больно хлестнуло его по лицу. А так как охотник для того, чтобы умыться в чистой воде, по выступающим камням забрался почти на два метра от берега, то его резкая реакция на упавшую ветку нарушила хрупкое равновесие. С громким криком Ликур плашмя грохнулся в леденящую воду бурного потока.
Хоть глубина тут была всего по грудь, да и течение, если честно, не столь сильно, но даже это нелепое падение в такую погоду могло кончиться весьма плачевно. Все ватажники, побросав свои дела, кинулись на выручку.
Вытащили Ликура из воды довольно быстро. Он даже не успел толком понять, как близко от гибели находился. Пару метров дальше в стремнину течения, и он уже не выплыл бы, несмотря на любую помощь с берега. Нет, он не испугался — не из трусливых он был людей, и только крепко сжатые кулаки, полные донного песка, выдавали охватившее его напряжение.
Парня раздели, посадили к быстро разгорающемуся костру. Натерли салом и закутали в сухую одежду. А потом ему предложили выпить крепкого, нагретого вина со специями.
— Ликур, выпей, полегчает. — Но охотник никак не мог разжать ладони.
— Не могу, руки свело. — В этом не было ничего постыдного, и он легко признался в такой слабости.
— Мужики, разогните ему пальцы, а я кружку суну, — обратился к ватажникам Киарис.
Стоящих рядом охотников упрашивать не пришлось: все они знали, насколько коварно подобное падение в реку, особенно ранней весной. Но вот кружку в руки Ликуру так никто и не подал. Все вино просто пролилось на землю. И только удивленный общий выдох всколыхнул огонь костра.
Из разжатого кулака Ликура в прибрежный песок выпал небольшой, величиной с фалангу мизинца, золотой самородок…
Предварительные расчеты оказались верными. От всех моих действий Весы отклонились всего на семь единиц! Вот что значит приступать к делу, предварительно подумав, все взвесив и точно рассчитав. Да, планирование и поиск места, времени и личностей, на которые оказывалось воздействие, было потрачено не зря.
Немного приоткрытое окно в келье. И Гимиас, настоятель церкви Святого Авелия, утром не может разогнуться от разыгравшегося радикулита. Такая малость, а каков итог! Вместо этого умного, ответственного наставника юный герцог Йомский получает в духовники жирную скотину Олиуса, единственным талантом которого были интриги. Во всем остальном этот монах был полным нулем. А на юного Кагра у меня были далекоидущие планы. Пусть малец посмотрит на духовенство с иной стороны, с той, которая пока была ему раньше не видна. А в том, что Олиус доведет Кагра до белого каления, я не сомневался ничуть. И ведь церковники его сами выбрали! Сами, я тут совершенно ни при чем, только форточку немного приоткрыл.
Но помимо того чтобы Кагр вырос в нужного мне правителя, некоторая дискредитация служителей Единого была слишком ничтожным воздействием. Таким малюсеньким камушком, который первым, надеюсь, ляжет в фундамент грядущего постамента завоевателя.
Теперь нужен был уже не камушек, нужна была глыба, на которую герцог мог опереться. Может, сейчас еще этот камушек по имени Маррис и не выглядит непоколебимой скалой, но пройдет совсем не много времени… Я думал, с этим воином придется мучиться больше всего. Но оказалось все намного легче! Он сам из благородного порыва и жажды славы ринулся спасать крестьян от оголодавшего зверя. А тигр и правда оголодал донельзя, что немудрено: как он добычу-то найдет, если я всю живность отгонял с его пути. Потом мне оставалось только столкнуть герцога и баронета. Столкнуть так, чтобы Кагр проникся безграничным уважением к Маррису. А как не уважать того, кто вытащил тебя и полуживого из-под трупа огромного лесного хищника. Кто одной стрелой сделал невозможное — с двухсот метров перерубил шейные позвонки тигру! И стрела эта нашла свою цель без моего участия! Я был готов вмешаться и направить ее, но не потребовалось. Баронет рос настоящей машиной для убийства, а главное, был не обделен и родовым талантом полководца, настоящего военного лидера. Весь в своего отца. Его плечо рядом с Кагром — я многие планы возложил на эту юную пару. Нетрудно догадаться, что при такой встрече сын опального барона был введен в личный круг герцога Йомского. Это еще более ослабит влияние Олиуса на юный ум Кагра, а заодно и общее влияние церковников в ближайшем окружении будущего короля! Да, да, третий сын, ни единого шанса на престол. Бугагашечки. Я встряхну этот гребаный мир! Сейчас я чувствовал себя почти всемогущим.
Я долго искал подходящего лидера, и не зря: Кагр подходил по всем параметрам. Первый кирпичик встал на свое место.
Оставался второй — деньги. Вот тут я очень долго чесал рога и облизывал нос, пока в мою темную голову не пришло воспоминание о любимом писателе юности. О храбрых и сильных, о настоящих мужчинах. Только вот сейчас я прекрасно понимал, что за этими так меня захлестнувшими в юности рассказами была и иная подоплека. Грязь, убийство, предательство, подставы. Ох, Джек Лондон, thanks[2] тебе за твои северные рассказы — моя благодарность. Надеюсь, твоей душе не будет «икаться» от дьявольской признательности.
Такой блестящий план чуть не рухнул от жуткой банальности. У меня не было золота! Понимание этого ввергло в шок. Это как, дьявол — и без золота?! А вот так, мой низкий ранг позволял создавать только золотые обманки, что было совершенно неприемлемо для моих замыслов. Казавшийся таким наглым и простым план по насыщению Бельграна, а точнее, его части — герцогства Йомского, деньгами готов был провалиться, потому что у его инициатора этих денег не было.
Но если средств нет лично у меня, то это не значит, что золота нет на Аркахе! Меня не интересовали, разумеется, золотые монеты у кого-то в сундуках или зарытые клады. Хотя мысль про клады надо записать, вдруг когда пригодится.
Это манящее золото, разумеется, присутствовало на острове. Особенно его было много в заброшенных ходах и шахтах, оставленных в наследство от расы подземников. Те золото не ценили, считая его никуда не годным металлом. В эти ходы люди предпочитали не соваться. Память о подземниках переросла в мифы, легенды, сказки, в основном, надо сказать, жуткие и очень неприятные. Так что при обнаружении выходов на поверхность их штолен люди предпочитали засыпать или завалить входы.
С моими поистине дьявольскими возможностями найти золотую жилу в глубине перекопанных недр острова труда не составило. Но вот эти дьявольские способности никак не могли мне обеспечить добычу этого золота из глубины. Хоть кирку бери в лапы и сам начинай ею махать. А с учетом того, что в истинном облике я появиться в мире не мог, подобная работа грозила затянуться на столетия. Безрадостная перспектива.
С тоской оглядел кабинет. Ну как же так! Вот решение, вот даже это гребаное золото! Все есть, а воплотить свой замысел не могу. С тоской взираю на местного Сизифа — все трудится. Тьфу. Если его припахать на разработку жилы, ничего не изменится, вот если сотня, а лучше две сотни чертей в моем подчинении были бы… Мечтательно облизал нос. Да, это было бы замечательно.
Да, мечтать, как говорится, не вредно, но где я такую трудовую армию найду? Нет, в общем, понятно, конечно, — в аду, где же еще искать чертей. Но кто мне их даст-то?!
— Свериус! — окликаю подчиненного.
— Да, хозяин. — Он с облегчением прервал рубку, благо повод для этого был — разговор с начальством.
— Сколько чертей подчиняется Астриумису?
А что поделать, это единственный дьявол ниже меня рангом, с кем получилось завести какое-никакое, но знакомство.
— Я точно не знаю, — заюлил пятачконосый.
— А мне точно и не надо. Примерно скажи.
— Ну-у-у около ста сотен, хозяин.
Ого, неплохо.
— Продолжай работу.
— Слушаюсь, ваше дьявольство.
Какой-то двенадцатиранговый имеет под своим началом десять тысяч чертей, а у меня всего один! Бесит! И ведь не пойдешь к начальнику с такой просьбой, пошлет куда подальше рога чесать… То-то Астриумис так легко мне отдал Свериуса. Еще бы — потерять одного из ста сотен, тоже мне великий ущерб. Что я могу ему предложить в оплату за пользование тремя сотнями его чертей? А не знаю! «Укуси мой хвост пчела!» Не знаю! В ранге я его повысить не могу, работу его облегчить тоже не в моей власти. Блага какие-нибудь — смешно такое предлагать дьяволу. Но попробовать-то стоит, от неудачной попытки я ничего не потеряю, кроме иллюзорных надежд.
— Астриумис, это Сергиус. Есть повод поговорить. Это не приказ. В случае твоего нежелания общаться со мной просто пришли черта с отказом, я пойму. Претензий с моей стороны в этом случае не будет, за неуважение подобную реакцию не восприму, — послал я вызов.
Ох, вот так без малейшего представления, что я могу предложить в обмен. Но все критики твердили в голос, что мне больше всего удавалась именно импровизация. Вдруг и тут поможет? Начну разговор, а там, может, на кривой кобыле как-то и получится выехать. Если, конечно, не нарвусь на отказ от разговора. А такое вполне вероятно. Но Астриумис все же пришел, видимо, из простого любопытства.
Усадив его на один из табуретов, я решил начать разговор прямо в лоб:
— У меня есть деловое предложение. — Хвост помощника начальника второго яруса вопросительно дернулся.
— Я вас внимательно слушаю, десятый.
Он сразу почувствовал, что нужен мне, и заметно расслабился. Он прав — инициатива полностью в его лапах. Я тут в роли купца, который знает, чего он хочет, но даже приблизительно не понимает цену, которую придется платить.
— Мне надо несколько сотен чертей, примерно на полгода. Можешь помочь с этим вопросом? — Он аж дернулся, поскольку не ожидал такого начала разговора. Это хорошо, удалось сбить его излишнюю самоуверенность.
— Если вы обращаетесь ко мне, то, следовательно… Вам или отказало ваше начальство, либо вы сами не хотите ставить его в известность о вашей нужде.
Логик, чтоб у него хвост отвалился. Цену набивает…
— Причина неважна, важно то, что я обратился с этим к тебе.
— Что я с этого получу?
О как. Это прогресс — начался торг. Значит, он может дать мне желаемое, осталось только заставить его захотеть это сделать.
— А чего ты хочешь за это?
И тут случилось неожиданное. Астриумиса буквально затрясло. Его колотила крупная дрожь. О! Верховный, чего же он так хочет-то?! И смогу ли я это дать? Реакция собеседника меня напугала. Такое я видел только у наркоманов, которым во время ломки предлагают дозу.
— Все, что угодно? — хриплым шепотом осведомился он.
— Что в моей власти и возможности. Во всяком случае, я обещаю подумать над твоей ценой.
Он заметно сник. Видимо, то, чего он хочет получить, ой как не просто. И буду ли я готов заплатить запрашиваемую цену?
— Триста чертей на полгода. Это сложно, мне придется искать возможности и дополнительные ресурсы. Переводить многие души на иные пытки. Оправдываться перед начальством. — Да я знаю, что непросто! Но как он набивает себе цену! Истинный дьявол. — Моя цена. — Я внутренне весь стал подобен натянутой струне. — Месяц в мире живых!
И заткнулся, выдохнув это. А я впал в состояние психологического шока. И только чисто на автопилоте возразил:
— Две недели!
— Согласен! — тут же последовал ответ.
Опа. И во что я вляпался? Судя по быстроте согласия Астриумиса, меня шикарно надули.
Пока он сидит и ждет, чтобы обговорить детали, мне надо подумать. Итак, могу ли я это вообще сделать? Ответ — да. Не сделать живым его, конечно, а в человеческом обличье выпустить «на прогулку», но только в рамках подотчетных мне земель. Оказывается, в мир могут подниматься только регионалы и их подчиненные. Остальным дьяволам это недоступно. Я как представил себе вечность в аду без права высунуть наружу хвост… Как же мне дурно-то стало от одной только мысли о подобном! А именно эта участь и постигла Астриумиса. Теперь-то я понимаю, что регионалы именно «белая кость» ада.
Но почему он так трясся и вообще выглядел так, будто был полностью уверен в отказе? Чего сложного-то, взял и выпустил, пусть погуляет недельку-другую. Где-то тут явный подвох. И, судя по тому, как напряженно следит за мною двенадцатый, он боится, что передумаю. Значит, есть повод передумать, и повод весомый. Голова, голова, полная знаний, выдавай ответ! И, о чудо — ответ всплыл из глубин сознания.
Все, что натворит вышедший «на прогулку» дьявол, все это ляжет на чаши Весов. И неважно, знал ли регионал о действиях его или нет, Весам это без разницы. А что может натворить дорвавшийся до мира живых бывший тысячелетия в аду дьявол?! Я думаю, ой как много. Убийства, удовлетворение телесных желаний — и это тот минимум, что приходит в голову сразу. Весы качнутся — и качнутся неслабо. Ой… А стоит моя задумка этого?
Причем я мог взять с Астриумиса любое обещание. Он честно и с радостью пообещает что угодно. Вести себя тихо, не высовываться… Но вот беда — у дьяволов, кто давно не ступал на поверхность, от мира живых ехала крыша. И они срывались с катушек. Потом, конечно, их наказывали, но Весы уже были отклонены.
— Боюсь, что я погорячился со своим поспешным согласием.
Надо искать другой способ добычи золота. Эта цена была неприемлема.
— Ваше величие! — Астриумис чуть не падает на колени передо мной. — Я, я любое наказание приму, если оступлюсь! — Ага, примешь. А у меня и так девятнадцать единиц отклонения чаш от предполагаемого вмешательства. И в моих дальнейших планах довести этот дисбаланс до тридцати. И это личными действиями! А не «благодаря» чокнутому чешуйчатому. Тридцать единиц — это тот предел, который я посчитал приемлемым, дальше может начаться необратимый процесс.
— Увы. Но мы не договорились.
— Я никому на глаза даже не попадусь!
— А зачем тебе тогда в мир живых, если ты будешь избегать общения с людьми?
Он сам верит в ту лапшу, что мне мотает на рога?
— Я по рыбалке соскучился. С удочкой на берегу посидеть. — Он очень правдоподобно вздохнул. — Зачем мне люди? Я всего полсотни лет как дьявол. По людишкам соскучусь еще не скоро!
— Вот как. — Если он всего пятьдесят лет назад был живым, то… То вполне может сдержать свои внутренние порывы и не сойти с ума. Рыбалка, надо же! — Ты же понимаешь, что с тобой будет, если сорвешься?
— Понимаю. Но не сорвусь. Я надеюсь, что подобная сделка будет не единственной.
И эти слова заставили меня ему поверить. Ведь дальнейшее сотрудничество возможно, только если он сдержит слово.
— Договорились.
И в знак заключения сделки мы пожали друг другу хвосты…