Завод

Павел озадаченно огляделся. И дернуло же кричать, теперь пойдут чесать языками. Перешагивая через расставленные в проходе ящики, заготовки, Павел добрался до станочного участка.

— Кирилл был? — спросил он у Сопреева.

— Был. — Сопреев, не разгибаясь, взял отвертку. — Это, оказывается, он сломал станок.

— Как он? — Павел обеими руками схватил Сопреева и легко, как ребенка, развернул лицом к себе.

— Сам признался, — вступился Кирпотин. — Говорит, штуку какую-то хотел попробовать.

— Так-так, — перебил Павел. — Ну и что?

— А ничего. Я ему сказал, чтобы другую бригаду подыскивал, — произнес Сопреев.

— Как другую? — Павел в замешательстве даже отступил на шаг. — Кто тебе дал такое право?

— Тихо, Паша, тихо. — Лицо Сопреева побледнело. — Не испугались. Мы друг дружку, Паша, знаем лет двадцать. Нечего тут театр ломать. Определи его к Юрке Синькову, пусть подучится. А тут у нас вроде академия, а не школа.

— Да как же я ему в глаза посмотрю, ты себе представляешь? — растерянно сказал Павел.

— Все будет в порядке. Делай вид, что не отпускаешь его из бригады, — обычным своим тоном посоветовал Сопреев.

— Ну и пройдоха ты, Мишка. Ох и выжига! — Кирпотин ухмыльнулся. — Сколько тебя знаю, а все удивляюсь. Тебе бы в министерстве иностранных дел работать.

— Мне и тут ладно, — серьезно ответил Сопреев.

4

Греков размышлял о том, что значительную часть своего дня он тратит на всевозможные компромиссы, а само слово «компромисс» порой представлялось ему в виде здания, в которое можно войти или не войти. Чаще всего он входил. Так было спокойнее. Когда-то он бунтовал, сопротивлялся. И о нем возникло мнение как о принципиальном человеке: волевой, энергичный, умница. Но существует, вероятно, грань, достигнув которой, человек устает.

Вот и сегодня утром жена объявила, что надо достать тете Поле газовую плиту. Греков ненавидел тетю Полю. Еще в молодости, давно, ему пришлось уйти из общежития, чтобы освободить комнату для Пашки Алехина, поскольку тот женился. Подвернулась тетя Поля с ее деревянным домиком. Грекова она называла «Ганадий», носила кирзовые сапоги, торговала жареными подсолнечными семечками и материла соседей. Племянница ее, Шурочка, училась в медицинском институте. Вскоре эта Шурочка стала женой Грекова. А связав свою судьбу с Шурочкой, Греков связался и с тетей Полей. Молодожены получили квартиру от завода, но тетя Поля прикладывала все усилия, чтобы не оказаться в забвении. Греков построил забор, отремонтировал дом. Иногда он пытался бунтовать, но совместными усилиями Шурочки и тети Поли бунт подавлялся и в наказание сваливалась еще какая-нибудь просьба. Компромиссов тетя Поля не признавала. И если требовалась газовая плита, то только четырехконфорочная, с терморегулятором. «Вам же все останется. Дача. И цены ей не будет. Не для себя стараюсь», — твердила она. Эта фраза придавала новые силы Шурочке, и обе женщины брали Грекова в оборот.

— Сколько ей лет? — спросил Греков, разыскивая в записной книжке номер телефона приятеля, директора завода бытовой техники.

— Семьдесят пять, — ответила Шурочка.

— Бессмертная старуха! — Греков вздохнул, найдя нужный телефон.

Послать бы подальше назойливую родственницу. Но готов ли он выдержать дни, полные упреков, скандалов, многозначительных намеков, когда и на заводе хватает неприятностей? К тому же рано или поздно тетя Поля возьмет свое. Напрасная трата энергии.

Или взять предысторию последних рекламаций. Несложный при сборке прибор начал хромать от дефектов датчиков. Приходилось пожинать плоды компромисса с ростовским заводом. Не прояви он тогда мягкотелости, не подпишись под условием, что качество датчиков можно проверить только в сборке, все было бы иначе.

Начальника сборочного цеха Греков застал за обработкой нарядов. Вместе с ним трудились две нормировщицы.

— Солдатские щи хлебаешь, генерал? Молодец! — насмешливо похвалил Греков. — И без всякого материального вознаграждения, как я понимаю.

Стародуб задержал палец на кругляшке счетов, чтобы не сбиться, записал цифру на бумаге и поднялся.

— Так ведь не успевают люди. Сорок наименований подбить надо. Не генерал я, а лейтенантик. Вот вы, верно, генерал. — Чуть склонив набок голову, Стародуб настороженно разглядывал Грекова. Неспроста же тот пришел.

— Есть работа, Кузьмич, — проговорил Греков.

— Без дела вроде и не сидим, — осторожно ответил Стародуб.

Нормировщицы оставили ручки арифмометров: очень уж интересно было послушать разговор начальников.

— Надо, Ваня, потрудиться, — озабоченно сказал Греков. Со стороны глядеть, он будто кот, легонько пробующий лапой мышь: и знает, что та не убежит, да приноравливается, как половчей сцапать.

— Так ведь я не отказываюсь. — И Стародуб, словно мышь, притворившаяся мертвой. Понимает, что положение ее безнадежно, но надеется, что авось удастся выкрутиться. Спектакль, да и только. И хоть конец известен, да смотреть любопытно.

— Датчики надо подогнать! — В тоне Грекова обозначились резкие нотки.

— Людей нет, — равнодушно ответил Стародуб.

Греков обвел взглядом помещение. Нормировщицы разом склонились над бумагами, завертели ручки арифмометров.

— План сорвать хочешь, Кузьмич? — с легкой угрозой произнес Греков.

Стародуб прислушался — нет, рано еще отступать, можно поволынить, вдруг что-нибудь нужное для цеха и выторгуешь.

— Людей нет, Геннадий Захарович, — захныкал он. — Самому, что ли, к верстаку становиться?

— Что у тебя Юрий Синьков делает?

— Он магнитную станцию налаживает. В конце недели облет.

— А чем Алехин занимается? — не отступал Греков.

— У него станок сломали. К нему сейчас не подходи.

Греков перебрал еще несколько бригад, внимательно прислушиваясь к ответам начальника цеха. Можно уловить, когда Стародуб говорит правду, а когда ловчит, чтобы не брать лишних забот на цех.

— Ну а если сверхурочно?

Вот и начался второй акт спектакля. Конечно, Греков мог бы сразу предложить сверхурочную оплату, но так дело не делается. Не первый год Греков на заводе.

— Кому предложить сверхурочные? Кто деньги у тебя любит?

— А кто их не любит? — Стародуб наморщил лоб, как бы соображая, кому дать заказ. На самом деле с приходом Грекова он уже все решил и прикинул. — Надо, чтобы люди не обиделись.

— У Синькова в бригаде восемьдесят рублей недобрали, — подсказала нормировщица.

— Не ваше дело! — осадил Стародуб. — Сидите и считайте. — Он и сам подумывал, что сверхурочную работу надо предложить Синькову. Уж очень невыгодный заказ достался бригаде в прошлом месяце. Станция новая, несерийная. Заранее было известно, что подведет. — Ладно, поговорим в цехе. А то пойдут обиды, сплетни. Хотите, я один поговорю, хотите — вместе.

Греков взглянул на часы. Арбитраж в четыре, времени еще предостаточно. Стародуб подобрал со стола какие-то бумажки, детали, распихал их по карманам, чтобы не с пустыми руками идти в цех. Забот-то всяких много.

Часто семеня, он обегал Грекова то слева, то справа. В зависимости от того, у какой стены были свалены грудой заготовки, чтобы заслонить их от взгляда главного инженера. Мелочь, конечно, да неизвестно, за что тебя будут песочить на очередном совещании. Все надо предусмотреть.

У автомата с газировкой собралось несколько человек. Из рук в руки передавали металлическую кружку на длинной собачьей цепи.

Кирилл стоял в середине очереди, но его высокая фигура была приметна издали, даже в жидком свете сквозного коридора.

— Не тебя ли я встретил на ипподроме? — Греков похлопал его по плечу.

Кирилл с ответом не торопился. Он смотрел на светящееся окошечко с надписью «бесплатно».

— С ним разговаривают, а он… — вступился Стародуб.

— Ну.

— Что ну?! — Стародуб даже подпрыгнул от возмущения. — Баранки гну!

— Погоди ты, Иван Кузьмич, — раздосадовано осадил Греков. По-видимому, не стоило спрашивать парня об ипподроме. При всех. И отойти как-то неловко. — Значит, показалось мне.

— Значит, показалось, — в тон произнес Кирилл и придвинулся к автомату. Подошла очередь.

— И кончай прохлаждаться-то… Отец небось и в глаза тебя сегодня не видел. То курит, то пьет, — загомонил Стародуб.

Кирилл, не отстраняя кружки ото рта, махнул рукой. Жест был дерзкий, нахальный.

— Совесть имей, сопля. Начальник цеха ведь, — вступился стоящий позади рабочий.

Греков резко повернулся и отошел. Стародуб расстроенно погрозил пальцем, вздохнул и заторопился вдогонку.

— Извинись, Алехин, — все не успокаивались за спиной Кирилла.

Кирилл допил, лениво с затягом плеснул остаток в сторону, поставил кружку на место и, не обращая внимания на взбудораженную очередь, не торопясь направился к бледному высвету двери… А на душе у Кирилла стало прескверно. Побежать бы. Извиниться. Сорвался, мол. Все это глупое пижонство…

С появлением главного инженера нарушался установившийся ритм работы цеха. Греков видел, как поднялись головы над верстаками. Сейчас рабочие начнут подходить к нему с требованиями, жалобами, предложениями. Лишь Павел Алехин никогда не пользовался визитом главного инженера. Если ему что-то и было нужно, он всегда решал через начальника цеха. Не помогало, шел сам и в литейку, и к механикам, и к оптикам. Танк, а не человек. Встретившись глазами, Греков и Алехин только сдержанно кивнули друг другу. Зато Юрию Синькову Греков был рад. Он пожал сильную ладонь парня.

— Что нового в институте?

— Как сказать, Геннадий Захарович. Есть и новости. — Юрий пытался сдержать улыбку, но это ему не удавалось. — Вот. Первый вариант. — На ленте, которую он протянул главному инженеру, четко проступал рисунок замысловатой детали. — А это копия. В конструкторском чертили несколько дней. — И Юрий показал лист ватмана, где была изображена точно такая же деталь.

Греков взял ленту и повернулся к Стародубу.

— Видишь, Кузьмич, что вытворяет на электронной машине твой механик?

Стародуб скользнул взглядом по ленте.

— Фантазии всякие, — без энтузиазма произнес Стародуб. — Нам это ни к чему.

— Дайте эти деньги конструкторам, они не только нарисуют, но еще и одеколончиком спрыснут, — послышался голос Алехина.

— А, Павел Егорович! Здравствуй! — словно они и не перекинулись взглядом, проговорил Греков.

— Привет, Геннадий Захарович. — Алехин властным движением взял ленту у Стародуба. — Чисто. Где же такую выпекли?

— В институте кибернетики, — сухо ответил Юрий, не глядя на Алехина. — Приятель у меня там.

— Чисто, — любуясь, повторил Алехин. — Что же конструкторам делать остается? — Алехин вернул ленту Грекову и отступил в сторону.

Стародуб нетерпеливо оглядывал собравшихся вокруг механиков — столько дел, а они чепухой занимаются.

— Вот что-, надо остаться. Повечерять, — наконец сказал Стародуб.

Оживление, вызванное разглядыванием ленты, поубавилось.

— Начало месяца, а уже вечерять? — раздался чей-то голос.

— Надо, ребята. Вот главный инженер подтвердит, — Стародуб заморгал белесыми ресницами, словно что-то в глаз попало. — Подводят нас поставщики.

— Датчики, что ли, перебирать? — догадливо спросил все тот же голос.

— Они самые, черт бы их побрал! — не выдержал Стародуб.

— Так их уже два раза отбраковывали. — Юрий недоуменно посмотрел на Грекова.

— Полагаю, из трехсот бракованных можно смонтировать шестьдесят штук для плана. — Тон Грекова был нетерпелив и категоричен.

— А кого подрядите? — спросил подошедший Сопреев.

— Давайте решать сами. Надо по совести. — Стародуб улыбнулся и тряхнул льняными волосами. — Во-первых, бригаду Синькова. Они в прошлом месяце недобрали. Во-вторых, Алехина. У него со станком — сами знаете. Выручать надо. Ну и еще пару бригад. Думаю, достаточно. В два вечера и управитесь.

Механики нерешительно молчали. Конечно, все не прочь подработать. Сборка, правда, нелегкая, кропотливая, но и оплачивается хорошо. К тому же после смены все равно делать нечего, на рыбалку, по грибы среди недели не отправишься.

— Давайте еще две бригады, — поторопил Стародуб.

— Три, — поправил Юрий. — Мы отказываемся.

Все с любопытством повернулись к Синькову: чудак человек, кто же отказывается, если деньги сами в руки плывут?

— Институт мешает? — спросил Греков.

— Да, институт, — нерешительно ответил Юрий. — Но не в этом дело.

— А в чем? — поинтересовался Греков.

— В том, что это бракованные датчики. Собрать их как надо мы не сможем, нет испытательного стенда. Опять получится тяп-ляп, лишь бы заказчику всучить.

Греков, прищурившись, посмотрел на Синькова. Ничего хорошего этот взгляд не предвещал. А кому захочется озлить против себя главного инженера? Но Юрий этого не замечал, он отвернулся, склонив голову.

Павел Алехин негромко кашлянул, что у него бывало признаком особого раздражения.

— По-твоему, мы халтурщики, а ты чистый? Ты это хочешь сказать? Говори, да не заговаривайся, научный наш работничек.

— Ничего я не хочу сказать! — Юрий с трудом выдавливал слова. — Ведь нет стенда? Нет!