ВОЕННЫЕ НАВЫКИ ИНДЕЙЦЕВ ВЕЛИКИХ РАВНИН

СЮ В КАЧЕСТВЕ НОСИТЕЛЕЙ МОДЕЛИ

Улучшение положения с боеприпасами позволило остановить продвижение их врагов. Однако северные группы Сю, позже ставшие известны как Титоны и Янктоны, были уже вытеснены на юг и запад от Миннесоты, то есть в прерийную зону, где они начали новый образ жизни, совершенно оставив земледелие. Охота на бизонов стала их основным занятием, оказывая влияние на уклад и формирование культуры. Тёплую часть года индейцы стали проводить в прерии, пешком преследуя бизонов. Их небольшие кожаные типи и домашние вещи перевозились на волокушах, которые тащили собаки. Женщины также переносили скарб на спинах. В холодный сезон отправлялись на север и восток под кров густых лесов, где в достатке было топлива. Здесь они охотились на лесную дичь, стреляя оленей ради пропитания и бобров ради их шкурок. По весне они относили добычу во французские торговые пункты, после чего вновь уходили в прерии. Так с 1680 по 1760 годы эти Сю вели кочевой охотничий образ жизни летом и осенью, не имея лошадей, но будучи хорошо оснащены огнестрельным оружием.

Военная техника пост-огнестрельного и до-лошадного периода Сю, судя по всему, была похожа на жизнь племён северо-восточных лесов на том же этапе развития. Несмотря на существование небольших военных отрядов, основным инструментом войны являлись крупные боевые формирования, насчитывавшие по крайней мере по несколько сотен человек. Воины собирались из нескольких общин, встречались в установленные сроки и отправлялись в поход против какой-нибудь враждебной деревни примерно раз в году в летнее время.

Почти все воины имели при себе ружья и передвигались либо пешком, либо на каноэ, сделанных из берёзовой коры. Похоже, что они не знали иного способа ведения боя, кроме как выстраиваясь друг против друга в две линии (как это описывалось в разделе о северо-западных лесах). Их тактика полностью основывалась на жизни в лесных условиях. Так как они использовали ружья, имевшие большую дальность стрельбы и убойную силу, дикари старались действовать таким образом, чтобы каждый воин получал возможность самостоятельно использовать рельеф местности и оказывать соплеменникам огневую поддержку.

Тактика ничем не напоминала ту, которая опиралась на колющее и режущее оружие. Бойцы, пользовавшиеся холодным оружием, могли оказывать друг другу помощь, находясь лишь в непосредственной близости друг от друга. Применение огнестрельного оружия на открытой местности было, с одной стороны, удобно тем, что враг был легко видим стреляющему, но в такой же степени и враг видел стреляющего. Кроме того, отряды легко рассеивались и быстро передвигались, что затрудняло попадание. И наконец, если противник был вооружён холодным оружием, то стремительное передвижение давало ему значительное преимущество и позволяло нанести внезапный и сокрушительный удар по рассеянной группе, вооружённой ружьями, за счёт мгновенной концентрации сил в одном месте, что позволяло уничтожать отряд удар за ударом.

Иллюстрацией влияния условий местности и выбор оружия на тактические приёмы является сообщение Ла Фонтена, который был связан с Ирокезами в 1680-е годы:

“Ирокезы имеют одно преимущество над своими противниками. Они все вооружены кремнёвыми ружьями. Их враги же пользуются ружьями лишь на охоте, так как у них нет и половины того количества ружей, как у Ирокезов… Ирокезы не столь подвижны и не столь умелы в обращении с боевыми палицами, что вынуждает их всегда передвигаться большими группами, а потому значительно медленнее других дикарей… Сила Ирокезов лежит в их умелом обращении с огнестрельным оружием в лесной чаще. Стреляют они отменно. Кроме того, они замечательно умеют использовать самые малейшие укрытия. Сделав выстрел, они немедленно прячутся за деревья и остаются недосягаемыми для врагов, даже если тех вдвое больше. Но в отличие от южный племён, они очень неловки с топорами и дубинами. И когда дело доходит до схватки на открытой местности, где в ход пускается холодное оружие, Ирокезы всегда терпят неудачу, поэтом они по возможности избегают сражений на полях и лугах…”

По существу Сю перенесли лесную тактику на равнины, у них не имелось постоянных формирований, они сохраняли в бою такую дистанцию между собой, которая была необходима для взаимной поддержки. Когда они испытывали сильный натиск, они отступали в ближайший лес, где применяли свою излюбленную тактику во всём объёме. Вот какой пример можно привести из войны между Кри и прерийными Сю в 1730-х годах:

“После двадцатидневного перехода по прериям 500 Кри обнаружили дымы стойбища и решили напасть утром на рассвете… но их арьергард был внезапно атакован отрядом Сю в 30 человек. Этот отряд вышел на их следы и принял за мирную группу Ассинибойнов. Сю убили четырёх врагов, и тут на них обрушился весь отряд. Ошеломлённые численностью противника, Сю пустились в бегство, бросив часть своего оружия, спеша побыстрее добраться до какой-нибудь рощи. Там они дрались до наступления ночи: Кри – на открытом пространстве, как настоящие храбрецы, а Сю – из-за древесных стволов.”

К середине 18-го века стали всё чаще сталкиваться с конным противником…

РУЖЕЙНАЯ ГРАНИЦА НАТАЛКИВАЕТСЯ НА ЭКОЛОГИЧЕСКИЙ БАРЬЕР

Читатель может не без основания поинтересоваться, почему же экологическая граница между лесом и равнинами была эффективной преградой в распространении пост-огнестрельной и до-лошадной военной модели на северо-западные равнины (ведь подобного барьера не было перед северо-восточными равнинами. Но здесь нужно подчеркнуть, что существует целый ряд определяющих факторов, которые вступают в силу только при взаимодействии с другими факторами. В данном конкретном случае – присутствие в северо-западной зоне индейцев в качестве посредников в пушной торговле и создало так называемый экологический барьер, в то время как присутствие европейцев в качестве таких посредников в северо-восточной зоне определило лишь границу.

На северо-западе распространение ружей остановилось почти полностью на границе лесной полосы. В связи с тем, что посредники-индейцы выступали не только как торговцы, но в значительной степени и как участники межплеменных войн, они запрещали или ограничивали продажу огнестрельного оружия своим потенциальным врагам. Что касается остальных европейских товаров, предлагаемых индейскими посредниками, то они не могли обеспечить равнинные племена необходимыми условиями для добычи нужного объёма бобров. Сами посредники, находясь в пограничной зоне должны были выбирать между двумя моделями существования – между степной и лесной.

Если группа посредников-индейцев выбирала равнины, то она, несомненно, теряла свои позиции в меховой торговле и, следовательно, практически весь доступ к ружьям и боеприпасам, столь необходимых для поддержки их до-лошадной и пост-огнестрельной модели. Если бы они попытались соединить культуру двух разных зон в единый цикл, им пришлось бы потратить немало физической и психической энергии. Например, строительство каноэ с лёгкостью забылось бы после недолгого периода жизни на равнинах, с другой стороны – длительный путь на каноэ до торговых постов не позволил бы полноценно заняться охотой на бизонов. Более того, бизонья охота фактически противоречила бобровой охоте.

Так продолжалось, покуда европейцы не взяли на себя посредническую миссию на северо-западе, и лишь это позволило огнестрельному оружию действительно пересечь экологический рубеж. А до тех пор степные жители существовали в режиме пост-лошадной, но до-огнестрельной модели. Европейский торговец не был участником межплеменных войн, поэтому с чистой совестью снабжал оружием всех, кто мог предложить взамен бобровые шкурки. Таким образом, равнинные племена присоединились к участию в лесном экономическом цикле. Но это не слишком обременяло их, так как подразумевало лишь охоту в лесной полосе. Степным племенам не было нужды заниматься строительством каноэ и осваивать навигацию, ведь белые люди сами занимались транспортными вопросами.

ВЛИЯНИЕ СЮКСКОЙ ЭКСПАНСИИ НА ВОЙНУ И ТОРГОВЛЮ

В течение всего периода пост-огнестрельной и до-лошадной модели прерийные Сю вели войны с двумя типами врагов. Наиболее отличительными были их враги из северных лесов – Кри и Ассинибойны, некоторые из которых тоже превращались в жителей равнин. Похоже, что наиболее весомой причиной для их войны было стремление к увеличению своих владений, чтобы расширить возможности для добычи пушнины. Война поддерживалась и постоянной жаждой мести. Так как враги нападали на Сю со стороны северных лесов, где они и приобретали огнестрельное оружие, их методы войны были лесными. Сю отвечали своими приёмами лесной борьбы. Именно из-за этой войны племена Шайенов, оказавшись между двух огней, мигрировали на запад от Миссури.

Второй категорией врагов были земледельческие племена, заселявшие прерийную зону юго-западной Миннесоты, северной Айовы и восточной Дакоты. К этим народам относились Айовы, Отто и Шайены. Они совсем не имели ружей на начальном этапе того периода. А так как у них практически не было и лошадей, то они оставались совершенно беззащитны перед пост-огнестрельной и до-лошадной военной моделью Сю.

У Сю были, помимо обычной жажды мести, и две другие причины, чтобы воевать против земледельцев. Первая из них – Сю недавно обосновались на этой земле и крайне нуждались в охотничьих угодьях, которые большей частью были заняты сельскохозяйственными землями. Вторая причина – поимка пленников; хотя документальных свидетельств этого не существует, это может быть перенесено на Сю с социальной модели соседних племён. Так имеются прямые указания на то, что Иллинойсы (юго-восточные соседи Сю), едва им попались ружья, стали отправляться на запад в рейд против Поуней, уклад которых оставался ещё до-лошадным и до-огнестрельным. Захваченных у них пленников Иллинойсы выменивали на европейские товары.

Обращаясь вновь к Сю, хочется высказать мнение, что они вряд ли удержались бы от возможности захватить пленников у врагов, имея явное военное превосходство над ними. Естественно, что вскоре возник дефицит в обмене необходимых товаров. Сю углубились в прерии и чем больше они посвящали себя охоте на бизонов, тем меньше оставалось у них времени на ловлю бобров, которые были единственным настоящим средством обмена на огнестрельное оружие. Шкуры бизонов ещё не пользовались большим спросом у европейцев, а вот рабов они приобретали с удовольствием. Именно поэтому походы за пленниками могли стать весомым экономическим подспорьем.

ВРЕМЕННОЕ ВОЕННОЕ РАВНОВЕСИЕ

За время войны Сю изгнали Айовов и Оттов с востока на запад до самой реки Миссури. Там они вновь сразились с ними и также начали военные действия против Омахов и Арикаров. Однако ближе к концу этого периода (к середине 18-го века) из-за некоторых причин Сю и индейские деревни на Миссури достигли состояния равновесия. Одним из факторов, повлиявших на это, было дальнейшее продвижение лошади с запада на восток. Уже достаточное количество табунов появилось в деревнях на Миссури и подстегнуло развитие пост-лошадной и до-огнестрельной военной модели. Через Кайовов поступало металлическое вооружение и прочие товары с испанского юго-запада. Конные воины-лучники легко могли противостоять пешим бойцам Сю, вооружённым винтовками. В то же время, искусство возводить фортификационные сооружения достигло таких высот, что позволяло успешно отряжать любые виды атак – с применением огнестрельного оружия и без него. Сам облик этих мощных деревень, земляные валы, деревянный частокол, высокая плотность населения – всё это говорило о том, что идея оборонительной стратегии преобладала и развивалась.

Томпсон, посещавший Манданов в 1797 – 1798 годах, писал: “Они живо интересовались, как мы воздвигаем наши дома, внимательно следили за тем, как я рассматриваю их жилища. Когда я нарисовал им план наших городов с параллельными улицами и перекрёстками под прямыми углами, индейцы внимательно посмотрели и покачали головами в ответ: – В таких улицах мы не видим ничего полезного, ибо у жителей нет никакого преимущества над врагами, ведь ваши дома легко поджечь, а наши нет – они сделаны из земли; в ваших окнах видно всё тело целиком; наши круглые дома дают нам возможность держать круговую оборону; врагам никогда не удавалось захватить нас, пока мы находимся внутри частокола; мы страдали только в тех случаях, когда отправлялись охотиться на открытой местности; Сю несколько раз поджигали частокол, но огонь не вредил нашим земляным домам…”

Был и ещё один фактор, позволивший обитателям постоянных деревень устоять под натиском Сю: открылся доступ к ружьям через северные торговые маршруты. До начала 19-го столетия объёмы таких поставок были невелики. Основным связующим звеном в поставках оружия были Ассинибойны, меняя винтовки на маис и прочие товары равнинного производства. Конечно, получаемых через Ассинибойнов ружей не хватало, чтобы противостоять Сю на открытом пространстве, но когда их использовали для стрельбы из-за хорошего оборонительного сооружения, даже этого количества было вполне достаточно. Сю постоянно пытались вмешаться в эту торговлю на Миссури. И не только из-за своей беспрестанной вражды с Ассинибойнами, но также и потому, что понимали, к чему приведёт хорошее вооружение земляных деревень.

И последним фактором, сыгравшим роль в установлении равновесия в военных силах, было достаточно ограниченное пополнение боеприпасов Сю, что было связано со сбоями в пушной торговли во время Семилетней Войны (1756-63), а затем в непостоянных контактах до самого 1770 года, покуда независимые торговцы не восстановили связь. Потеря огнестрельного оружия у Сю в этот период сказалась и на замедлившемся процессе в приобретении лошадей.

ЭКСПАНСИЯ СЮ ВОЗОБНОВЛЯЕТСЯ

Во время непродолжительного этапа военного равновесия (1750-1770 годы) Сю получили своих первых лошадей от Арикаров. По крайней мере, так гласит традиция. После этого они начали переходить к конному кочевью. Однако до 1775 года в их распоряжении было слишком мало лошадей.

После этого пост-огнестрельная и до-лошадная модель успешно синтезировалась с пост-лошадной и до-огнестрельной моделью, и началась эпоха полного использования ружей и лошадей, и Сю ринулись на юг и на запад, заполонив северные и центральные равнины. Из обеих моделей Сю взяли наиболее полезные приёмы. Огнестрельным оружием они пользовались настолько активно, насколько позволяли боеприпасы. Из до-ружейной и пост-лошадной эпохи они позаимствовали саму лошадь, седло, уздечку, стремена. Они не отказались ни от копья, ни короткого лука, применяя их в тех случаях, когда не хватало винтовок. Сю не стали беспокоиться о кожаных доспехах, так как они перестали считаться достаточно надёжными при столкновении с пулями и требовало слишком большим затрат для производства. Вместе с тем кое-что осталось в употреблении от пост-лошадной и до-огнестрельной модели.

Например, остались маленький круглый кожаный щит и облегчённая форма кожаной кирасы (жакета). Объясняется это тем, что некоторые враги Сю на западе и юге всё ещё не имели в употреблении ружей и продолжали пользоваться стрелами, для защиты от которых полезно было применять кожаную броню.

Несколько позже, когда огнестрельное оружие распространилось повсеместно, окружив Сю хорошо экипированным противником, кожаные жакеты потеряли свою ценность. Однако они остались в быту в качестве знаков отличия, которыми пользовались “офицеры” – так называемые “Носители Рубах”.

Вскоре после 1770 года прошла волна новых перемен, приведшая к тому, что Сю пошли дальше на запад. Изменения имели под собой две основные причины. Во-первых, возобновилась пушная торговля из Монреаля, после чего число ружей у дикарей стало увеличиваться. Во-вторых, население земляных деревень на Миссури сократилось примерно на четыре пятых из-за страшных эпидемий оспы в 1772 – 1780 годах. Сильно ослабленные Арикары вынуждены были отступить на север, открывая тем самым дорогу для продвижения Сю через Миссури.

Сю пользовались возможностью свободно переправляться через Миссури и летом отправлялись туда на бизонью охоту и воровать лошадей у западных племён. Осенью они возвращались к своим стойбищам в лесной зоне, чтобы ловить бобров, а весной уходили выменивать их на товары белых людей. Но проникая глубже на запад и проводя там всё больше и больше времени, им требовалось брать с собой больше боеприпасов, так как источник их пополнения оставался далеко на востоке. Усиление специализации (охота на бизонов) благодаря росту табунов, уменьшало занятость в ловле бобров.

Учитывая вышесказанное, проникновение торговли на Миссури из Сент-Луиса оказалось весьма своевременным. Река обеспечивала прекрасный водный маршрут, позволяющий привозить объёмные товары (бизоньи и медвежьи шкуры, оленья кожа, бизоньи языки), равно как и мелкие бобровые шкурки. Все эти вещи легко доставлялись на каноэ или лодках, сделанных из бычьей кожи, позже – на баржах, а затем – на пароходах. Как только этот новый расширяющийся рынок заменил собой прежний торговый путь через Великие Озёра, для Сю открылись новые возможности в получении прекрасного огнестрельного оружия. А в связи с тем, что прямые торговые связи наладились с западными племенами лишь десятилетие спустя, Сю наслаждались своим явным военным превосходством и легко продвигались на запад.

К этому времени индейские пленники перестали интересовать торговцев как предмет покупки и продажи, так как в европейских поселениях появился новый источник человеческого труда. Индейская торговля рабами сошла на нет. Однако резко возрос спрос на товары, являвшиеся следствием бизоньей охоты, что вполне компенсировало потерю рынка рабов. Сю стали воевать за сохранение своих и ради захвата чужих бизоньих пастбищ. Племена нуждались не только в охотничьих угодьях, но и в больших табунах, ведь рост населения постоянно шёл вверх по причине новых и новых переселяющихся групп.

В начале экспансии Сю северная сторона Чёрных Холмов принадлежала Воронам, восточная – Шайенам и Арапахам, а южная – Кайовам. Все эти племена тщетно пытались заполучить огнестрельное оружие. Их единственным источником в этом деле являлись земляные деревни на Миссури, имевшие ограниченные контакты с Британцами и Ассинибойнами. Западные жители поставляли лошадей, сушёное мясо, бизоньи шкуры в обмен на кукурузу, ружья, боеприпасы и другие товары европейского производства. Сю вторгались в эту торговлю и нарушали её по мере своих возможностей, чтобы не позволить своим западным врагам хорошо вооружиться.

Сю бились с Арикарами, проживавшими на севере западного берега Миссури, и Омахами и Понками, обитавшими на юге западного берега. Сю дрались и с Шайенами в процессе своей захватнической войны 1794 года и как-то раз захватили полностью лагерь одной общины. Вскоре после этого вражда между Сю и Шайенами прекратилась, был заключён договор о союзе. Кайовы оказались совершенно отрезаны от торговли с Арикарами и отступили на юг прочь от Чёрных Холмов. В 1785 году началась серьёзная война против Ворон, и те ушли из Чёрных Холмов на запад и за Пыльную Реку.

На этом этапе рейды за лошадьми совершались мелкими, но весьма умелыми группами, в то время как завоевательные походы вершились мощными формированиями. Так, например, после разгрома какого-нибудь из своих военных отрядов, Сю выжидали одну зиму, чтобы родственники могли оплакать погибших и направить трубку войны в соседние стойбища с просьбой о помощи. Вожди выкуривали трубку и соглашались. К лету все соединившиеся стойбища скрытно выдвигались в сторону вражеской территории, высматривая лагерь противника. Обнаружив его, Сю ставили свои палатки, оставляли там женщин, детей и стариков, а воины двигались дальше ночью и атаковали на рассвете. Они убивали всех, кроме молодых женщин и детишек, и забирали всё имущество.

Другие события, служившие толчком к большому нападению, происходили, когда общины сходились летом для проведения Пляски Солнца. В конце праздника отряд в несколько сот человек мог пойти на врага, чтобы пользуясь случаем, нанести мощный удар. Если противник находил время подготовиться к бою, то происходило крупномасштабное сражение. Битва могла продолжаться несколько часов, а то и целый день. Самой схватке предшествовал этап (продолжительность его могла быть самой разной), когда воины обеих сторон исполняли военные песни и осыпали врагов оскорблениями, а наиболее сильные воины вызывали кого-нибудь на личный бой и бились между двумя враждебными линиями. В это время вошло в обыкновение мчаться во весь опор на противника и останавливаться на расстоянии, недосягаемом для выстрела, ругаясь оттуда. Такую схватку Сю и Ворон описывал свидетель в 1873 году:

“Взаимно чередовавшиеся атаки Ворон и Сю продолжались в течение первого часа сражения… Вороны начали носиться вдоль вражеской линии… Один за другим мужчины выезжали галопом вперёд, загораживаясь щитами и свесившись на одну сторону своих коней, и скакали вдоль бушующих рядов Сю, которые пускали стрелы. Затем наступил черёд Сю демонстрировать свою ловкость и отвагу в этой игре… После этого пешие смельчаки стали выбегать вперёд. Они останавливались на небольшой возвышенности перед вражеской линией и выкрикивали грубые фразы.”

Помимо больших кавалерийских отрядов, хорошо оснащённых винтовками, была ещё одна особенность в успехах Сю. Дело в том, что они представляли собой целый блок союзных общин и племён и потому превосходили числено остальные племена. Именно это позволяло Сю собирать мощные экспедиционные отряды, а количество всегда имело значение в тех кавалерийских сражениях, если стороны имели одинаковое вооружение. С точки зрения обороны Сю находились в преимущественном положении, имея вокруг каждой общины дружественные племена, которые не желали воевать с Сю и, следовательно, служившие своего рода буфером между агрессивно настроенными врагами. Сами же враги были значительно малочисленнее и обычно имели не более одного дружественного племени, так что они могли подвергнуться нападению практически с любой стороны и в любое время.

После завершения войны 1812 года и началом пароходства американская торговля распространилась по всей протяжённости Миссури и фактически уничтожила “ружейную” границу. Огнестрельное оружие широко разошлось по всем равнинам. Таким образом повсюду установилась лошадно-огнестрельная военная модель. Дальнейшая экспансия Сю на запад обеспечивалась тем, что такого оружия у них насчитывалось гораздо больше.

ЛОШАДНО-РУЖЕЙНАЯ МОДЕЛЬ НА ЮЖНЫХ РАВНИНАХ

Возвращаясь, наконец, обратно на южные равнины, мы попытаемся проследить продвижение “ружейной границы” через эту территорию с востока на запад. Это предполагает изучение развития военной техники с использованием лошадей и огнестрельного оружия, так как пост-лошадная и до-огнестрельная модель распространилась почти до самых восточных окраин южных равнин до того, как там появилось ружьё.

ПОЛИТИЧЕСКИЕ И ЭКОНОМИЧЕСКИЕ ОСНОВАНИЯ ДЛЯ НАСТУПЛЕНИЯ

За последние два десятилетия 17-го столетия в результате французских обследований территории огнестрельное оружие от случая к случаю применялось на границе восточных равнин как европейцами, так и индейцами. Однако это оружие, в силу малочисленности, не сыграло особой роли в организации военных техник, ведь дикари пользовались им слишком редко. Но в начале 18-го века ситуация изменилась, благодаря установлению регулярных торговых сношений между европейцами и аборигенами.

Французы основали новую торговую колонию в Луизиане в нижней долине Миссиссипи и оттуда стали расширяться во все стороны. В это время поселения в Иллинойсе росли и крепли, и французские торговцы стремительно распространяли своё влияние в западном направлении от реки Миссиссипи (линии сообщений между двумя колониями). Их взгляды были устремлены вдаль, рассчитывая начать торговлю с горнодобывающими районами северной Мексики. Даже в тот ранний период Английское влияние уже чувствовалось в южных пограничных с Миссиссипи землях (колониальные торговцы и их индейские посредники).

О бобровой торговле не могло быть и речи в южной зоне, так как зима там слишком мягкая, поэтому мех животных не приобретал нужного качества. На продажу выставлялись крупные шкуры, жир, сало, сушёное мясо, лошади, индейцы-пленники. В первой трети 18-го века рынок рабов в Иллинойсе, Луизиане и обеих Канадах всё ещё потреблял поставляемых пленников. Однако позже положение изменилось, так как на рынке Луизианы появились чернокожие рабы, и негров стали предпочитать индейцам. Негров единодушно признавали лучшей рабочей силой.

Королевским указом было запрещено экспортировать индейских рабов на рынок Вест-Индии, и торговля ими шла тайно. Например, в одном письме от 1716 года сообщалось: “Племянник господина де Бенвиля (в то время губернатор Луизианы) погиб в время секретной поездки в Каролину, дабы продать там побольше рабов. Никто не придал этой поездке значения, так как рабы были союзниками англичан.” (Correspondence Generale Louisiane).

Положение в английских колониях было разным. Не существовало строгих законов, контролировавших поставку рабочей силы. Из южных колоний наиболее втянутой в торговлю с индейцами была Южная Каролина. И в этой торговле англичане обычно одерживали верх над французами, так как их рынок был более насыщен дешёвыми товарами и потому, что здесь всегда были готовы взять продукцию индейского производства. Благодаря транспортным возможностям, сюда же было легче доставить индейских пленников. Работорговлю осуществляли частично торговцы из Южной Каролины, частично индейские посредники, включая Чероков, Чикасавов, Оседжей и Кэддо, нелегально занимались этим французские “вояжёры” и даже кое-кто из родственников правительственных чиновников. Добрая половина этих рабов шла на пользование в местных южных колониях, и спрос на человеческий товар увеличился с развитием рисовых плантаций в береговых низинах. Остальные пленники экспортировались в Вест-Индии, где их легко сбывали и на вырученные деньги приобретали для себя чернокожих рабов, которые служили основной силой на плантациях.

ПЕРИОД НЕСКОЛЬКИХ РУЖЕЙ

Приблизительно два первых десятилетия 18-го столетия могут быть причислены к “эпохе применения нескольких ружей”, когда “ружейная граница” продвинулась достаточно далеко на запад и охватила пограничные земли восточных равнин, где обитали Кэддо. Этот промежуточный период включал в себя характеристики обеих эпох. Количество применяемых винтовок было недостаточным, чтобы поднять военную модель на новый уровень, но был уже вполне достаточным для того, чтобы сдержать нашествие Апачей.

Одной отличительной особенностью того времени было то, что многочисленные раздробленные группы пограничных Кэддоязычных племён соединились, дабы не погибнуть под ударами Апачей, и образовали так называемую Блуждающую Нацию. Они окончательно отказались от земледелия и превратились в настоящих конных кочевников.

Этот период “нескольких ружей” сыграл очень важную роль в жизни народов Кэддо, несмотря на то, что огнестрельного оружия насчитывалось не так уж много. В до-огнестрельную эпоху на Кэддо постоянно совершались налёты, и много людей уводилось в полон. Однако с появлением ружей Кэддо изменились. Они вынудили своих соседей отказаться от активных рейдов и заменить их торговыми отношениями. Сами Кэддо поддерживали прямые торговые связи с колониями французов в Луизиане. В этих сношениях пленники всё ещё продолжали играть существенную роль, но теперь основными источниками получения рабов сделались Апачи, а не Кэддо.

Так, например, когда Улибарри находился в 1706 году в Эль Квартелехо, он услышал о войне между Апачами и Поунями. Поуни сумели приобрести у французов немного ружей. индейцы рассказали ему, что Поуни часто продавали женщин и детей Апачей в рабство французам, между тем как Апачи продавали пленных Поуней в рабство в Новую Мексику.

В конце данного этапа пограничные Кэддо начали (по мере увеличения запасов огнестрельного оружия и табунов) проникать далее на запад, то есть во владения Апачей. Наиболее северные общины (то есть жившие к западу от Иллинойса) имели наибольшее преимущество в приобретении ружей. Как подтверждение этого факта можно привести пример, когда в 1720 году Поуни разбили совместную экспедицию Апачей и испанцев, возглавлявшуюся Вилласуром (на слиянии Северного и Южного рукавов реки Платт).

В то время Поуни научились совершать внезапные нападения из засады и на рассвете, что послужило одним из решающих факторов их успеха. Второй особенностью было уничтожающее действие множества их ружей. Любопытно было бы отметить, что весь отряд Поуней был пешим. Данный конкретный случай показывает, насколько сильным была потребность дикарей максимально обеспечить себя огнестрельным оружием. Кэддо некоторым образом укрепляли, если не сказать, что давали старую жизнь старой до-лошадной модели пешего ведения боя. Жившие к востоку от них дикари все принадлежали к до-лошадной и пост-огнестрельной эпохе, да и французы, торговавшие ружьями, тоже предпочитали пеший строй.

В это самое время степные народы западных территорий изредка приобретали огнестрельное оружие. Основная часть вооружения поступала к Апачам, серьёзно воевавших против Ютов и Команчей. Кое-что Апачи покупали у немногих бродячих французов, кое-что – у Поуней. Но это не обеспечивало им гарантированного успеха, так как весь вопрос упирался в регулярную поставку боеприпасов.

ВЛИЯНИЕ ВОЕННОЙ МОДЕЛИ С ПОЛНЫМ ПРИМЕНЕНИЕМ РУЖЕЙ И ЛОШАДЕЙ НА РАССТАНОВКУ СИЛ

Почти до 1727 года Апачи продолжали оборонять северную половину своей территории, постоянно ища поддержки у испанской кавалерии. Но после этой даты они отступили под сильным напором Ютов и Команчей на юг к реке Арканзас. Юты и Команчи, живя на западе, относились к категории племён чистой до-ружейной и пост-лошадной модели. Поуни, обитавшие на севере и востоке, вступали в полосу полной ружейной и лошадной модели. За семь лет (1720 – 1727) французские торговые и разведывательные группы значительно выросли числом на северных территориях. Несмотря на то, что французы иногда продавали ружья Апачам и даже принимали участие в некоторых экспедициях против Ютов и Команчей, их влияние было слишком незначительным по силе и продолжительности, чтобы сдержать наступление Ютов, Команчей и Поуней. После отступления Апачей, основную территорию на севере оккупировали Команчи. Французы приступили к торговле с этими новыми для них клиентами, день за днём увеличивая товарооборот.

Апачи оказались в таком положении, что были полностью отрезаны от всех источников получения огнестрельного оружия: с севера их окружали враждебные племена, с юга и востока – испанцы. Испанцы в Техасе, как, прочем, и повсюду, придерживались строго правила не продавать индейцам огнестрельное оружие или патроны. В противовес им, французы с готовностью шли на такую торговлю; с своих усилиях увеличить товарообмен они проникли до северной оконечности Техасской колонии, которая, собственно, была основана специально для того, чтобы препятствовать дальнейшему продвижению французской торговли к северной Мексике.

Таким образом, не Апачи, а Команчи оказались в значительной выгоде от такого развития французской торговли. Окончательным крушением последних надежд Апачей стало заключение союза между Команчами и группировкой племён Кэддо из восточной Оклахомы. У последних имелись огромные запасы ружей, накопленные за двадцать лет сношений с белыми людьми. Активные действия Команчей проявились в том, что они начали поставлять на рынок бизоньи шкуры и мясо, угнанных и Апачей и испанцев лошадей, пленников-Апачей для продажи и пленников испанских кровей для получения выкупа. В обмен на это они приобретали ружья, пули, топоры, ножи, посуду и прочие вещи. В указанных обстоятельствах Команчи легко вступили в эпоху полного использования лошадей и огнестрельного оружия. Апачи же остались в положении носителей отныне устаревшей модели пост-лошадного и до-огнестрельного периода, с характерным для неё применением кожаных доспехов.

Теперь, когда Апачи очутились в полной изоляции от огнестрельного оружия и в крайне невыгодном военном положении, их враги на севере и востоке удвоили свою экспансию на земли, богатые пастбищами и бизонами. Апачи просили техасских испанцев о помощи. Испанцы, со своей стороны, решили привить Апачам страсть к земледелию, организуя специально для этого земледельческие поселения вокруг церковных миссий, где Апачи могли считаться под защитой испанского оружия, как это было с племенами Пуэбло в Новой Мексике. Однако эта политика целиком провалилась в связи с тем, что Апачи не желали отказываться от привычного им кочевого образа жизни и совершенно не чувствовали себя в безопасности в постоянных посёлках при церковных миссиях, где их без труда могли обнаружить Команчи.

Испанцы предоставили некоторую военную помощь, присоединившись к экспедиции Апачей, чтобы защитить свою колонию в Техасе от Кэддо-Команчей, которых они называли Нортеньос (Nortenos), то есть Северяне. Впрочем, после сокрушительного поражения Испано-Апачских сил Северянами в 1759 году под Парильей, всякие подобные походы прекратились.

Внезапный перевес в сторону альянса Кэддо-Команчей и их безостановочное продвижение с севера и востока привело и к изменению отношений между испанцами и Апачами. В прошлом Апачи не только воровали у них лошадей, но и торговали с ними. И чем удалённее жили Апачи, тем более мирными складывались отношения с испанцами. Теперь же все группы Апачей переселились вплотную к испанцам, при этом экономические запросы их возросли во много раз. Однако возможностей стало гораздо меньше. Торговать можно было только с испанцами, но добывать пленников, лошадей и бизоньи шкуры для совершения торговых сделок, оказалось негде. Команчи и их союзники наседали на Апачей со всех сторон и превосходили их во всех отношениях. Между тем, испанское эмбарго на продажу индейцам огнестрельного оружия оставалось в силе. Что же касается Апачей, то они страшно нуждались в ружьях, и торговые отношения с испанцами перестали удовлетворять их. Во второй половине 18-го века испанцы оставили свои попытки поселить Апачей возле церковных миссий, и отношения дошли до открытой воинственности.

В результате своего ослабшего положения Апачи столкнулись с фактом, что им стали нужны союзники, однако практически повсюду их окружали враждебные народы, против которых Апачи воевали во времена своей агрессивной экспансии. Северные и восточные из этих племён превратились в могущественную силу за счёт докатившейся до них “ружейной границы” и они лишь радовались своему новому качеству и наступали на Апачей. Юго-западные “Джумано” были сами далеки от “ружейной границы”, а потому были слабы. Взаимное желание укрепиться заставило этих недавних врагов вступить в союз.

Под нажимом обстоятельств Липаны (наиболее восточная группа Апачей) попытались завязать торговлю с враждебными племенами восточного Техаса, дабы через них получить доступ к огнестрельному оружию. Липаны настолько преуспели в своём начинании, что испанцы углядели в этом серьёзную опасность. Они приложили все усилия, чтобы пресечь этот доступ оружия к дикарям. Они прекрасно отдавали себе отчёт в том, что контролировать дикие племена можно было только имея полный контроль над торговлей.

В ситуации, когда Апачи добывали нужные им европейские товары исключительно военным путём, иное развитие получил и характер их рейдов против испанцев. В недавнем прошлом главной целью индейцев были лошади, и для успешного исхода предприятия хватало горстки людей, когда удавалось избегать непосредственных контактов с противником. Теперь же всё чаще приходилось драться с врагом, чтобы отобрать у него ружьё, пистолет, боеприпасы, металлические предметы и прочие вещи, находившиеся в его личном пользовании. Учитывая это, Апачам приходилось собирать более крупные отряды. Потери в бою стали значительнее, особенно у испанцев.

В первые два десятилетия 19-го века военная организация на испанской границе претерпела определённый развал. Это прежде всего было связано с мексиканскими революциями и внутренней борьбой, что в конце концов привело к отделению Мексики от Испании в 1821 году. После этого запрет Испании на торговлю в колониях оружием с дикарями стал неэффективен. Дела Апачей поправились. Они получили возможность совершать набеги в одном месте (чаще в Мексике) и продавать награбленное в другом месте (чаще в Новой Мексике). В сложившихся условиях Апачи, наконец, сумели получить достаточное количество огнестрельного оружия, чтобы вступить в полосу полного применения лошадей и ружей.

Однако есть свидетельства, что некоторые изолированные группы Апачей просуществовали с моделью пост-лошадной и до-огнестрельной до самой середины 19-го века. Так, например, один источник из Новой Мексики, относящийся к периоду 1812-1849 гг., рассказывает, что “… оружием нападения Апачей являются копья, луки и стрелы… а их оборонительным вооружением является щит и кожаная броня…“ Индейцы Пима вспоминали об одном нападении Апачей в середине 19-го века. Апачи напали на группу Пимов во время их ежегодного кактусового праздника. Но Пимы “перехватили Апачей и убили пятерых из них. Они были крайне удивлены, обнаружив на Апачах кожаные доспехи. Тогда Пимы поняли, почему их стрелы отскакивали от врагов.”

РАССУЖДЕНИЯ

Чтобы быть более значимым, настоящее исследование военных моделей равнинных индейцев должно проводиться в более широких рамках изменений в равнинной культуре вообще. Наиболее глубоким и точным в изучении традиционных культур был, пожалуй, Вислер. Однако подходя к его схеме с позиции функционально-исторической, сразу сталкиваешься с её чрезмерной статичностью. Конечно, было необходимо, чтобы существовала некоторая географическая стабильность в положении племён, дабы определить точные культурные центры с радиально расходящимися от них лучами влияния. Однако время выявило, что племенные экспансии были слишком стремительными, миграции очень быстрыми. Следовательно, возникла необходимость прогрессивном пересмотре традиционного отношения к равнинным племенам, что, собственно, и происходит уже некоторое время. Как Стронг, так и Кроебер критиковали очевидное отсутствие глубины в традиционной концепции. Из работы Стронга стало ясно, что до возникновения контакта с белыми людьми дикари в культуре равнинных индейцев преобладали оседлые земледельческие группы, а не кочевые охотники. Кроебер указывал, что этот факт свидетельствует, что в “доконтактную” эпоху на равнинах не существовало самостоятельной культуры, так как все обитатели находились под активным прямым влиянием крупных юго-восточных и северо-восточных земледельческих центров.

Соединяя воедино динамический взгляд Кроебера на культурные центры со специфической картиной исторической глубины его работы, можно обнаружить ещё более значимую структуру для интерпретации проблем равнинной культуры. Так в период до 1600 года мы не видим единого культурного центра. Перед нами – народы, разбитые на две основных категории: восточные оседлые земледельцы и западные пешие кочевники субарктической зоны. Восточные территории составили западную периферию великого восточного земледельческого и садоводческого региона Северной Америки. Эти земли, как подчёркивает Кроебер, имели двойную зависимость от северо-восточных и юго-восточных культурных центров. Археологические исследования показывают, что два этих культурных центра на востоке страны развились рано и сосуществовали, так или иначе влияя друг на друга. Но шло время, и распространение земледелия на запад, то есть на равнины, привело к тому, что один из двух этих центров сделался более активным в тот период времени. Например, существуют неоспоримые доказательства того, что в более раннюю эпоху влияние Хопвелианской культуры (Hopewellian culture) простиралась в западном направлении до центрального и восточного Канзаса. Более того: Арикары, Поуни и Вичиты являют собой свидетельство того, что культура распространилась также на север и запад от юго-восточного направления, по которому, как предполагалось, шло её влияние. В то же время западное очертание влияния этого земледельческого ареала колебалась к востоку и западу практически от одной естественной границы равнин до другой, что, возможно, связано с климатическим перепадами.

Охотничьи культуры западных равнин периода до 1600 года мало известны, но должны быть схожи с охотничьими и собирательскими культурами к западу и северу от равнин. Различия могут заключаться в том, что использовались собаки в качестве транспортных средств и небольшие волокуш, охотники ютились в маленьких типи из шкуры бизона, и бизон служил их основным источником питания. Эти культуры были малоразвиты, а их элементы слишком рассеяны, чтобы говорить о каком-то едином культурном центре. Это и есть старая до-лошадная культура равнинных дикарей, которую, по мнению Вислера, развила и активизировала (intensified) лошадь. Однако ничего более отличительного он сообщить не мог.

После 1600 года старый аборигенный центр юго-востока видоизменился за счёт добавления к его традиционным качествам испанской культуры. Результатом этого оказалось гораздо более сильное влияние нового культурного центра на прилегающие равнинные пространства, чем влияние прежнего культурного центра индейцев Пуэбло. Привлечение лошади кочевыми охотниками (в данном случае имеются в виду восточные Апачи) имело совершенно неожиданные последствия – на равнинах возник высокоактивный культурный центр, где прежде не существовало и намёка на это. И любопытно здесь то, что на фоне бурного роста этой культуры практически отсутствовали какие-либо изобретения или же они были крайне редкими, однако в изобилии присутствовали всевозможные заимствования, переделывания, комбинирования уже ранее существовавших элементов. И всё же это была новая культура, и распространилась она по всем равнинам. Это был тот самый культурный центр, который развил военное снаряжение, навыки, тактические приёмы, на базе которых более поздний период выработал характерную церемониальную, организационную и декоративную надстройку так называемой “типичной” равнинной культурой.

Это исследование проследило развитие пост-лошадной и до-огнестрельной военной модели названного юго-западного равнинного культурного центра и его распространение по всем равнинам.

Во многих отношениях эта новая культура была подражающей, но оригинальность и самобытность её очевидны. Например, лошадь была заимствована и верховое снаряжение испанских всадников почти полностью воспроизведено, как правильно заметил Вислер. Но садились на лошадь всегда с правой стороны, так как индейцы не переняли у испанцев саблю. Лезвие сабли нашло иное применение – его привязывали в качестве наконечника копья. Мы также указали, что кожаные доспехи пост-лошадной и до-огнестрельной модели являются своеобразным сплавом испанской и индейской броневой традиций.

Бесспорно, что в тех случаях, когда лошади не было, а вместо неё использовалась собака (как в случае с волокушами), индейцы без колебаний переложили на лошадь эту функцию, увидев в ней идеальную замену собаке. Однако применение более крупного животного для перевозки волокуш позволило увеличить не только саму безколёсую повозку, но и типи, так как одни и те же шесты применялись для того и для другого.

Индейский всадник-лучник со всей его непревзойдённой воинской техникой не был скопирован у испанцев, так как испанские солдаты использовали лучников только для пешего боя. Всадник-лучник явился результатом интеграции собственного боевого искусства и пришлых элементов. Более того, верховой лучник сделался участником групповых действий, он не только воевал, но и занимался охотой на бизонов. Совершенно естественно, что новые техники социальной организации развивались и нашли своё применение в больших бизоньих охотах.

Любопытным является то, что в тех условиях появление лошади не положило конец земледелию, но наоборот продвинуло его вперёд. Так как пост-лошадная и до-огнестрельная модель была сначала принадлежностью одного народа, отдельные группы которого жили в мире друг с другом (так обстояло дело с равнинными Апачами), это давало им огромные преимущества над другими племенами, а следовательно, и безопасность.

При условиях военной безопасности кочевая жизнь с наличием бизоньей охоты не казалась более выгодной в сравнении с жизнью земледельческой. Они сочетались в зависимости от годовых циклов и позволяли максимально использовать ресурсы равнин. Но при отсутствии военной безопасности оседлая земледельческая жизнь становилась крайне уязвимой и либо уничтожалась совсем, либо превращалась в обузу или “ахиллесову пяту” племени. Так Апачи процветали при своей военной безопасности лишь до тех пор, пока имели явное превосходство в источнике этой безопасности – в своей военной модели. Это тянулось до того момента, пока пост-лошадная и до-огнестрельная модель не была скопирована Команчами и не усилена Блуждающей Нацией. Теперь Апачи почувствовали слабину в наличии земледельческой стороны своей жизни. В конце 19-го века восточные равнинные племена, такие как Поуни, не имея никаких особых военных преимуществ, обнаружили, что их земледелие является помехой для них.

Третья четверть 18-го века ознаменовалась появлением второго культурного центра на равнинах. Он охватил район вокруг Чёрных Холмов и протянулся оттуда к земляным деревням на верхнем течении Миссури. В результате различных переселений, в этом регионе пересеклись три разных влияния. Первое из них и наиболее основательное – влияние центра юго-западных равнин, который послужил базой для конной кочевой жизни. Второе пришло из оседлой жизни земледельческих и садоводческих племён, обитавших на верхнем Миссури, хотя эта ветвь возникла в более ранние периоды в юго-восточном и северо-восточном центрах земледельческой культуры. Третье направление – западное ответвление северо-восточных лесов, которое представляли в основном племена Сю.

Взаимодействие трёх этих направлений привело к новому культурному толчку, который держался на основных принципах юго-западного культурного центра и расцвёл той самой супернадстройкой, которую Вислер назвал “наиболее характерной” для равнинных индейцев второй половины 19-го века. Конечно, вполне может быть, что Пляска Солнца и типичные воинские общества развились в полной мере именно здесь. После этого культурный центр северных равнин стремительно распространил своё влияние на все степи. К середине 19-го столетия этот центр проник на запад и на юг от Чёрных Холмов в следствие миграции наиболее динамичных племён-носителей данной культуры – Кайовы, Шайены, Арапахи, Вороны.

Изменение и распространение специфических военных навыков происходило в пределах общей картины изменения равнинной культуры. Когда только началось знакомство дикарей с огнестрельным оружием и лошадьми на разных концах равнин, зародились две различные военные модели: до-лошадная и пост-огнестрельная – пост-лошадная и до-огнестрельная.

Пост-лошадная и до-огнестрельная появилась на юго-западных равнинах. Воин сражался верхом на коне, пользуясь коротким луком, копьём и боевым топором. Он закрывался кожаными доспехами и щитом, пользовался уздечкой, стременами, высоким седлом. Его конь тоже оберегался доспехами. Индейцы этого периода применяли тактику масштабных сражений между двумя выстроенными друг против друга линиями.

Пост-огнестрельная и до-лошадная модель появилась на северных равнинах. Но восточная часть этой зоны отличалась от западной и навыками походила на зону восточных лесов. Воин был пешим и часто пользовался ружьём. Он мог также иметь при себе топор или нож. Индейцы могли при необходимости собираться либо крупными отрядами, либо небольшими группами. Но они не строились рядами.

В западной секции северных равнин пост-ружейная и до-лошадная модель сложилась несколько иначе. На ранней стадии она была сильно отрезана от торговли и получала мало огнестрельного оружия из лесов. Позже, когда ружья стали проникать в степи, произошло слияние между до-огнестрельной пост-лошадной моделью и моделью пост-огнестрельной и до-лошадной. На северо-западных равнинах, в связи с этим, образовалось две модели с полным использованием ружья и лошади: кавалерийские битвы, характерные для пост-лошадной, но до-огнестрельной эпохи, и пешие сражения в линиях. Вторая из них развилась, вероятно, благодаря слиянию двух разных тенденций: 1. применение ружья в пешем бою из пост-огнестрельной и до-лошадной эпохи; 2. противостояние воинов строгими шеренгами, что могло прямо или косвенно прийди из до-лошадной и до-огнестрельной модели северо-западных равнин.

Пост-лошадная и до-огнестрельная модель появилась и распространилась на равнинах раньше. Она начала расходиться по южным равнинам при посредстве Апачей. Племена Кэддо с восточной оконечности южных равнин переняли её для самозащиты. Затем она дошла до Шошонов на севере, которые и распространили её широко по северным равнинам.

Пост-огнестрельная и пост-лошадная модель установилась на северных равнинах в более позднее время. В начале 18-го века обе модели столкнулись на берегах верхнего Миссури, на северо-восточных равнинах и вдоль лесостепной полосы северо-западных равнин. Здесь и выработалась военная техника с применением как лошади, так и ружья, распространившись на запад и юг по мере продвижения “ружейной” границы. Эта модель, зафиксированная различными письменными источниками 19-го века, и стала известна всем как “типичная” равнинная культура.

Те воины, которые не могли обеспечить себя огнестрельным оружием, продолжали пользоваться луками. Однако пробивная сила винтовок была больше, чем убойная сила лука, и вскоре из употребления вышли кожаные доспехи. При этом остались кожаные щиты, которые считались удобными в бою, обладали магическими свойствами и оставались весьма эффективными против ударов стрел.

Ружьё заметно снизило роль копья. Наряду с отказом от кольчуги, делавшей тело воина огурцеподобным, пришлось отказаться от других связанных с копьём вещей. Уздечка и стремена сохранились, а вот седло с высокими луками (передней и задней) было заменено на обычное кожаное. Оно позволяло всаднику проделывать всевозможные акробатические движения для защиты в бою, что стало заменять ему негнущиеся доспехи.

Любопытно, что полная зависимость всех этих военных моделей от наличия лошадей и ружей на территории Великих Равнин обозначило и взаимозависимость войны и торговли. Лошадей можно было украсть или купить. Что же касалось огнестрельного оружия и боеприпасов, то здесь военные действия с целью захвата желаемых вещей не всегда оказывались благополучными, так что наиболее надёжным источником оставалась торговля.

Торговля на равнинах прошла через две основные стадии. Первая относится к периоду до 19-го столетия и характеризовалась низкой интенсивностью и постоянной нехваткой товаров, предлагаемых индейцами. На этой фазе относительно активная торговля провоцировала войны против соседних племён, особенно когда те находились в худшем положении. В свою очередь, успешные военные походы позволяли дикарям увеличить предложение товаров и тем самым стимулировали торговлю. Военные неудачи давали противоположный эффект.

С наступлением 19-го столетия широкое распространение торговли шкурами на равнинах обозначило новый интенсивный период торговли. Появление нового огромного рынка сбыта шкур равнинных животных и лошадей превратило недавний недостаток предложения со стороны индейцев в чрезмерно огромное предложение.

В заключение мы можем отметить, что настоящее изучение военной модели равнинных индейцев вскрывает некоторую неадекватность в концепции культурной модели вообще, рассуждаем ли мы о равнинной культуре или захватываем более широкую территорию. Так, например, Бенедикта в своей знаменитой работе “Видения в культуре равнин” выбрала в качестве исследований религиозный аспект различных равнинных культур. Анализируя, она показала, что несмотря на единый базис многих религий, каждая из рассматривавшихся ею религий выросла в самостоятельную структуру (или модель), совершенно отличную от остальных.

Однако обратив внимание на военные модели, как это было сделано в настоящей работе, становится ясно, что все три их вида (пост-лошадная и до-огнестрельная; пост-огнестрельная и до-лошадная; лошадная и огнестрельная) оставались одинаковыми, переходя из культуры в культуру. Такое единство является хорошим указанием на то, что военные модели равнинной культуры составляют часть системы, охватывающей соответствующие части других культур.

Очевидно, что военные техники и модели какой-то одной культуры в огромной степени формировались в соответствии с влияниями других культур в области торговли и войны. Сила этого внешнего влияния продемонстрирована в данной работе на примере скорости, с которой все культуры входили в контакт с более высокоорганизованной военной моделью и принимали эту модель, если тому не препятствовали внешние политические или торговые барьеры. Наличие соединения между военной моделью названной культуры и другими аспектами культуры (например, религия), которые образовывали самодостаточные системы внутри этой культуры, не ставится под сомнение. Но что интересует, так это сила такого соединения, качество её воздействия на военные техники и приёмы. Кажется, что такое воздействие минимально, когда принимается во внимание влияние других культур. Соответственно, изучение общекультурных моделей – это малоэффективный инструмент для исследования тех аспектов указанной культуры, которые (как военная модель) обычно имеют мощные связи со схожими аспектами целого ряда других культур, что и является основанием для создания мульти-культурной системы.

ПРИЛОЖЕНИЕ

ИСПОЛЬЗОВАНИЕ КРЕМНЁВОГО РУЖЬЯ ПРИ ВЕРХОВОЙ ЕЗДЕ

Вероятность использования при верховой езде оружия, заряжающегося с дульной стороны, часто вызывает вопросы. Я бы хотел коротко остановиться на некоторых моментах, связанных с этим вопросом.

Существовало несколько видов кремнёвого оружия, заряжающегося с дула. Те ружья, что имелись на вооружении у пехоты были очень длинные и тяжёлые. Другие же были легче и короче, ими, конечно, и пользовались как индейские всадники, так и европейские кавалеристы.

После установления торговых контактов с белыми людьми у североамериканских племён стали возникать очень специфические требования к товарам, которые они желали приобрести. Например, американские торговцы обнаружили, что на территории, где обычно действовали английские торговцы, ткани американского производства не отвечали индейским стандартам. Американцам пришлось импортировать необходимые ткани необходимого цвета и качества из Британии.