Клинок его Величества

— К Высокой юрте орс-алуга… — приказал берз. И, дождавшись, пока десяток телохранителей пристроится к его Ястребу, поднял коня на дыбы…

…За прошедшие сутки окрестности Сердца Степи превратились в одно огромное стойбище. Острые вершины юрт собирающихся в Великий Поход ерзидов начинались в нескольких сотнях шагов от берега озера и заканчивались у самого горизонта. А дым от бессчетных костров застилал небо, как грозовые облака. Если бы не запрет разбивать военный лагерь ближе трех перестрелов от Эрдэше, то в окрестностях Высокой юрты орс-алуга было бы не продохнуть от запаха конского навоза, жарящегося мяса и крови животных, приносимых в жертву Субэдэ-бали…

…Последние пять десятков шагов до обиталища орс-алуга Алвану пришлось идти пешком. Чтобы показать смирение перед Голосом Отца Ерзидов. Вождь спешился без разговоров: расстояние было небольшим, да и демонстрировать неуважение к своему единственному союзнику, да еще и перед началом Великого похода на север было бы редкой глупостью.

Воины, сопровождавшие его до Высокой юрты, остались рядом с телохранителями орс-алуга. Которым, как и всем остальным смертным, запрещалось приближаться к Высокой юрте ближе, чем на двадцать шагов.

Кстати, эта традиция Алвану очень нравилась — можно было не бояться, что сказанное орс-алугу слово достигнет ушей тех, кто сможет использовать его в своих целях…

…Отодвинув в сторону полотнище, вышитое руками самых искусных рукодельниц рода Шавсат, берз шагнул в полутьму Высокой юрты, и, замерев в шаге от сидящего в центре юрты старика, приложил обе руки к сердцу:

— Долгих лет жизни тебе, о орс-алуг!

— Остроты твоему взгляду, силы твоей деснице и мудрости твоему разуму, берз… — отозвался Шакраз, сын Арама. И жестом предложил Алвану садиться. Как и предсказывал белолицый лайши, на алую кошму!

— Легка ли была твоя дорога, о Вождь Вождей? — дождавшись, пока берз усядется на скрещенные ноги и пристроит рядом с бедром свою саблю, учтиво спросил шаман. И, не дав Алвану вымолвить и слова, добавил: — Ты пришел просить моего совета, о Вождь Вождей?

«Удивляй врага — и обязательно победишь…» — мысленно повторил берз понравившуюся ему фразу белолицего лайши. И, следуя полученному совету, ослепительно улыбнулся: — Нет, о Голос Отца Ерзидов! Я пришел сообщить тебе печальную новость…

«Если ты будешь серьезен, то он может и не обратить внимания на твои слова…» — предупреждал лайши. Так оно и получилось: сказанные Алваном слова еще помнили тепло его губ, а верховный шаман уже щурил холодные, как дыхание зимы, глаза. И перебирал пальцами вырезанные из человеческих костей четки:

— Печальную?

— Да, орс-алуг!

— Хм… Я тебя слушаю, берз!

— Сегодня на рассвете ушел во Тьму верный слуга Субэдэ-бали, алуг Кирто, сын Ватана. Его седьмая жена, огненноокая Этири, дочь Шудвара, оказалась слишком пылкой для него… Я скорблю вместе с тобой, о Голос Отца Ерзидов…

«Смотри не в глаза, а на руки — когда Шакраз чему-то радуется, он оттопыривает большой палец правой руки и прижимает его к бедру. Не обрадоваться смерти своего заклятого врага он не сможет. Так же, как и не понять, что эта смерть — не случайна… Поэтому, когда ты увидишь этот знак, выжди десять ударов сердца, и, если он не заговорит, продолжай сам…»

Рука орс-алуга дрогнула, сдвинулась с места… и со скоростью атакующей веретенки метнулась к правой ноге…

«Откуда он все это знает?» — ошарашенно спросил себя Алван. И принялся считать удары сердца. — «Один… два… три…»

Считать до десяти ему не пришлось — обдумав новость за считанные мгновения, Верховный шаман задумчиво уставился на берза. И негромко спросил:

— Ты… в этом уверен, о Вождь Вождей? Я не слышу голосов плакальщиц. И не припоминаю, чтобы над юртами рода Маалоев реяли черные полотнища…

— Уверен, о Голос Отца Ерзидов… Субэдэ-бали наслал на меня вещий сон…

«После этих слов он поймет все то, что ты не досказал… Особенно, если ты снова улыбнешься…» — мысленно повторил себе Алван. И искривил губы в ехидной усмешке.

Старик еле заметно раздул ноздри. А потом сокрушенно вздохнул:

— Что ж, пусть его посмертие будет таким же сладким, как прожитая им жизнь…

— Ойра! — поняв, что орс-алуг ему поверил, берз облегченно перевел дух. Потом выдержал паузу и продолжил: — У меня есть одна просьба…

«Нахмурится. Начнет думать, чего ты хочешь получить в обмен на оказанную ему услугу. Потом решит, что кровь на твоих руках — достаточное доказательство верности данному ему слову, и нехотя предложит тебе говорить…»

— Говори, о Великий Вождь…

— К часу змеи я подъеду к юрте твоего старшего сына. Свататься к его дочери. Я бы хотел, чтобы она приняла мои дары…

«Удивится. Очень. И захочет понять причины такого странного поступка. Говори правду — он это оценит…»

— Зачем тебе это надо, берз? В Степи много девушек красивее Жальиз. Потом она… несколько полновата… Да и возраст у нее… не самый подходящий для замужества…

— Завтра утром я буду вынужден дать ответ тем, кто принесет мне Покровы Первой Ночи своих дочерей… Оскорблять вождей сильнейших родов Степи я не имею права, значит, должен выбрать ту, кто станет моей старшей женой. И одну или двух младших…

Как и предсказывал Гогнар, после этих слов в глазах орс-алуга появилось уважение:

— Ты не хочешь давать их отцам возможности влиять на твои решения?

— Я иду на Север. И веду с собой сыновей всех родов Степи. Я собираюсь побеждать, а для этого мне нужно, чтобы армия была единой. А такое единство может дать только один союз. Союз орс-алуга и берза…

Верховный шаман подтянул к себе свой посох, неторопливо встал, прошел вглубь юрты, громыхнул крышкой здоровенного сундука, и, покопавшись в нем некоторое время, вернулся назад.

Замерев над Алваном, он взвесил на ладони какой-то замотанный в потертую тряпку предмет. И тряхнул спутанными седыми волосами:

— Что ж… Моя внучка примет твои дары, берз. И станет твоей старшей женой. А я сегодня ночью увижу вещий сон, посланный мне Субэдэ-бали…

— И что такого будет в этом сне, о Голос Отца Ерзидов?

— Твоя рука, сжимающая вот это… — усмехнулся старик. А потом аккуратно развернул потертую от времени ткань.

— Сабля Атгиза Сотрясателя Земли? — ошалело выдохнул Алван, пожирая глазами простые черные ножны и рукоять, заканчивающуюся головой змеи.

— Она самая… Завтра Гюрза станет твоей…

Глава 7. Коэлин Рендарр, маркиз Честский.

…Терпения графине Оланне де Вайзи хватило ненадолго: после третьего кубка вина она облизнула губки, заложила за ушко непослушную прядь, повела плечами, заставив заколыхаться еле прикрытую платьем грудь, и бросилась в атаку:

— Ваше высочество, вы все о псах, да о псах… А ведь кроме них на свете так много чего интересного! Оглянитесь по сторонам, и вы увидите…

— …вас, графиня… — Коэлин улыбнулся. И, увидев, что его гостья демонстративно облизывает губы, слегка ее поддразнил: — Бездонные озера ваших глаз…

— …в которых так хочется утонуть… — в унисон ему прошипела де Вайзи. Потом сделала паузу и… раздраженно поморщилась: — Скажите, ваше высочество, неужели вам не надоела эта куртуазная чушь? Все эти «трепетные пальчики», «покрытые румянцем ланиты» и «белоснежные плечи, не видевшие света солнца» напоминают мне маневры полководца, осадившего первую в своей жизни крепость. Он заставляет своих солдат вязать фашины и сколачивать лестницы, десять раз на день проверяет, как идет сборка осадных башен, пытается помогать тем, кто роет подкоп… и не замечает, что ворота крепости давно открыты, а ее стенах реют белые вымпелы…

— А вдруг за стенами засада? — усмехнулся принц. И взглядом показал на фамильное ожерелье дю Меленаксов, лежащее на роскошной груди его собеседницы.

— Какая может быть засада, если крепость уже капитулировала? — возмутилась невеста графа Иггера, и, не обращая внимания на склонившегося над кубком принца чашника, медленно «поправила» декольте. Так, чтобы Коэлин успел увидеть бледно-розовую ареолу и дерзко торчащий вперед сосок…

«И кто из нас капитулировал?» — сглотнув, подумал принц. И попытался смутить свою собеседницу:

— Вы хотите сказать, что ключи от крепости — уже на подушке, а подушка…

— …на кровати в вашей опочивальне… — кивнула де Вайзи. И томно прогнулась в пояснице. — Проверить не желаете?

Коэлин тут же оказался на ногах:

— С превеликим удовольствием… Или, как говорят завоеватели, желаю, и немедленно…

Однако обойти стол и подать руку девушке он не успел — тяжелая портьера, занавешивающая вход в покои, отлетела в сторону, и перед принцем возник мрачный, как грозовое облако, Валтор:

— Ваше высочество, к вам граф Игрен…

— Я занят…

— Дело не терпит отлагательств, ваше высочество! — донеслось из коридора. А через мгновение в комнате стало тесно от ввалившихся в нее Барсов.

Не дожидаясь приказа начальника Ночного двора, двое воинов скользнули за спину чашнику, еще двое — придержали стольника, а четверо самых здоровых зачем-то окружили Валтора.

— Что вы себе позволяете, граф? — сместившись так, чтобы никто из воинов не смог ударить его в спину, холодно поинтересовался принц. А потом демонстративно положил руку на рукоять своего меча.

— Выполняю приказ его величества, ваше высочество! — отозвался Игрен. И, подойдя к Коэлину, с поклоном вручил ему свиток, запечатанный большой королевской печатью…

…Распечатывать свиток левой рукой было неудобно. И читать вполглаза — тоже. Но убирать десницу с рукояти меча принц не стал. Ибо не был уверен в том, что этот свиток — не способ отвлечь его внимание. Впрочем, прочитав текст до конца, он позволил себе слегка расслабиться: судя по тому, что в письме не было ни слова о децимации, отец, скорее всего, действительно пытался обеспечить безопасность собственного сына таким вот странным способом.

— Ну, и как, по-вашему, сочетается «усиление мер моей безопасности» со сменой моего телохранителя?

— У его величества отца есть основания полагать, что… так будет лучше…

Поняв, что в присутствии посторонних граф Игрен так и будет отделываться общими фразами, принц хмуро оглядел Барсов, ожидающих его решения, и сдвинул брови: — Отец уже во дворце?

— Да, ваше высочество! Только что поднялся в свои покои…

— Отлично… Я иду к нему… И… до моего возвращения я запрещаю вам что-либо предпринимать… Валтор! Дождешься меня. Чего бы это тебе не стоило… Всем все ясно?

Начальник Ночного двора и телохранитель поклонились практически одновременно:

— Да, ваше высочество…

— Вот и отлично… — выдохнул Коэлин. Потом подошел к графине Оланне, и, склонившись к ее уху, еле слышно прошептал: — Помнится, вы говорили, что остановились в покоях Серебряной Гривы? Если вы не против, то искать подушку с ключами от крепости мы будем в вашей постели. После того, как я улажу возникшие проблемы…

— Буду ждать, ваше высочество! — ничуть не стесняясь присутствующих, ответила де Вайзи. Потом встала с кресла и присела в глубоком реверансе…

…Отец сидел за рабочим столом, мрачно вглядывался в расстеленную перед ним карту и нервно крутил между пальцев костяной нож для разрезания бумаги. Услышав приветствие Коэлина, он убрал с лица прядь волос, и, уставившись на сына тусклым, и ничего не выражающим взглядом, поинтересовался:

— Чего тебе надо?

Коэлин задумчиво оглядел четверку телохранителей, замерших по обе стороны отцовского кресла, и, отметив, что среди них нет ни Тарана, ни Уха, негромко пробормотал:

— Я хочу, чтобы ты оставил мне Валтора. Я ему доверяю, и…

Иарус устало поднял правую руку и жестом приказал сыну замолчать:

— Даже не проси. Я убираю из дворца всех, кто общался с Илзе хотя бы раз. И всех тех, кто может оказаться личиной Законника…

— Личиной Законника? — удивленно переспросил Коэлин.

— Утерс-младший меня переиграл… — мрачно вздохнул король. — На моем же поле…

…Вникать в то, что рассказывал отец, оказалось на удивление сложно: принц то и дело ловил себя на мысли, что человек, рассуждающий о причинах «катастрофического проигрыша в игре», является кем угодно, но не Иарусом Рендарром по прозвищу Молниеносный! Осунувшееся лицо, черные круги под глазами, пустой, потухший взгляд — этот сгорбленный седовласый мужчина, то и дело хватающийся за сердце, сейчас думал не о расширении границ Великой Империи, а о том, как спрятаться поглубже в тину и не вызвать раздражения мальчишки, припугнувшего его своим даром! А ведь еще недавно король, завоевавший треть Диенна, обладал железной волей, изощренным умом и не умел отступать. Каждая его мысль, каждое действие служили одной цели — объединить весь Диенн под его дланью!

В общем, когда Иарус начал рассуждать о том, что лучшее, что можно сделать в сложившейся ситуации — это приложить все силы для выявления личин, Коэлин не выдержал и усмехнулся:

— Ну и что с того, что во дворце его личины? У нас самая большая и боеспособная армия на Диенне! Наши воины привыкли побеждать, и если мы…

— Наша армия? Наши воины? — взбеленился король. И изо всех сил шарахнул кулаком по столу. А потом, глядя на обломки костяного ножа, зашипел: — Армия и воины — МОИ!!! Это я научил их побеждать! И я заставил их поверить в свои силы…

«А сейчас трясешься, как заячий хвост…» — презрительно подумал принц. Но вслух сказал совсем другое: — Хорошо… Пусть так… Скажи, что тебе мешает бросить их на Элирею?

— Войны выигрывают не солдаты, а те, кто ими командует… — угрюмо пробормотал отец. — А мы, к сожалению, смертны. Один выстрел в спину — и самая боеспособная армия превратится в толпу, пугающуюся эха собственных шагов…

«Завоеватель испугался смерти?» — ошалело подумал принц. И с трудом удержался от самодовольной улыбки: — «Что ж… Значит, его время вышло. Пора уступать дорогу тем, кто ее не боится…»

Судя по тому, как нахмурился король, удержать в себе эмоции принцу не удалось:

— Ты вообще вдумался в то, что я тебе только что рассказал?

— Да, отец… — кивнул Коэлин. — Вы считаете, что в прошлом году Законник подложил вам свинью. Похитил Илзе, потом превратил ее в свою личину и вернул обратно. Соответственно, по вашему мнению, весь этот год она накладывала личины на тех, кого ей указал Утерс-младший. Честно говоря, я не разделяю вашего мнения. И вот почему: если граф Аурон — такой сильный Видящий, то зачем он поволок Илзе в Маллар? Неужели он не мог сломать тех двух несчастных элирейцев без ее помощи?

— Конечно, мог. Просто не захотел демонстрировать свои умения графу Ратскому. Ибо, зная характер Дартэна, понимал, что такая демонстрация станет первым шагом в Башню. А вот Илзе — отработанный материал. И идеально подходит на роль ложной цели…

— Хорошо, допустим, вы правы. Тогда зачем ему было открываться вам?

— Что знает о Видящих граф Дартэн? — спросил король, вытерев тыльной стороной ладони слезящиеся глаза.

— Думаю, что ничего…

— Значит, он может поверить в любую чушь. А вот обманывать меня — в разы сложнее… Кроме того, о том, что Утерс-младший — Видящий, я знал еще с прошлого года: Илзе проговорилась…

— О, как? Это… это меняет дело… Ну и что вы собираетесь делать теперь?

— Уничтожать личины, размышлять… и ждать весны… — буркнул король. «Отличное решение…» — язвительно подумал принц. — «Лучшее, что мог придумать Завоеватель…»

Потом склонился в поклоне, чтобы отец не увидел выражения его глаз, и, постаравшись, чтобы в его голосе звучали только нужные интонации, поинтересовался: — Преклоняюсь перед вашей мудростью, ваше величество! Увы, для того, чтобы представить всю картину, мне не хватило опыта…

— Научишься… — благодушно отозвался Иарус. — Для начала расскажи, какие сведения ты получил в мое отсутствие, и какие принял решения…

…Доклад о результатах расследования обстоятельств похищения старшей жены отец выслушал, практически не перебивая. И вышел из себя только тогда, когда Коэлин рассказал о децимации. Но разораться не успел — в королевскую спальню заглянул граф Игрен, и сложился в поясном поклоне:

— Пришло письмо от сотника Гогнара, сир! У него возникли серьезные проблемы…