Универмаг

Фиртича кольнул тон Сазонова. Та молодая женщина, открывшая ему дверь, наверняка представила директора Универмага злодеем в глазах своего брата. И вправду, не могла же такая липа в квартальном отчете ускользнуть от директорского глаза. Значит, знал и молчал. Значит, свой интерес имел директор.

Сазонов уловил настроение Фиртича. Он поднялся, сделал несколько шагов. Сквозь взмокшую рубашку проступили острые мальчишеские лопатки... Визит директора тяготил его. «Чаем угостить, что ли? — лихорадочно соображал он. — А может, выпить предложить? Угораздило жену уйти с сынишкой, все вечера дома сидят, а тут ушли... Может, шепнуть Шурочке?»

- Чем вы так взволнованы, Павел Павлович?

- Знаете, — окончательно растерялся Сазонов и неожиданно для себя сказал: — У меня сын, шестиклассник... В школе им задали сочинение на тему «Я горжусь своим отцом». И он написал, что ему стыдно: его папа — торгаш. — История с сыном несколько дней мучила Сазонова, вот он и выплеснул. Невольно.

- Значит, всех в одну кучу, — проговорил Фиртич.

- Именно, — вздохнул Сазонов.

- Ничего нет удивительного. Вы ведь тоже...

- Что? — встрепенулся Сазонов.

- Всех в одну кучу валите. Меня, например...

Кровь схлынула с пунцового лица Сазонова, он, словно ища опоры, привалился к стене. Вид у него был решительный и потерянный одновременно. Фиртич встал с кресла и вплотную приблизился к несчастному молодому человеку.

- Слушайте внимательно, Сазонов, — жестко проговорил Фиртич. — Вы испортили мне праздник. Юбилей. Вы были пьяны, но это ни в малейшей степени вас не оправдывает...

Сазонов подавленно молчал, опустив голову.

- И не только мне вы испортили праздник. Вы оклеветали многих достойных людей, которые работают вместе с вами. Так же честно, как и вы. Поначалу я хотел вас убрать из Универмага. И я бы это сделал. И никакой местком вам не помог бы, уверяю вас.

Молодой человек скорбно кивнул.

- Более того, я бы постарался сделать так, чтобы вас никуда не взяли в системе торговли, поверьте мне. — И, не удержавшись, Фиртич добавил: — Кстати, у вас бы появилась возможность прямо смотреть в глаза своему мальчику... Но мне, милейший Павел Павлович, не хочется заниматься этим малопочтенным делом. У меня в жизни другие дели. Надеюсь, вы обдумаете смысл моего визита к вам и сделаете вывод.

Фиртич круто повернулся и вышел из комнаты. Следом заспешил ошеломленный Сазонов. За приоткрытой кухонной дверью мелькнули светлые ребячьи глазенки.

- У вас двое детей? Этот малыш не похож на шестиклассника.

- Это сын сестры. Она работает у нас бухгалтером.

- Вот и пусть, продолжает работать, — с нажимом произнес Фиртич, одеваясь. — Так же, как и вы, Павел Павлович.

Скомкав у горла рубашку, Сазонов смотрел, как Фиртич спускается по лестнице, надеясь, что Фиртич взмахнет на прощанье ему рукой. Но не дождался.

Фиртич был недоволен собой. Одна причина определенная: разговор с Сазоновым. Тактически он поступил верно. Его визит формально нельзя истолковать как ультиматум, он пришел выразить обиду за испорченный праздник... Но не дураки же они, должны понять: нечего лезть на рожон да трепать языком о липовых успехах Универмага в прошлом году. Накануне решения вопроса, столь важного для «Олимпа». Или лучше открыто с ними поговорить, растолковать свои планы, привлечь в единомышленники, а? С братом он бы еще договорился. А с сестрой? Интуиция ему подсказывала, что она орешек непростой. Что ж, время покажет...

Вторая причина недовольства была неконкретна, расплывчата. Память выталкивала то директора ресторана Кузнецова в мешковатом костюме, то Мануйлова с озабоченным лицом, то Анну...

...

Елена уже спала. Фиртич тихонько просунул руку под горячую щеку жены. Та шевельнулась, устраиваясь удобней...

В просветленной ночным окном темноте лицо жены сейчас казалось и знакомым и чужим. Фиртичу мешало это впечатление. Может быть, он и вправду не знает эту женщину, как не знает всех тех, кто сейчас возникал в его сознании. Да знает ли он себя? Иногда он ловил себя на странном ощущении. Перед зеркалом, когда пристально рассматриваешь свое лицо вблизи, оно кажется не своим. Куда ближе ему были мимолетные, отдаленные свои отражения в витринах, в стеклах окон...

Фиртичу стало не по себе. Он пошевелил пальцами, веки Елены дрогнули, приоткрылись... Он не помнил ни одного случая за все годы их совместной жизни, чтобы Елена расспрашивала его, почему задержался, где был, с кем. Даже если они и дулись друг на друга, это ночное прикосновение вытесняло обиду из ее памяти. И не было тогда человека более благодарного и преданного, чем он. Даже если Фиртич и не считал себя виновником ссоры. С удивительной проницательностью Елена угадывала состояние мужа: желание одиночества или бегство от него. Даже погруженная в глубокий сон, она всегда пробуждалась.

И он знал это. Ждал своей минуты, не пытаясь нарушить покой жены. Не торопя ее. Как она угадывала его состояние, оставалось для Фиртича загадкой. Да и для нее тоже. «Душа вдруг затомится, — объясняла Елена. — Удержу нет...» Вот и сейчас. Горячей ночной рукой она потянулась к Фиртичу и вяло, сонно провела по его лицу, шее, по сильным плечам. И место, где прошла ее рука, отозвалось на прикосновение нетерпеливой дрожью. Они не торопили себя, предвосхищая радость, которая их ждала. И само предвосхищение было не менее сладостным и желанным.

...Потом они лежали поодаль друг от друга.

- Знаешь, я вдруг вспомнил, как наш мальчик застал нас. Помнишь? — промолвил Фиртич. — Столько лет прошло, а все помню.

Они тогда были молоды и неутомимы. И втроем занимали одну комнату. Однажды Фиртич, обернувшись, увидел в белесой ночной полутьме своего двухлетнего сына, стоящего в длинной рубашонке в кроватке. Кажется, никогда в жизни Фиртич не испытывал такого острого чувства — нет, не стыда, а страха. У него даже пропал голос, как при жутких сновидениях. Елена не поняла, что произошло. «Он... смотрит», — наконец выговорил Фиртич. И почувствовал, как деревенеет его тело. А мальчик сел в кроватке и заплакал. И никто из них не решался подняться, успокоить его...

- Ты послала ему денег? — спросил Фиртич.

- Еще позавчера. Костюм бы ему подобрать, тот совсем пообтрепался. Стыдно. Студент третьего курса.

- Подберем. Приедет на каникулы, подберем.

- Ты все сердишься на него?

- Здрасьте, с чего ты взяла? — удивился Фиртич.

- Меня не обманешь. Обиделся, что сын не приехал на юбилей.

Фиртич любил сына. И то, что Сашка не приехал на юбилей, действительно ударило его в сердце. Хоть он и скрывал это.

- Мог бы и прилететь, конечно. На один вечер, — вздохнул он.

- Как воспитали.

- Что мы, плохие родители? Или я плохой отец?

- Нет. Отец ты хороший. Только... Ладно, не будем об этом...

- Нет, почему же? — Фиртич приподнялся на локте. — Говори уж!

- Ты на Сашу сердишься. А сам? На юбилей тети Вари...

- Ну! — перебил Фиртич. — Тогда я был в Москве, решался вопрос о моем назначении.Мог бы прилететь. На один вечер, — передразнила его Елена. — Всю жизнь она на вас с братом положила. И болела тяжело...

- Ну знаешь.., — начал было Фиртич, но неожиданно согласился. — Хорошо, я виноват, но ведь были причины. А Сашка? Взял билет да прилетел... Просто он весь в тебя. Равнодушный тип!

Елена молчала. Продолжение этого разговора непременно привело бы к резкостям, а ей этого не хотелось. Она лежала в свободной позе, подперев голову рукой. Глаза ее сейчас казались темными и глубокими.

- Знаешь, Фиртич, у меня никогда не было зуба мудрости.

- Вот еще. Он есть даже у самого отъявленного болвана.

- А у меня не было.

- Почему ты вдруг?

- Не знаю. Потому что позволяю тебе всячески унижать себя. Ты и не задумываешься над этим. Почему?

- Потому что я тебя никогда не брошу.

- Даже когда умрешь, Фиртич?

- Даже тогда. Поэтому и злюсь на тебя.

- Странная логика.

- Сам понимаю. Но это так.

Помолчали.

- Ты уволишь того парня? Старшего администратора.

- Нет. Передумал.

- Правильно. Ты умница... С ним просто что-то случилось. Не гони его, Фиртич... даже потом.

Фиртича пронзила проницательность Елены. Ведь она ничего не знала, он мог поклясться, что ничего...

- Что ты имеешь в виду?

- Я хорошо тебя знаю, Фиртич. Ты не прощаешь обид.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

1

Кирилл Макарович Барамзин уже много лет занимал должность начальника Управления торговли промышленными товарами. Работа поглотила его целиком. И он уже не мыслил себя никем иным, кроме как каким-то маховиком, задающим режим всей громоздкой машине. Как бы в стороне жила женщина, носящая ту же фамилию, его жена. Была еще девочка, его дочь. Потом, после довольно натянутой и не очень шумной вечеринки, в его трехкомнатную квартиру явился молодой человек в кожаном пиджаке, его зять...

Так шли годы.

Однажды во время короткого воскресного дня Барамзин обратил внимание на внешность дочери. Да, подтвердила жена, мы ждем внука. Весть ошеломила и обрадовала Кирилла Макаровича. Впервые он подумал, что приближается пора ухода на пенсию. Тогда-то он и заживет для себя...

Появился внук. Барамзин стал чаще бывать дома. Он нашел приятность и успокоение в самых, казалось бы, прозаических вещах. Барамзину, например, нравилось купать малыша. Делал он это с величайшим мастерством и ловкостью... И всех это устраивало: наконец- то семья видит деда дома. А ссылки на бесконечные совещания-заседания, рейды, инспекции и прочее теперь расценивались как отговорки. Была бы, оказывается, охота. Но «маховик» всего лишь замедлил обороты, с тем чтобы потом наверстать свое. Случилось это ночью. Барамзина и раньше поднимали с постели, мало ли что приключалось в огромном его хозяйстве! Кражи, пожары, стихийные бедствия. При особо серьезной ситуации его присутствие было необходимо...

На этот раз бульдозерист повредил магистральный водопровод. Вода стала заливать склады меховых и электрических товаров, принадлежащие его ведомству. В основном Кирилловские склады занимала база Росторгодежды, она не подчинялась Барамзину, руководство базы находилось в Москве, оставив своим наместником Мануйлова. А вот четыре кирпичных двухэтажных барака принадлежали управлению торговли. И один из них сейчас заливала вода...

...

Тусклый свет фонарей с трудом освещал часть просторного двора. Белели свежеструганые ящики, контейнеры, бочки, штабеля стройматериалов. Посреди двора рядом с черным земляным отвалом стоял бульдозер и лупил мощным световым лучом в зияющую щель траншеи. Рядом копошились какие-то люди. Они почтительно расступились, завидев Барамзина.

Покореженную бульдозером трубу не было видно, ее покрывал слой темной воды, поверхность которой вскипала серыми пузырями.

- Аварийку вызвали? — бросил через плечо Барамзин.

- Сразу же, — ответил старший дежурный по охране. — Пока не приехала. Пять раз звонили. Ругаются. Объясняют, что слили воду, радиаторы машин прихватывает.

- Что?! — взъярился Барамзин. — Какие сейчас морозы, весна на носу! К тому же аварийная служба, готовность номер один.

- А черт их знает, — вздохнул дежурный. — Пьют, наверно, с готовностью номер один.

Барамзин уже не слушал его. Широкими шагами он нес свое костлявое сутулое тело к зданию склада. По дороге узнал, что дежурный, патрулируя объект, обратил внимание, что за складскими дверьми скулит собака. Дежурный включил контрольное освещение и через глазок увидел, что пол залит водой...

При полном свете складское помещение являло собой тревожную картину. Вода уже поднялась сантиметров на пять и продолжала прибывать. Только как она попадала в помещение из траншеи, непонятно... О товарах, лежащих на полатях, беспокоиться не приходилось. Но обшитые материей тюки, что громоздились на полу, набухли, посерели. Картонные ящики намокли.

Все прибывшие на склад, не дожидаясь приказа, бросались к тюкам и коробкам, с тем чтобы найти им подходящее место. Барамзин поспешил к телефону. Он решил просить пожарников откачать воду, пока приедет аварийная служба... Бодрый голос далекого бойца противопожарной охраны был преисполнен готовности ликвидировать любой очаг возгорания в пределах контролируемого района. Но посылать отряд на Кирилловские склады он отказался: вода не огонь.

- С вами говорит начальник управления торговли, депутат горсовета. — Барамзин редко прибегал к подобной саморекламе.

- Не могу, товарищ депутат. Вызывайте аварийку. Инструкция! — Он замялся и спросил участливо: — А что, большие ценности заливает? — И, упреждая гневный разнос, вздохнул: — Ладно, вызову офицера. Они решит.

Едва дождавшись разъединения, Барамзин набрал номер аварийной.

- Кто? Кирилловские? — перебила его дежурная. — Выехали, выехали. Надоели уже! — И бросила трубку.

Барамзин озадаченно смотрел на телефон. Видимо, без вмешательства исполкома и горкома не обойтись...

Едва он успел прийти в себя, как с порога крикнули, что прибыла аварийная машина. Людей на аврале заметно прибавилось. Подоспели складские рабочие, живущие поблизости, вохровцы, шоферы-рейсовики, ожидающие погрузки-выгрузки...

- А что, робя, вроде не така уж и холодна водичка,— поделился мужчина в синей гимнастерке без погон, волоча тюк килограммов на сто.

То, что вода не столь студеная, как полагалось быть воде магистральной системы в это время года, заметили все. Но не придали этому значения, порешив, что в помещении и нагрелась.

- Где просыхать-то будем? — кричал парень с вислыми, как у моржа, усами.

Удивительный народ! Ни за какие рубли не заставишь их так попотеть в рабочее время. Ясно, конечно, сейчас особая ситуация. Но что им эти тюки с мехами? Кто из них носил подобные меха? Чувство ответственности перед обществом за материальные ценности? Вряд ли! Просто добро пропадает — вот в чем причина. На глазах гибнет... Иной раз не слишком прилежной работой они наносили обществу ощутимый урон без особых угрызений совести, но сейчас, ночью, поднятые с постелей... Добро гибнет! На глазах! И навалились всем миром. Без рангов и должностей.

Барамзин примеривался, к чему бы приложить и свои силы. Тут подоспел запыхавшийся Мануйлов.

- У меня все нормально. Чего с кровати сдернули? — проворчал он.

Мануйлов что-то еще хотел сказать, но его перебил нагловатый молодой голос. Голос спрашивал главного. Барамзин повернул голову. Он увидел длинного патлатого парня в ватнике поверх замызганного джинсового костюма. Растянутый ворот свитера оголял тонкую шею. Позади парня стоял завскладом Рябинин. Мокрый, перепачканный известью, лицо растерянное.

- Вот что, дядя, вода здесь не наша, — произнес парень.

- Как? — не понял Барамзин.

- Не наша вода проникла в помещение. То, что бульдозер разворотил, к затоплению отношения не имеет. Совпадение...

- Вот и выясните! — жестко оборвал Барамзин.

- А где схема? — с подковыркой проговорил парень. — Мы уже лазили-лазили, бока ободрали.

- Я же показывал, — вставил завскладом Рябинин.

- Ваша схема пятилетней давности. С тех пор этаж надстроили. Где новая схема?