Хранитель тайн, или Сброшенная маска

Ирка повернулась ко мне и усмехнулась.

– Конспирация!

Дорога к деревне Опятки заняла больше времени, чем я думала. Вначале я ехала по шоссе, внимательно смотря на навигатор, и все равно чуть не проморгала нужный поворот. Но как только я свернула на проселочную дорогу, так и начались мои мучения. Сказать, что дорога была разбитой, – значит, не сказать ничего! Я ехала, как на американских горках; постоянно подпрыгивая и ударяясь головой о верх машины и проклиная все на свете, потом дорога внезапно кончилась, и я растерянно осмотрела окрестности. Это был странный тупик, и что делать и куда ехать дальше, я не знала. Бросать машину и идти пешком? Такой поворот дела в мои планы не входил! Будь машина моя, я бы рискнула, но рисковать чужой машиной я не могла, и поэтому, выйдя из джипа, прошла несколько метров вперед. Показался просвет. Возможно, дорога была там – в том направлении, и я, сев в машину, поехала между деревьями наугад. Мне повезло. Я выехала на просеку и двинулась по краю вдоль небольшого оврага. Но еду ли я в правильном направлении – сказать затруднялась, потому что никаких следов деревни или вообще человеческого жилья не было. Я решила остановиться и позвонить Вере: вдруг она что-то подскажет.

Вера сняла трубку и, выслушав меня, сказала, что еду я правильно. Когда овраг кончится, нужно свернуть налево и поехать по лесу, потом будет узкая дорожка, как тропинка. Надо ехать все время по ней, никуда не сворачивая, и тогда я выеду прямо к деревне.

Я ехала согласно Вериным инструкциям, и наконец появился первый дом.

Правда, это зрелище энтузиазма у меня не вызвало. Дом был явно нежилым, выглядел заброшенно, и вообще зайти в такое жилище я бы точно не рискнула: уж очень угрюмым оно казалось. Следующий дом отстоял от первого на приличном расстоянии и смотрелся не лучше. В третьем доме кто-то жил – за желтоватыми грязными занавесками мелькнула какая-то тень и исчезла: кто-то явно наблюдал за мной. Мне стало не по себе, и я поняла, что имела в виду Вера, говоря, что «местечко жутковатое». Волевым усилием я прогнала свой страх и поехала дальше. Надин дом стоял на небольшом пригорке. Выглядел он поопрятнее по сравнению с другими домами. Я остановила машину у калитки и открыла ее. Сплошные заросли кустов. Ни дорожки, ни тропки к дому не было; пришлось идти по высокой траве, которую уже давным-давно не косили. Старая сирень лезла ветками в окно. Ступеньки крыльца прогнили, и одна из них хрустнула подо мной. Место действительно было уединенное, если не сказать больше, и поэтому неудивительно, что влюбленные голубки выбрали именно его. Хотя Темка мог бы и снять номер в приличном доме отдыха недалеко от нашего города, но то ли обращаться за финансами к отцу лишний раз он постеснялся, то ли эти места были чем-то дороги его любимой девушке, и он согласился сюда приехать, чтобы угодить ей… Я вставила ключ в проржавевший навесной замок и замерла. Только сейчас я поняла, что ехать сюда одной было верхом глупости, следовало наплевать на свои принципы и обратиться за помощью к Володьке, он бы точно не отказал, и я бы не пребывала сейчас в этом странном положении: мне нужно попасть внутрь, а я боюсь повернуть ключ и войти в дом. Пару раз я обернулась. Но никого не было – я задержала вздох и резко повернула ключ. Замок с трудом открылся; я сняла его и потянула на себя дверь. На меня дохнуло сыростью и вонью. Я закрыла нос рукой и шагнула вперед. Терраса была небольшой, за ней располагалась комната. Дверь в нее не была закрыта, и в проеме виднелись стол и кровать… На террасе стояли овальный стол с двумя стульями и маленький шкафчик. В другой комнатке на столе – электрическая плитка. В углу – печь. Я обвела пространство взглядом. В глаза мне бросилась картина «Иван Царевич и серый волк», которая висела в нашей детской, когда мы с Темкой маленькими жили в одной комнате. Потом эта картина куда-то пропала; я подумала, что она исчезла при переезде. Наверное, она просто валялась на антресолях, а Темка раскопал ее и привез сюда. В доме оказалось четыре комнаты: две на первом этаже и две на втором, не считая террасы. Все комнаты были обставлены очень просто, но довольно уютно, видно, что здесь хорошо постарались влюбленные, обустраивая свое гнездышко. Я поднялась на второй этаж. Оттуда открывался вид на лес и с одной и с другой стороны; вся эта маленькая деревушка стояла в лесу, как бы прячась от остального мира. В одной из комнат на втором этаже на столе стояла фотография Темы и Нади. Они были счастливы и смеялись. Фотография была сделана именно в этой комнате, судя по мягкому темно-синему дивану, стоявшему вплотную к стене. Я обыскала весь дом, но так ничего и не нашла, что помогло бы мне хоть чуть-чуть продвинуться в моих поисках. Этот дом оставался моей последней надеждой, но и тут, видимо, меня ждало поражение. Я спустилась на первый этаж и опять подошла к картине, мне захотелось взять ее домой как память. Я попыталась снять ее со стены, но она не поддавалась. Это показалось мне странным, и я, взяв стул, влезла на него и попыталась снять картину. От резкого рывка она отделилась от стены, и я увидела за ней аккуратно вырезанное отверстие, там лежал пакет с бумагами. Я быстро схватила его, не сомневаясь, что это то, что я искала… Но здесь на улице раздался какой-то шум, и я, спрыгнув со стула, подошла к окну и тут же отпрянула от него. К дому направлялись двое. Я видела их в первый раз, но, судя по их виду, встреча с ними ничего хорошего мне не сулила. Я отступила за дверь и нащупала в кармане пистолет. Похоже, сейчас мне понадобятся навыки обращения с огнестрельным оружием…

Дверь в дом открылась от мощного удара ноги. Не раздумывая, я выскочила из-за двери и выстрелила в ногу первому амбалу, который осел на пол с громким рыком. Второй выхватил свою пушку и выстрелил туда, где я только что стояла. Но я уже откатилась в сторону и спряталась за шкаф.

– Выходи, падла, пока я тебе кишки не вытряхнул! – услышала я голос первого.

– Щас она появится.

Я с отчаянием посмотрела на окно: вряд ли я сумею быстро открыть его и выскочить на улицу. Здесь я ощущала себя кроликом, попавшим в западню. Надо было целиться первому в грудь, тогда бы точно наповал. Но я никогда раньше не убивала людей… Я все-таки открыла окно и, выпрыгнув из него, рванула к джипу, прижимая к себе бумаги. Сзади слышались крики. Одна пуля просвистела точнехонько у меня над ухом, и я невольно пригнулась. Я села в джип и только здесь почувствовала, что в машине есть кто-то еще. Я резко обернулась и тут же взвыла от боли. Меня сильно ударили кулаком в лицо; боль была такая, что мне показалось, я ослепла и мне повредили глаз. Я закрыла руками лицо, и бумаги упали на пол. Мужчина перегнулся и схватил их, и этот миг был моим единственным спасением. Собрав все свои силы, я ударила его ногой в лицо, но попала в шею. Он охнул, и я, схватив железный фонарь, который стоял на полу машины, ударила его по голове.

Он застонал; я не стала терять времени зря и, быстро выскочив из машины, открыла дверцу и вытолкала его на землю. Тело было тяжелым, и это действие далось мне с трудом. Сев снова за руль, я бросила взгляд на дом: в проеме двери показался первый бандит. Он целился в меня, я резко рванула с места. Всю дорогу я неслась, как бешеная, не обращая внимания на колдобины. Я машинально отмечала путь, боясь заплутать. Если меня вычислили, то мне нельзя ехать на Иркином джипе. Придется бросить его на подступах к городу и добираться на попутках. Квартиру Светки они, видимо, еще не вычислили, иначе взяли бы меня там. Хотя, может, решили не рисковать и не производить лишнего шума в городе, все-таки расправиться со мной в уединенном месте было проще… Да и безопасней.

Я оставила джип на платной стоянке недалеко от города и поймала частника. В Светкину квартиру я влетела пулей и, схватив сумку, покидала в нее свои вещи. Уже спускаясь по лестнице, я подумала, что Шашковой я все объясню; она меня поймет…

Я выбежала из дома и, пройдя быстрым шагом метров двадцать, достала из сумки сотовый и набрала номер Шашковой. Она не отвечала. Ирка, ну возьми же трубку, заклинала я Шашкову, возьми… Я позвонила по домашнему. Но там включился автоответчик: Шашкова кокетливым голоском просила оставить сообщение, и она обязательно перезвонит. Черт! Я шла быстрым шагом, буквально бежала и каждые пять минут останавливалась, набирая Иркин номер. Я уже чуть не плакала; меня колотило; мне надо было срочно уехать из города, а я не могла уехать, не переговорив с Ирой. После часа бесплодных попыток связаться с ней я села на скамейку в каком-то дворе и сцепила руки. Черт! Куда она подевалась? Шашкова обычно в это время разгуливала по квартире в пеньюаре и потягивала шампанское. Она была страшно ленивой домоседкой и довольно редко покидала пределы квартиры. Покупки ей делала домработница Алла. Если Шашкова и выходила в «свет» то только в салон красоты или в фитнес-центр.

Я поднялась со скамейки и неожиданно обнаружила себя не так уж далеко от собственного дома. Очевидно, меня принесли сюда ноги, и я решила подойти к дому поближе и попросить кого-нибудь выяснить у охранника: дома ли Ирка, и если дома, то почему не берет трубку.

Через десять минут я была у нашего дома, около него за забором была толпа любопытствующих. Рядом стояла аварийка. С холодеющим сердцем, не обращая внимания ни на что, я вклинилась в толпу.

– Что случилось? – Мой голос прозвучал отстраненно, словно это спрашивала не я, а другая, неизвестная мне женщина.

Бойкая бабуля в пестром платке обернулась ко мне.

– Да вот одна девица отравилась угарным газом, – затараторила она. – Прости господи! – и размашисто перекрестилась. – Беспутная была и жить надоело. Открыла газовую плиту, включила газ и головой туда. Насмерть.

– А как ее зовут?

Толпа нестройно загудела. Из хора выкриков я услышала: «Ирка ее зовут, а фамилия не то Шашкина, не то Шашечкина». – «Шашкова! – крикнула какая-то женщина. – Точно Шашкова».

Я крепко зажмурилась.

Нет! Этого не может быть! Ирка не могла умереть! Она не хотела умирать! Она никогда даже и мысли не допускала ни о каком самоубийстве. Я редко встречала таких оптимисток и жизнелюбок. Шашкова с ее вечными шуточками-прибауточками и тоской по салу и своей многочисленной родне на «незалэжной» не могла вот так просто с дури открыть газ и решить покончить с жизнью. Никаких причин у нее для этого не было! Абсолютно никаких.

– Девушка, вам плохо? – услышала я и открыла глаза.

– Да. Извините!

Я отошла в сторону, и здесь у меня скрутило кишки и меня вырвало. Я нагнулась и заревела, зажимая себе рот рукой. Бедная Ирка. Никогда я уже не увижу свою бывшую соседку, и она мне не скажет: «Кончай дурить, Ксаня! Выпьем за то, чтобы на нашем пути еще оказались настоящие мужики! Мы – девочки тип-топ и достойны самого лучшего!»

Мне нужно было срочно уехать из города, но мне нужно было взять из однокомнатной квартиры, которую купили мне родители, свой паспорт и загранпаспорт. Но появляться там я не могла, и поэтому нужно было срочно что-то придумать. И уехать без документов я не могла…

Я подъехала на такси к своему дому и, расплатившись, вышла. На скамейке в маленьком скверике я увидела девушку лет пятнадцати, сидевшую с учебником английского в руках. В голове у меня сразу сложился некий план. Я подошла к ней и попросила зайти в квартиру и взять документы. Когда она вскинула на меня удивленные глаза, я сказала, что рассталась со своим бой-френдом, а он скорее всего караулит меня около дома, так что отсвечивать у своей квартиры я не могу. И прошу ее помочь мне. В ее глазах настороженность сменилась сочувствием: наверное, я так вошла в свою роль и убедительно изображала жертву домоганий своего бывшего, что девушка вызвалась мне помочь. Я ей подробно описала, где лежат паспорта, и дала ей ключи. Мы договорились, что я буду ждать ее во дворе дома напротив – я решила уйти от сквера – так, на всякий случай. Через пятнадцать минут девушка подошла ко мне и протянула мои документы.

Я уезжала-убегала из родного города. На вокзале купила билет до Москвы и, только сев в поезд, поняла, что у меня нет ни плана действий, ни мыслей. Смерть Шашковой выбила меня из колеи. Стоило мне подумать об Ирке, как хотелось плакать. В купе я была одна и, разложив на столе бумаги, которые я нашла в деревенском доме в Опятках, стала внимательно изучать их. Там были координаты некоего Матео Парчелли в фирме «Капитулос» во Флоренции, билет во Флоренцию на имя отца и еще куча каких-то счетов и деловых бумаг, в которых я ничего не поняла. Мне в глаза бросились несколько листов, сколотых скрепкой, где речь шла о какой-то фирме в Челябинске под названием «Интертрастдрон».

Выпив горячего чаю, принесенного проводницей, я запустила руку в волосы и подумала, что теперь мой путь лежит в Италию. К этому Матео Парчелли. Отец уже бывал у него? С какими целями? Зачем? Вопросы роились в моей голове, и только визит в Италию мог расставить точки над «i». Неожиданно я подумала, что вдвоем с Муськой лететь в Италию будет намного веселее, и решила пригласить ее в этот вояж. По прибытии в Москву я ей сразу позвонила, она завопила от радости, услышав мое предложение, и мы договорились, что сегодня же она постарается приехать в Москву, взяв у Вазгена отпуск. И вообще ей для сборов немного надо, она все соберет и примчится ко мне.

Я улыбнулась, слушая Муськин восторженный вопль, и подумала, что мне с ней действительно будет лучше, и, кроме того, я по ней уже соскучилась… Все-таки полтора года мы с ней жили бок о бок! Я вспомнила о Шашковой и нахмурилась. Бедная Ирка, ничего она уже не увидит!

Все завертелось со страшной силой. Муська приехала в Москву, в тот же день мы купили с ней авиабилеты. Накануне я позвонила в «Капитулос». Там включился автоответчик, который на английском языке сказал, что «синьор Парчелли» находится в отъезде по делам и будет на месте через два-три дня. Я решила лететь в Рим, а оттуда уже снова позвонить во Флоренцию и договориться о встрече. Конечно, я могла оставаться и в Москве, но нетерпение, охватившее меня, было так велико, что я решила лететь в Италию, а там уже сориентироваться на месте. Мы с Муськой купили новенькие чемоданы и кое-какие шмотки. По счастью, у Муськи оказался загранпаспорт, и нам не пришлось терять время на его изготовление, давая приличную сумму какой-нибудь турфирме, делающей паспорта «в короткие сроки». Я позвонила Богданову и спросила его о Матео Парчелли и о фирме «Капитулос». Богданов сказал, что ничего об этом не знает. Он спросил, где я, но я дала отбой. С этим же вопросом я обратилась к Иванникову; у наших отцов в прошлом были совместные проекты, а так как Володька унаследовал семейный бизнес, то он мог быть в курсе. Но Иванников сказал то же самое, что и Богданов. В ответ на вопль Володьки: куда я делась, я ответила, что решила маленько развеяться и укатила в Грецию. Никто ничего не знал ни о «Капитулосе», ни о Парчелли и, стало быть, не мог помочь мне в поисках ответа на вопрос: зачем отец ездил в Италию и почему это беспокоило Темку.

В Италию мы прилетели под вечер. В номере четырехзвездочного отеля мы разложили свои вещи и сразу легли спать; при этом Муська открыла окно – было жарко, и мы сбросили одеяла на пол и накрылись одними простынями.

– Ты спишь? – услышала я звенящий шепот моей Муськи.

– Ага! Сплю. Нам завтра вставать рано.

– Куда торопиться-то?

– Рим посмотреть. Я здесь раньше никогда не была.

– Я тоже…

– Пока я не дозвонилась и мне не сказали ничего конкретного, нужно Рим посмотреть.

– Никуда от нас Рим не денется. – По голосу Муськи я чувствовала, что она рада снова оказаться рядом со мной. – Ты скучала по мне?

– Мусь! Ты мне спать дашь или нет?

– Мне первое время так тошно было без тебя. Даже Вазген заметил это и сказал, чтобы я бросила дурить. Ты, мол, никогда сюда не вернешься… Ты, типа, другого полета – так он и сказал. И еще прибавил, что такие вещи он сразу чует нюхом. А ты, Маруся, – девушка с тараканами в башке, раз мечтаешь о несбыточном, так он и сказал мне. Не вернется сюда твоя подруга – и не мечтай! Я так на него рассердилась, а потом всплакнула, подумала, вдруг это правда. И мы с тобой больше не увидимся!

– Ты и правда с тараканами, – беззлобно сказала я. – Раз мне спать не даешь!

– Ладно, спи. Завтра разбужу в шесть утра, и поскачешь в Рим, как на зарядку. Только попробуй не встать!

– В шесть не надо. Часиков в десять.

– Мы же завтрак проспим. И кто из нас с тараканами?

Я запульнула в Муську подушкой, и та, поймав ее на лету, возвратила сей предмет обратно.

Утром после завтрака мы решили начать осмотр с Колизея и Палатинского холма. Очередь в Колизей растянулась на добрые полкилометра; вдоль нее ходили торговцы со своим нехитрым товаром – очками, сувенирами и предлагали их.

– Будем стоять? – скривилась Муська.

– Будем! – припечатала я.

Колизей не произвел на меня такого впечатления, как Палатинский холм. Солнце поднялось уже высоко, и мы бродили по древним развалинам не спеша; с чувством, с расстановкой осматривая их. Пахло нагретой на солнце сосной, и этот запах, одуряюще-сильный, плыл над нами, пока мы переходили от одного памятника к другому. Это были действительно развалины – где-то камни, где-то полуразрушенные колонны или фундаменты домов. Поражала концентрация памятников в одном месте, отчего рождалась какая-то особая аура. Как на машине времени, мы перенеслись в прошлое и погрузились в него без остатка. Иногда мы останавливались и присаживались прямо на землю или на ступени. На смотровой площадке были лавочки, и пока Муська безостановочно щелкала фотиком, стараясь запечатлеть виды, я думала об одном: что это за фирма «Капитулос» во Флоренции? И что это за тип Матео Парчелли? И почему никто из соратников отца о ней не знает? Даже Богданов… Особой веры этому прохиндею у меня не было, но его недоумение показалось вполне искренним, если он, конечно, не первоклассный актер. Поди разберись… Правда, сейчас множество пособий выходит, как по поведению человека разгадать, лжет он или нет. Ну, во-первых, авторы зачастую сами себе противоречат или между собой не разберутся, почесывание носа является показателем лжи или нет.

– Иди сюда! – позвала меня Муська. – Сфоткай меня на фоне римских крыш.

Вид и в самом деле был замечательный, и я щелкнула Муську. Римские крыши были как игрушечно-театральные или выполненные в компьютерной графике – такие нарядно-красивые и ухоженные. В отличие от домов крыши были прямо образцово-показательные. Дома выдавали некую итальянскую халатность, сродни российской, и облупленный фасад или покосившиеся ступеньки были не редкость. А здесь… аккуратные горшки с цветами на балконах и лоджиях, стульчики, кое-где скульптуры или вазы. Как в кино про «итальянскую жизнь».

Потом мы вышли на большое поле и отправились во двор весталок. Это замкнутое пространство со скульптурами было словно отгорожено от всего мира. Небольшой прямоугольный водоем красовался в центре, по краям росли кусты роз.

Вскоре по динамику раздался голос, призывающий туристов покинуть холм, так как он закрывается…

Мы вышли на улицу, и Муська повернулась ко мне:

– Теперь куда?

– В путеводителе я нашла неподалеку остров Тиберина. Пошли там поедим.

– Не откажусь. Уже кишки сводит. Слушай, а где тут красавчики итальянцы? Я пока ни одного не вижу…

– Разуй глаза! – пошутила я. – Вон на каждом шагу твои итальяшки.

– В упор не вижу…

Киношных итальянцев и правда не было. Попадались мелкие, невзрачные с озабоченными лицами. Может, они вымерли уже? А по актерам в кино не судят. В отличие от Муськи по отсутствию красавцев итальяшек я не страдала. Был один мужчина, при воспоминании о котором мое сердце начинало сильно биться о ребра, но, похоже, он не в счет. И когда синьор Парчелли вернется к себе?

– Подожди! Я сейчас, на минуту… – Я отошла от Муськи и позвонила. Вестей никаких пока не было…

Мы обогнули огромный бело-рафинадный комплекс императора Виктора-Эммануила и потопали вниз. Количество туристов в Риме зашкаливало и явно превосходило коренное население. Немножко поплутав, мы вышли к острову. Нужно было перейти мост, пройти несколько метров и еще один мост, и тогда попадаешь на остров. Там уже колыхались от ветра белые натянутые тенты кафе и ресторанов. Прямо перед нами были остатки древнего моста – почти разрушенного; он естественным образом переходил в другой мост и являлся его органической составной частью. Вообще я заметила, что в Риме древности не являлись предметами обожания, они скорее были предметами повседневного быта.

Народу на острове было много. Мы выбрали ресторан и сели за столик; рядом, через небольшую преграду, с шумом прорывался Тибр. Мутно-зеленый, с желтоватым оттенком.

Взяв по тарелке пасты, мы еще заказали граппу и вкусный хлеб с оливковым маслом.

Муська ела с аппетитом, время от времени стреляя по сторонам глазами.

– Расскажи о себе! – неожиданно предложила она. – Не пора ли раскрыть свои тайны?

– Никаких тайн нет! – пошутила я.

– А Вазген говорит…

– Мало ли что говорит Вазген. Нашла кому верить!..

– Не хочешь, как хочешь… – обиженно надула губы Муська.

Я перевела взгляд на людей, прибывающих на остров. Похоже, у них это было место вечерней и ночной тусовки. Ресторан, который еще минут пятнадцать назад был почти пуст, сейчас быстро заполнялся людьми. Толпа шла мимо нашего ресторана – дальше на мыс острова, откуда раздавалась музыка. Я смотрела на людей, и на секунду мне показалось, что в толпе мелькнул человек со знакомым лицом – с теми самыми светло-зелеными глазами, о котором я так часто думала. И я стала вертеть головой в разные стороны, мне даже хотелось вскочить и побежать в толпу.

– Ты чего дернулась? – спросила Муська.

– Одного человека увидела.

– Показалось?

– Похоже на то, – призналась я.

– Ты даже побледнела. Знакомый близкий?

– Да нет. Я обозналась. Точно обозналась, – убеждала я сама себя в этом.

– Как хочешь, – пожала плечами Муська. – А чего мы здесь стенки подпираем? Вроде девушки свободные… незамужние. Симпатичные…

– Кого подцеплять-то? Итальянцев?

– Почему бы и нет. Горячие, темпераментные. Говорят, женщин на руках носят.

– А также сплошные бла-бла-бла разводят и маму свою прежде всего любят. Бабники и маменькины сыночки, короче. Ненадежная публика… Если только роман на час. Но такого добра и в России навалом. Секс на раз, и никаких обязательств.

– Приземленная ты, Ксюха! Никакой романтики не осталось.

– Что есть, то есть, – усмехнулась я. – Спалилась вся романтика. Была да вышла.

Внезапно я помрачнела. Вся моя жизнь четко разделялась на до и после: мокрый шершавый снег, истошный крик матери «Тема!» и ее тело на снегу… И собственное отчаяние и бессилие. А через секунду примирение с неизбежным… Одна мысль: меня сейчас не станет. Есть такое выражение «смотреть в глаза смерти». И я смотрела ей в глаза… Те глаза, сверкавшие из-под маски, я никогда не забуду… И почему меня не убили тогда? Пожалели? Но зачем?

Я тряхнула головой, прогоняя непрошеные воспоминания.

– Слушай! – шепнула Муська. – На нас два итальянских товарища пялятся.

– И что?

– А то! Я не хочу до конца своего века прозябать одна. Давай хоть поразвлечемся немного!

Я улыбнулась.

– Ну давай. Рискнем. Но если что – пеняй на себя…

Муська стрельнула глазами и залилась смехом. Я посмотрела вправо и увидела двух итальянцев, сидевших за соседним столиком. Это как раз были типичные итальянцы – черноволосые, высокие, со жгучими карими глазами. В наступающих сумерках их белоснежные улыбки так и сверкали.

Через несколько минут они уже пересели за наш столик и на чудовищной смеси английского и итальянского, почерпнутого из мини-разговорника, который мы изучали в самолете и в первый день, всюду таскаясь с ним, полилась наша беседа. Мне было откровенно скучно. Но Муська неожиданно расцвела. Она встряхивала кудрявыми волосами и блестела глазами. «Грацие!» – восклицала она. Ей в ответ было «Белиссимо» (мы уже выучили, что это значит).

Одного звали Анжело, другого Лука. Муська облюбовала себе Анжело – он был симпатичнее и веселей, и с удовольствием флиртовала с ним. Лука, улыбаясь, поглядывал на меня и спрашивал почему-то о моей работе. Я сказала ему, что временно не работаю. Он улыбнулся и сказал что-то вроде: «Такой красивой девушке работать не нужно». Следующий вопрос был про мой английский: где я так научилась на нем шпарить. Когда я сказала, что жила в Лондоне целый год, Муська тут же отвлеклась от своего ухажера и пристально с возмущением посмотрела на меня.

– Ты жила в Лондоне! А мне ничего не сказала…

Комплименты лились рекой; мужчины заказали нам кофе, и когда мы достали свои кошельки – замахали руками.

– Не жадины! – резюмировала Муська. – Эх, жалко, я свое красное платье в обтяжечку-облипочку не надела. Оно мою фигурку подчеркивает в выгодном свете. К моим черным волосам красное идет!

– Если дело пойдет такими темпами – платье вскоре тебе не понадобится… – пошутила я.

– А ты чего сидишь такая мрачная? Вон твой как тебя глазами пожирает!