– Геннадий с женой своей, Леной, – продолжала Марфа, указывая на Коровкиных. – А это мой последний племянник, – с гордостью представила она, указывая на темноволосого, – Матвей.
– Приятно познакомиться. – Мужчина с перебитым носом улыбнулся одними глазами.
Так вот это кто: Матвей Олейников, сын Людмилы, младшей сестры Марфы Степановны. Неудивительно, что Олейникова гордится им: он продолжатель рода, единственный, кто сохранил наследственную фамилию.
Удивило Машу другое: во взглядах троих гостей из семерых сквозила враждебность. У Бориса Ярошкевича – ничем не замаскированная, у Евы Освальд скрытая за милой улыбкой, и, тем не менее, заметная. Третьим, кто взирал на Машу с откровенным недовольством, был высокий немолодой красавец с бородкой – Иннокентий Анциферов.
– Садись! – старуха подвела Машу к свободному стулу, а сама встала во главе стола. – Что ж, теперь все в сборе, можно и к делу перейти. Почти все вы знаете, что я собрала вас здесь не просто так.
Маша насторожилась. Конечно, не просто так. Они собрались, чтобы отметить юбилей Марфы: тринадцатого июня ей исполнилось восемьдесят. Но что-то в голосе старухи наводило на мысль, что предметом разговора будет вовсе не праздник.
И собравшиеся – Маша только теперь поняла это – слишком серьезны. Разве что Иннокентий загадочно улыбается, будто предвкушая нечто приятное.
– Я пригласила вас всех, чтобы решить важный вопрос, – продолжала Марфа Степановна. – Начну с того, что три года назад я вышла замуж.
– И ничего нам не сказали! – тут же укоризненно заметил Анциферов, глядя на Олейникову преданными влажными глазами.
– Сказала, когда приглашала на юбилей.
– Всего лишь две недели назад! Почему же не сразу?
– А ты, голубчик, в то время не особенно интересовался моей жизнью, – осадила его Марфа. – С моего семидесятилетия и не позвонил ни разу, не справился, как мое здоровье!
Иннокентий пробормотал, что травма, нанесенная ему, оказалась слишком сильна, чтобы…
– Так я буду говорить или ты? – недобро сощурилась Марфа. – Травмированный ты наш!
Анциферов смолк и перестал улыбаться.
– Так вот, сподобил меня Иисус на старости лет найти себе мужа. Муж мой, Яков Семенович, был мужчина умный и скопил небольшое состояние. Распоряжался он им грамотно, деньги вкладывал в дело, но кое-что и для души оставлял. Под конец жизни Яков Семенович владел фабрикой в Пензе, на которой производят шины, двумя типографиями в Минске и в Подмосковье, еще имел акции разных прибыльных предприятий. А для души держал заводик орловских рысаков. Домик вот этот для меня построил, опять же. Хорошо мы с ним жили, душа в душу… Жаль, недолго.
Марфа вздохнула и смахнула невидимую слезу.
– Год назад Якова Семеновича призвал к себе Господь. Детей у него не было, родители давно в могиле, поэтому все имущество дорогого Якова перешло ко мне.
– И заводик орловских рысаков? – вдруг тоненько спросила Нюта.
– И он тоже, – кивнула Марфа. – Говорю вам, все. И акции, и вклады, и черт его разберет, что еще.
Она вдруг быстрым движением перекрестила рот и сплюнула три раза через левое плечо.
«Черта помянула!» – догадалась Маша.
– Вот уже полгода как я вступила в права наследования, – с расстановкой проговорила Марфа Степановна, – и ни дня не проходило, чтобы я не задумывалась: достойна ли я того богатства, что оставил мне Яков? Для чего Господь судил именно мне стать его преемницей? Ночи я проводила в молитвах, а днем размышляла, надеясь, что Господь в милости своей не оставит меня без ответа. Даже в Свято-Троицкий монастырь сходила паломницей. И там мне открылась истина!
Старуха сделала паузу, давая родственникам время осмыслить сказанное.
– Какая же истина? – не выдержала Ева Освальд. – Что вам открылось, Марфа Степановна?
– Что ноша сия не для меня и не по мне. Ибо сказано в Евангелии: легче верблюду пройти сквозь игольное ушко, чем богатому войти в царствие небесное. Деньги ведут к соблазнам, и только стойкий духом может избежать их и использовать богатство во благо людям. Быть может, и я оказалась бы способна на это… Но мне восемьдесят лет. Сколько еще отпущено Богом – мне неведомо. Не хочу остаток жизни провести, пересчитывая накопленное. Мне самой на жизнь многого не нужно: в моем возрасте уже потребна душе и телу аскеза. Поэтому я подумала и рассудила так…
Марфа оглядела сидящих за столом, будто желая убедиться, что ее слушают. Все глаза были устремлены на нее. Они слушали, и еще как!
И Олейникова закончила:
– Что наследство мое я передам одному из вас. Выберу достойнейшего, и пусть он сам решает, что делать с накоплениями Якова. Ни в чем препятствовать не стану, все имущество по дарственной перепишу на него. А я, душу облегчив, смогу в монастырь уйти, в Свято-Троицкий. Я уже договорилась с настоятельницей: за небольшую мзду меня туда примут, и доживу я дни свои у Господа под крылом.
Марфа Степановна перекрестилась и благочестиво склонила голову.
В комнате воцарилась мертвая тишина. Даже за окном стало очень тихо.
«Они меня разыгрывают, – сказал кто-то в Машиной голове. – Не может быть, чтобы все это было всерьез!»
Но быстрый осмотр всех сидящих за столом убедил ее, что это не шутка. Они тоже были изумлены.
Иннокентий переглянулся с женой, и Нюта ответила ему недоумевающим взглядом. Ева не сводила со старухи расширенных глаз. Гена Коровкин с женой сидели с открытыми ртами, и вид у них был довольно глупый. Борис часто моргал, как будто его только что разбудили.
Матвей Олейников наклонился вперед:
– Тетя Марфа, мы вас правильно поняли? Вы хотите при жизни передать все имущество одному из нас?
– Ну конечно, – ворчливо ответила старуха, – что тут непонятного? Я же вам еще по телефону все рассказала!
– Вы рассказали, что вышли замуж и овдовели, – промямлил Гена. – Мы и подумать не могли…
– Э-э, нет! – старуха хитро ухмыльнулась. – Не только о вдовстве я рассказала. Еще я упомянула, что покойный муж оставил мне наследство. Не скажи я об этом, никто из вас и не подумал бы появиться сегодня здесь.
Раздался хор протестующих голосов. Но старуха оборвала его одним взмахом руки:
– Может, двое-трое и приехали бы… И не стали бы ссылаться на дела. – Выразительный взгляд на Матвея. – Но мне нужны все вы! Дорогие мои племяннички, я хотела взглянуть на каждого из вас, чтобы точно знать, что не ошиблась с выбором.
– Так вы уже определились?! – Борис Ярошкевич привстал от волнения.
– Конечно же нет! Должно быть, я неправильно выразилась. Выбор мне только предстоит. Большинство из вас я видела десять лет назад, а за десять лет люди сильно меняются. Я ведь не кролика отдаю и не кошку! Я хочу передать все и спать спокойно, зная, что сбережения Якова в надежных руках. Что их не пустят по ветру, но и не употребят лишь для собственного обогащения.
– А критерии? – рискнул подать голос Иннокентий. – Как вы будете отбирать… претендента?
– Об этом вам знать незачем! – заявила Марфа.
– То есть как? Как же это…
– А вот так. Буду слушать голос свой внутренний и тот, что со мной с небес говорит.
На лице Иннокентия Анциферова явственно выразилось сомнение в способности небесного голоса нашептать тетушке что-нибудь конструктивное в такой деликатной области, как распоряжение финансами. Да и остальные, судя по вытянувшимся лицам, были обескуражены.
– Тетя Марфа, вы над нами шутите, – внезапно сказал Матвей.
Борис и Геннадий утвердительно кивнули. Конечно же, тетушка шутит.
– Я так и знала, что среди вас найдется Фома неверующий! – старуха выглядела почти довольной. – Поэтому запаслась доказательствами.
Она подошла к старому комоду и вынула из ящика пакет. Небрежно бросила его на стол. Несколько секунд никто не решался протянуть руку. Наконец Борис, нервно проведя ладонью по бритому затылку, подвинул его к себе.
Пока он листал бумаги, все молчали. Первым не выдержал Иннокентий:
– Что там? Ну, что?
Ярошкевич поднял на него глаза.
– Сам посмотри.
– Я в этом ничего не понимаю!
– Дайте мне! – вмешалась Ева. – Ну, дайте же!
Она схватила документы и впилась в них взглядом. Зашуршали листы, которые женщина откладывала в сторону, пробежав глазами.
Марфа Степановна опустилась на стул и сидела неподвижно, словно высеченный из камня идол. Руки спрятала в карманы лоскутного фартука и смотрела перед собой, строго поджав губы.
– Все правильно, – изменившимся голосом проговорила Ева. – Марфа Степановна действительно собственница всего, что перечислила.
– Собственница, но лишь временно, – поправила Марфа. – Вот найду хозяина этим деньгам и все передам ему.
По комнате пронесся еле слышный вздох. На секунду Маше показалось, что она слышит мысли, повисшие в загустевшем воздухе.
Маша даже зажмурилась, чтобы прогнать голоса, витавшие в воздухе.
Когда она открыла глаза, Иннокентий дрожащими руками надевал очки в золотой оправе. Ева нервно накручивала на палец белокурый локон.
Гена Коровкин, точно проснувшись, придвинул к себе чашку с чаем и одним глотком осушил ее. Похоже, он даже не заметил, что именно выпил. Жена что-то шептала ему на ухо. Матвей Олейников сгреб бумаги и внимательно изучал их, покусывая губы. Борис с Нютой погрузились в размышления и сидели с отсутствующим видом.
Маша ожидала от встречи всего, что угодно, но только не этого. Теперь стало ясно, отчего так неприязненно и молчаливо встретили ее новые родственники: опасались, что появился новый претендент на наследство.
«Но они могут не волноваться, – подумала Маша. – Каждому ясно, что Олейникова остановит свой выбор на ком-то из тех, кого знает всю жизнь. Но как же это все странно и неожиданно…»
Марфа Степановна хлопнула ладонью по столу, прервав молчание:
– Ну что, все убедились, что я вам не сказки рассказываю? И не сошла с ума на девятом десятке? А, Иннокентий?
Анциферов вздрогнул и дернул себя за бородку, словно желая проснуться.
– Мы, конечно, сразу поверили, – пробормотал он. – Правда, скажу честно, решили, что Светицкий оставил вам кругленькую сумму на старость… Не думали, что все имущество.
«Светицкий – это ее покойный муж, – сообразила Маша. – Значит, Анциферов навел справки, прежде чем приехать».
Та же самая мысль пришла в голову Еве Освальд, потому что она тряхнула белой гривой и насмешливо поинтересовалась:
– Что, Иннокентий, провели проверку, да?
– А что такого? – вскинулся Анциферов. – Конечно, когда тетя Марфа сказала, что вышла замуж, я заинтересовался ее супругом! Это естественное человеческое любопытство! И потом, простите, тетя Марфа, но я, не скрою, был удивлен, услышав, что вы обрели мужа в семьдесят с лишним лет. Согласитесь, довольно почтенный возраста для брака! Я опасался, не обманул ли вас молодой аферист.
Ева насмешливо фыркнула.
– Именно так! – воинственно заявил Иннокентий. – Мало ли вокруг бездельников, покушающихся на чужое жилье. Я счел своим долгом навести справки. И узнал, что господин Светицкий обладал безупречной деловой репутацией. И к тому же – простите, тетя – был уже немолод.
Нюта успокаивающе погладила его по плечу.
– Поздновато ты решил наводить справки о молодом аферисте, – усмехнулся Борис. – Когда он уже скончался.
– И рад бы раньше, но ведь тетя Марфа скрыла от нас факт своего замужества! – парировал Анциферов. – Я узнал обо всем уже с запозданием, так сказать. Поэтому ваши намеки неуместны!
– Хорошо-хорошо! – Ева подняла руки, сдаваясь. – Мы поняли, что вами двигала только забота о Марфе Степановне.
Она переглянулась с Борисом и подмигнула ему.
Это подмигивание вывело Иннокентия из себя. Он расплылся в улыбочке, не предвещавшей ничего хорошего, и обратился к Олейниковой:
– Тетя Марфа, вы ведь сказали, что будете выбирать из родственников? Вот и всплыл один критерий: значит, смогут участвовать только мужчины. Женщины у вас в наследниках не водятся!
И зло сверкнул глазами из-под очков на Еву.
– Теперь водятся, – тихо сказал Коровкин, взглянув на Машу.
Анциферов только отмахнулся: эта не в счет!
– Надо бы еще проверить, что там за родственные связи такие, – пробормотал он. – Документики посмотреть. В соответствующих органах поинтересоваться. А то один телефонный разговор ничего не подтверждает. Кто угодно может мне позвонить и навязать себя в качестве родственницы!
Маше стало и смешно, и противно.
Она действительно раздобыла телефон Анциферова и позвонила на другой день после разговора с Марфой Степановной, почему-то решив, что ее ждет такой же теплый прием. Но Иннокентий, выслушав объяснения об открывшемся родстве, сдержанно выразил удивление по поводу обретения троюродной племянницы и решительно распрощался.
«Значит, это называлось „навязывать себя в качестве родственницы“?» – разозлившись, подумала Маша, решив не спускать Анциферову такой наглости.
Но ответить она не успела – ее опередила Ева.
– Меня, уважаемый Иннокентий, пригласила Марфа Степановна, – с лучезарной улыбкой, от которой Анциферова перекосило, поведала она.
Тот вопросительно взглянул на тетю.