Помоги проекту - поделись книгой:
— Зачем сказочку? — удивляется Павел Александрович — самую натуральную быль. Но не просто быль, а так сказать, с моралью.
— Ну, давайте — ничего не остается, как выслушать.
— Так вот, был такой знаете ли партизанский отряд 'Победители', под командой почетного чекиста Дмитрия Николаевича Медведева, базировался под Ровно. Вы, наверное, помните, что Ровно было столицей оккупированной немцами Украины?
Я неопределенно пожимаю плечами. Ну, не помню. Не знал, да еще и забыл, да и вообще на кой мне черт все это?
— Так вот подпольщики узнали, что аккурат на 7 ноября 1943 года немецкими карателями будет проведена операция по ликвидации 'отряда Медведя'. Немцы были уверены, что партизаны перепьются и взять их будет несложно. Силы выделены были серьезные — на 750 партизан — 2500 карателей, притом не абы кого — 1 и 2 берлинские полицейские полки, подразделения из дивизии СС 'Галичина' и зондеррегимента СС Оскара Дирлевангера, германские подразделения — в частности артиллеристы при тяжелых минометах и полевых орудиях. Да, про поддержку с воздуха забыл упомянуть.
— Погодите, что-то знакомое… Медведев… В журнале 'Вокруг света' что-то вроде было, у нас на даче старые подшивки… Точно — наконец вспоминаю я.
— Да, разумеется — 'Это было под Ровно'. Как раз Николай Кузнецов информацию и добыл, обер-лейтенант Пауль Зиберт и его группа…
— Точно, вспомнил.
— Тогда продолжу. Партизаны, естественно, не перепились, обошлось праздничным концертом самодеятельности, пить-то у них в отряде было вообще запрещено. Для поднятия настроения потому организовали перед боем концерт. Тем временем стали разведчики — наблюдатели докладывать: На железнодорожный разъезд прибыли пара эшелонов с карателями, выгружаются. Уйти отряду не получится — каратели опытные, по следам отряд догонят, да впридачу навяжут бой не там, где партизанам удобно. Опять же боеприпасов у карателей сколько угодно, а у партизан — весьма негусто, а учитывая, что и оружие сбродное — к разным пулеметом соответственно и патронов то густо, то пусто. Не помните, чем карательная операция закончилась?
— Нет, не помню.
— Партизаны потеряли двенадцать человек убитыми и тридцать два ранеными. Карателей легло около 600. Только убитыми. Поле боя-то за партизанами осталось, так что раненым карателям дорожка понятно куда была. Сплошь безвозврат пошел. И соответственно трофеем попало три полевых орудия с упряжками и боекомплектом. Три миномета батальонных с запасом мин, один многоствольный миномет — опять же с тяглом и боезапасом, ротные минометы, три десятка пулеметов разных, несколько сотен автоматов и винтовок, что собрать успели и весь обоз — 120 повозок с харчами, снаряжением, боеприпасами и прочим добром.
— Куртка замшевая — три — негромко говорит Дункан, вроде шутит, но вижу, что заинтересовался.
— Да, одежды тоже взяли много, комплектная вражеская униформа для партизана вещь полезная, опять же подлинные документы, пригодные для дальнейшей работы тоже на вес золота трофей.
— Знаете на совковую ура-пропаганду как-то слишком похоже. Или каратели были лопухами?
— Нет, каратели были вполне опытными и отряд Медведева оттуда не ушел бы точно. Просто командование отряда не лопухи тоже были. Прекрасно понимали, что основная ударная сила немцев и их холуев — артиллерия. Оно как бы было уже отработано, если отряд партизан блокировали, то потом по нему начинали молотить минами и снарядами и тут уже ничего не поделаешь. От мин в лесу не укроешься — высоко рвутся в ветках, достают в окопах осколками сверху. Отработано уже было не раз. Не догадываетесь, что за противоядие нашлось?
— Нет, не очень.
— Собственно все просто. В отряде было четыре роты, взвод комендачей, да разведка. Тоже около взвода. Три роты заняли оборону, связали наступающих боем. А четвертую роту — старлея Виктора Семенова, отправили кружным путем в тыл карателям с задачей ликвидировать штаб карателей и артиллерию. Рота загнула здоровенный крюк — в бой у Медведева уже вступили даже легкораненые, не говоря про комендантских и разведчиков, и был уже отдан приказ на отход обоза, патроны уже кончались, когда у карателей в тылу началась массированная пальба, артиллерия в момент заткнулась и тут же прервалась связь со штабом операции. Автоматчики Семенова двумя группами одновременно с тыла атаковали и артпозиции и штаб с охраной. Так как те с тыла нападения не ожидали, то и скосили штабников и артиллеристов моментально, как в тире. Несколько человек в роте Семенова умели наводить орудия и минометы, через несколько минут сменили прицел и беглым огнем накрыли уже карателей, другие партизаны частью остались подавать мины-снаряды, частью нахально атаковали очумевших карателей сзади. Ну а отсутствие начальства, нарушение связи и управления окончательно завершило погром. Началась паника, шли-то пьяных партизан вязать, а тут такое… бегство, почти без сопротивления, кто успел — удрал. Многие не успели. Остальных еще потом по лесу гоняли, добивая одиночек и мелкие группы, вместе с подоспевшим соседним отрядом партизан. В расположении штаба только мертвых офицеров валялось 18 штук. Некоторое время искали командовавшего операцией полковника Пипера, нашли в кустах, он туда уполз уже будучи смертельно раненым. Так что важно не только количество, не только качество, но и направление удара. Понимаете меня?
— Ну, наверное еще и некоторая удача нужна? — осведомляюсь я у рассказчика.
— И удача конечно. Там еще один нюанс был интересный — местоположение лагеря немцам было известно — их агентура тоже работала активно, но проблема в том, что агент был толковым во всем, а в картах разбирался слабо и, обозначая месторасположение отряда 'Победители', немного ошибся. Потому немецкая артиллерия обрабатывала участок рядом с лагерем. Разнесли там все вдрызг, в щепки. Если б агент читал карту как надо — медведевцы отделались бы не так дешево. Так что для нормальной войсковой операции нужно сил втрое больше, чем у противника, а вот нормальная диверсия наоборот требует не просто кучи народа и техники. Тут требуется ударить по самому уязвимому месту. Да вы не глядите на меня так, это я так, к слову сказал. Безотносительно.
— Угу — очень как-то намекающее отзывается Дункан.
Подозрительно смотрю на них. Отвечают невинными взглядами, но у меня отчетливое впечатление, что он осведомлены о нашей боевой задаче куда больше, чем я, например. Опять же — вот, утешают. Надо полагать это такой толстый намек, что мы укусим и отскочим? Или не все наши силы ограничиваются разноцветным инженером с его театром механических игрушек? Спросить прямо? Нет, не годится. Болтать языком — оно опасно. В лучшем случае потом Брысь пистон вставит, в худшем — вообще неизвестно, что за последствия могут быть. Да с тем же разведчиком Кузнецовым, о котором сейчас музейный работник толковал было несколько ситуаций, когда от одного слова вполне мог быть провал. Еще как — когда человек играл роль немецкого офицера. Причем так убедительно, что его не смогли раскусить многочисленные знакомые — офицеры вермахта и СС… Да там от любой мелочи зависело — жить или погибнуть… Помнится человек из его группы вспоминал, что первый визит в Ровно Пауль Зиберт провел нормально, но по возвращении в отряд Кузнецов сразу отметил, что он в городе был, можно сказать, единственным офицером в пилотке и с парабеллумом в кобуре, даже приезжавшие в город фронтовики все в столице носили фуражки, да и пистолеты опять же выбирали попрестижнее. Оно вроде и не нарушение формы формально, ан выглядел он как деревенщина в лаптях на дворянском балу. И потому Кузнецов перед зеркалом тренировался как заведенный — увидел в кафе, что немцы снимают свои фуражки не таким жестом, как наши фуражки снимались нашими офицерами — козырек другой длины и под другим углом, потому чуть-чуть, но иначе располагаются пальцы и по другому двигается рука. Пустячок вроде, а наметанный глаз несоответствие сразу углядит — и все, конец. Оказалось, что и с пистолетами не все просто — нормальный, уважающий себя немецкий офицер в Ровно предпочитает 'Вальтер' — небольшой, легкий, удобный и убойный… Это и практика и как бы мода. Тоже пустячок и парабеллум тут сразу в глаза лезет, все впечатление портит. Словно мышь в пустой корзине, словно лошадь в магазине… Впрочем, я вроде не разведчик, не в тылу врага, но вот проверить намеки — оно, пожалуй, стоит.
— Я вообще-то диву давался, когда про Кузнецова читал — вполне искренне говорю собеседникам.
— Было отчего. Такого калибра разведчики если и были, то о них ничего не сообщалось. А тут его Медведев посмертно засветил. А ведь помимо разведки — а группа Кузнецова установила и наличие гитлеровской Ставки под Винницей, и про готовящееся наступление летом под Курском отрапортовала и даже про подготовку диверсии против Большой Тройки в Иране разузнала — так еще и диверсии были какие, любо-дорого. Столько видных деятелей уничтожили… — воспаряет музейщик.
Неожиданно Дункан хмыкает.
Смотрим на него.
— Вспомнилось тут, читывал про этого Кузнецова, что вообще-то он не преуспел — и Коха не угробил, и этого, черт, как его чина этого звали-то, тоже три раза не смог бабахнуть, а верховного судью Украины застрелил вообще курам на смех, судья-то калека был, у него руки еще в Первую мировую оторвало, и генерала Ильгена живым взять не удалось, в общем все корявенько так.
— Вот уж не подумал бы, что омоновец будет всякое такое читать — подначиваю я верзилу.
— А я не сам, это нас командир заставил. Дескать, ознакомьтесь, как умные люди работали, глядишь и вам пригодится когда. Вот и пришлось покопаться вместо отдыха. Вообще-то да, много полезного там имелось. Мы ж тоже по диверсиям работаем, хорошо у чехов таких Кузнецовых нету, так, тупое мясо… Да и от тупого мяса проблем куча.
Павел Александрович мрачнеет и довольно свирепо огрызается:
— Знаю о ком вы говорите. Наследничек УПА писал, как же. Очередной ревизионистик.
— Да вы не отвлекались бы, что-то ж хотели интересное рассказать?
— Так и это интересно. Сейчас ведь что для многих этаких эхспертов было главным — как можно больше обгадить все, что можно в СССР. Старая штука, своих возвеличить и если даже возвеличивать не за что — то подвиги надо просто придумать — те же исторички от УПА до чего додумались — приписали себе уничтожение рейхсляйтера Лютце. Дескать угробили из засады важную птицу на шоссе Брест-Ковель. Самое смешное, что автор этой нелепой байды — гауптманн дивизии СС 'Галичина', такая вот пикантная подробность. Надо ж было втирать, что и оне, дескать, не только перед немцами холуйствовали, а наоборот — аж даже бились. И даже кого-то немецкого бонзу пришибли. Брехуны.
— А на самом деле? — осведомляется Дункан.
— А на самом деле машина, в которой ехала семья этого самого шефа СА вылетела на приличной скорости с крутого поворота недалеко от Потсдама — сын бонзы был на рулем, золотой фазан, не справился с управлением. Вся семья покалечилась, одна дочка сразу на месте погибла, папа на следующий день помер. Друг Геббельса к слову был, у того в дневнике все достаточно внятно описано, даже то, что надо пресечь слухи о том, что семейка ехала с черного рынка и в разбившейся машине оказалось неприлично много всякой деликатесной жратвы. И результатом этой смерти был строгий приказ Гитлера о категорическом запрете на нарушение скоростного режима автомобилями важных чиновников Рейха. Никак не расстрелы и повешенья заложников, что было как раз нормой при уничтожении важных чинов 'бандитами'. Да и не скрывали немцы если их шишек кончали партизаны. Даже в этом случае куда было бы для Рейха полезнее, если бы шишка геройски пал на Восточном фронте, а не убившись по глупости до смерти, едучи с черного рынка… Так что тут все ясно — на Кузнецова и его товарищей говнеца плеснуть, своих гитлеровских холуев выставить борцами за свободу!
Раскипятившийся музейный работник возмущенно плюнул в воду.
— Наплюйте! — несколько запоздало советует Дункан.
— Уже — смущенно остывает рассказчик.
— Вы что-то хотели про Кузнецова Николая рассказать. Полезное особенно.
— А ну да… Хотя вообще-то он Никанор. Имя себе в 1931 году сменил. Так вот, заканчивая. Даже если у того же Председателя верховного суда Украины Функа не было правой руки, не обеих, одной правой — это ведь не мешало ему выполнять свои функции оберпалача? А ведь все эти расстрелы заложников, повешенья, массовые экзекуции — с его ведома и одобрения шли. Однорукие и одноглазые немцы даже в армии служили, не то, что в судах заседали, того же полковника Штауффенберга вспомнить, что Гитлера пытался взорвать миной. И застрелил этого Функа Кузнецов прямо в здании суда, что тоже знаете ли… Ладно, ну их, этих знатоков к чертям. Понятно, почему они тут гадят — убийство Функа было с такой деталью, что вызвало охлаждение между немцами и их холуями. Ведь украинские холуи носили немецкую форму — с небольшими правда изменениями декора. Вот и Кузнецов защел в суд в офицерском плаще, который все носили, и приметной фуражке украинской РУК, а после акции одел немецкую фуражку и вышел уже как немецкий офицер, незамеченным. В итоге свидетели показали, что убийца был в украинской форме, соответственно это лыко пошло в строку.
Я вот что хотел рассказать. А вы мотайте на ус, может и пригодится когда. Начну с самого начала — стало понятно, что что-то этакое серьезное под Винницей образовалось. Особенно, когда получили информацию, что срочно был вызван в Винницу сам Гиммлер, но при этом в Виннице не появился. Понятно, кто мог всемогущего Гиммлера 'срочно вызвать', а раз тот метнулся, но не в город — ну в общем ясно — что-то там есть по соседству. Соответственно приказ узнать куда Гиммлер таскался, а равно и всякие другие чины — путем взятия языком толкового немецкого офицера — получило много народу. В том числе и группа Кузнецова такой приказ получила. Понятно, что лучше языка с погонами брать все же не в столичном городе Ровно. Устраивать стационарную засаду на проезжих дорогах — нагло слишком.
Вот Пауль Зиберт и организовал 'бродячую засаду' — два десятка партизан в нарядах деревенских полицаев — форма 'костюмер сошел с ума и выгреб все, что подвернулось', плюс безукоризненные документы и обязательная полицай-повязка, несколько подвод с лошадками и сам обер-лейтенант со скучающей физиономией и замерзшим красным носом на передней подводе. Зрелище привычное, сверхчеловек с холуями по делу едет. По тем временам такое же незаметное, как почтальон или дворник в наше время…
— Давненько я не видал почтальонов — потянувшись, заявляет омоновец. И морда у него такая простодушная-простодушная, только в глазенках искорки этакие.
— Ну не цепляйтесь к словам, вы же меня поняли. Так вот, когда движение к вечеру подутихло, зацепили одиночную легковушку, но неудачно, легонькая оказалась, от взрыва противотанковой гранаты улетела с дороги колесами вверх, живых в ней не осталось. А вот следующей легковой машиной оказался полубронированный лимузин, такие выпускались для особо важных чинов — с дополнительно защищенным мотором, бронестеклами и плитами противопульной брони в стратегических местах. Опознавательной чертой таких важняков были еще и желтые фары. Вот солидного бегемота и подловили. Правда, он чуть было не ушел, но Жорж Струтинский вовремя в него диск бронебойных из своего ручного пулемета засадил. Лимузин съехал с дороги, жестко воткнулся в стенку кювета. Из него кто-то пальнул пару раз, но собственно на этом все сопротивление и закончилось. Кроме двух убитых, обнаружилось двое оглушенных ударом офицеров, которых спасла бронеспинка сиденья, и портфель с документами. Пленных упрятали в сено на бричке, чтоб не замерзли. Собрали быстро все, что представляло ценность. Отошли с места захвата без проблем. В итоге операции из первого автомобиля — простецкого 'Ситроена' — с убитых шофера и пустяковой пары офицеров сняли только оружие и документы, а вот второй 'Опель' оказался весьма добычливым: убитый шофер и зондерфюрер граф Гаан были куда менее интересны, чем пленные — оберст-лейтенант и обер-лейтенант, оба связисты. Оказалось — взяли именно тех, кого надо — советника военного управления доктора Райса и технического инспектора телеграфов Планерта. В документации, которая была с ними, мало того, что было нанесено расположение спецкабеля в район Винницы, что дало возможность уяснить расположение действительно Ставки Гитлера 'Вервольф', но заодно имелось подробное указание средств связи и состояние путей сообщения на изрядной территории, что в дальнейшем очень пригодилось нашим при освобождении этой области. Но это собственно присказка. Теперь о том, что я собирался рассказать…
— Нехилый зачин вышел — отметил очевидный факт Дункан.
— Что поделать — невозмутимо согласился музейщик.
— Продолжить — предложил омоновец.
— Так вот, помимо оружия водителя и пассажиров в броневике попался ничейный пистолет — нормальный вроде бы Вальтер, но с увеличенным двухрядным магазином. Явно экспериментальный образец. Его, не подумав, вручили Кузнецову вместо простецкого парабеллума, как явно более престижный и практичный. И вот в скором времени, в кафе, играя в карты с другими офицерами, Зиберт решил похвастаться, для поддержания разговора, своим необычным пистолетом, дескать наградили в дивизии уникумом. И показал Вальтер собутыльникам. На это один из игроков — майор-связист — осадил пехотную выскочку тем, что такой же пистолет ему выдали, когда он был в Берлине, так что не такой уж и уникум этот пистолет. Редкий, конечно, но тем не менее. Своим пистолетом майор, правда, похвалиться не может — потерял при нападении бандитов на машину неподалеку от Ровно, угробили авто, в которой майор ехал, еле раненым унес ноги, пистолет обронил. Но вот даже номер помнит — 46710. Все поглядели на хвастуна Зиберта, тот немного смутившись, повернул пистолет так, чтоб глянуть на номер, естественно номер был именно 46710, но, не потерявший самообладания разведчик, сообщил сокрушенно, что да, майор получил свой пистолет раньше, номер на этом больше. И спрятал побыстрее оскандалившийся агрегат в кобуру, пока кому-нибудь из игроков не пришло в голову попросить глянуть на машинку. После этого осталось порадоваться, что чудом избежал глупого провала на ровном месте. В отряде это сразу учли, засветившийся Вальтер забрали, а Кузнецову выдали обычный, тоже трофейный, но никак не уникум. Вот из него Зиберт и стрелял во время диверсий, потом гильзы 7,65 'ГЕКО' позволили немцам во время следствия установить, что видные чины погибали от одного и того же оружия, что в Ровно, что во Львове…
Рассказчик переводит дух, мы с Дунканом перевариваем сказанное, а я дополнительно про себя прикидываю, что если я не ошибся и рассказано это было с намеком, то помимо того, что удар наш будет направлен по голове банды, что силенки у нас поболее, чем я знаю, еще и рекомендовано мне недвусмысленно держать язык за зубами и не хвастать уникальным нашим оружием. Хотя, может это мне померещилось, мнительный стал Сидор, ой мнительный. Может просто языком Павлу Александровичу поболтать охота, вот и чешет, пока слушатели не разбежались. Хотя помнится мнительный Сидор, как это не удивительно, был совершенно прав в своих подозрениях…
— Гильзы 'ГЕКО', говорите — задумчиво тянет омоновец…
— Да, а что? — удивляется музейщик.
— Помнится именно эти гильзы упоминались при рассказах о расстреле поляческих офицериков в Катыни — ухмыляется здоровяк — значит вот и лишнее подтверждение, всех поляков в Катыни расстрелял лично Кузнецов, то есть кровавая гэбня. Все сходится!
Павел Александрович оторопело смотрит на вальяжно сидящего детину и по-моему даже не находит, что сказать.
Я не шибко понимаю, что и зачем плетет Дункан, но судя по всему, разговор удаляется в ненужном направлении.
— Вот уж от кого не ожидал, так это от вас! Кто б говорил! Старая германская фирма, производство патронов по сей день, а уж свою армию снабжали, разумеется, куда большим количеством боеприпасов, чем советское НКВД… — растерянно бухтит Павел Александрович.
— Да бог с ними патронами, вы лучше скажите, что нового слышно. Да и эта самая Катынь теперь никого не волнует. Вот эта моя зоологическая мадама — куда похряла? Какие дети собраны? Что ли экскурсии по зоосаду возобновились? — вмешиваюсь я в начинающийся конфликт.
— Погодите, тут видите что… — сопротивляется музейщик.
— А то вы не видите, что он вас подкузьмил и разыгрывает? — открываю глаза собеседнику я.
Дункан откровенно ржет. Правда, тихо и умиротворенно, насколько это можно сказать о ржании. Тихий такой ржач. Омоновец широко ухмыляется.
Павел Александрович бросает на него сердитый взгляд. Сердитый взгляд соскальзывает с нирванящего Будды-омоновца совершенно бесполезно и бессильно, не нанеся никакого ущерба.
— Так что за экскурсии? — продолжаю я свою отвлекающую маневру.
— Да самые обычные — по зоопарку. Зверей-то много сохранилось, аквариумы опять же с экзотикой. Так что детей и из других анклавов возят.
— Делать людям нечего — констатирую очевидное.
— Вот тут вы не правы. Именно это необходимо — и кино и зоопарк. И любая примета нормальной добедовой жизни. Это показывает, что мы удержались. Что цивилизация жива…
Дункан опять ржет тихонько.
— Да, черт возьми, именно, что удержались показывает. Что не все потеряно. Что мы вернем все разрушенное.
— Ага, щщщаз. Пара козлов и набор рыбешек, негодных даже в уху — уже цивилизация — подначивает воспарившего в эмпиреи Павла Александровича его напарник по разучиванию приемов драки двуручным мечом.
— А вот представь себе! — уже злится музейщик.
— Представляю — открыв один глаз наполовину, бурчит Дункан.
— Как бы не так! Ничерта ты не представляешь! Эти зверюшки — символы мирной спокойной жизни. Раз она сохранилась — значит мы к ней вернемся.
— Ну и что? Человек моментально привыкает к хорошему и потому его не ценит совершенно. Опять людишки зажрутся и все кончится опять же Великой Какой — открыв и второй глаз наполовину, бурчит Дункан.
— Зато потом можно сравнить что было и что стало.
— И никого не парит.
— Да хватит вам пикироваться, что там с экскурсиями-то?
— Именно это — Павел Александрович довольно злобно глядит на своего напарника — именно это. Показ нормальной жизни. Развлечение. И одновременно знак налаживающейся жизни. Ведь зоопарк даже в блокаду работал…
— Понеслось! — закрывает глаза омоновец.
— А ведь считает себя питерским горожанином, орясина дубовая — горестно указует перстом на демонстративно вышедшего из разговора мечника Павел Александрович.
— Не понимаю, что вы хотите от грубого двуручника? Он для средних веков вообще пример достойного поведения, бросьте обращать внимание, тогда князья были куда невоспитаннее. Но почему вы все о блокаде? Это ж было до рождества христова, травой поросло.
Тут Дункан опять негромко ржет и открывает оба глаза. До меня доходит, что если кому и удалось разбудить зверя в милейшем и тишайшем Павле Александровиче, так это мне. И проснулся отнюдь не кролик. Или как раз кролик, потому что вспыхнувший щеками музейщик подскочил на полметра сидя. Сейчас моим мозгам достанется…
— Нет аналогов блокаде Ленинграда! — буквально орет он.
— Да я в курсе. Уникальное явление, чего там…
— Вы сами не понимаете чего говорите!
— Понимаю. Нигде не было такого, чтоб трехмиллионный город старались стереть с лица земли всеми способами со всем населением. Как Карфаген. А он — этот город — не дался, хотя и пришлось пройти через невиданные муки и страдания. Но толку-то об этом все время говорить. То сделали наши деды, нам-то как к тому подвигу примазаться?
— Да не примазываться! Не примазываться! Но помнить-то обязательно. Не немецкие бредовые мемуары восхвалять, не в эсэсовцев играть, не в дедов своих плевать!
— Ловко у вас получилось, деликатный вы, не отнимешь — осуждающе взглянул на меня наконец омоновец.
— Тьфу ты, я что ли в эсэсовцев играю? Что вы на меня напустились-то? Вот ведь день какой удачный — то эта тетка из зоопарка, то вы теперь. И касаемо немецких меморий не возражаю, не зря барон Мюнхаузен — немецкий вояка, традиционное это у них, сам помню диву давался, почитывая их ахинею, про сорокоградусные морозы летом и толпы русских азиатов на каждого усталого немецкого героя с расплавившимся от бесконечной стрельбы пулеметом… Вы что сказать-то хотите?
Павел Александрович уже завелся и мне кажется потерял способность адекватно реагировать. Может у него тоже день тяжелый выдался? А может он и сам не понимает, как ему выразить свои даже не мысли, а как бы это сказать — ощущения, наверное. Мысли-то можно облечь в словесную форму, вот ощущения этому не всегда поддаются. А поганые были ощущения, лет двадцать нам старательно вдалбливали, какие замечательные были европейские захватчики, какие опытные мудрые вояки и честнейшие люди, рыцари без страха и упрека, и какой парахтой тупой и подлой были наши предки, ну и мы, соответственно тоже, яблочко от яблони. Как популярно было все гитлеровское, от формы до наград, с каким восторгом публика, а особенно молодежь, воспевала не своих — победителей причем, а все просравших врагов, ассоциируя себя не с теми родственниками своими и сеседями, кого эти оккупанты морили без всякой жалости, как тараканов, невзирая на пол, возраст и национальность, а именно с врагами. Причем проигравшими врагами-то, продувшими все что можно — и свою страну и государство и армию с флотом — подчистую… Помнится, американцы всерьез обсуждали после войны проект кастрации всех уцелевших в войне немецких мужчин, только сопротивление в этом вопросе советской стороны и потребность использовать немцев в противостоянии холодной войны спасли яйца арийцев от выкидывания их в мусорные баки тоннами… Зато сколько вони было испущено по поводу мифических миллионов изнасилованных якобы немок, как уж старались наши журнаглисты и деятели культуры, раздувая эту нелепую тему. Больше-то нечего было выставить в плане злодеяний нашим солдатам, так хоть это, благо документации этих изнасилований, как очень быстро выяснилось не было ровно никакой, ну как и положено тщательным и скрупулезным великогерманцам, у которых как дело до дела доходило, так сразу документов немае, одни байки брехливые… И уж как наши журнаглисты выли! Как выли! Словно это их самих поимели советские солдаты… Хотя кто бы на эту мразь грязную позарился бы… Но это все так сразу и не выскажешь, а музейщика я и впрямь разозлил не на шутку. Вот уж чего совершенно не хотел, теперь придется выслушивать нотации.
— Ты же мне сам рассказывал про чеченские кладбища, черт бы тебя драл, а теперь тут хихикаешь! — несколько неожиданно для меня атакует своего напарника по мечемаханию Павел Александрович.
— И что? Не помню как-то — удивляется Дункан.
— Отлично помнишь! Нет на чеченских кладбищах надписей, потому как чеченец должен своих родичей так помнить, до седьмого колена. Рассказывал?
— А, это… Ну и что? Народ маленький, вот и старается себя сохранить.
— И правильно делает! А у нас что? Спроси молодых — смело пару десятков немецких ассов назовут. Всяких этих Руделей, Хартманнов, Кариусов с Виттманами. А своих — шиш. Хотя все эти Рудели войну продули в хлам. Вот вы, например, фамилию Осадчего или Пегова хоть раз слыхали? Или хотя бы Осатюка?
— Ээээ… Нет, не припомню.
— Я так и думал — грустно, даже как-то обреченно, кивает головой музейщик…
Ну, понятно, сейчас мне долго придется убеждаться в своей некомпетентности и поверхностности…
Альба аккуратно, но быстро вертанул рулем и грузовичок послушно объехал неряшливое, паскудного вида, пятно на дороге, бывшее когда-то человеческим телом, а сейчас раскатанное почти в блин теми тяжеловесами, которые сбрасывали с полотна дороги вставшие навсегда машины. Потянулась какая-то вымершая целиком деревушка.
Ирка с любопытством вертела головой, в чем-то поездка эта напоминала уже туристическую экскурсию. Конечно, надо было абстрагироваться от некоторых неприятных деталей — и мертвяки попадались достаточно часто и торчавшие из придорожных канав остовы грузовиков и легковушек царапали взгляд, но ощущение скорости и безопасности, стена леса с летней веселой, промытой дождем, зеленью не то, что убирали из окружающего признаки Беды, но как-то смазывали ощущение. Вот в деревушке этот настрой изменился — тут мертвяков было много и они таращились с обочины на проезжавших, правда и не лезли под колеса. А наоборот — мелькнула спина в приметной голубой рваной куртке, какой-то резвый дернул прочь от дороги в кусты.
— Те, что отожрались — умнеют — заметил Альба.
— Да, мы тоже заметили. И умнеют и двигаются иначе и атакуют куда быстрее… А что там в Питере — известно, откуда эта чума взялась?
— Поговаривали разное. Что дескать, это божья кара за неверие слышать довелось, другие толковали, что некий наш аллигарх мир под себя перекроить решил, но тут смущает то, что в Америке практически одновременно пыхнуло, мне так кажется и американцы тут участвовали… Не могло без них обойтись, они свое население сколько уже к зомбокалипсису готовили, одних только фильмов с десяток назвать могу. А еще и кризис начался. Самое то — и от кризиса отвлекли и врага дали… Хотя тут может я и не прав… Можете смеяться, не обижусь. Но мне кажется, что такие нашествия живых мертвецов были и раньше. Я ведь немного этим вопросом и раньше интересовался, так вот у многих племен и народов живые мертвецы фигурируют в легендах и мифах. Слишком уж у многих. Это знаете ли настораживает.
Поделиться книгой: