Помоги проекту - поделись книгой:
Денек загляденье, солнце жарит, как не в Питере. Потому легкий катерок и близкая вода — очень к месту. Когда мы отчаливаем и Енот заводит мотор, вручаю ему коробку.
— С днем рождения и добро пожаловать в клуб тридцатилетних!
— Это что? — подозрительно шмыгает носиком Енот, тем не менее подгребая хватко ящичек.
— Подарок. На День Рождения. Расти большой и толстый!
— Подарочек? Мне? Настоящий? — не то юродствует, не то и впрямь удивляется он.
И тут же раскрывает крышку. Там в аккуратных углублениях на потертой бежевой замше уютно лежит небольшой револьвер, потускневшая латунная футлярина с инструментами для чистки — и самое главное длинный ствол и другие накладки на ручку, что превращает аккуратный револьверчик в длинноствольного монстра.
— Какая прэлесть! Смит-Вессон 38 со сменным стволом и рукоятью. Заглядение!
— А то ж!
— Где взял?
— Там больше нет. (Хотя здесь я лукавлю, может и есть. Ящичек презентовала мне одна из моих бывших пациенток, которую еще весной выручили при освобождении Адмиралтейства, помирала она с сыном в зажатой жуткой пробкой машине у Дворцового моста. Мне-то этот набор не шибко нужен, патроны к этому револьверу отсутствуют, да и спокоен я к таким старинным штучкам. Не коллекционер я.)
Мой спутник бережно вынимает револьвер, старомодный, с какой-то детской полукруглой мушкой, сноровисто проверяет, убеждается, что исправен и аккуратно как ребенка укладывает обратно.
— А теперь давай излагай, что да как сегодня будет — довольно безжалостно возвращаю я его на землю, то есть на воду Финского залива.
— Да в общем все просто — отзывается он нормальным человеческим голосом, без обычного ерничания.
— Тем лучше, тебе растолковать мне все будет проще.
— Тогда слушай. Сейчас Змиев действует, как Калита, то есть старается объединить уцелевшие анклавы в единое целое. Это резко улучшит для всех и безопасность и условия жизни и перспективы. Ряд соседей готовы идти в состав новодельного государства Кронштадтского. Часть — думает. А некоторые — активно против. Сами с усами. Ну типа лучше быть Цезарем в деревне, чем неЦезарем в Риме. А на переговорах получается сплошная Ржачь Послеполлитрая.
— Это понятно. Я учился в школе нормальной. Потому еще Маяковского помню. 'Плохо человеку, когда он один. Горе одному, один не воин — каждый дюжий ему господин, и даже слабые, если двое'. Все это мне понятно, можешь обойтись без лекции по политэкономике. Чем больше государство, тем сильнее. Не зря же нас перед Бедой так старательно пытались раздробить помельче.
— Ладно. Так вот наш командир, который нас слил, как дерьмо в унитазе, сейчас начальник охраны у одного такого неЦезаря. Анклав у них… Тебе важно знать, что это за анклав?
— Совершенно фиолетово — честно признаюсь я, щуря глаза от солнечных бликов на играющей зайчиками воде.
— Тем лучше. Так вот этого лидера надо убрать, после чего анклав скорее всего растеряется и примет руку помощи. Во всяком случае есть основания считать, что оно пойдет именно так. Попутно разумеется и начальник охраны помре. И анклав радостно сольется с Кронштадтом в экстазе, получив массу преференций, включая и квалифицированное медобслуживание. Один из видных помогал босса очень заинтересован по ряду весомых причин именно в постоянной медпомощи. Да и сам не прочь стать неЦезарем.
— Погодь, а сколько охраны-то? — вспоминаю я меры безопасности для проезда важных лиц.
— Начальник, да шофер будут. Не всегда так, но вот сегодня будет именно так. Полагаю, что тебя детали не интересуют?
— Не, не интересуют. Но если там окажется пара броневичков и отряд мотоциклистов — фигово нам придется — открываю я глаза неопытному спецназеру.
— Склонен думать, что не окажется. Так что останавливаем их 'Хаммер', они оттуда вылезают, мы их скармливаем твоим морфам и празднуем соединение с союзным анклавом.
— Ну-ну. А они так и остановятся и никому по рации не сообщат, что их остановили и огня не откроют…
— Остановятся и не сообщат. И выйдут сами. Ты что думаешь, мы там в мундирах ГИБДД торчать будем? Командир у нас оказался гнида и прохвост, как оказалось, но службу знает.
— А, мы им дерево поперек дороги свалим. И пока они его пилить будут — тут-то мы и навалимся!
Разговор прерывает чухающее контркурсом, то есть говоря проще — в обратном направлении боевого вида корытце под грозным названием 'Пан Сапковский' с какими-то штатскими и заковыристой митральезой на носу.
— Эй, в гондоле, вы откуда? — задиристо окликает нас молодой голос.
— Мы из Кронштадта — кричу в ответ.
— А мы в Кронштадт — раскрывает нам глаза этот умник.
— Ну и х…рани вас господь — подитоживает Енот под общий смех. Потом продолжает, когда мы с корытцем уже достаточно далеко расходимся: 'Есть много способов остановить в нужном месте одиночное транспортное средство. Препятствие на дороге — это для дураков. Откуда взялось дерево? Или висящий поперек провод от ЛЭП? Или груда земли? Или ни с того ни с сего развалившийся мостик на знакомом маршруте? Особенно, если не было шквалистого ветра или еще какого урагана. При виде такого препятствия грамотный человек тут же дернет задним ходом. А уж если пепрегорожено машиной — тем более'.
— Мне так в такой ситуации просто из бесшумки прострелили колесо.
— Толково. И спецсредства типа милицейских — та же 'Диана' тоже хороши.
— Первый раз слышу.
— При обстреле машины потерявшей ход оставаться в ней — смертельно опасная глупость. И все пассажиры ломанутся наружу — оборону занимать или тикать, по обстоятельствам. Остановить — то можно без особых изысков. На каждом посту ГИБДД есть в шкафу металлический круглый ящик (похожий на большой бикс, в котором хирургические инструменты стерилизуют, только раза в два больше и цвета хаки). А в нем — средство принудительной остановки транспорта "Диана". Отличная штука. По сути — развитие идеи доски с гвоздями, только "гвозди" там полые, похожие на короткие и очень толстые иглы для шприцов, да еще и отделяющиеся. Такая "игла" пробивает колесо и остается в нем, играя роль большого такого ниппеля. А ведь их много. Колеса сдуваются в течении пяти-шести секунд. Как только машина потеряет скорость — открывается огонь, не на поражение, а так, беспокоящий. Клиенты понимают, что на скорости не уйдут и покидают авто, потому как в нем они — одна большая почти неподвижная мишень. А вне — несколько мелких и юрких. Но нам было выставлено условие — должен получиться сугубо несчастный случай. Показывающий впридачу, что покойное руководство не занималось совершенно обеспечением безопасности, даже для себя. Так что следы должны остаться — именно случайной остановки и встречи с морфом.
— И что решили в итоге?
— Выбор невелик. Если бы шли дожди, то тогда проще было б углубить ямы на дороге, камешков подсыпать между колей. Достаточно просто и быстро делается, бодяжишь землю в колее до состояния жижи и оттаскиваешь жижу подальше, в итоге даже внедорожник садится на дифер и не придерешься. Но сейчас сухо, потому думали сначала гвозди в дорогу вставить или детонаторы. Они лучше всего колесо рвут, но Вовка нашел какую-то ржавую сельхоздеталь подходящей конфигурации. Пропорет колесо за милую душу и хрен кто чего докажет. Дальше они вылезут — шофер колесо менять, а у нашего бывшего командира аденома простаты, потому он писает часто, где только возможно. Босс скорее всего тоже вылезет — он руководить очень любит…
— Будет давать указания как одному писать, а другому — колесо менять?
— Что-то вроде. Вот тут Блондинка и должна сработать. А не справится — так Мутабор поможет.
— Ну что-то уже начинает вырисовываться. И кто что делает? Конкретно — я?
— А ты в ударном скваде — Енот грустно ухмыляется.
— Конкретизируй, изверг!
— Твоя задача быть при парочке морфов. Мутабор контролирует Блондинку, ты — Мутабора, а Ремер будет доглядать, чтоб в случае чего — пришить обоих нежитей в случае неповиновения.
— И для чего я там нужен?
— Ты знаешь Мутабора. Потому посчитали, что сможешь подать сигнал, ежели его надо будет грохнуть, во избежание и для пресечения. Второй сквад — огневого прикрытия — оба снайпера, Серега, да я туда же. Ну и сквад управления — майор с Вовкой, да два варяга — ясноглазый летеха и твой приятель из саперов. За три часа до проезда цели собираемся, садимся на три джипа ничейных, но уже подготовленных, выезжаем на место рандеву, ну и подготовив местечко и, вкопав и замаскировав сельхоздеталь, ждем встречи. Так все ясно?
Ну в общем ясно. Только не нравится мне моя роль совершенно. И вся эта авантюра не нравится. Мало ли что придет в дохлые мозги Блондинке? Не, живых-то я их очень уважаю, нравятся они мне… Но эта-то не живая. Да и с Мутабором я давненько не общался. Опять ломать себе мозг, переводя его свистяще-шипящий хрип. Да и сама засада какая-то нелепая. Матерые зубры на навороченном джипе напорются на огрызок советской сельхозтехники и падут бесславной смертью в лапах приблудной блондинки. Чушь какая-то, 'месть мумии-3' даже не голливудского, а индийского производства. Впрочем вид у Енота вполне себе серьезный. Особенно когда он, обратясь к деловито чухающему лодочному мотору, назидательно говорит агрегату: 'Я тебя предупреждал, канделябр недоделанный, что ты у меня работать будешь!' Странные взаимоотношения у моего поводыря с лодочными двигателями.
После здоровенных хором кабины американского тягача, новое место показалось Ирине на первый взгляд тесноватым. Может быть еще и потому, что открывший ей дверь кабины водитель был здоровенным рослым дядькой, одетым в мешковатый просторный синий комбез, отчего казался еще больше. Сразу в глаза Ирке бросился жутковатый странного вида шрам на короткостриженной не то седой, не то светлорусой голове. Впрочем, улыбался дядька весьма приветливо, назвался по своему позывному видимо — благо сразу как она села, он доложил по рации, что 'Альба продолжает движение' и мягко тронул грузовичок с места. Вот потом и представился — Альбой, ровно как до того в докладе по радио.
Ирине в общем-то было глубоко напевать, как зовут ее водителя, хоть Умбракулом или Гервасием, это было совершенно не важно. В кабине очень вкусно пахло настоящим кофе и у Ирки потекли слюнки. То ли мужик это заметил, то ли просто из вежливости спросил — не хочет ли она кофейку, и, уже немного освоившаяся на новом месте, попутчица тут же согласилась. Раньше, по деревенским меркам и правилам приличия, стоило бы пару раз отказаться. Блюсти так свою гордость и фасон, но Ирина уже пообтесалась и понимала, что такое в городе не пройдет. А кофе действительно хотелось, тем более, что завтрак-то закончить не удалось толком.
— Вы сами себе нелейте, а то у меня руки заняты — сказал ей водитель.
— А где?
— А вон корзина у вас за сиденьем, термос там. Вы завтракали?
Ирка на всякий случай помотала головой отрицательно.
— Тогда угощайтесь — ухмыльнулся Альба.
— Да неудобно как-то — заприбеднялась деликатная Ириха.
— Бросьте, я в одиночку все равно все не съем, вчера была отвальная, так мне хозяева надавали всего разного, вкусного, но скоропортящегося. Дескать: вот, возьмите с собой покушать, а то выбросить жалко! А мне что, не охота обижать хороших людей, я им в ответ и говорю: 'Что ж вы так убиваетесь, вы ж так не убьетесь! Давайте, конечно, все и еще немного!' Вот они меня и собрали в дорогу, словно я втроем еду. Так что не стесняйтесь.
Ирка покосилась на многоречивого собеседника. О, эти быстрые женские взгляды зачастую мужчины и не замечают. Потому и не понимают, что их только что просканировали так, что и многотонному хитромудрому томографу не под силу. Выводы Ирка сразу сделала четкие — от мужика перло счастьем, он словно в рай земной ехал, отсюда и поток болтовни, он очень рад, что появился слушатель, он вроде не жадный. Попутно этих — самых на поверхности лежащих — было еще много разных с оттенками, но ими Ирина решила заниматься после. Помнится, когда отношения с коварной Веркой были еще куда как нормальными, та рассказывала разные приемчики, с которыми по ее словам можно было вертеть мужиками. Кое-что совпадало с Иркиными жизненными наблюдениями и потому она запомнила тот благодушный разговор хорошо. Другое дело, что вертеть мужиками в деревне никак было невозможно по малолюдству мужеска пола. А про Виктора Ирина сдуру думала, что тому некуда деваться. И ошиблась. Теперь стоило попробовать — как сработает рекомендованное соперницей. Нет, особых планов на этого мужика со шрамом у Ирки не было, но заручиться поддержкой хоть кого в незнакомой компании явно стоило. Тем более принципы были простые и легко применяемые. Ирина помнила, что Вера рекомендовала чаще улыбаться во время разговора. Мужики это любят, особенно если улыбка добрая и зубы хорошие. Стоило внимательно слушать собеседника и вести разговор о нем самом. Притом найти интересующую его тему, это особо мужиков подкупает. Ну и наконец проявить к собеседнику искренний интерес, не изображать, а именно заинтересоваться им, узнать, что он из себя представляет, чем живет, дать ему рассказать о себе. И чем может быть полезен — понять в итоге, но эта цель беседы была в скобках. Тем более, что неразговорчивых мужиков, по словам опытной искусительницы Верки, нет. Есть неразговоренные.
— А вы со мной кофейку попьете? — улыбнувшись как можно приятнее, спросила Ирка.
— А что, тут есть еще претенденты? — в комическом ужасе заозирался здоровяк, подыграв Ирине.
— Сработало — отметил внутренний голос в Иринином сознании и поставил галочку напротив пункта 'улыбаться дружелюбно во время разговора'.
— Может быть все же позавтракаете? Ручаюсь, что за последние месяцы вы точно так не завтракали ни разу! — галантно и интригующе предложил здоровяк.
— Если это вас не стеснит, то с удовольствием — не менее воспитанно ответила ему Ирина и сама себе удивилась, как гладко это у нее вышло с незнакомым человеком. Нет, как его называть он сказал, но во-первых это не имя — отчество, а позывной. А во-вторых знакомым от этого он точно не стал.
— Тогда будьте любезны — в корзинке салфетка, слева пластиковая коробка, ага эта и вон горлышко с пробкой торчит… Нет не это, там где полбагета. Ну, этот, который французский батон длинный… — поглядывая при этом на дорогу командовал водитель.
Ирина попробовала прочитать надпись на коробке, но там вроде было по-французски, а она этого языка не знала вовсе. Но собственно ничего особо сложного не было — скоро она уже нарезала пластиками что-то из коробки, разложила ломтики на кусочки хрустевшего поджаристой корочкой багета, плеснула в пластиковый стаканчик янтарного вина из полупустой бутылки опять же с французскими надписями и попробовала. Было вкусно, как она поняла — печеночный паштет вроде, жирный довольно, вино неожиданно оказалось очень сладким, но хотя вроде как не сочеталось такое, было интересно.
— А что это? — спросила она проглотив первый бутербродик.
— Фуа-гра. И Медок. Надо бы по уму Шато Д,Икем, но и Медок достаточно оттеняет вкус. Понравилось?
Ирина что-то вспомнила. Название это ей приходилось слышать, что-то жутко дорогое, для очень богатых… Надо же. А вкус немного знакомый, вроде бы пробовала такое, в детстве еще.
— Та самая Фуа-Гра? Странно, вкус словно знакомый… Но я полгода не видела не то, что фуа-гра, меня больше поразила белая булка. И вино вкусное, вроде сладкое как кагор, а хорошо пошло…
— А, у вас небось гусей или уток разводили?
— Ага. И охотились тоже. А это что — их печень?
— В точку! С французского так и переводится: 'жирная печень'. Птицу специально разводят, откармливают. Вы еще с мармеладом попробуйте, тоже вкусно.
— Полная ксюш! — подумала про себя Ирина, сделав маленький глоточек душистого винца и удобнее развалясь на уютном сидении. И совершенно неожиданно даже для самой себя подумала, а ведь ничего не стоит пристрелить этого бугая, выкинуть его из машины и, быстро развернувшись, дернуть обратно в деревню, ясно же, что кроме фуа-гры машина битком забита всяким очень ценным по нынешним временам имуществом. Шедшие впереди тяжеловозы и БТРы явно уступят по проходимости и скорости, да и места она тут знает…
С другой стороны она не американка какая-то, и вот так стрелять живого мужика совсем глупо. Но с другой стороны можно и не стрелять. Можно высадить и быстро угнать машину. Управление-то у грузовичка явно было легким — водитель играючи вертел руль одной рукой, нимало не напрягаясь. Ирка пригубила вино, улыбнулась и спросила: 'А где это вам такой шрам вручили?'.
— На память — охотно откликнулся здоровяк — о том как я домой ехал.
— Расскажете? — заинтересовалась Ирина.
— Если хотите — с удовольствием, дорога-то длинная. — обрадовался водитель.
Человек со шрамом начал бодро рассказывать о том, что он москвич, работал в весьма престижной фирме по поставкам алкоголия и черт его занес в командировку в Питер…
Ирина кивала головой, округляла глаза, прихлебывала ароматное винцо и думала. Да, определенно, машину она может угнать. Но вот вопрос в том — а хочет ли она это делать? Совсем недавно, пожалуй, сработала бы не задумываясь, и сейчас уже здоровяк стоял бы растерянно на дороге, а иностранный грузовичок с зубастыми колесами вездехода уже пер бы к ближайшему съезду с трассы. Но теперь… Теперь Ирке почему-то не хотелось с триумфом возвращаться на трофее. Прошедшие дни блуждания по лесу и болотам как-то странным образом позволили глянуть со стороны на ее жизнь в последние месяцы. И неприятная мысль пришла Ирине в голову: 'Все, что они с таким трудом создали вместе с Витькой привело к тому, что стал Витька председателем колхоза. Бедного, никчемушного и что самое поганое — бесперспективного'.
Ирина поежилась. Здоровяк, рассказывавший как раз о том, что на этих семинарах и деловых встречах и минуты свободной нет и вот он в Питере уже четвертый раз был, а толком даже и посмотреть ни на что не успел, только ели да пили, да еще дела вели, так что без разницы — что Париж, что Питер, все равно постоянно в гостиницах, принял это за проявление сочувствия и кивнул головой.
— Нет, какой там колхоз — отчетливо подумала Ирина — колхоз куда лучше. Тут у нас получилось убогое средневековье. В колхозе-то худо-бедно люди понимали, что делать надо, а тут кроме Мелании и пары соседок-старух никто с землицей и свинками дела толком не имел, горожанки же… Опять же фельдшерско-акушерский пункт в колхозе был. Техника была. Семенной фонд и прочие приусадебные огороды… А эти горожанки… Шить не умеют, одна умеет вязать, и то плохо. Ирина стала перебирать достоинства жительниц ее баронства и вспомнив про таланты Верки мысленно сплюнула и ощетинилась.
— Тут мне начальство звонит в самый неподходящий момент и требует, чтобы я все бросил и хоть на такси, хоть вертолетом — но успел подписать документы на поставки продукции по Свирским круизам! Дескать заболел наш представитель, а я в этом регионе единственный, кто успеть может — нельзя терять контракт, выбьют из бизнеса, потом не вернешься. Я уж было совсем на колоннаду Исаакиевского собора взобрался — меня на лестнице звонок застал. Все таки посмотрел сверху на Питер, правда в спешке, без удовольствия и тут же отправился нашего представителя заменять… — продолжал свою сагу здоровяк.
Ирина продолжила размышлять.
— Когда мы с Витькой вдвоем жили, еще куда ни шло. (Ирина покивала поощрительно головой и здоровяк обрадовался вниманию как ребенок). Но мы же полагали, что одни из человечества уцелели. В этом было что-то… Как Адам и Ева… И Верка, сука! — тут Ирина аж перекосилась от злости, испугалась, что не в тему, прислушалась. Оказалось, что очень удачно попала в масть — здоровяк как раз описывал свою встречу с сотрудником, который успел обратиться и активно напал на пришедшего в номер. На громадное счастье здоровяка весовые категории настолько были разные, что отделался здоровяк порванным в хлам пиджаком, а больного спеленал в одеяло — и когда понял, что это нежить — ужаснулся до ледяного пота.
— Знаете, я как пощупал ему пульс — а он холодный сам, и глаза такие, знаеете, так я вспотел в момент, только таким холодным потом пробило, что ледяшками буквально вспотел — доверительно рассказывал водитель.
Ира сочувственно улыбнулась и впервые за все время, пожалуй, отчетливо подумала о том, что все это время гнала от себя. О том, что нет у Витьки будущего. Жизни человеческой у него тоже не будет. Будет тягостное, жалкое выживание, тяжеленная работа впроголодь и впустую. И если она к нему вернется — то и у нее все будет плохо. Как ни корячились на зачистках — а жратвы на зиму не собрали, разве что вонючий вискас поможет протянуть ближайшую зиму. Свинки — хорошее подспорье, только и их кормить нечем, не коровы они, травой сыты не будут.
Боеприпасов больше не стало, а продвигаться дальше по дорогам — будут поселки еще больше, зомби еще гуще. Там патронов не хватит точно. Значит еще одна-две деревушки — и все, придется дубинами работать. Или топорами. Витька толковал как-то, что по зиме зомбаки будут вялые, можно патроны экономить. Положим зимой можно будет дубинами — топорами махать, ладно, хотя в избах с низкими потолками топором не размахнешься толком. А дальше что? А дальше — медленное угасание. И держится все на Витьке и на ней, Ирке. Вот сейчас она уехала — Витек дерьма ковшом хлебнет, Вера ему не помощь. И ведь не переубедишь балбеса, он все время любил повторять фразу какого-то напыщенного итальянца: 'Лучше быть первым в деревне, чем вторым в Риме!' То-то этот тальянец не остался председателем колхоза в деревне, а дернул в императоры. Ирину не раз тянуло ляпнуть это в ответ на древнюю цитату, но сдерживалась, знала, что партнер обидится не на шутку…
— А я еще такой дурень был, что сначала уладил все по контрактам на круизы, все подписал. И пошел еще — представляете, какой идиот — все-таки коллегу проверить. Я же подумал, что он просто не в себе, напился сильно, бывало такое у наших, думал проспится и все будет в полном порядке. А он из одеяла сумел выпутаться — а может его горничная выпустила и опять на меня попер. Вот тут я и испугался — вчера-то не разгядел в сумерках, что да как, а тут на свету — вот и глянул, а потом еще и пульс… А внизу тоже шум — с визгом. И ни одного таксиста! Я звоню домой — жена криком кричит, дескать в Москве что-то ужасное творится, страшно ей за детей. Ну, представляете мое положение?
Ирка заела сладкое вино бутербродиком и кивнула, думая о том времени, когда ее папка еще был нормальным крепким, веселым мужиком и часто по осени притаскивал 'с рыбалки' гусей и уток. Те перед отлетом жрали в три горла, готовясь к тяжелому пути и накапливали в печени жир — как верблюд в горбе. И не знала она, что ест эту самую фуа-гру… тут правда вкус немного другой, навалено специй как из мешка, но основа-то та же…
— Я очень расстроился! Представляете — машину угнал! Увидел стоящую таратайку с водителем, подошел, спрашиваю его — а он возится и скулит. И глаза эти, как у коллеги! Как на меня нашло — я дверь открыл, выпустил его. Он — за мной. А я вокруг машины оббежал — и перед носом его дверь захлопнул. Они же медленные, пока не поедят. Ключи в замке были, двигатель работал, рванул с песнями.
— И проскочили? — спросила Ирина, чтоб все-таки поддерживать беседу не только многозначительными взглядами, улыбками и кивками.
— Километров пятнадцать! А потом бензин кончился. Видимо датчик в машине был неисправный. Я пока разобрался — чуть с ума не сошел. Стоит на половине бака индикатор и все тут. Однако, я немного одумался. Не дело так опрокидью кидаться — я же в гостинице все свое добро оставил. При себе только ай-под, да бумажник. Пока шел обратно — думал, что дальше делать.
— Ну и как по-твоему дело провернется? — спрашиваю я Енота.
— Не берусь судить.
— Но ты же опытный человек?
— Да понимаешь, тут начинается малознакомая мне местность. Диверсионные действия — это не психология и коллективное бессознательное или там еще какой фрейдизм. Совсем иное. Арифметика и физкультура. И иногда алгебра. Загорцев так давно написал и совершенно прав в этом. По канонам невозможно вписать в прогноз акции разумного морфа и его бестию. Это все равно, как если бы мы применили боевого африканского слона и отделение медведей на велосипедах. Сработает блондинка как предполагается — нам и чесаться не понадобится. Пойдет нас драть — вообще все к черту. Так что не знаю. Ты запомни — твое дело — чуть что стало подозрительным — подай ключевое слово, мы твоим питомцам вынесем мозги в момент.
— Какое ключевое слово? — растерянно спрашиваю я.
— Такое, что нейтрально для окружающих, а для нужных людей имеет силу приказа. 'Момент истины' — читал?
— Читал, еще в детстве.
— Тогда сам должен помнить. Сказал человек вроде нейтральное 'не могу понять', а для сотрудников это означает 'внимание!', а совсем мирное 'будьте любезны' — вообще приказ 'к бою!' Вот ты и придумай коротенькое нейтральное слово, не слишком употребляемое, да еще и постарайся, чтоб не забыть его по ходу дела. Понятно?
Поделиться книгой: